Проводник

© Елена Петровна Мариныч, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Какого лешего вы тут делаете!

Звонкий голос девушки разнесся по лесу, заставив вздрогнуть троих мужчин, возившихся с трупом лисы.

– Вот зараза! И как она нас унюхала!?

С досадой проговорил здоровый детина и сплюнул себе под ноги. На мгновение все трое замерли. За их спинами стояла девушка, невысокого роста, с растрепанными волосами до плеч. Темно карие глаза сверкали от гнева, брови сошлись у переносицы. Спортивные штаны были заправлены в удобные полусапожки на толстой подошве. Поверх шерстяного свитера, штурмовка защитного цвета. В руках лишь веревка.

– Шла бы ты отсюда.

Прошипел мужик и медленно поднялся на ноги. Развернув плечи, он с угрозой посмотрел на девушку.

– Жорик – погоди.

Второй из компании, не таких внушительных размеров как Жорик, вклинился в начавшуюся перебранку.

– Пашка, давай так: мы тебя не видели, а ты нас. Разойдемся по-тихому.

– Да не уж-то! Миротворец ты наш! Сезон охоты на лис еще не начался, а значит что?

– Да брось. Сама ведь знаешь, что впустую весь этот кипишь. Максимум штраф выпишут.

Глаза девушки сузились до щелочек. Она была так зла, что с трудом переводила дыхание. Конечно, он прав. Даже до штрафа дело не дойдет. Проставятся местному участковому и дело с концом. Не в первый раз. А её еще и отчитают за излишнее рвение. Пашка смотрела на троих здоровых мужиков у ног, которых лежала убитая ими лисица и понимала, что вся ее злость бессильна. Она не сможет добиться наказания. Не сможет? Что ж, тогда она сама накажет.

Гнев захлестнул разум. Веревка стала оружием. Пашка умела пользоваться веревкой. Та послушно изгибалась в ее руках, нанося хлесткие удары по рукам, лицам, ногам. Подойти к ней близко не было никакой возможности. Глаза девушки горели, а рот искривился в оскале. Веревка со свистом рассекала воздух, вновь и вновь нанося удары, пытающимся увернуться мужикам.

– Ты сдурела? Пашка прекрати! Блин! Стерва!

С такими восклицаниями, перемешанными нецензурной бранью, браконьеры отступали. Пока и вовсе не обратились в бегство. Пашка не могла остановиться. Она преследовала их до опушки леса, хлестая веревкой по спинам.

– Только попробуйте в лес сунуться – уроды!

Прокричала Пашка глядя вслед удаляющимся мужикам.

Стол был накрыт скатертью с вышитыми цветами. Где ее взял дедушка Яков, Пашка не знала. Дедушка считал, что в кухне стол следует накрывать скатертью, а никак не клеенкой. И есть нужно деревянными ложками. Нечего железо в рот тянуть. Пашка с ним не спорила. Она любила деда Якова, который вырастил ее и стал самым родным человеком. Своих настоящих родителей она и знать не хотела. Они оставили ее в лесу, у корней дуба совсем крохой. И если бы дед Яков случайно не наткнулся бы на нее, она умерла бы там, даже не осознав, что живет. Чем им помешал ребенок!? И распашонка была на ней дорогая и одеяльце, даже бант, которым был перевязан конверт, был из дорогой ткани. И еще, в одеяльце дед Яков нашел подвеску, старинную. Две головы ворона, смотрящие в разные стороны, опирались голову сидящего кота. А кот в свою очередь упирался лапами в расправившую крылья птицу. Подвеску Пашка носила. Лишь для того, чтобы не забыть о предательстве. Ведь так легко простить, когда ты ничего не помнишь, а прощать она не собиралась.

– Полюшка, тебе бы по кинам бегать, да парням головы кружить, а не по лесу мужиков гонять. Этак ты всю жизнь Пашкой проживешь.

Дед Яков нарочито суровил брови.

– Ну, деда! Если суждено мне замуж выйти, то жених и на печи найдет.

– Вот ведь заноза! На все ответ есть.

Дед Яков с улыбкой качал головой, глядя на Пелагею. Полюшкой называл ее лишь он, для всех остальных она была Пашкой. Ни девчонка, ни мальчишка. Школу окончила, что говориться со скрипом. Нельзя было сказать, что ей трудно давались школьные предметы. Пашку возмущал тот факт, что все преподаваемые учителями премудрости надо было принимать на веру, так как они есть. А почему собственно! Почему нельзя усомниться в законах физики, или химии? А биология? Да о человеке далеко не все известно, не говоря уже об окружающем мире. И ни один преподаватель не ответил, почему у ящерицы хвост отрастает, а если человеку ногу оторвать то не отрастет? За этот вопрос Пашку не только из класса выгнали, но еще и дедушку в школу вызвали. А сколько возмущений было, когда дед Яков, усмехнувшись в бороду, сказал.

– Так ведь ребенок интерес проявил к предмету, рази ж учитель, не должен ответить?

Переиначить себя Пашка не могла, да и другие дела ее больше волновали. Лес, в котором дед всю жизнь был лесником. Вот там была наука настоящая. И преподавал ее дед Яков лучше, чем в школе физику. Так и стала Пашка дедушкиной преемницей. Хоть и хотел он, чтобы она другую профессию выбрала да в город перебралась. Но спорить с Пашкой не мог. Она всегда настаивала на своем, при этом умудряясь не обидеть. Да вправду сказать и дед Яков, не очень-то хотел расставаться с внучкой. Одиночество его страшило. Да и Полюшка его под присмотром будет. Болела душа у него за девчонку. Все беда мерещилась. Хоть и понимал, что от старика проку мало, но все-таки на душе спокойней, когда она перед глазами.

– Ты бы поосторожней была в лесу. А ну как кто из обиженных тобой отомстить захочет!?

– Деда, не волнуйся. Хотел бы кто отомстить, то уже отомстил бы. Они только ругаются, когда меня видят, а с меня как с гуся вода. Ты же знаешь.

– Так-то оно так, да только вдруг кто злобу копит? Да часа своего выжидает?

– Хорошо дедуль. Буду осторожной. Обещаю.

Пашка понимала опасения дедушки. Сама не раз думала о возможности мести. Особенно от Жорика. Мужик он здоровый и задиристый. А как лишнего хватит, так и вовсе «крышу» сносит. Его Пашка опасалась. Ей бы попридержать свой норов, да не выходит. Всякий раз, лишь только гнев овладевает ею, так идет напролом. И неважно кто перед ней.

– Деда, я в село смотаюсь! Тете Вере корень солодки отнесу. Она просила меня накопать.

Дед только кивнул. Пашка вышла за калитку, а дед Яков наблюдал за ней стоя в дверях дома. Смотрел вслед, словно куда далеко провожал. И снова тревога сжала сердце. Что-то частенько в последнее время. Солнце клонилось к закату. Весеннее тепло пугливое, чуть сумеркам время настает, так и нет его. Пашка в черной курточке и непременных штанах походила на мальчишку. Даже походка у нее была мальчишеской. Дед продолжал стоять в дверях, глядя на пустую дорогу.

Пашка не планировала задерживаться у тети Веры надолго. Но уйти, не выпив чая с домашним печеньем не получилось. Хоть времени на чаепитие ушло не так уж и много, Пашка узнала все новости. Тетя Вера говорила быстро, много и при этом жестикулировала. Наблюдать за движениями ее рук во время разговора было забавно. Пашка пропускала мимо ушей сельские сплетни, лишь кивая головой делая заинтересованный вид. На самом деле ей были безразличны страсти жителей деревни Столбы. Здесь, как и в любой другой деревне, все были на виду. Казалось бы, откуда взяться сплетням, если ты как на ладони? Но всегда находятся люди, которые предпочитают домысливать очевидное, придавая, даже самым заурядным событиям скандальную окраску. Этого Пашка не понимала. Потому и пропускала мимо ушей «важную» информацию.

Домой пришлось возвращаться в сумерках. До темноты еще оставалось время, и потому, Пашка шла не спеша. Не потому, что она боялась темноты, просто не хотела волновать дедушку. Погрузившись в свои мысли, Пашка не заметила троих мужчин, стоящих у забора, под старым ясенем. Они подождали, когда она пройдет, и последовали за ней, стараясь не шуметь. Один из них нагнулся, поднимая увесистый камень. Пашка не успела ничего понять, лишь почувствовала сильную боль в затылке. В глазах сверкнуло, ноги подогнулись, а руки свело, на мгновение. Она рухнула на дорогу. Сознание еще не покинуло ее, когда посыпались удары ногами. Сапоги вонзались в живот, спину, выбивали воздух из легких. Она ничего не видела кроме сапог. И последнее – подошва с кусками грязи. Прямо перед глазами. Больше ничего.

Дед Яков сидел на табуретке у открытой двери, и смотрел на дорогу. Он уже не оправдывал себя тем, что ему хочется подышать свежего воздуха. Что он вовсе не Полюшку дожидается. Может это из-за старости он стал таким беспокойным? Ночь наступала быстро, а Пелагеи все не было. Позади него послышался шум. Дед Яков прислушался. Из кухни. Кряхтя поднялся. Войдя в кухню, он увидел лежащий на полу нож. Как он мог скатиться со стола? Страх закрался в душу, обдав холодом.

– Полюшка!

Проговорил дед. В тот же момент в калитку влетел соседский парнишка, и закричал, не успев даже в дом войти.

– Дедушка! Дедушка! Там Пашку! Ее в больницу увезли. Избили!

Перед глазами поплыло. Дышать стало трудно, даже повернуть голову стало невозможно. А парнишка все добивал словами.

– На ней места живого нет! Голову проломили…

Дальше он не слышал. Старое тело со стуком упало на пол.

2

Тьма и тишина. Как же хорошо не чувствовать боли. Ничего не чувствовать. Нет ни земли, ни неба. Нет ничего. Как хорошо. Туман? Откуда здесь туман? Такой белый. Откуда-то пришло беспокойство. В тумане кто-то был. Она чувствовала чьё-то присутствие. Но оно не пугало, лишь беспокоило, как беспокоит скорая встреча с близким человеком, которого давно не видел. Из глубины тумана начал проступать силуэт человека. Зависнув в бесконечном пространстве темноты, она наблюдала, как неясный силуэт приобретал очертания. Вот он приблизился, и она смогла рассмотреть его. Резкие черты лица, словно у каменной статуи смягчала теплая улыбка. Но она не вязалась с той печалью, что наполняли его глаза. Широкие плечи и руки с мозолистыми ладонями. Она отчетливо увидела, эти мозоли. И небольшую родинку между указательным и средним пальцем. Она успела рассмотреть все это в то мгновение, когда он протянул к ней руку и толкнул с тихим шепотом, – «Еще, не время». А потом долгое падение.

Боль вернулась. Она пронзила все тело. Голова раскалывалась. В горле что-то мешало. Не давало вздохнуть. Пошевелиться трудно. Сквозь веки проникал свет, от которого становилось больно глазам. Казалось, что тело опутано ремнями, которые не позволяют пошевелиться. Где я? Дедушка! Пашка попыталась встать, но смогла лишь слегка пошевелить пальцами. Открыть глаза оказалось очень тяжело. Почти невозможно. И снова темнота, но уже другая. Из нее хотелось вынырнуть, во что бы то ни стало. Снова свет. Свет и боль. Снова попытка удержаться. Не уйти в темноту. Там ждало что-то мучительное. Что-то страшнее боли. Потому Пашка выныривала вновь и вновь. Она боролась изо всех сил. Она должна. Дедушка. Он ведь волнуется. Но почему так страшно думать о нем? Ей надо вернуться. Собрав всю свою волю, преодолевая страх, она вырвалась. Распахнула глаза и уставилась в белый потолок, все еще не веря в то, что тьма позади. И она уже туда не вернется. Кто-то, в белом халате подбежал к ней. Голос доносился, откуда то издалека. Трудно было сосредоточиться. Надо понять, что говорит голос.

– Ты меня слышишь?

Пашка попыталась ответить, но не смогла. Тогда она кивнула. И услышала.

– Хорошо. Сейчас я позову доктора. Все будет хорошо.

Выздоровление было долгим. Пашка узнала, что была в коме несколько дней. Что врачи не верили в то, что она выживет. И то, что она очнулась, можно назвать чудом. Они старательно избегали вопросов о дедушке, и Пашка поняла, что случилось то, чего она боялась. Еще там находясь в темноте, без сознания, она знала, что больше не увидит дедушку. Потому ей и было страшно думать о нем. Врачи ничего не говорили, стараясь не беспокоить ее. Пока Пашка напрямую не спросила.

– Мой дедушка. Он умер? Ведь так?

В ответ долгая тишина. Подтверждение ее слов. Она была права. Его сердце не выдержало. Спасти его не успели. Пришла апатия. Пашка днями на пролет лежала, безучастная ко всему, даже слезы не бежали из глаз. В один миг все рухнуло. Что у нее осталось? Только лес. Она знала, что люди умирают, но верила, что дедушка будет жить вечно. Глупо конечно, но ведь так не хочется, чтобы самые близкие тебе люди умирали. К чему было так бороться за жизнь? Нужно было остаться там в темноте. Там было так спокойно.

Она понимала, что нужно продолжать жить. Нужно бороться, но кто у нее остался? Никого. У других есть родители, братья, сестры. Может попытаться узнать что-нибудь о своих родителях? Может у нее есть брат или сестра? Для чего? Этого Пашка не знала. Просто уцепилась за эту мысль. Она сама не подозревала, что ее бойцовский характер не хочет сдаваться без борьбы. И эта мысль, не что иное, как попытка найти возможность продолжать жить.

Следователя пустили к ней лишь, когда перевели из реанимации в общую палату. У него были вопросы, на которые она не могла ответить. Кроме сапог нападавших она ничего не видела. Были ли у нее враги? А у кого их нет. Разговор со следователем утомлял, но Пашка терпеливо отвечала до тех пор, пока ее голова не начала болеть. Лишь увидев, как она поморщилась, следователь прекратил бесполезные расспросы, попрощался и ушел. Он заходил еще не один раз, и уходил все с тем же результатом.

Время шло, Пашка медленно поправлялась. Она уже выходила во двор больницы, прогуливалась погруженная в свои мысли. Не замечая ничего и ни кого вокруг. В один из дней, следователь нашел ее сидящей на скамейке во дворе больницы и присел рядом. Он не задавал вопросов, просто сидел глядя вдаль и молчал. Пашка тоже молчала. Ей было все равно. Наконец следователь нарушил молчание.

– Мы нашли виновных.

В ответ молчание. Даже странно, но Пашке было не интересно.

– Не хочешь знать, кто на тебя напал?

– Зачем?

Следователь кашлянул. Видимо ее ответ смутил его.

– Хорошо. Ты все равно узнаешь со временем. Я по другому поводу.

Он немного помолчал, собираясь с мыслями.

– Мне много рассказывали о тебе. В том числе и о твоем крутом нраве. Это правда, что ты браконьеров лупила?

– А что оставалось? Ведь ни одного не наказали из тех, что я приводила к участковому.

– Ясно. Даже мести не боялась?

Пашка посмотрела на следователя. Зачем ему этот разговор? Ему, что захотелось нотацию прочесть!? Какая она не разумная? Что все бы обошлось, если бы она сдерживалась. Что ее дедушка был бы жив? Она это знает! И от того ей становиться невыносимо тяжело. Ее вина, что сердце дедушки остановилось. Что ему ответить? Нечего.

– Я не стану читать тебе лекции. Не затем пришел. Просто не хочу заводить дело еще и на тебя.

Она удивилась такому повороту. С чего вдруг дело на нее заводить?

– Просто если ты решишь отомстить, то мне придется это сделать. Ты понимаешь?

– Отомстить?

У нее ни разу не возникла подобная мысль. Какая глупость. Она усмехнулась и покачала головой.

– Я хочу покончить с этим сразу. А месть, только пустит все по кругу. У меня в планах – жить.

Следователь долго смотрел на эту странную, молодую девушку, рассуждающую как умудренный опытом взрослый. Стало легче. Не придется решать эту проблему в будущем. Они еще какое-то время сидели молча, думая каждый о своем. Во дворе прогуливались больные, сновали медсестры. Появлялись родственники и друзья больных, с пакетами или сумками. Жизнь продолжалась.

Первую тень она увидела, выйдя за ворота больницы. Маленькая, похожая скорее на черный дым, чем на тень. Пашка отступила на шаг, пропуская ее. Кошка, пронеслась мысль. Ни страха, ни удивления. Она даже знала, что эту кошку сбила машина, прямо напротив больничных ворот. Откуда она это знала? Просто увидела. Не задержавшись ни на минуту, она пошла прочь от больницы. Мир для нее изменился с того момента как она вынырнула из темноты. И она училась принимать его таким, каким видела теперь. Почему все так? Пашка знала, что там за гранью, с ней что-то произошло. Просто не могла вспомнить. Но она вспомнит со временем.

В больницу она попала в конце марта, а вышла в середине мая. Солнце пригревало по-летнему. На Пашке были джинсы, черная майка и легкая спортивная куртка. Вещи ей привез следователь. Она была ему благодарна за это. Вещи, в которых она попала в больницу, даже если их отмыть от крови и грязи, Пашка ни за что не одела бы. Волосы, состриженные в больнице под корень, успели немного отрасти. Солнце припекало голову, и Пашка подумала, что ей не помешает бейсболка.

– Эй, парень?

Пашка не остановилась. Кто-то схватил ее за руку.

– Слышь парень? У тебя закурить не будет?

Перед ней стоял высокий парнишка и вопросительно смотрел на нее. Пашка отрицательно покачала головой.

– С тобой все в порядке?

Он обеспокоенно посмотрел на нее. Пашка кашлянула, прочищая горло. Отчего-то она смутилась.

– Я в порядке.

– Ты бледный. Точно в порядке?

Пашка уставилась на него. Неужели она настолько похожа на парня, что даже по голосу не отличить?

– Я только что из больницы. Так, что все в порядке.

– Только выписался что ли? Тогда понятно. А, что ж за тобой никто не приехал?

Парень все еще держал ее за руку. Пашку это начало раздражать. Она вырвала руку и сказала.

– Не кому.

И пошла прочь.

– Эй, парень. Постой!

Она не обернулась. Вспомнились слова деда Якова. «Так и останешься Пашкой». Его слова становились реальностью. Почему ей не все равно?

3

Больница находилась в райцентре в двадцати километрах от Столбов. Добраться до деревни можно было на маршрутке. Подойдя к остановке, Пашка порылась в карманах и поморщилась. Денег не было. Придется идти пешком. Она могла договориться с водителем и отдать деньги за проезд позже, но ей не хотелось ни с кем говорить. Она повернулась, чтобы уйти, когда ее окликнул женский голос.

– Пашка!?

Это была тетя Вера. Вот уж кого она сейчас совсем не хотела встретить. Не потому, что не любила ее, а потому, что тетя Вера сейчас начнет плакать да причитать. А этого Пашке хотелось меньше всего.

– Ой, боже ш ты мой. Пашка. Да ты на себя не похожа! Вот бандиты, чтоб их скрючило. Разве ж так можно!?

Она рассматривала Пашку, поворачивая в разные стороны.

– Ой, а дед Яков то…

Пашка поняла, что сейчас начнутся причитания, и сказала.

– Я знаю. Теть Вера, я пойду.

– Куда ты пойдешь? Разве ты не домой?

– Домой.

– Так маршрутка скоро пойдет. У тебя, что денег нет на маршрутку?

Пашка промолчала. Сейчас она хотела просто уйти.

– Ничего. Я заплачу.

– Не стоит.

– Брось, от пятидесяти рублей не обеднею. Ты ж мне как дочь.

Пашка только усмехнулась. Все дни в больнице прошли в одиночестве. Никто из односельчан не вспомнил о ней. Даже вещи привез следователь. Как дочь?

Видимо тетя Вера поняла, о чем думала Пашка, потому смутилась. Потупила глаза, засуетилась.

– Ты это, не дури. Поедем вместе.

Пашка согласилась лишь потому, что не хотелось спорить. В маршрутке, стоило Пашке сесть, воцарилась тишина. Все кто находился там, украдкой посматривали на нее, ерзали. Пашка откинулась назад и прикрыла глаза. До слуха долетел неразборчивый шёпот. Это раздражало. Пашка постаралась не обращать внимания, погрузившись в свои мысли. Наверное, ей изрядно промыли косточки, пока она лежала в больнице. А, все равно! Ей наплевать.

Взгляды провожали ее, пока она шла на кладбище, куда направилась, выйдя из маршрутки. Деревянный крест и холм земли, засыпанный цветами. Дедушку любили. Пашка знала, что похоронили его достойно. Вот только ее не было. Она не проводила его! Чувство вины подогнуло колени, и Пашка опустилась на землю. Опустила голову. Так просидела она до тех пор, пока солнце не коснулось горизонта. Пашка вспоминала дедушку, просила прощения, говорила с ним, но не смогла заплакать. Слезы подступили к горлу, но не вышли из глаз, а опустились камнем на сердце. Лишь когда стемнело, она поднялась на ноги и побрела прочь с кладбища, оставляя позади все, что было ей дорого.

Труднее всего было войти в дом. Пашке понадобилось все ее мужество, чтобы переступить порог. Постояв в темноте, прислушиваясь к стонам осиротевшего дома, она прошла в спальню и легла на кровать. В одежде. Сняла лишь кроссовки. Так и пролежала всю ночь, глядя в потолок. Уснуть не смогла, и даже не пыталась. К утру Пашка поняла, что ей нужно немедленно приступать к делу, если она хочет выжить. Лежа в кровати и глядя в побеленный потолок она теряла силы и волю к жизни. Потому, лишь начало светать, Пашка поднялась с постели и начала собираться в дорогу. Собственно собирать было нечего. Она взяла паспорт, банковскую карточку, на которой накопилась приличная сумма. Деньги Пашка тратила в основном на продукты, и те покупала не много. Изредка приобретала что-то из одежды. Наряды и косметика ее не волновали. Дедушка получал пенсию на почте и сразу вносил все полученные деньги на банковский счет Пашки. Говорил, что это ей на приданное. Так, что Пашка была вполне завидной невестой. Узнай кто, сколько денег на ее счету, то отбоя в женихах не было бы. Пашка усмехнулась этим мыслям.

Затем она подошла к шкафу. Вещей у нее было мало, так, что с выбором, не было проблем. Она одела, черные брюки, синюю футболку, сверху спортивную куртку с капюшоном. Порывшись на верхней полке шкафа, выудила старую бейсболку с логотипом компании naik. Посмотрела на себя в зеркало. Короткие волосы, слишком, короткие. Худое и бледное лицо с темными кругами вокруг глаз. А сами глаза были черными. Наверное, они лишь казались такими из-за недостатка света. Хотя Пашку не удивило бы будь это самом деле так. Глаза казались большими из-за худобы. Маленький нос, слегка полноватые губы сжаты. Девичья фигура скрыта под спортивной одеждой. Опущенные плечи. В ней ничего женственного не было. Одним словом – Пашка. Не удивительно, что тот парень не понял, что она девушка. Она и сама бы спутала. Пашка вздохнула и одела бейсболку. Половина лица скрылась под козырьком. Так лучше. Может и хорошо, что она похожа на парня. Может так легче будет. Оглядевшись напоследок, Пашка проверила, висит ли на ее шее подвеска и пошла к двери. На пороге она остановилась, глядя на дорогу. Воздух показался ей плотным. Она выдохнула, медленно подняла руку и протянула вперед. Ее пальцы почувствовали холод, а в воздухе показались круги как от брошенного в воду камня. Пашка отступила назад. Нет, к такому она еще не готова. Круги исчезли, и протянув руку вновь она ничего не почувствовало. Все прошло. Сжав кулаки, Пашка шагнула за порог.

– Так сразу много не скажешь. Интересная вещица и судя по всему, ей не одна сотня лет.

Оценщик вертел подвеску в руках стараясь получше рассмотреть. Пашка не сводила с него пристального взгляда. Она приехала в город, чтобы больше узнать о подвеске, что оставили вместе с ней в лесу. Для этого она пришла к оценщику, сказав, что хочет узнать стоимость семейной реликвии.

– Оставьте мне подвеску на некоторое время, я поищу информацию и перезвоню вам. Естественно я оставлю вам расписку.

– Нет

– Не доверяете.

Пашка отрицательно покачала головой, не отрывая взгляда от лица оценщика. От этого взгляда ему было не по себе. Странный посетитель за все время ни разу не отвел взгляда. Более того, он не видел, чтобы этот человек моргнул хоть раз. Да и имени своего не назвал. Сказал, что ни к чему это. Очень странный тип. Пожалуй, не стоит с ним вообще связываться. Но подвеска может оказаться старинным, если не древним артефактом. Упускать такое сокровище из рук не хотелось.

– Ладно. Тогда позвольте, я сделаю несколько фотографий.

Пашка согласно кивнула головой продолжая наблюдать за ним. Оценщик достал фотоаппарат и сделал снимки. Все это время Пашка сидела молча.

– Вот. Оставьте свой номер телефона, чтобы я мог перезвонить, когда что ни будь узнаю.

– У меня нет телефона.

– Как так? Что же делать?

– Я зайду через три дня.

Пашка протянула руку, и оценщик нехотя отдал ей подвеску.

Выйдя на улицу, Пашка немного постояла, раздумывая и пошла по оживленной улице, так и не решив куда, конкретно она пойдет. Это был ее первый день в большом городе. И с первого же взгляда они невзлюбили друг друга. Пашке не понравился город со своей торопливостью, шумом и запахом. А город невзлюбил Пашку, повсюду создавая препятствия и выказывая недоверие. Ей пришлось, потратить ни один час, чтобы найти комнату. В кафе на нее перевернули чашку с остатками чая. А толчки на улице и хамство ее уже начали выводить из себя. Она стискивала кулаки и старалась сдерживаться. Пока ей это удавалось. Но как долго она сможет сдерживаться? Теперь еще три дня придётся здесь торчать.

Она сменила свою старую одежду на новый, спортивный костюм. Купила бейсболку и удобные кроссовки. Больше ей ничего не было нужно. Бродить бесцельно по улицам ей не хотелось, слишком много народа. Оставалось одно, вернуться в съемную комнату и валяться на диване. Безрадостная перспектива. Пашка побрела во дворы, решив пойти в городской парк. Там и народу поменьше и воздух почище. Да и деревья растут. Конечно это не лес, но все же лучше чем городские улицы.