ДеТкаданс

Глава 2

«Давай вечером умрем весело – поиграем в декаданс» – из гостиной громко доносилась заунывная песня «Агаты Кристи».

– Твою мать…

Я выругалась и накрылась одеялом с головой. Смирнягин мне мстил. Не совсем понятно, за что именно, но в нашем маленьком мирке все было просто: не поцеловал с утра – равно злился. Он раньше уже проворачивал подобный фокус. Первый раз, когда я предрекла проигрыш его любимого «Спартака», и второй, когда сказала, что его новое приложение нуждается в доработке.

Минорные аккорды зазвучали громче. Я откинула одеяло и схватила с прикроватной тумбы телефон. На дисплее отображалось время: семь десять. «Агата Кристи» предлагала умереть вечером, но мне и соседям наверняка захотелось сделать это прямо с утра. Внезапно в моей голове возник словесный каламбур, заставивший меня вскочить с кровати.

– Деткаданс!

Я не была уверена, означало ли слово «данс» танец на каком-либо языке этого мира, но на языке моего сердца – точно да. Танцуй, детка. Детка, данс!

Босая я засеменила по холодному ламинату. Неуклюже, неуверенно, смешно – будто пробовала движения на вкус. Даже бесконечная тоскливая песня перестала раздражать. Пытаясь поймать ее ритм, я кружилась на маленьком клочке пола и улыбалась.

Мне всегда было интересно – как именно рождается танец? Как танцоры сплетают между собой десятки разных линий, превращая их в целый сюжет? Это казалось волшебством. На школьных праздниках я смотрела на танцующих с неописуемым восторгом, по-доброму завидуя. Мне не досталось никаких творческих способностей: я не пела, не рисовала, не писала стихи и не дружила с рукоделием. Склад моего ума был совсем иным – я с удовольствием решала сложные примеры и обожала уроки информатики. Мама обреченно вздыхала, узнавая о четверках по неинтересным для меня предметам: «Ты вся в отца – технарь технарем».

Впрочем, это все, что мне рассказали о папе. Он наверняка где-то был, может быть, даже в Н-ске. Может быть, видел меня на остановке или в парке и точно знал, что я – его дочь. Наверное, над его головой также бесновались рыжие кудри, а лицо украшали частые солнечные веснушки. Мама и бабушка, обладательницы тяжелых русых волос, только разводили руками: у них словно росла родная сестра того самого Антошки.

Дверь в спальню открылась слишком неожиданно.

– Ты чего?

Толя застал меня, когда я кривлялась в танце перед зеркалом, встроенным в большой шкаф-купе. Мне стало жутко стыдно. Будто меня застали за чем-то запрещенным и позорным. Я прочистила горло и ответила:

– Ничего, просто делаю зарядку.

Толя раздраженно дернул щекой.

– С каких пор? Собирайся, скоро выходим.

Настроение ушло в минус, хотя день даже не успел толком начаться. В моих первых и единственных романтических отношениях натянулась тонкая струна взаимного непонимания. Иногда от скуки я серфила по женским форумам – там охотно дискутировали «ветеранши» семейной жизни. Непонимание было довольно частой причиной разводов и расставаний. Меньше всего мне бы хотелось выходить из режима read only и делиться тем, как именно это случилось у меня, но страх, что отношения испортятся, уже занял укромный уголок сознания.

Синий «Форд-Мондео» урчал возле подъезда. Я забралась на переднее сиденье. В салоне было тепло, уютно и пахло чем-то мне незнакомым. Это показалось отличным поводом для разрядки чересчур напряженной обстановки.

– М-м-м, как вкусно пахнет. Что это? – Я попала в цель. Взгляд Толи смягчился, а губы тронула легкая улыбка.

– Новая «вонючка». Жасмин, бергамот. Нравится?

– О-очень.

Цветочная сладость и цитрусовая свежесть бергамота переплетались в умиротворяющую гармонию, заполняющую все пространство. Толя всегда с особым трепетом подбирал ароматизаторы – считал, что атмосфера в автомобиле важна так же, как и в доме.

«Форд» плавно тронулся с места и покатил по сонным улицам города. Я устроилась поудобнее и принялась наблюдать за зимним утром. За стеклом, разрисованным морозными узорами, темнело чернильное полотно январского неба. По заснеженным тротуарам топали заспанные школьники. Старушка в забавной чебурашковой шубе кидала кусочки хлеба нахохлившимся голубям возле автобусной остановки. Мужчина с кожаным портфелем шел почти вприпрыжку, пряча нос в мохнатый шарф. Во всем этом было так много правды. Утром никто и не думал притворяться, все были настоящими: недовольными или замерзшими, счастливыми, несмотря ни на что, или удрученными. Днем все занимали свои места и становились обычными, дежурными версиями себя.

– Приехали, принцесса.

Голос Толи ворвался в мою голову без стука, нарушив спокойный поток мыслей. Я сделала глубокий вдох, посчитала про себя до десяти, повернулась и почти выплюнула свою собственную утреннюю правду:

– Я хочу танцевать. Экзотик пол дэнс. Как Алена.

Прошло сколько-то минут. Или часов. Может, даже дней – настолько безобразно исказилось время. Толя молчал, и это молчание было густым, плотным, осязаемым. Казалось, в него можно упереться руками, как в кирпичную стену.

– Маш, а не пора бы тебе пойти на работу?

Я почувствовала, как учащенно заколотилось сердце, а к горлу подступила горькая нервная тошнота. Все, что я получила взамен на свою искренность, – это информация о том, что мне пора. Бинго. Я знала, что Толя терпеть не мог, когда кто-то хлопал дверью его машины. Выйдя на улицу, я долбанула дверью так, словно от результата этого действия зависела моя жизнь. Так выглядел мой гнев. Оказывается, эта опция всегда была мне доступна.

К счастью, мне повезло с местом работы. Когда я, красная и растрепанная, залетела в офис с десятиминутным опозданием, никто и слова не сказал, а через час дверь «айтишной» и вовсе кто-то украсил самодельной табличкой «Осторожно! Злой сисадмин».

К обеденному перерыву буря моих эмоций утихла, но всего лишь на десятую часть. Есть совершенно не хотелось, хотя мой аппетит всегда был нескромным. Я налила крепкий кофе и достала из кармана джинсов телефон. Сообщений от Толи не было. Обычно мы перебрасывались мемами и короткими фразочками вроде «скучаю». Я решила сделать первый шаг к перемирию и отправила красное сердце. Наверное, Толе нужно было время. Я ведь призналась ему, что хочу танцевать – то, что он обозвал не иначе как собачьей хренью. Вряд ли это легко было переварить, принять и тем более – допустить. В ожидании ответного сообщения я забрела в поисковик и вбила в строку запроса «видео exotic pole dance». От увиденного моя кожа покрылась мурашками. В любом из роликов творилось что-то невероятное: девушки не просто грациозно танцевали вокруг пилона, но и выполняли сумасшедшие трюки на высоте, которая мне казалась критической.

Видимо, Алена выступала с весьма скромной хореографией – просто кокетничала с публикой, жонглируя своим мастерством и красотой. Она наверняка сумела приковать к себе внимание каждого человека в зале, особенно – мое. Один Толя, как озлобленный моралист, кривился и брызгал ядом.

Возможно, мне стоило радоваться такой реакции своего мужчины на более чем привлекательную женщину, но я насторожилась. Обесценивание чужого выбора было довольно низким поступком. Мне нечасто приходилось сталкиваться с Толиной теневой стороной. Не считая того что он был ярым любителем прогнуть меня тяжестью своего авторитета, пусть и неочевидно, его характер не казался мне невыносимым. Хорошее чувство юмора, интеллект, крепкий внутренний стержень – плюсов было больше. Вся эта ситуация с Аленой стала нештатной, выходящей из ряда вон, и мы оба не были к ней готовы.

Время шло, телефон упрямо молчал. Я даже проверила, в рабочем ли состоянии сим-карта и интернет. К моему полному разочарованию, все было в порядке, просто Толя не хотел и не собирался мне отвечать.

Я вышла из офиса в семнадцать ноль пять, как всегда. Блестящий глянцевыми синими боками «Форд» стоял на привычном месте, как верный пес. Несмотря на разногласия, Смирнягин, конечно, не мог оставить меня наедине с гололедицей и сибирскими морозами. Я села в машину с улыбкой, но каменное выражение лица Толи быстро лишило меня желания улыбаться.

– Кот, может, хватит? – Я сложила руки в умоляющем жесте.

– Хватит что? Защищать тебя от извращенных тенденций современности? Ограждать от идиоток? Беспокоиться о тебе? Что именно «хватит», Маша? – он разошелся не на шутку.

– Разве я сделала что-то плохое? Просто сказала, что хочу танцевать.

– На шесте, Маша! Танцевать на шесте! Это же просто позор!

Я вспомнила и повторила возмущенную реплику Алены почти дословно:

– Шест у стриптизерш, а это – пилон.

Толя раздраженно ударил ладонью по рулю.

– Уже изучила, да? Подготовилась?!

Диалог разваливался. Я не знала, что говорить, а Толя как раз не хотел ничего слышать.

– Отвезу тебя домой.

Он произнес это неожиданно спокойно и медленно вырулил с парковки бизнес-центра. Я подняла на Толю испуганные глаза.

– В смысле? А ты?

– Проветрюсь.

Это слово повисло в воздухе, как дурацкая праздничная растяжка. В популярных голливудских фильмах ожидаемым итогом подобных «проветриваний» были бары, несметное количество алкоголя и пробуждение с очаровательной незнакомкой. В худшем из случаев – в Лас-Вегасе. Я с силой уперла язык в небо: еще в детстве мама рассказала, что так можно сдержать слезы, когда невыносимо хочется расплакаться.

По дороге домой украдкой разглядывала Толю. Он казался мне как никогда красивым – греческий профиль, идеальная линия скул, выразительно очерченные губы. Имела ли я, обладательница куда менее привлекательной внешности, право с ним спорить? Да и вообще – многим ли везет на третьем десятке так, как повезло мне? У Толи не было вредных привычек, он неплохо зарабатывал, и даже его «Форд» был куплен не в кредит. Толя часто говорил о нашем совместном будущем: как возьмем жилье в ипотеку, слетаем куда-нибудь кроме Турции, как я обязательно научусь водить, чтобы возить детей в садик и секции. Он ни разу не обещал на мне жениться, но в глубине душе я была уверена, что это обязательно случится, и ждала заветное кольцо на каждый подходящий праздник. Возможно, я получила бы предложение руки и сердца на грядущий День всех влюбленных, но в гладкую поверхность моей жизни внезапно воткнулся пилон. Мне безумно хотелось на нем закрутиться. Никакие другие танцы меня больше не интересовали.

Я слонялась по квартире, периодически занимаясь всякой ерундой: протирала стол, выглядывала в окно, перекладывала вещи на полках. Толя не возвращался, не отвечал на сообщения, не брал трубку. Я подождала до десяти часов вечера, потом до одиннадцати. Без пятнадцати двенадцать я накинулась на булочки с абрикосовой начинкой – старалась заглушить стресс. В двенадцать, сгорая от стыда, дрожащей рукой набрала номер Никитина.

– Машка, привет. – Артем был бодрым и жизнерадостным, на фоне гремела музыка. Даже интересно, огорчало ли его что-либо всерьез?

– Привет. Толя не с тобой?

Артем рассмеялся.

– Не-а. Мы с Настей ночью улетели в Таиланд, сразу после вечеринки. Теперь вот тусим здесь – надоело жопы морозить. Что-то случилось?

Я дала отбой. Один из двух возможных вариантов был исключен. Ругая себя последними словами за чудовищную невоспитанность, написала сообщение Толиной маме. Ответ пришел на удивление быстро для полуночи: «Не у нас, Машенька». Вряд ли женщина благородного возраста и безупречных манер стала бы врать мне, строчащей ей на телефон в такое время.

Теперь исключены были оба варианта, и я разревелась от бессилия. Ни умывание, ни вода с лимоном не помогали успокоиться. Лишь устав от истерики, я забылась тревожным сном, обнимая Толину подушку. Он приехал глубокой ночью. Когда я проснулась от звука поворачивающегося в замке ключа, «Самсунг» показал два тридцать семь. Моей первой мыслью было встать и устроить допрос, но я сдержалась. Я не имела опыта в подобных вещах, не владела гайдом «Как вести себя, если твой мужчина пришел домой поздно, но не с работы».

Толя зашел в спальню спустя примерно десять минут. Он не разогревал еду, значит, не был голоден. Не принимал душ, значит… Мне не хотелось допускать даже мысли о том, что именно это могло значить.

Почувствовав, как тяжелеет другая сторона кровати, я притворилась спящей. Толя обнял меня как ни в чем не бывало. Словно не было его грубости, словно он не игнорировал меня весь вечер, а я не выплакала море слез. Это объятие, указывающее на близость тел и душ, заявляющее право собственности, внезапно показалось мне фальшивым и чужеродным. Пообещав себе подумать обо всем завтра, я начала пересчитывать воображаемых овец и не заметила, как уснула.

Утро выходного дня началось со звонка моего без пяти минут свекра – Павла Петровича, которого я мысленно называла Пепе. Нас пригласили на семейный обед. Удачливый в рыбалке Пепе принес свежую добычу, а значит, нам предстояло насладиться как минимум бесподобной ухой. Мама Толи, Тамара Константиновна, великолепно готовила. Я жмурилась от гастрономического восторга, жуя ее фирменные рубленые котлеты и пирожки с брусникой. В моей же семье еда была обычной, без изысков. Главной целью домашних блюд всегда считались восполнение энергетического ресурса и сытость, но не удовольствие.

Начав жить с Толей, я сразу же принялась развивать кулинарный навык. Наверное, боги всего съедобного были ко мне благосклонны, потому что обучалась я быстро, и Толе не приходилось тайком бегать на обеды к родителям, чтобы не умереть голодной смертью.

Я потянулась в кровати. Закончив разговор, Толя продолжил играть в свою дурацкую игру на телефоне. Я лежала. Никто из нас не пытался инициировать диалог. Когда противное пиликанье айфона разозлило меня окончательно, я не выдержала.

– Выключи!

Толя усмехнулся, но убрал телефон на прикроватную тумбочку.

– Ладно.

Я фыркнула и скрестила руки на груди. Воспользовавшись этим, Толя положил голову мне на плечо и сказал театрально, почти нараспев:

– О, светлейшая, о, прекраснейшая госпожа! Клянусь, что не потратил ни рубля на вино и женщин. – Я хохотнула, но быстро одернула себя и продолжила держать оборону. – Маш, ну правда. – Толя поднял голову и серьезно посмотрел на меня. – Я исколесил весь город, выпил два чайника чая в «Кокосе» и поехал домой.

– Тебя не было весь вечер и половину ночи. За это время ты бы пересек Н-ск раз двести.

– Именно это я и сделал – проехал тысячу миль, а потом тысячу лет проторчал в «Кокосе». Не веришь – позвони Виталику, он вчера работал на баре.

Предложение обратиться за доказательствами к бармену не годилось для железного алиби, но немного снизило градус моей тревоги. Да и Толя держался уверенно: не плавал в показаниях, шутил. Я глубоко вздохнула, прикрывая веки.

– Не делай так больше, пожалуйста. Я волновалась.

Толя взял мою руку и принялся нажимать на подушечки пальцев, как на клавиши.

– Не буду. Тогда ты не выдумывай себе глупых увлечений.

Огонек спокойствия, медленно разгорающийся в моей душе, мгновенно погас. Два чайника чая в «Кокосе» и длительная поездка за рулем не помогли Толе изменить своего решения. Мое мнение снова не учли. Я промолчала, ожидая продолжения, и Толя продолжил.

– Маш, в конце концов, ты хоть представляешь, как нелепо будешь смотреться на этой железной палке? – Он рассмеялся так, словно пошутил свою самую лучшую шутку. Вряд ли ему хотелось указать на несовершенства моей фигуры, он ни разу этого не делал. Скорее это была манипуляция, отсекающая меня от мечты. К сожалению, в ней прослеживалась логика – я и сама круто сомневалась в том, что пилон прощает лишний вес, что бы ни говорила Алена.

– Тоже верно.

Я старательно захихикала, позволяя Толе почувствовать вкус победы, но твердо пообещала себе однажды попробовать и проверить, насколько он был прав.

К назначенному времени мы добрались до квартиры старших Смирнягиных. Тамара Константиновна обрадовалась мне так, словно я была ее давно пропавшей и вдруг чудом нашедшейся дочерью.

– Машенька, наконец-то! Мы так соскучились.

Я аккуратно запихала пуховик в шкаф и крепко обняла радушную хозяюшку.

– И я очень соскучилась.

От нее пахло свежей выпечкой и едва уловимо – «Мадемуазель Шанель». В свои пятьдесят три года Тамара Константиновна была ухоженной цветущей домохозяйкой. С работы она ушла, как только забеременела Толей, – таким было решение Пепе. Он достойно зарабатывал и обеспечивал семью всем необходимым. Тамара Константиновна как-то поделилась со мной, что в первые годы домоседства почти с ума сошла в бесконечной бытовой рутине, но потом привыкла.

Отряхнув невидимую пыль со своей одежды, я вежливо спросила:

– Помочь вам накрыть?

Она взяла меня под руку и заговорщицки улыбнулась.

– Пойдем на кухню, посекретничаем.

Мужчины скрылись в гостиной. Пепе наверняка хвастался очередным солидным уловом, а Толя, как всегда, внимательно его слушал.

Круглый обеденный стол укрывала хрустящая белоснежная скатерть. Приборы, тарелки и салфетки идеально сочетались по цветовой гамме и находились на одинаковом расстоянии друг от друга. Я не наигранно охнула.

– Что ж, я вижу, вы и сами блестяще справились: все выглядит безупречно, как в хорошем ресторане.

Лицо Тамары Константиновны засияло тихой гордостью. – Спасибо, моя милая. Ваши визиты для нас – всегда праздник. Кстати, что вчера стряслось? Не припомню, чтобы мне писали или звонили среди ночи, потому я никогда не выключаю звук.

Несмотря на чувство такта и воспитанность, Тамара Константиновна не упустила возможности поддеть меня. Я же сделала вид, что у нее это получилось.

– Так вот почему вы так быстро ответили. Прошу меня извинить – я просто жутко волновалась. Мы вчера немного поссорились, Толя уехал и не отвечал на звонки.

Потенциальная «вторая мама» недобро прищурилась.

– И? Ты будешь бить тревогу каждый раз, стоит ему за порог уйти? Детка, если со взрослым мужчиной что-то случится, тебе позвонят. В худшем случае – люди в форме.

Я растерялась. Всегда милая и приветливая женщина превратилась в хищную птицу, отчаянно защищающую своего птенца.

– Но-о… Просто у нас такого никогда не случалось, и я не знала, как себя вести.

Потенциальная свекровь хмыкнула и принялась разглаживать и без того идеально гладкую салфетку.

– Все когда-то случается впервые. Видишь ли, милая, так устроен мир – мужчины здесь главные. Наша задача – быть красивыми, воспитывать детей, поддерживать уют и никогда не спорить. Если мой сын посчитал нужным не брать трубку, когда ты трезвонила, значит, это было единственным верным решением.

Я не верила своим ушам. Стоило отклониться от курса, проложенного этим семейством, как в меня тут же полетели камни. Сначала от Толи, теперь от его матери. Оставалось пойти и сдаться Павлу Петровичу, чтобы приговор мне был вынесен всеми Смирнягиными единогласно. Я попробовала изобразить подобие улыбки, но получилась ухмылка – явно кривая и ехидная.

– Наверное, вы правы.

– Разумеется, я права. – Тамара Константиновна удовлетворенно кивнула.

Беседа не клеилась, и мы пригласили к столу мужчин. Время тянулось, как расплавившаяся на солнце жвачка. Бесконечные истории Толиных родителей, уха, второе, десерт, «компот». Впервые, сидя за столом в этой квартире, я почувствовала себя чужой. В код моей жизни как будто закрались критические ошибки, отчего сюжет начал безнадежно и неконтролируемо «лагать».

– Ну поехали?

Я вынырнула из толщи тяжелых мыслей и на поверхности реальности столкнулась с Толей.

– А? Да-да, конечно.

Взгляд Тамары Константиновны был торжествующим. Наверняка она решила, что моя молчаливая задумчивость – плоды ее поучительных внушений. По сути, так оно и было: меня действительно шокировали наставления, но вряд ли именно так, как ей хотелось.

Когда мы с Толей вышли из подъезда, на улице стемнело. С неба медленно сыпался пушистый снег, похожий на белые перышки. Я представила, как кто-то невидимый и волшебный взбивал над нашим городом подушку, чтобы лучше спать ночью, и улыбнулась.

– Блин, опять не завелась!

Толя в очередной раз ругался на плохо работающий автозапуск.

– Маш, садись, заводи машину, а я пока снег отряхну – целая тонна уже нападала.

Я деловито заняла водительское сиденье, придавила педаль тормоза и нажала на кнопку пуска двигателя. В принципе, на этом мои способности в отношении автомобиля заканчивались. У меня не было водительского удостоверения. Сначала мама и бабушка выступали резко против, а после двадцати трех лет я и сама начала здорово трусить. До отношений с Толей спокойно передвигалась на общественном транспорте в компании наушников. Когда живешь в маленьком городе, маршрутка или автобус не вызывают ужаса и отторжения. Даже наоборот – все кажется каким-то киношным и романтичным.

Уже собираясь выходить, чтобы перебраться на привычное пассажирское место, я зацепилась взглядом за приборную панель, пестрящую разнообразием полезной информации. В день рождения Никитина «Форд» тоже отмечал своеобразный юбилей – шесть «двоек» пробега. О чем мне, разумеется, не мог не сообщить Толя – это было что-то очень важное на языке автовладельцев. Я прикинула в голове все поездки за последние пару дней и сделала неутешительный вывод: Толя не пересекал Н-ск двести раз из-за нашей ссоры. Новые цифры, мало отличающиеся от юбилейных, служили тому доказательством. На протяжении почти семи часов Смирнягин был где-то, но не в машине и наверняка не в «Кокосе». Более того, вряд ли он был один.

В глазах потемнело, а воздух из легких словно выкачали. Я не могла вдохнуть и в то же время чувствовала, как бешено, почти вырываясь наружу, стучало мое сердце. Если бы я увидела другого человека в таком состоянии, то непременно посоветовала бы ему успокоиться. Себе я не могла посоветовать ровным счетом ничего. Собрав всю волю в кулак, я заставила себя сделать глубокий вдох и вцепилась руками в руль – он был единственной подходящей опорой. Постепенно картинка сложилась обратно: вечер, падающий снег, краснощекий от мороза Толя, размахивающий автомобильной щеткой в свете фонарей. На ватных негнущихся ногах я вышла и побрела в сторону передней пассажирской двери.

– Почти все, незамерзайки еще плеснул. Ты чего, Маш? Плохо? – Взгляд Толи, обращенный ко мне, еле идущей, был встревоженным.

Я разозлилась. Этот наглый лжец и непревзойденный манипулятор всерьез беспокоился или успешно прикидывался?

– Просто устала и хочу домой.

Толя открыл передо мной дверь, усадил в машину и пристегнул ремень безопасности.

– Сейчас-сейчас, принцесса. Как только доберемся, сделаю горячий чай с малиной. Кажется, ты заболеваешь.

Мне же хотелось смеяться и плакать одновременно. Если я и заболевала, то только психически. Всего за три дня моя жизнь резко перевернулась с ног на голову, бесстыдно обнажив скрытые детали. Перебрав в голове все возможные варианты, я выбрала самый простой – промолчать. Поэтому следующая неделя прошла спокойно. Толя, как обычно, возил меня на работу, забирал домой, по вечерам мы вместе готовили и много говорили. Только вот боль, поселившаяся во мне, не была смиренной. Теперь я знала, что он не честен со мной. Убедилась, что он мастерски управляет моим сознанием и решениями… но все равно продолжала любить. Или думать, что это любовь.

В пятницу мне пришло сообщение, от которого я едва не рухнула в обморок прямо на рабочий стол: «Привет, на связи „Поллукс“! Для вас сюрприз – подарочный абонемент на 4 занятия. Он уже ждет вас в студии».