4:38 p.m.

8 глава

Райану не очень хотелось идти в шумную компанию, но хотя бы просто появиться там было надо. Ради дружбы с Троем. Да и просто, чтобы убедиться, что все шло нормально. Чтобы отвлечь свои мысли хотя бы на пару часов от проблем с деревнями и причудами шишек из посольства.

Райан шел вдоль рядов палаток и с каждым шагом гул становился все отчетливее для слуха. Вскоре он увидел большую компанию людей, в центре которой находились Трой и Котяра, которые позировали для снимка.

Не заметить, что имениннику приятно такое внимание и атмосфера, было нельзя. Райан посмотрел на глупую корону, на улыбку Троя и почувствовал что-то тоскливое.

Его давно не радовали праздники. Даже не столь важно о котором из них шла речь: его день рождения, Рождество или день Благодарения. Единственное, что еще находило отклик в сердце – это дни рождения детей, но их редко получалось отметить день в день.

Все остальные празднования проходили с осадком отчужденности. Райан поддерживал разговоры, ел, пил, осматривался, но больше из простого понимания, что так надо. Надо похвалить еду хозяйки. Надо задать несколько вопросов о делах собеседника. Надо улыбнуться для фотографии. Надо вообще подчеркивать свое непринужденное настроение.

Как показывал опыт, люди начинали смотреть на него с легким беспокойством, если он выглядел слишком угрюмым. Расстроенным. Или просто задумывался о чем-то своем.

Друзья, знакомые знали его историю.

Но не все из них еще поняли, как вести себя с ним. Что делать с тем, что они начинали чувствовать.

Как правило, большинству было просто некомфортно. От чего-то на бессознательном уровне. От чего-то, что внушало им тревогу и опасение. От чего-то, что давило на их нервную систему.

Одни люди спрашивали про службу слишком много.

Другие начинали шутливо благодарить за нее, а потом серьезнее добавляли, что это действительно очень круто.

Третьи просто избегали его, удостоив лишь краткой вежливой беседой ни о чем.

Райан принимал любую реакцию, просто привыкнув, что его деятельность заставляла людей ощущать растерянность. Они не знали, стоило ли что-то спрашивать, если его вид вызывал беспокойство. Не знали, готовы ли были услышать то, что могли. Не знали, что более вежливо – затронуть тему его службы или промолчать.

Война в Афганистане, других подобных местах, была чем-то, о чем они знали, но чем-то очень далеким. О чем они и не хотели знать больше того, что говорили по телевизору. Но о чем невольно начинали задумываться, смотря на него. От чего вдруг чувствовали все: начиная с вины, что не уделили должное внимание человеку, сражавшегося за их безопасность, и заканчивая просто страхом того, что не знали, в порядке ли все с психикой человека перед ними, который вернулся из места, где убивал.

После засады в Ираке, в которой он потерял половину своих людей, на него смотрели как на героя, потому что в потерях была только половина, хотя погибших могло быть больше. Награждение. Пафосные слова. Камеры. Фарс, которому он ждал окончание, не зная, что это еще не самое неприятное.

Райан помнил, как сидел в небольшом кафе своей еще жены.

Спокойный район Бруклина.

Соседи и местные, на которых в основном и держался бизнес их семейного заведения.

Он просто ужинал с женой и детьми, но постоянно замечал на себе взгляды персонала, знакомых.

Миранда смотрела на него с явной гордостью, больше зная об операции со слов услышанных на награждении, чем с его.

Дети с восторгом и обожанием, понимая, что отец совершил что-то важное, раз их парадно нарядили, о нем писали газеты, а на его форму повесили звезду.

Случайные взгляды чувствовались на интуитивном уровне. Райан резал стейк, которого не было в меню, но повар изъявил желание приготовить его специально для этого ужина, слушал голос Миранды, но в какой-то момент понял, что до него не доходил смысл ее слов.

Минута.

Вторая.

Тишина.

До слуха лишь доходил голос сына – Адама, который звал его. Миранда молчала. Райан понял, что вместо музыки, голосов, до того, как он вычленил обращение сына, ему снова слышались взрывы РПГ, виделись разрушающиеся здания, готовые рухнуть в любой момент, и подорванные тела. Некоторое время он просто смотрел на семью, словно пытался понять, война ли вторглась на праздничный ужин, или воспоминание о праздничном ужине ворвалось в войну. Все это время в правой руке он со всей силы сжимал нож.

Все уже смотрели на них, когда Райан отбросил нож, сделав это слишком громко.

Беспокойство.

Жалость.

Интерес.

Райан ощутил на себе внимание со всех сторон и понял, что просто захотел исчезнуть. Захотел уйти. Но это бы только дало еще больше поводов для разговоров.

Поэтому он улыбнулся.

Поэтому глупо пошутил про нерасторопность.

Поэтому снова начал резать стейк, пытаясь не делать это слишком агрессивно.

Вот только Миранду этим спектаклем уже было не обмануть…

Праздники на базе сносить проще. Военные уходили в иллюзии и на вечер забывали о месте, в котором находились, отдаваясь столь редкому моменту. Веселились. Немного выпивали. Делали глупые штуки вроде бумажной короны. Райан понимал. Но на него и эта попытка бегства уже давно не действовала. После той самой командировки в Ирак на него перестало многое действовать. Словно большая часть его желания жить в полном смысле этого слова тоже осталась где-то там.

Но на базах не было взглядов.

Не было неловких пауз.

И от этого становилось хоть немного лучше.

Райан пытался получить от вечера хоть что-то. Подышать воздухом, пообщаться в более неформальной обстановке, чем казармы, стадионы или кабинет. Но мозг все равно не расслаблялся, не позволял, не давал такую команду и телу. И заполыхал еще больше, когда увидел, что старший капрал Монтгомери опять разговаривал с Делией Ричардс.

Мешать им снова – казалось лишним.

Оставалось лишь уповать на сознательность Монтгомери, но мысль тоже не успокаивала.

Райан понял, что смотрел слишком долго, лишь встретившись с Делией взглядами. Пусть они и находились далеко друг от друга, он снова почувствовал это вязкое напряжение, словно находился в болоте, засасывающем его ботинки. Где он топтался на месте, но не шел вперед. Где уже чувствовал напряжение от своих действий, хоть и понимал, что не делал ничего, что должно было этому напряжению поспособствовать.

Делия смотрела на него. Он на нее.

По тому, как Монтгомери наклонился к ней, что-то говоря, Райан понял, что Делия потеряла и нить разговора.

– Белфи, ты чего такой серьезный? Можно и расслабиться немного, обещаю, что я никому не скажу.

Райан услышал голос Троя и кивнул ему в сторону Монтгомери и Делии, которые продолжали говорить.

– Не нравится мне это. Монтгомери любит языком чесать. Ляпнет что-то, потом проблем не оберемся. Да и вообще… ходок.

Трой лениво глянул в указанную сторону, а потом пожал плечами.

– Да не думаю, что Монти может ляпнуть что-то такое, – спокойно ответил Трой. – Что-то мне подсказывает –  ему просто нравится говорить с хорошенькой девушкой. И языком он чешет явно не в том направлении, за которое ты волнуешься. Может, надеется, что перепадет что-то. Парни обсуждают между делом, трахается ли она с журналистом, есть ли шансы покувыркаться с ней. Этого стоило ожидать. Тем более с кем-то с такой мордашкой. Не все же время потрахивать вдовушек у передачек ООН.

Райан перевел взгляд на друга, без охоты признавая, что что-то логичное в его словах было.

– Ходят еще?

– А то… – усмехнувшись, протянул Трой.

От ответа Троя захотелось завыть в голос. Факт, что солдаты ходили к пунктам гуманитарной помощи, давно стоял у него костью в горле. Помимо простых семей подобные пункты посещали афганские вдовы. Женщины после не самых приятных браков, разочарованные в своем боге, жизни и просто желающие сбежать от войны и ее последствий всеми возможными путями. Их часто подлавливают, когда ООН раздает гуманитарную помощь. Чтобы выручить деньги, они продают часть продуктов почти сразу же. И Райан прекрасно знал примерный расклад: покупаешь бутылку масла, приглашаешь куда-нибудь рядом, и дело сделано. Женщина приходила в парандже, уходила в парандже и не вызывала никаких подозрений рядом с центром гуманитарной помощи, куда приходила не одна. Ими пользовались как военные, так и местные.

В голове Райана крутились противоречивые мысли каждый раз, когда он начинал обдумывать это. До него долетали слухи, что и его люди пользовались услугами местных дам, но с поличным он никого не ловил. Да и где-то в глубине души понимал, что хоть взвод и надо держать в ежовых рукавицах, этот захват не должен был быть слишком удушающим.

Каждый раз, на каждой базе Райан пытался найти грань в командовании между соблюдением всех правил и позволением проявлять какую-то вольность, которая бы не переходила грани разумного. Четкая дисциплина – это хорошо, правильно, но когда ты далеко от дома, когда вокруг тебя идет война, когда ты находишься преимущественно в мужском коллективе, то нервная система давала сбой.

И если поле боя, патрули – не терпели никаких подобных послаблений, то в жизни на базе Райан был готов их позволить, не забывая о простой истине: чем больше ты позволяешь, тем наглее становились и люди. Главное – этот момент не упустить.

Слова Делии о смертях военных, нарушавших шариат, как назло всплыли в памяти.

Да и сам Райан знал случаи, когда мужчины совершали убийства чести, не беспокоясь о том факте, что речь об иностранных военных.

Знал даже случаи, когда этих женщин убивали сами военные, чтобы тех не казнили собственные семьи.

И в такие моменты Райану было тошно и от первых, и от вторых.

– Я пойду.

– Уже?

Райан понял, что произнес резковато, но и дальше оставаться на празднике не хотелось. Смеющиеся люди, запах пива, смех где-то в отдалении – стали действовать на нервы. Все происходящее казалось насмешкой над их жизнью. Райан взглянул на небо над стеной и колючей проволокой. Воображение дорисовало воздушные атаки, которые не были чем-то невозможным. Особенно учитывая тот факт, что на их базе пленные.

Фантомный взрыв ударил по барабанным перепонкам так реалистично, что Райан лишь через пару секунд осознал, что это все в его голове, а падать на землю или искать укрытие необязательно.

– Да. Может, засну. Не засиживайтесь. Завтра патруль, – быстро ответил Райан, хоть и сомневался, что ему удастся поспать.

– Все будет в лучшем виде. Не переживай. Спокойной ночи.

– С днем рождения тебя.

– Спасибо.

Райан направился в сторону казармы, но вдруг услышал за спиной чьи-то быстрые шаги, похожие на бег. Обернувшись, он признал Делию, и неохотно остановился. Она сбавила скорость, но продолжила стремительно к нему приближаться.

– Можем поговорить, капитан Белфи?

Райан уловил в ее голосе тень недовольства и понял, что разговор ему скорее всего не понравится. Но возражать не стал, понимая, что тема беседы не понравится ему в любом настроении, месте и времени суток.

– Райан. В неформальных обстоятельствах, – сухо поправил он.

– Хорошо. Я… хотела обсудить нашу ситуацию. – Голос Делии прозвучал спокойнее и увереннее. Почти деловито. От такой официозности в нем захотелось ухмыльнуться, прокомментировать, что тут не место для переговоров подобным тоном, но Райан не стал.

– Слушаю.

– В общем… – протянула Делия, Райану подумалось, что она немного растеряла свой запал, пока догоняла его. Или, может, пыталась его усмирить, чтобы не выбиться из деловой тональности. – В общем, я хотела прояснить нашу ситуацию и сказать, что не знала, что отец что-то такое предпринял. Не стала бы так обременять собой кого-то. Я просто хочу работать без особого отношения.

В голосе появились и нотки вины. Райан усмехнулся, внимательнее посмотрел на Делию и поймал себя на мысли, что смотрел на нее так, словно видел впервые. Молодая женщина, которую что-то привело сюда, которая, учитывая ее возможности, могла бы быть где угодно, но почему-то оказалась здесь, закаленная, судя по достойно проведенному патрулю, желающая обсуждать проблемы. Вопрос, что она забыла в Афганистане, уже был на языке, но заговорил Райан о другом:

– Знаешь, скажу тебе честно, меня эта ситуация бесит. Но еще больше меня бесит, что у меня тоже есть дети, и я понимаю это. Есть дочь. И если бы ее носило по местам, где белую незамужнюю западную женщину по умолчанию считают шлюхой, будь у меня власть – я бы к ней весь полк приставил.

Скрывать очевидное – смысла нет. Райан сосредоточился на выражении лица Делии, ожидая реакцию, и увидел тень облегчения.

– Спасибо. – Ее интонация спокойная, даже искренне благодарная. Наверное следовало на этом прекратить диалог, но итог Райану не нравился. Не может быть все так просто для нее.

– Не благодари, – резко отрезал он, продолжая наблюдать за изменениями в выражении лица. – Это не значит, что я готов принимать тебя тут с распростертыми объятиями. Это значит, что я принимаю тебя как и все в этой сраной стране. Как смерти, бомбы, трупы, нападения. Неприятно, но уже произошло, значит, с этим надо как-то жить. Но имей в виду, что дашь мне хоть небольшой повод вышвырнуть тебя с базы, я его использую. И ни майор, ни вонь в прессе о нарушении свободы слова, ни твой папаша тебе не помогут.

Делия моментально изменилась в лице. Райану даже показалось, что со столь серьезным выражением она стала выглядеть старше своих лет. Их разделял всего лишь ярд, и Райан чувствовал ментоловый запах. Делия смотрела ему в глаза так, что у него складывалось впечатление, что за него зацепились острыми крюками, но все что оставалось – не отступать в этой игре в гляделки.

– Так такой интерес сейчас на празднике был вызван только этим? Ожиданием ошибок?

Райану вдруг показалось, что Делия сейчас видела его насквозь. Все мысли, переживания о болтливости сослуживцев, обеспокоенность сокрытием тех фактов, о которых не нужно знать прессе.

Накрыло ощущением, что он на минном поле, где каждый шаг может стать последним. Где скажи он хоть одно необдуманное слово – там начнут копать.

– Просто не могу понять, что ты забыла в этой жопе мира. – Даже голос стал немного тише, резче. Райану казалось, что, как скорпион, он выпустил яд при нападении. Лучшая защита – нападение. Не знаешь, что ожидать от врага – соверши атаку, чтобы он теперь думал об обороне.

– Ты тоже здесь, – спокойно парировала Делия

– Да, но у меня нет тех связей и возможностей, которые есть у тебя.

Делия хмыкнула как-то странно. Словно ей стало и смешно, и грустно от собственных мыслей. И смотря на нее сейчас, Райан впервые задумался, а кто собственно этот человек, который так вмешался в течение его размеренной жизни. Можно узнать ли о нем что-то кроме расплывчатого портрета, который дал майор.

Делия сделала небольшой шаг вперед, сократив расстояние между ними вдвое. Райан оставался на месте, внимательно смотря на нее. И хоть здравым смыслом он понимал, что физического нападения ждать от нее не стоило, инстинкты обострились, сделав ее центром внимания.

– Знаешь, Райан, – тише заговорила Делия, почти доверительно. – Часто для того, чтобы получить ответ, нужно просто вежливо спросить. Без агрессии. И не напоминая об убитых друзьях и коллегах. Так люди охотнее отвечают.

Делия говорила спокойно, подчеркнуто вежливо. Райану подумалось, что это отголосок ее жизни при посольстве, когда на место ставят словами, а не силой. Когда унижают так, что если разобрать фразу по словам, то придраться будет не к чему, а неприятный осадок все равно оставался.

Она сказала лишь пару пространственных предложений, а он почувствовал себя дикарем, который не умеет общаться с людьми и не додумался, что все можно было сделать так просто.

– Доброй ночи, капитан.

Райан понял, что так ничего и не ответил, лишь услышав пожелание к хорошему сну. Делия направилась вперед, пройдя от его плеча буквально в паре дюймов. Напряжение, сковавшее тело, ударило в полную силу. Райан чувствовал себя так, словно его засасывали зыбучие пески, а он медленно уходил под них, понимая, что чем больше он сейчас будет рыпаться, тем быстрее погрязнет. Чем больше он будет сейчас говорить – тем в еще более глубокой яме окажется.

И узнать больше о Делии Ричардс и ее семье лишним точно не станет.

9 глава

Делия устала от попыток наладить контакт так сильно, что захотелось закричать в пустоту. Она бы именно так и поступила, если бы не находилась на военной базе, где на любой подобный душевный порыв может подняться тревога.

Военные в горячих точках не кричат лишь потому, что их собеседник глух и слеп ко всем попыткам вывести их отношения в мирное русло.

Военные не кричат лишь потому, что их раздражают собственные чувства.

Они находились в месте, где подобное теряло важность, просто стиралось под тяжестью событий настоящего.

И привлекать к себе внимание таким образом – лишнее нежелательное напоминание о себе в стенах военной базы. Еще и показывающее профнепригодность. Годы съемок подобных мест в сопровождении мужчин, и не столь важно связаны они с армией или журналистикой, показали одно – ее хорошую работу примут как должное, а ошибки или проявления слабости запомнят надолго.

И хоть это здравое осознание сформировалось так давно, что никакие конфликты или провокации не могли его заглушить, Делия все еще думала о том, что могла понять и реакцию Райана. И от этого желание закричать в голос возрастало в разы.

– Вот ты где. Думал, что спать уже ушла.

Делия не сразу поняла, что обращались к ней. Лишь когда Эван подошел достаточно близко, она обернулась, поправив сумку с камерой на плече.

– Да… я тут.

– Я вижу, – усмехнулся Эван. – Сорвалась с места и пропала чуть ли не на полчаса.

– Устала… от… шума…

– Да уж, вояки эти – ребята шумные, – согласился Эван. – Узнала что-то от капрала?

Делия стала собирать мысли, отгоняя полыхающее негодование после разговора с Белфи. Было даже что-то удивительное в том, что он сумел так зацепить. До поездки в Коренгал она наивно полагала, что привыкла к прямолинейности и бестактности военных.

– Дел? – окликнул Эван.

Делия увидела, что он уже ушел вперед на несколько ярдов и стала нагонять.

– Я… нет. Он не сказал ничего конкретного. Лишь общие слова и то, что все деревни и люди у него уже на одно лицо.

– Стоило ожидать после вчерашнего. Думаю, Белфи одним приходом дал понять, что надо следить за языком. Но попытаться стоило, – спокойно отреагировал Эван. – Я связался с твоим переводчиком. Он согласен.

– Отлично, – ответила Делия. – Просто отлично.

Эван повернул голову к ней и внимательнее осмотрел. Делия продолжала идти, игнорируя его взгляд, поняв, что ее голос возможно звучал отстраненно, и радуясь тому, что уже видела заветную лестницу.

– Ты в порядке? – наконец спросил Эван. – Какая-то… взволнованная немного.

– Да, – сразу ответила Делия. – Мне просто надо поспать.

– Поспать это хорошо, но…

Эван многозначно приподнял брови, а затем указал головой в сторону от блиндажа, в который Делия уже планировала спуститься. Она начала всматриваться в сооружения, но так и не поняла, что вызвало у Эвана такой интерес.

– Пока тут все расслабились, не хочешь прогуляться до тюрьмы? У тебя и камера с собой.

– Думаешь, что для базы день рождения сержанта, как Рождество, и все забыли об арестованных?

Делия знала, что Эван так не думал, но не удержалась от саркастического вопроса. Мысли наконец вернулись в рабочее русло, отодвинув выяснение отношений с Белфи хотя бы на второй план.

– Злая ты, Ричардс, – нарочито обиженно пробурчал Эван и продолжил более серьезно: – Так что, сходим на разведку?

– Для этого мы и здесь, – уверенно ответила Делия, театрально разведя руками. – Веди.

Почувствовав рабочий азарт, она даже немного расслабилась. И хоть попытка явно обещала быть провальной, Эвану удалось раззадорить ее интерес. Даже если не получится собрать материал для работы, она хотя бы увидит условия, в которых содержали опасных представителей местного населения.

Делия шла за Эваном, сосредоточив взгляд исключительно на широкой спине впереди себя. Его бойкий шаг шел вразрез с ее слегка унылым, но притворяться бодрой не было ни сил, ни желания. Разговор с Белфи как будто бы опустошил ее снова. Тем более не хотелось притворяться рядом с Эваном, который смотрел на слабости с пониманием.

Делии стало казаться, что Райан действовал на нее, как война. С одной стороны, ее чувства настолько обострялись, что потом наступало опустошение, словно она прогорела до костей, и хотелось просто лечь и пролежать с закрытыми глазами некоторое время, чтобы восстановить ресурс. С другой – этого чувства не хотелось избегать. Его не хотелось ни на что променять. Пусть оставался осадок, пусть темы не всегда были приятны, а условия не щадили, желания послать все это и вернуться к спокойной гражданской жизни не возникало. Хотелось продолжить борьбу. И с обстоятельствами. И с самой собой, чтобы достойно пройти этот путь. И его осознание было по-своему приятно.

Сравнение Белфи с войной показалось Делии таким точным, что на недолгий миг это заняло все ее мысли. Афганистан в целом стал казаться похожим на него: спокойный и даже умиротворенный где-нибудь в живописных горах или около реки, но при этом таящий угрозу даже когда ты этого не ждешь, от чего в сознании все увереннее утверждается мысль, насколько первое впечатление обманчиво.

– Наши моджахеды38 и военные.

Эван произнес спокойно. В его интонации ясно читалось, что он просто констатировал факт, видя то, что и ожидал. Делия пригляделась в «вольер», как его назвал коллега, когда они впервые говорили об этом в центре связи, и признала, что лучшего слова для описания места не подобрать.

В голову Делии пришло несколько по-дружески саркастичных фраз, но она решила придержать их при себе. Ее больше заинтересовали сами афганцы. Мусульмане всегда считались гордецами, не прощающими унижения себе и своей семье. И после работы в мусульманских странах Делия сама в этом убедилась. Часть афганцев рьяно выступали против свободы женщин, не понимали тех немногих мужчин, которые своим женам и дочерям ее давали. Обычно они с осуждением насмехались над их современностью и образованностью. С издевкой отзывались об уме и том, что они были слепы в главном: их женщины оскорбляли свои честь и гордость, а они просто за этим наблюдали. И сильнее ненависти и непонимания в этом вопросе было лишь наказание тех, кто посягнет на нанг и намус39 их семьи. Один косой взгляд, неправильное слово, действие – и жди крови.

Взгляд Делии невольно приковывался к пленникам. Гордость их позы, расправленные плечи резко контрастировали с прутьями отсека и помятым внешним видом. Руки сами потянулись к фотокамере. Делии казалось, что это один из тех кадров, которые надо снять. Который передавал саму суть жителей Афганистана. Пусть их страна прошла через перевороты, годы войн, насилия и бедности, но народ оставался при своих ценностях. Ни веяние демократии, ни влияние и осуждение более цивилизованных стран не смогли прогнуть их под свою систему взглядов.

Людей можно было запереть как животных, но они явно знали за что боролись. И продолжали делать это с гордо поднятой головой.

Чутье Делии кричало, что этот кадр терять нельзя. Она взглянула на военных, огляделась по сторонам, а потом посмотрела на Эвана, который уже явно понимал – она что-то задумала. Находясь в ярдах пятнадцати от камер, можно было сделать снимок. Вся сложность состояла лишь в одном – их уже заметили. Да и рядом не было мест, чтобы укрыться. Вся территория перед отсеком проглядывалась слишком хорошо.

– Отойди немного вперед и в сторону.

Эван послушался беспрекословно, не задал ни единого вопроса. Делия стала отходить назад, радуясь, что друг так хорошо понимал ситуацию. Быстрыми движениями она достала камеру и поднесла ее к лицу.

Здравый смысл снова дал о себе знать. Пусть Белфи и дал разрешение делать съемку – вряд ли ему понравится подобная ситуация. Но она все равно сделала несколько снимков, чтобы в кадр попали военные и тюремные камеры.

Когда вспышка и щелчки привлекли внимание солдат, Делия быстрее направила камеру на Эвана, краем глаза замечая, что те стали переговариваться более оживленно. Она быстро перестроила объектив, начав вращать фокусировочное колесо, чтобы придать снимкам эффект боке40, и продолжила съемку Эвана, который лучезарно улыбнулся.