Где моя реальность?

Глава третья

– Мам! У нас что, в аптеках яйца стали продавать?

Я устало опустилась на подранный кошкой пуфик, протянув дочери упаковку яиц:

– На. Знаешь, я где-то читала, что, если сварить яйца и еще теплыми покатать по носу, насморк пройдет на раз.

– Ну, мам, ты даешь! – захохотал сын, выехав в кресле-коляске из своей комнаты.

– Хватит ржать! Мам, ну какие яйца? А почему не подорожник? И бесплатно, и мороки меньше!

– Подорожник, вроде, при насморке не помогает, – растерянно пробормотала я.

В своей комнате надрывался от смеха Никита.

– Я же просила: купи мне спрей! У меня через два дня выступление. Как я петь буду, мама?

– Какое выступление? – удивилась я и осеклась, увидев злое лицо дочери. По тому, как затих в комнате Никита, я поняла, что сейчас будет скандал. Я очень хорошо знаю свою дочь.

Да, это еще одна моя семья. В ней у меня есть дочь, ученица одиннадцатого класса, и сын на два года младше. Никита – инвалид-колясочник, и как он стал таким, я совершенно не помню. Однако точно знаю, что врачи дают благоприятные прогнозы и обещают, что однажды он встанет на ноги. С мужем мы пока не в разводе, но отношения у нас ой какие непростые. Детей он любит и материально им помогает, исполняя их «хочу» в меру своих возможностей. Живу я с детьми в трехкомнатной квартире старой планировки, а еще у нас есть трехцветная красавица – кошка Лиска.

– Я же тебе говорила! Ты что, забыла?! Хотя я не удивлена. За одиннадцать лет ты ни разу не была на моих концертах! Я тебя не прошу приходить! Не ходила – и начинать не надо! Но ты шла мимо аптеки. Неужели тяжело зайти и купить спрей? – орала Ксюша.

– Не ори. Сейчас пойду и куплю. Прости, просто из головы вылетело! Про спрей! Я помню про выступление, правда! И приду. Пожалуйста, не кричи, – успокаивала я дочь, натягивая кроссовки.

– Купи мне аскорбинку! – крикнул вдогонку Ник.

Я выскочила за дверь и буквально сползла по ней.

Мне однозначно пора в психушку. Я ничего не понимаю! Как такое может быть вообще? Как только меня перебрасывает в другую семью, у меня тут же отключается интерес к предыдущей. Ну как, к примеру, я знаю, что где-то в Австралии живут кенгуру, но мне сей факт абсолютно безразличен. Вот и с семьями так же. Как же мне вернуться в мою прежнюю жизнь? А если там еще хуже, чем в этих? Ну, тогда уж остаться бы только в одной, а не мотаться туда-сюда, как не пойми что. Только вот в какой остаться-то?

– А где яйца? – встретил меня вопросом Ник.

Я, опустив руки, непонимающе смотрела на сына. У меня закружилась голова, стало трудно дышать.

– Мам, мам! Ты чего? Я же пошутил! – Ник никак не мог дотянуться до моего лица, чтобы вытереть слезы. Он гладил меня по руке.

– Ну и что тут? Спрей где? – Ксюша, сложив руки на груди, стояла на пороге своей комнаты и смотрела на нас.

– Да я вот неудачно пошутил.

– Не переживай. Отсутствие чувства юмора – это не твоя проблема. Надеюсь, эти слезы не из-за того, что пришлось потратиться на спрей? Мне, кстати, еще деньжат нужно: мы с девочками решили в кафешку сходить. Дашь? Или у отца попросить?

Ксюша вернула меня в жизнь.

– Во-первых, смени тон. Во-вторых, не часто ли вы ходите по кафе?

– Значит, у отца. Кто бы сомневался!

– Ксю, ну зачем ты так? – Никита старался заглянуть сестре в глаза.

– Не вмешивайся, – огрызнулась Ксюша.

– Почему ты стараешься казаться хуже, чем ты есть? Тебе не кажется, что ты задержалась в переходном возрасте?

– К твоему сведению, переходный возраст продлится у меня до восемнадцати лет.

– Ну, спасибо, что предупредила.

– Да пожалуйста!

Сделав реверанс, Ксения удалилась.

– Мам, не обращай внимания. Она боится, что сорвется выступление, вот и кидается на всех, как собака.

– Вот поэтому я больше люблю кошек, – пробормотала я. – Никита, вы ужинали?

– Да, но, если хочешь, я с тобой посижу. А когда начнешь пить чай с молоком, я уеду. Я ведь знаю, что ты любишь одна посидеть.

– Все-то ты знаешь! Голова – два уха! – я поцеловала сына в макушку, молча позволив ему побыть со мной до чайной церемонии.

Неприятный звонок застал меня за поеданием сосисок.

– Привет! Это я. Ты дома?

– Привет! Дома. А что?

– Я хотел поговорить насчет выходных. Может, съездим на пару дней куда-нибудь с детьми?

– Олег, ты нормальный? – дожевывая сосиску, спросила я. – Да мы с тобой и час не можем вместе находиться, чтобы не поцапаться!

– Ну, зато если мы заняты друг другом, то на цапанье, как ты говоришь, у нас просто не остается времени.

– Больше я на эти грабли не наступлю. У тебя все?

– А зря. Вообще-то ты на вопрос не ответила. Если не хочешь ехать, так и скажи. Я с детьми съезжу.

– Да пожалуйста! Все?

– Все. Пока.

Если Никита во время разговора тактично удалился с кухни, то Ксюша, мгновенно появившись, повисла прямо надо мной, сверля меня карими глазищами.

– Ты почему про деньги не спросила? – зашипела она, как только я положила трубку на стол.

– А должна была?

– Ну, вообще-то да. Или у тебя есть?

– У меня много что есть, да не про твою честь! Какое тебе кафе? У тебя сопли по колено. А если завтра у тебя температура подскочит, то ты и в школу не пойдешь!

– Я пойду в школу! Завтра важный факультатив, и я не хочу и не буду его пропускать!

– Вот чтобы завтра пойти в школу, выпей лекарства и ложись пораньше спать. И никакого телефона в постели!

– А деньги?

– Да, кстати, отец с вами хочет на выходных съездить куда-нибудь, – я намеренно проигнорировала вопрос дочери.

– Ты поедешь?

– Нет.

– О! Ну, я тогда с удовольствием, – Ксюша расплылась в улыбке, как Чеширский кот. – Хотя если опять в санаторий для динозавров, то я не поеду. От меня потом нафталином воняет, даже душ не спасает.

«Девочка моя, какая же ты у меня еще маленькая и глупенькая! Как ежик с растопыренными иголками».

– Вот так отцу и скажешь. Твое мнение очень важно для нас. Иди уже к себе в комнату!

– Зачем ты нас родила? Мы тебе постоянно мешаем!

– Не говори ерунды. Хочешь – оставайся! Чаю налить? Или поешь?

– Чаю. Со сгущенкой.

– Может, мед? Или малиновое варенье?

– Я терпеть не могу мед! Могла бы и знать это.

– Правда? А медовик уплетаешь за обе щеки.

– Да. Медовик люблю, а мед – нет. И ничего странного в этом не вижу. Ладно, давай варенье!

Как только Ксюша поудобнее устроилась в кресле, тут же от меня к ней переметнулась Лиска. Довольно хрюкнув – а что вы хотели при насморке-то? – Ксюша стала хлюпать чаем, поглаживая кошку и поглядывая на меня. А я задумалась…

Надо что-то делать. Надо это сумасшествие как-то останавливать. Еще бы знать, как! В медицине есть понятие «нулевой пациент», а у меня где-то остался нулевой день. И в этом дне произошло что-то, после чего меня стало швырять из семьи в семью. И на сегодня у меня нет ни одной зацепки. Хотя… есть одна, а точнее – одно! Письмо! Но ведь вещи со мной не перемещаются. А значит, письмо осталось в другой моей сумочке. Стоп… Когда я вытаскивала кошелек в аптеке, кажется, видела тот бело-голубой конверт…

У меня затряслись руки. Убедившись, что Ксюша занята чаем и кошкой, я быстро поставила кружку на стол.

– Ксю, я сейчас, на минутку.

Письмо было в моей здешней сумочке.

Значит, оно переместилось вместе со мной. Значит, нужно разбираться с письмом. Ну, то есть, наверное… Надо поговорить с Васькой.

Все это время я общаюсь с десятком человек, не более. И никто за это время не выдал себя, так сказать, ни словом, ни делом. Единственная, кто не вписывается в картину, – Вася. Я все про нее помню, и она не меняется, в отличие от остальных персонажей. Может, поэтому она мне и пишет? Мол, не бойся, я всегда рядом и, если что, спасу! От кого? Куда-то меня не туда понесло. Надо встретиться с подругой и в лоб спросить, что такое происходит и как вернуть меня в исходник. О, а если мне там не понравится?.. Одни вопросы. Но одно я знаю точно: надо встретиться с Васькой и поговорить!

Ксюша клевала носом, Лиска, свернувшись в клубок, пела ей колыбельную.

– Ксюнь, пойдем. Ляжешь нормально.

– Маам! Ты посидишь со мной? Ну я же выздоровлю, правда? – плаксиво полусонно мямлила Ксюша.

– И посижу, и выздоровеешь. И все это чистая правда.

Лишь после того, как я посидела с каждым ребенком перед сном и на каждое «правда?» твердо, как на суде, ответила: «Правда! Чистая правда!», я пошла в спальню и, положив конверт на прикроватную тумбочку, задумалась над тем, как мне выбраться из этой передряги. Не найдя ответа, на рассвете я уснула.

Глава четвертая

Что утро не задалось, я поняла сразу. Если утром я проснулась без Лиски, значит, дома что-то не так. И это не так было на девяносто девять процентов связано с Ксюшей. Так и есть! Понятно, что ее простуда не отступила перед малиновым вареньем, но и Ксюша была настроена решительно. С красным носом и слезящимися глазами Ксюша перед зеркалом пыталась нарисовать себе лицо здорового человека.

– Доброе утро. Куда собираешься?

– В школу! Температуры нет. И спрей возьму.

– Ну какая школа с соплями? Никуда ты не пойдешь.

– Пойду! Мне надо!

– Ксюш, тебе не кажется, что это, по крайней мере, странно? Дочь рвется в школу, а ее непутевая мать всеми силами препятствует этому.

– Мне пофиг, как это выглядит. Я иду в школу!

– Нет! Не пойдешь. Это я тебе как твоя мать говорю. Нравится тебе это или нет. И еще, если ты к себе наплевательски относишься, то имей уважение к одноклассникам и учителям.

– Да плевать я на них хотела… – вспыхнула, но тут же осеклась девочка моя.

– Верю. Но есть еще один момент.

Ксюша повернулась ко мне и, наклонив голову вбок и поджав губы, грубо спросила:

– Ну и что это за момент?

– Да такой! Ходить в школу и вылечиться до выступления одновременно у тебя не получится. Или ты ходишь в школу с простудой и забываешь про выступление, или идешь на больничный и не отменяешь выступление. Я доходчиво…

– Маам! Ты мне поможешь? – прервал меня Ник, крикнув из своей комнаты.

– Да, конечно! Минуту.

Я смотрела на Ксюшу, у которой словно бегущая строка во лбу сияла: «Я же сказала матери, что в любом случае пойду в школу. И как теперь быть? Нуу, блиин, как так-то…»

Чтобы не калечить окончательно детскую психику, я вышла из комнаты.

– Доброе утро, сынок. Как спал?

– Доброе, мам! Да так, как всегда. Что, Ксюха в школу рвется?

– Да, нашу Ксюшу соплями не остановить, – рассмеялась я, заправляя постель сына. – Что ты хочешь на завтрак? Давай я приготовлю тебе что-нибудь твое любимое.

– Да я даже не знаю… Лучше приготовь что-нибудь для Ксюши.

– А знаешь что? – заговорщицки прошептала я. – Пусть сегодня на завтрак будут вареники с творогом!

И я с гордым видом вышла из детской. Нет, я была неправа. Утро очень даже задалось.

Я не увидела грустную улыбку Ника и не услышала, как он прошептал: «Твои любимые вареники…»

Завтрак прошел замечательно, если не считать Ксюшиного «фу» при виде вареников. Дочь молча приготовила себе – и зачем-то брату – овсяный блин, запила чистой водой, не говоря ни слова, помахала нам с Ником ручкой и удалилась к себе, принцесса наша. А мне было так хорошо! Наверное, вот она, моя семья. Вот прямо уверена, не на все сто, конечно, но… С облаков меня спустил телефонный звонок.

– Ты почему мне не сказала, что дочь заболела?

– И тебе привет!

– Привет, так почему?

– Тебе Ксюша позвонила, так? Да, подтверждаю, Ксюша простыла. У нее сопли по колено. Температуры нет. Завтра с утра пойдет на прием к врачу.

– Понятно. И все-таки о подобных вещах я хочу узнавать от тебя, а не от детей.

– Хорошо! В следующий раз я буду сообщать тебе о каждом их чихе!

– Зачем ты так говоришь? Ну что я тебе плохого сделал?

– То, что не сделал ничего хорошего! Олег, ты достал!

– Ну чем я тебя достал?

– Да тем, что ты мне испортил замечательное утро! – проорала я в трубку.

– Прости, я правда не хотел тебя обидеть. Ладно, давай. В двенадцать заеду.

– Зачем?

– Не за чем, а за Ником!

– Вы куда-то собрались? А почему я ничего не знаю?!

– Мань! Мы собрались в бассейн, как и вчера, и позавчера.

– Это ты мне мозги так запарил, что я все забыла!

И как я могла выйти замуж за этого человека, еще и детей родить! Где мои глазки были? Все испортил, а главное, завтрак! И кофе остыл!

И как только я снова собралась выпить горячий кофе с кубиками горького шоколада, сразу из двух комнат раздалось:

– Маааам!

Я закрыла глаза. Ну почему я не могу в тишине посидеть хотя бы пять минут и выпить уже этот чертов кофе?!

– Я первая! Мне сильнее нужно!

– Вообще-то я первый!

– Больным девочкам нужно уступать!

– У больных девочек – здоровые ножки, инвалидам мама нужнее!

И все это они орали друг другу из своих комнат. Нет! Утро не задалось! Я поплелась к Никите.

– Что случилось?

– У меня что-то левая нога второй день побаливает. Вчера думал, что на погоду…

– Ты что, дурак? Или тебе сто лет? – Ксюша, как всегда, бесцеремонно вмешалась в разговор.

– Да вроде нет, но у меня иногда на непогоду ноги потягивает, а тут как-то по-другому.

– Понятно, – фыркнула Ксюша. – Газуй к врачу.

– Может, обезболивающее выпьешь? – вмешалась я.

– Да я уже выпил. Не помогает.

– Отцу звони, пусть едет и везет Ника в больничку, – просипела доченька.

Олег приехал быстро. Он сгреб сына и на руках понес в машину, я покатила следом кресло. На кухню меня ждал остывший кофе. И снова я вылила его в раковину. И снова поставила чайник. На кухню пришли Лиска и закутанная в плед Ксюша. Дочь сразу залезла с ногами в кресло.

Как только я приготовила себе очередной кофе, вновь раздался звонок. Я так завернула трехэтажным, что Лиска выбежала из кухни, а Ксюшка нырнула под плед с головой.

– Але! – зло прокричала я.

– Ты чего орешь? Не с той ноги встала?

– Васька, позвони мне позже. А лучше завтра, а лучше летом.

– Понятно. Позвони, как отпустит. Пока.

Ну, вроде, все отметились, и теперь можно спокойно, а главное, в тишине, выпить чашечку ароматного кофе со сливками… ммм…

И тут раздался… нет, не звонок! Раздался голос Ксюши. Вот нисколько не совру: у меня возникло непреодолимое желание взять эту противную девчонку за шиворот и выкинуть за дверь. И не кухни, а квартиры!

– Мам, почему ты не хочешь с папой жить?

– Потому что не хочу. Мне и без вашего папы хорошо, – наигранно-игриво ответила я, с тоской глядя на свой – похоже, недосягаемый сегодня – кофе.

– А разве хорошо быть неполноценным?

– Что значит «неполноценным»? У тебя странное сравнение, которое я не совсем понимаю. Объясни, – я со вздохом сожаления отодвинула чашку с вожделенным напитком на противоположный край стола и удивленно посмотрела на дочь.

– У нас же без папы неполная семья, а неполное не может быть ценным, значит, семья у нас неполноценная.

– Ну, знаешь!.. Твое «неполноценный» больше подходит… наверно, к Никите…

– Нет! – перебила Ксюша. – Никита как раз полноценный! А вот некоторые… Так почему, мам?

Глава пятая

Как объяснить дочери то, что не можешь объяснить сама себе? Я не люблю вспоминать тот вечер, но я помню его до мелочей…

В тот вечер я шла с Ксюшиного родительского собрания. Злая, как собака. Нет, не на оценки дочери, там все нормально. Я была зла на родителей, которые считали, что ежемесячную сумму, выплачиваемую на потребности класса, нужно увеличить чуть ли не вполовину. И ведь основная масса поддержала это предложение родительского комитета! Ну, а как известно, меньшинство подчиняется большинству! К слову сказать, меньшинства этого было не меньше четверти. И это не считая вечных воздержавшихся, которые и раньше молча не платили ни копейки. Не знаю, о чем думали остальные, но лично у меня сразу возник вопрос: где взять грОши на растущие школьные потребности? Я не работаю, сижу дома по уходу за сыном, а у дорогого супруга что-то с работой не очень. На днях за завтраком он так и сказал, что, мол, пора с фермерских продуктов переходить на магазинные. Ой, жуть какая! В итоге мы живем на пенсию Никиты и мое пособие по уходу. Спрашивается, откуда же им взяться, грОшам этим! Ну как здесь не злиться? Еще и мелкий противный дождь зарядил, а я, как назло, зонтик не взяла. Мое внимание привлекла одна пара, плюс-минус нашего с Олегом возраста. Они шли без зонта, взявшись за руки, негромко переговаривались, тихо смеялись и были такими счастливыми, что все вокруг оборачивались и с улыбками смотрели им вслед. Я еще подумала: да, когда-то и мы с Олегом гуляли по городу, взявшись за руки, мечтали, шутили и считали, что беды обойдут нас стороной, – но мы ошиблись. И этот дурацкий родительский комитет подкинул еще проблему! Подходя к дому, я еще больше разозлилась. Судя по нашим окнам, в квартире свет был включен во всех комнатах. Но я была уверена, что домочадцы находились только в одной из них. Мое предположение полностью подтвердилось – и эта троица явно отлично проводила время. Им было весело, у них были счастливые лица.

– Привет! А мы в веселые ходилки играем. Будешь с нами? – крикнула Ксюшка.

– Доча, подожди, дай маме раздеться, – Олег подошел и попытался помочь мне снять плащ.

– Сама справлюсь, – я грубо оттолкнула его.

– Ник, можно я к тебе? Не хочется одной быть, – тихо проговорила Ксюша. Никита молча кивнул головой.

– Мань, что-то случилось? Я тебе звонил, мы хотели тебя встретить, но ты забыла телефон дома…

– Если бы захотел, то встретил бы. Почему свет во всех комнатах горит? Миллионеры! Кружки почему в зале, а не на кухне, как у нормальных людей? И посуду можно было бы помыть. У нищих слуг нет. И я не домработница.

– Мань, мы сейчас все уберем. Дети вкусный ужин приготовили. Мы тебя ждали, чтобы вместе поужинать.

– А с чего ты взял, что я хочу с вами ужинать?

Да, я сказала именно так и с таким порядком слов. А слово, как говорится, не воробей, вылетит – не поймаешь. Да я и не хотела на тот момент его ловить…

– В смысле – не хочешь с нами ужинать? Ты хочешь одна покушать? Так и скажи, мы с детьми попозже поедим, ничего страшного, – Олег попытался исправить созданную мной ужасную ситуацию.

– Конечно, ничего страшного! У нас все не страшно! Сын-инвалид – не страшно. Дочь не по годам самостоятельная – не страшно. Я превратилась в курицу-наседку – не страшно. Ты живешь на пенсию сына – не страшно. А что тогда страшно?

Олег, наклонив голову, серьезно и грустно смотрел на меня. Он вышел только на секунду, чтобы закрыть дверь в детскую. Я услышала, как всхлипывает Ник, как Ксюша что-то тихо ему говорит…

– Мань, то, что у Ника проблемы со здоровьем, – это очень плохо, но мы же ждем ответ из клиники и надеемся, что его там поставят на ноги. Дочь самостоятельная, да, но почему из-за этого должно быть страшно? Наоборот, уж за кого-за кого, а за нашу Ксюху можем быть спокойными. А ты? Ну какая ты наседка? Посмотри на себя! Ты же у нас умница-красавица, а то, что не работаешь, – так женщине и дома работы хватает, и Нику нужна твоя помощь. Поправится Ник —сама решишь, выходить на работу или дом вести. А насчет меня… мне меньше всего хочется сидеть у вас на шее. Да, я влез в новый проект и думал, что на пару месяцев нам хватит тех денег, что есть на карте. Просто нужно немного потерпеть. Еще пара недель – и я надеюсь заключить договор на хороший объект.

Денег на карте было предостаточно, но ключевое слово тут – «было». Деньги растаяли, как мартовский снег, к чему я имею самое непосредственное отношение.

– Ты хочешь сказать, что я плохая хозяйка? Может, тебе еще и чеки на подпись приносить, и отчитываться за новые трусы? Тогда какого хрена ты со мной живешь, если я такая плохая?

– Разве я сказал, что ты плохая? Мань, успокаивайся, перед ребятишками неудобно.

– Что неудобно? Они что, не видят, как мы живем? С копейки на копейку перебиваемся. Вот это неудобно!

– Ни фига себе с копейки на копейку! Значит, пармезан, семга и парное мясо с рынка – это так мы перебиваемся?! Каждую неделю в кафешки и кино ходите – поудобнее перебиться, что ли?

– Так тебе деньги вернуть за продукты и кафе? Тогда так и скажи, что тебя жаба душит, что мы твои деньги проедаем!

– Да никто меня не душит! И деньги – наши, общие. Ты работаешь дома, я на работу хожу, дети учатся. Мань, давай прекратим это обоюдное унижение.

– Да уж, действительно, большего унижения я не испытывала. Ты пользуешься тем, что я сижу дома, не могу зарабатывать и постоянно клянчу у тебя деньги. А давай ты будешь сидеть дома, а я выйду на работу! И тогда ты будешь унижаться и просить у меня денег, а я буду попрекать тебя каждым куском.

– Да какие деньги ты у меня клянчишь? Карточка у тебя. А насчет работы – я понимаю, что тебя стены съедают. Давай обмозгуем все. Но, если честно, я-то заработаю больше, да и ты дома нужнее, особенно детям.

– А давай ты посидишь дома, а потом скажешь, на какую зарплату ты согласен, только чтобы не сидеть в четырех стенах. Давай?

– Но нам же сейчас деньги нужны еще и для лечения сына. Ты понимаешь это?

– Значит, я еще и мать плохая? Так!?

– Нет. Не так. Ты хорошая мать. Ну все же было хорошо, что произошло на этом собрании?

– Что произошло? А то, что нужны еще деньги для ненасытного родительского комитета!

– И это все? Я думал, что-то серьезное…

– То есть, я из мухи слона делаю? Тогда почему ты сам не пошел на собрание? Сказать, почему? Да потому, что тебе это не надо! Хорошо лежать на диване? Не дует? Ты и живешь здесь, потому что тебе удобно. Что ты за мужик, если живешь на пенсию сына-инвалида!

– Что ты несешь? Ты себя слышишь? У тебя с головой не в порядке!

– Зато у тебя все в порядке! И знаешь что? Собирай вещи и ищи себе другой диван!

– Ты правда этого хочешь? Мань, подумай, пожалуйста, не надо рушить семью.

– А что тут рушить-то?

– Знаешь, я очень устал от скандалов на ровном месте. Если ты действительно хочешь, чтобы я ушел, – я уйду.

Я думала, он пошутил. Олег зашел в детскую и о чем-то долго разговаривал с детьми, затем взял дорожную сумку с вещами, документы – и ушел. Я не могла поверить, что он бросил меня с детьми. Оставил сына-инвалида и спокойно вымелся из дома. Он ушел, а я так и стояла в прихожей, щелкая выключателем.

Глава шестая

Олег снял небольшую комнатку в этом же районе, и дети первое время практически жили у него, домой приходили только ночевать. Уже гораздо позже я узнала, что они хотели уйти и жить вместе с ним, но он их отговорил. Сказал детям, что меня нельзя оставлять одну, а он и так всегда рядом. Я так и не поняла: зачем он тогда ушел?

– Мам, ты уснула, что ли? Ну скажи, почему? – вновь просипела Ксюша.

– Ксюш! Ну я не знаю, почему. Я не могу тебе объяснить, хотя бы потому, что ты еще маленькая. Вот выйдешь замуж, будешь взрослой тетенькой, —тогда и поговорим.

– Да? Правда? А ругаться грязными словами можно перед маленькими детьми? Может, это мы с Ником виноваты, что отец ушел из дома?

– Конечно, нет! Даже не думай про это.

– Вот и папа так же сказал. Только мы Ником тоже имеем право голоса в этой семье. Мы хотим, чтобы папа вернулся.

– Ксюнь, не все так просто!

– Мам, если ты домой приведешь чужого дядьку и будешь заставлять нас называть его папой, то мы уйдем из дома. Догадайся, к кому, с трех раз. И Лиску с собой заберем.

Я, конечно, была, мягко говоря, в легком шоке от слов доченьки.

– Знаешь что, моя дорогая? Мала ты еще судить про такие дела, да и ультиматумы ставить тоже! Иди-ка к себе и собирайся в поликлинику. Отец приедет – увезет.

– Не увезет. Он везет какую-то тетеньку в женскую консультацию.

Слова дочери попали прямо в сердце. И очень больно стало. Больно и очень-очень обидно. До слез. Остывший кофе отправился в раковину. Это утро и кофе не созданы друг для друга. Прямо нонсенс какой-то…

Нет. Это не моя семья. Не может быть у меня такой плохой семьи. Это придуманная кем-то злая история. Мне в ней не нравится. Как сказал один киногерой: «Это роль ругательная, и я прошу ее ко мне не применять!»