Я, Наполеон: Создатель новой реальности

– Какая глупость! Дать крестьянам свободу и право на участие в управлении? Это бы означало конец государства! – вмешался в разговор производитель железа граф Палицын, сидевший неподалёку. – Только дворянство способно защитить страну от иноземного неприятеля и вести хозяйство, обеспечивая экономику страны. Крестьяне не умеют ни читать, ни писать, они не разбираются в деньгах. Они грязные и, ко всему прочему, суеверные. Иногда я задумываюсь, да люди ли они вообще?

– Позвольте господину Тейлору ответить, – вежливо сказал граф Шереметьев, показав англичанину, что слово за ним.

– Мы уже близки к принятию такого закона, но, как и везде, в нашей стране на это нужно время. Даже в нашей стране есть те, кто еще противится идее о свободе и равенстве всех граждан перед законом. Однако с каждым годом становится всё больше тех, кто понимает, что свобода и право самому решать свою судьбу – это право каждого человека. Ограничение свободы и эксплуатация людей ради собственного комфорта противоречат воле Божьей. Принуждать людей к работе, которую они не хотят выполнять, и не вознаграждать их должным образом есть грех.

– Я думал, что вы, как человек с Запада, не верите в Бога. А между тем, его имя постоянно у вас на устах, – заметил князь Столнов.

– Я не верю в Бога, который становится предметом торговли, как и в тех, кто его продаёт. Но я верю в высшую силу, которую можно называть Богом или как угодно иначе, которая учитывает наши поступки, за которые мы однажды будем вознаграждены или понесём наказание.

За столом на мгновение повисла тишина. Гостям графа Шереметьева были чужды рассуждения англичанина о правах их крестьян, но ещё больше – его взгляды на Бога. Тишину прервала императрица, пока слуги ставили на стол жареных в меду кукушек, печень камбалы и устрицы.

– Мне нравится слушать ваши размышления, господин Тейлор, – обратилась она к англичанину. – С нетерпением также жду возможности прочесть ваши труды. Но вы пишете на бумаге, которая, как известно, все стерпит. Я же пишу на человеческой коже, которая весьма чувствительна и ранима.

В начале своего правления Екатерина Вторая была полна решимости улучшить положение крестьян. Однако после восстания казаков более десяти лет назад она стала осторожнее в этом вопросе. Она поняла, что удерживать трон в своих руках, все равно, что пытаться не упустить выскальзывающую из рук рыбу: чтобы оставаться на престоле, необходимо заручиться поддержкой дворянства. Многие считали её власть незаконной, к тому же, постоянно появлялись новые претенденты на престол. Поэтому ежегодно из казны в карманы дворянства перетекали миллионы рублей в виде денег, земель и подаренных душ крепостных. Так она покупала лояльность и любовь дворянства, которая очень дорого обходилась государству.

– Дворянство обладает естественным правом на управление, – сказала она. – Это право дано нам Богом. Дворяне по природе более пригодны к осуществлению управления, поскольку мы обладаем необходимым опытом и интуицией. Присутствующие согласно закивали.

– Бог знает, что люди нуждаются в моём руководстве, чтобы исполнять предназначение, ради которого они рождены, – твёрдо продолжила она. – Каждому правителю важно, чтобы его страна процветала, а люди жили в изобилии. Поэтому я всегда готова выслушать предложения по улучшению нашего хозяйства, особенно если они касаются крестьян.

Граф Палицын, словно специально ждал этого момента, поспешно предложил:

– Дворянство полагает, что указ о запрете продажи крестьян на аукционах должен быть отменён.

Все снова оживленно закивали, зная существо вопроса. Закон о публичной торговле крестьянами, изданный императрицей почти два десятилетия назад, запрещал их продажу на аукционах. Хотя на практике его не соблюдали, и продажа крестьян беспрепятственно шла все эти годы, сейчас присутствующим показалось подходящим воспользоваться моментом, чтобы окончательно снять это ограничение. Два года назад императрица даровала дворянству дополнительные права и привилегии. Однако этот закон о запрете продажи крестьян на аукционах отменён не был.

– Этот закон ограничивает развитие нашего хозяйства,– продолжал граф. – Не вижу разницы между продажей скота и продажей крепостного.

– Дворянство старается работать на благо государства и Её Величества. Поэтому нам нужны свободные руки в нашем труде. Именно дворянство управляет хозяйством. Поэтому мы нуждаемся в поддержке Вашего Величества, – добавил князь Столнов.

– Господа, вы имеете мою полную поддержку, – сказала императрица. – Ещё недавно и вы спали на деревянных лавках вместе с курами и пили водку. Теперь вы спите на кроватях из чёрного дерева и пьёте французское шампанское. Крестьяне не умеют управлять страной, и от них требуется послушание своему хозяину. Тем не менее, они всё же люди, посему мне кажется весьма неприличным, что крестьян продают на аукционах с молотка, как при продаже скота.

Тут взгляды гостей устремились на только что поданную красиво запечённую со свежим инжиром и ананасами птицу. Блюда не прекращали поступать на стол уже три часа, и, казалось, этому не будет конца.

– Шампанское, которое вы пьёте, прибыло прямиком из Франции, – похвастался граф Шереметьев, желая перевести разговор на более лёгкую тему. – Как продвигается новое либретто, Ваше Величество? Мы с нетерпением его ждём, – спросил он.

Императрица улыбнулась, довольная вопросом графа. Она с удовольствием занималась написанием эссе, басен, рассказов и либретто для опер. Особенно она увлекалась сатирами, в которых высмеивала человеческие слабости и недостатки. Сцену она использовала для распространения своих политических взглядов и влияния на общество.

– Первые строки уже написаны. Слова, льющиеся на бумагу, порадуют как ум, так и сердце. А как вам, господа, понравился вчерашний спектакль "Нанина"?» – обратилась она к присутствующим.

Императрица была большой любительницей театра и часто устраивала спектакли и оперы в Эрмитаже. Каждый год она отбирала среди своих подданных несколько сотен талантливых людей и обучала их актёрскому мастерству, пению, игре на музыкальных инструментах. Преподаватели приезжали из Италии, Франции и Пруссии. В Зимнем дворце часто ставились представления на французском и итальянском языках. Спектакли с роскошными декорациями и костюмами были настоящим зрелищем, производя впечатление даже на старых, видавших виды, придворных.

– Спектакль вновь подчеркнул гений Вашего Величества, – сказал князь, и все согласно закивали.

– Вольтер был моим добрым другом. Его стиль так ясен и прост, что его поймёт каждый ребёнок, – сказала императрица.

В пьеса Вольтера "Нанина" рассказывалось о дворянине, влюбившемся в девушку низкого происхождения. Социальные нормы не позволяли ему вступить в этот союз. Но в конце он все же выбрал любовь.

Третья глава

ФРАНЦИЯ 1789

***

Солдаты из казармы в Осоне занимались чисткой своего оружия, когда вдруг раздался крик молодого артиллериста.

«Свобода! Братство! Единство!» – кричал он, бегая взад и вперёд по комнате и размахивая над головой пачкой газет.

Солдаты побросали ружья, повскакивали со своих мест и, обступив артиллериста, тянули к нему руки: каждый хотел получить свой экземпляр. Наполеон пробрался сквозь толпу и выхватил одну из газет. Он взглянул на первую страницу, на которой крупными буквами был напечатан заголовок: «Национальное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина».

Наполеон на мгновение застыл, снова посмотрел на заголовок, как будто хотел убедиться, что прочитал правильно, а затем с нетерпением принялся читать:

«Представители французского народа, собравшиеся на заседании Национального учредительного собрания, принимая во внимание, что неведение, забвение и презрение к правам человека являются единственными причинами общественных бедствий и коррупции правительств, постановили торжественно провозгласить естественные, неотчуждаемые и священные права человека, чтобы эта декларация всегда напоминала гражданам об их правах и обязанностях, способствовала уважению актов законодательства и исполнительной власти, чтобы жалобы граждан отныне основывались на простых и неоспоримых принципах, всегда направленных на сохранение конституции и на счастье всех людей».

– Свершилось! – воскликнул он.

Его возглас влился в общий шум голосов, наполнивший помещение – все с восторгом читали и радостно повторяли прочитанное. Наполеон тоже не мог скрыть своих восторженных чувств. Два месяца назад в казарму, где был расквартирован его полк, начали поступать вести о том, что представители народа захватили власть в Париже. Новости были удивительными, в них было невозможно поверить. Поэтому месяц назад Наполеон подал прошение об отпуске и отправился в Париж, чтобы своими глазами увидеть, начались ли перемены, которые могли бы приблизить его мечту о свободе и независимости Корсики.

После нескольких дней езды в душной и тесной карете он прибыл в столицу. Городской шум тут же заставил его сбросить дремоту. Наполеон выглянул в окно кареты и сразу заметил, как изменился город. Некоторые дома были разрушены или сожжены, удушающий дым пожаров поднимался к небу, собираясь в нависавшее над городом черное облако. На дверях и окнах домов висели лозунги: «Да здравствует народ!» Люди останавливались перед развешенными всюду листовками и плакатами, смеялись и радостно обнимались. Причем, это были уже не те люди, которых Наполеон запомнил по прошлому своему приезду в Париж. Люди, прежде неприметные, уверенно разгуливали по улицам, которые, казалось, стали теперь принадлежать им по праву. Роскошные наряды, изысканные прически и кружевные веера сменились простой, местами порванной одеждой, грязными волосами и ножами за поясом. В воздухе чувствовалось волнение, предвкушение и неопределенность.

Наполеон остановился в небольшом отеле на улице Фур-Сен-Оноре. Быстро освежившись после дороги, он сбежал по узкой лестнице и оказался на улице, где сразу погрузился в поток людей, который понес его по городу. Сделав несколько шагов, он почувствовал, что город стал ему ближе и роднее, чем прежде. Люди, окружавшие его со всех сторон, выглядели счастливыми, веселыми и гордыми. Прежде молчаливые и угрюмые, эти люди теперь радостно приветствовали его, хотя и не знали. Наполеон отвечал на приветствия, направляясь к улице Сен-Антуан. Его внимание привлекли проходившие мимо люди с камнями в руках. Посмотрев в конец улицы, туда, где раньше стояла крепость Бастилия, Наполеон увидел лишь поднимающийся дым, и услышал звук ударов сотен молотков. Охваченный любопытством, он ускорил шаги. Он знал, что месяц назад парижане штурмовали крепость, поэтому ему не терпелось убедиться в этом самому.

Когда он достиг конца улицы, он увидел нечто подобное огромной стоительной площадке. Наполеон был поражен. Могучая средневековая крепость с восемью каменными башнями, веками возвышавшаяся над городом, превратилась в руины. Рабочие сновали повсюду, убирая камень за камнем. Крепость исчезала на его глазах. Люди разбирали каменные стены ее камер на сувениры, унося их с собой в разные уголки страны. В прошлом году в стране начался страшный голод из-за неурожая и суровой зимы, но король с министрами не смогли обеспечить их провизией, так как государственная казна была пуста. Несмотря на сокращение расходов на бюрократию, двор и армию, банкротства государства избежать не удалось.

Наполеон как завороженный наблюдал за кипевшей перед ним работой, когда обратил внимание на мужчину, направлявшегося в его сторону. Мужчина нес камень – кусок крепостной стены – миниатюрный символ Бастилии. Его лицо сияло от радости, ясно показывая, что случившиеся перемены стали исполнением его сокровенной мечты. Наполеон остановил его.

– Что здесь произошло, месье? – спросил он.

Мужчина, довольный своим трофеем, остановился, оглядев Наполеона, и, как будто ища в нём союзника в своём воодушевлении: – О, это случилось! Бастилия, вечный символ королевского гнёта и деспотии, разрушена. Теперь эта крепость станет лишь воспоминанием. Люди разнесут эти камни по всей Франции, как символы свободы. Мы никому не позволим себя запугивать, даже королю!

Наполеон слушал с замиранием сердца. Бастилия – символ всесилия монархии, пала, а с ней, казалось, рушилась вся прежняя система. Сжимая в руках газету с Декларацией прав, он чувствовал, как его вера в грядущие перемены укрепляется с каждым словом этого документа. —Теперь всё будет по-другому. Мы больше не подданные, мы – граждане! – с гордостью говорил мужчина.

– Революция! – с энтузиазмом воскликнул мужчина и добавил: – Франция стала свободной страной, народ взял власть в свои руки! Здесь, именно на этом месте, всё и произошло, – обернулся он, указывая на крепость.

Наполеон регулярно читал газеты и следил за политическими событиями в стране. Он знал, что в мае король созвал в Версале Генеральные штаты, чтобы утвердить новые налоги. Он читал, что всё проходило в соответствии со столетней традицией собраний сословий. Король Людовик XVI Бурбон, облачённый в церемониальное платье и шляпу с крупным сверкающим бриллиантом, и его жена Мария-Антуанетта в серебристом платье с причёской, украшенной жемчугами, сидели с министрами под большим балдахином в конце зала. По сторонам сидели священнослужители в алых одеяниях и дворяне в тёмной одежде и шляпах с перьями, а перед ними – представители третьего сословия, предприниматели и юристы в чёрных костюмах. Зал был переполнен, в нём находилось около тысячи двухсот депутатов, половина из которых представляла третье сословие. Собрание началось. Король произнёс короткое вступительное слово, а затем, как было принято, передал слово министру. Тот представил проект введения новых налогов.

– Король снова хотел нас обмануть, но в этот раз у него не получилось! – с воодушевлением рассказывал мужчина.

– Я слышал, что король проигнорировал требования третьего сословия уже в начале заседания Генеральных штатов? – спросил Наполеон, желая проверить точность дошедших до него сведений.

Мужчина кивнул в подтверждение: —Третье сословие ещё на выборах потребовало введения большего количества своих представителей, по сравнению с первыми двумя сословиями, и голосовать по принципу 'один депутат – один голос'. Король согласился увеличить количество представителей, но, когда собрание началось, король, дворянство и духовенство настояли на голосовании по сословиям, как это всегда было принято. Увеличение числа представителей третьего сословия должно было иметь чисто символическое значение.

– При таком голосовании третье сословие снова не имело бы никакой силы в принятии решений. Ранее уже не раз бывало, что первые два сословия переголосовывали третье, – сказал Наполеон, заметив группу людей, выходящих из крепости.

Его собеседник снова кивнул, его глаза сверкали от возбуждения.

– Точно! Но на этот раз они не стали молчать. Представители третьего сословия объявили себя Национальным собранием, представляющим весь народ Франции. Они поклялись не расходиться, пока не примут Конституцию, которая будет защищать права каждого гражданина, а не только знати и духовенства. Мы больше не будем терпеть, что нами помыкают, как слугами! – воскликнул он, тоже посмотрев на группу, которая выходила из развалин Бастилии.

Наполеон задумчиво кивнул, вспоминая услышанное и прочитанное о растущем движении. Он следил за событиями издали, но видеть изменения своими глазами, ощутить дух свободы – это было совсем другое.

– Теперь король не сможет не считаться с народом, – продолжил мужчина, – ведь народ обрел свою силу и свою власть. Теперь мы – Франция!

Случайный собеседник объяснил Наполеону, что теперь руины тюрьмы станут лишь достопримечательностью для приезжих и продолжил:

– Спор по этому вопросу длился целый месяц. Так и не придя к согласию, депутаты третьего сословия объявили себя Национальным собранием. Это было справедливо, ведь они представляют девяносто шесть процентов французского народа! Народ должен иметь право на участие в управлении! Они поклялись не расходиться, пока не создадут конституцию, которую будет обязан признать и король.

Мужчина, положив тяжелый камень на землю, рассмеялся: – Жаль, что вас тут тогда не было! Весь Париж был на ногах. Все следили за событиями, дебаты ежедневно печатались в газетах, и бурно обсуждались по всему городу.

– За событиями в Париже следили во всех уголках страны, – ответил Наполеон. Даже крестьяне на селе начали подниматься.

– Здесь тоже некоторые депутаты из дворянства и духовенства присоединились к третьему сословию. Король был вынужден согласиться на создание новой организации с объединением всех трёх сословий. При этом он уволил всех прежних министров, но вызвал войска из приграничных гарнизонов, замышляя заговор против нас. Мы знали, что он намеревается атаковать Париж, и были вынуждены вооружиться. Мы ворвались в королевский арсенал и забрали оружие. Но порох хранился здесь, в Бастилии. Мы потребовали его выдачи. Во время переговоров мы прорвались во двор, но по нам открыли стрельбу. Под пулями полегла сотни наших товарищей. Затем прибыла национальная гвардия с пушками. Мы взорвали ворота и ворвались в крепость. Коменданту крепости пришлось сдаться.

Мужчина снова указал на развалины Бастилии и с жаром добавил: – Наши новые лидеры решили снести это место рабства и ужаса до основания. Он пожал Наполеону руку, поднял свой камень на плечо и крикнул на прощание: – Да здравствует свобода!

– Да здравствует свобода, – отозвался Наполеон. Мужчина ушел. Наполеон еще раз оглянулся на Бастилию и, слегка ослабив душивший его воротник, направился к Сене – на улице стояла страшная жара, но в небе уже начали собираться облака, предвещая долгожданную прохладу. Чем ближе он подходил к реке, тем отчетливее слышались вдалеке аплодисменты и восторженные крики. Казалось, что шум шел из парка у Сены. Любопытство ускорило его шаг. На небольшой площади в парке Наполеон увидел оратора, вокруг которого собралась толпа. Молодой человек его лет, судя по одежде, юрист, стоя на каменном постаменте, страстно что-то говорил слушателям. Наполеон подошел ближе, чтобы лучше слышать.

– Видя, как король и его министры нарушают данные ими обещания, видя их самоуправство и злоупотребления в пользу отдельных лиц, депутаты от третьего сословия требуют принятия Конституции, которая определила бы государственные структуры и полномочия правительства, – говорил он громко и решительно. Мужчины и женщины, собравшиеся вокруг него, с энтузиазмом кивали с одобрением.

– С принятием Конституции власть короля и власть высших классов будут ограничены. Таким образом, представители народа смогут участвовать в принятии решений в государстве!

Люди захлопали, и оратор продолжил немного громче, чтобы завершить свою мысль: – В результате этих изменений, мы обретем свободу от угнетения со стороны государства! Король должен будет советоваться по всем вопросам с Национальным собранием. Король не сможет принять ни одного закона, который не будет одобрен народом!

– Свобода! – закричал кто-то в толпе, и собравшиеся с ликованием зааплодировали, так, что эхо разнеслось по парку. Они будто передавали друг другу это слово – «свобода» и смеялись от восторга.

Оратор подождал, пока толпа успокоится, затем медленно и четко произнёс:

– Каждый человек обладает тремя естественными правами. Правом на жизнь! Правом на свободу! Правом на собственность! Все люди, и мужчины, и женщины, имеют право жить в безопасности, без угнетения и насилия над ними. Каждый гражданин имеет право на собственность и ее защиту от посягательств. Ответственностью и обязанностью нового правительства будет защита этих естественных прав!

Сотни рук со стиснутым кулаком поднялись вверх. – Правительство должно защищать наши права! – выкрикнул мужчина рядом с Наполеоном, и тот вместе с другими с энтузиазмом его поддержал.

– Так и есть, граждане! – продолжил оратор. – Властвовать сможет только тот, кто получит свою власть с согласия и в результате поддержки народа. Народ сможет сменить правительство, если оно его не будет устраивать или, если оно покусится на права и свободы своего народа. Правительство всегда должно действовать на благо людей! – заключил он и быстро схватился за ближайшую ограду, так как восторженная, напирающая толпа чуть не сбила его с трибуны. Наполеон впервые видел столько горящих душ, собравшихся в одном месте. Он тоже выкрикивал слова поддержки.

Оратор, размахивая руками, пытался успокоить толпу, и через несколько минут вновь получил возможность продолжать. Он заговорил уже более спокойным тоном:

– Что есть добро, спросите вы?

На мгновение он замер, затем, обведя толпу взглядом, сказал: – Добро всегда заключается в согласии. Это его суть. Оно есть вселенская справедливость и не зависит от людских договоренностей. Каждый стремится к добру, но часто не воплощает его. Человек вводит себя в заблуждение, а также его вводят в заблуждение другие. Поэтому каждому из нас нужна опора. Этой опорой будут правила, то есть законы. Законы будут написаны, чтобы мы знали, как действовать во благо всех людей, и какая кара ожидает за нарушение этих законов. Любой, кто не уважает общественное право, кто нарушает законы, становится мятежником и перестает быть гражданином своей родины. Законы отныне будут едины для всех. Законы не должны подстраиваться под политические и экономические интересы. Законодательство должно выражать общий интерес общества, общее благо.

Люди охотно кивали. Они не совсем понимали, о чем говорил юноша, но им казалось, что это все правильно.

– Законы будут приниматься депутатами. Однако депутаты не являются представителями народа, но лишь его уполномоченными. Каждый закон, который народ не утвердит не будет считаться действительным! В прошлом правители злоупотребляли властью. Но народ наконец объединился и показал, что с нас хватит алчности элиты, мы не хотим больше иметь дело с коррумпированными политиками, с нас достаточно торговых компаний, для которых на первом месте всегда будет только прибыль, а не люди! Если те, кто управляет государством, начнут ставить свои личные интересы выше интересов народа, они будут смещены! Нет ничего опаснее влияния частных интересов на общественные дела. Нет ничего опаснее коррупции. Если в государстве есть коррупция, то это государство прогнило до основания!

На этот раз по парку разнеслись свист и негодование. Люди переглядывались, переминаясь с ноги на ногу, прекрасно понимая, о чем идет речь. Воровство государственных денег стало настолько привычным делом, что вовлеченные в это чиновники даже не пытались этого скрыть. Под всеобщие возмущенные возгласы толпы оратор продолжил:

– В справедливо устроенном государстве общественные интересы будут стоять выше частных – как для лидеров, так и для граждан! У нас уже есть первые успехи. Собрание приняло указ, признающий равенство всех перед законом и при налогообложении.

– Да здравствует Национальное собрание! – воскликнул кто-то в толпе, и люди начали скандировать: «Да здравствует!»

Оратор подождал, пока последние крики собравшихся долетели до всего Парижа, а затем сказал: – Но впереди еще много работы, и на этом пути нас будут ожидать новые преграды. Преграды, которые будет ставить перед нами элита, которая хочет, чтобы мы оставались их рабами. Поэтому я призываю всех защищать свою свободу ценой собственной жизни! Если потребуется, беритесь за оружие и боритесь за свои права! Демократия выживет только, если мы будем способны ее защищать!

Мужчины и женщины с готовностью поддержали его, клянясь своей жизнью. Наполеон оглядел толпу, не отрывая взгляда от счастливых лиц. Наконец, каждый сможет управлять своей жизнью. Каждый человек будет рождаться свободным и сам станет себе хозяином, и никто не сможет подчинить его своей воле без его согласия. Люди будут вступать в общество добровольно и смогут его покинуть, если пожелают. Народ сам будет выбирать своих лидеров. Государство будет обеспечивать мир и порядок на основе законов, гарантирующих свободу. Все будут иметь крышу над головой и участок земли, чтобы выращивать еду. Справедливость не будет больше продаваться за деньги. Люди будут жить в изобилии, а сочувствие станет направлять их к заботе о согражданах.

– Мы будем бороться за демократию! – выкрикнул мужчина в толпе.

– Мы будем бороться за конституцию! – воскликнул Наполеон, добавив про себя: «Это надо было сделать раньше, почему мы так долго ждали?»

Наполеон всегда задавался вопросом, как миллионы людей столетиями подчинялись воле нескольких тысяч. Самому ему изменения общественной системы всегда казались не только необходимыми, но и вполне выполнимыми.

– Мы ждали, когда возникнет нестабильность и образуется достаточно большая масса людей, которая в решающий момент будет способна действовать сообща и в том направлении, которое большинству кажется правильным, – сказал мужчина рядом с ним. Наполеон обернулся. Мужчина лет шестидесяти смотрел на него, улыбаясь. Наполеон не сразу смог его оценить. Сначала ему показалось, что это бродяга. Одежда на нем была простая и с виду неряшливая. Длинные седые волосы были небрежно собраны в хвост, так что несколько прядей спадали на глаза. Но рубашка и штаны выглядели чистыми, а в его взгляде светился острый ум. Возможно, это один из тех философов, которых в городе полно, подумал он. Наполеон охотно пускался в обсуждение общественных тем, поэтому сразу отреагировал на слова старика.