Пролог
Как бы странно это ни звучало, её самое раннее воспоминание – не было тем, чем гордятся обычные дети. Оно врезалось в сознание, как ржавый гвоздь: не детские смех или первые шаги, а огонь. Всепожирающий. Немилосердный. Даже сейчас, спустя годы, он приходил к ней во снах – живой, дышащий кошмар, готовый слизать языками пламени всю землю обетованную, оставив после себя лишь пепел и тишину.
Этот мирской элемент Тиара встречала часто – особенно в детские годы своей жизни. Как бы она ни старалась отвести взгляд, игнорировать его присутствие – пламя неизменно притягивало её. Его алый танец мерцал в зрачках, языки вздымались к самым небесам, изгибаясь в смертельном поклоне. Казалось, стоит девочке лишь захотеть – и огонь послушно охватит весь бренный мир, испепелив его по одному её капризу. Как кара небесная за первородный грех… как напоминание о том, что люди – всего лишь тростник на ветру перед лицом чистого уничтожения.
***
Тиара стояла на улице, совершенно босая, посреди зимней стужи. Ей не было холодно. Не было страшно. Пустота внутри была куда холоднее любой стужи. Она, аналогично чёрной дыре, затягивала все эмоции. Пальцы впились в собственное запястье, оставляя алые следы от ногтей. Так девочка напоминала себе, что все еще жива.
Ночь была темна. С неба плавно падал снег, накрывая собой все пространство. Тиара подняла голову, наблюдая за танцем снежинок над своею головой. Немного прерывистый вдох полными легкими прежде, чем в воздухе образовалось белое облако пара, сорвавшегося с ее губ. Она робко протянула руки вверх. Раскрытые ладони становились колыбелью для хрупких ледяных кристалликов. Они быстро таяли на теплой коже, превращаясь в крохотные капельки воды. В данную секунду лишь этот момент привлекал внимание маленькой особы, нежели мерцание за спиной. Но оно – мерцание – взывало. Тиара понимала, что стоит обернуться – и вся волшебная сцена в миг превратится в пепел.
Все же, пусть и нехотя, Тиара обернулась.
Её зелёные глаза, холодные и бездонные, уловили движение – суету, крики, беспорядочные всплески чужой паники. Ни приказы, ни мольбы, ни проклятия – девочку не касались.
Поместье, скрытое от посторонних глаз в густой чаще леса, словно стыдясь своего существования, теперь было объято ярким пламенем, словно торжественный костер. Сам особняк, в некотором роде, являвшийся родовым поместьем. Здание передававшееся из поколения в поколение в кругу одной семьи. Но для маленькой девочки, в действительности не знавшей ни любви, ни ласки – это место было ничем иным как гробницей. Тюрьмой. Для неё одной.
Сейчас Тиара стояла и смотрела. В ее детских глазах не было намека на сочувствие. Она наблюдала, как работники поместья метались, словно муравьи, заливая пламя водой. Но тщетно. Огонь, будто слыша немое ликование маленького создания, лишь "смеялся" в ответ, вздымаясь выше, разгорался все сильнее.
А ветер… Ветер так же вторил ее тайному желанию. Он кружил в танце с пламенем, раздувая горячие языки стихийного бедствия сильнее, словно подпевая.
"Да, сожги их!.. Да, уничтожь!.."
И в этом была своя некая красота. Не та красота, что радует глаз, а та, что освобождает. Словно природа сбрасывала с себя неугодные оковы, стирая с земли ненужные строения и сжигая бесполезные создания.
Тиара чихнула, резко втянув носом холодный воздух, и грубо вытерла лицо рукавом. Она вновь обратила внимание на горящее поместье. Даже если оно превратится в пепел, девочка прекрасно понимала, что не получит той свободы, которую желает. Однако сейчас, в данное мгновение, тело маленького создания впервые не было скованно путами обязанностей.
Ни пристальных взглядов, ни шёпота за спиной, ни ударов, ни унижений.
А главное – внутри маленького крохотного тела больше не скреблись коготки жалкого, дрожащего существа. Тот самый брошенный котёнок, что годами царапался в её груди, умоляя о спасении.
Но… спасении от чего?
"… или от кого…" – едва уловимо, словно эхо из глубин её же разума, прошептал женский голос.
– Тиара!
Крик, словно тупой нож, рвущий плоть, ворвался в ночную тишину морозной ночи. Пронзительный, истеричный.
– Малышка! Где же ты?!
Голос приемной матери.
Тиара замерла. Снег таял на её дрожащих ресницах, которые впоследствии образовывали на щеках некие ручейки"слез".