- -
- 100%
- +
Но потом он вновь посмотрел на далекие тучи, и невинная улыбка пропала с его личика. Он вдруг стал серьезнее. «Те темные облака… Они иногда появляются вдалеке, но редко приближаются к нам. Такие же бывают внизу, далеко под островком. Но так, чтобы на одном уровне, чтобы я мог забраться на них и посмотреть, как там живут… Так близко они не подплывают. А те, что возникают снизу – тоже далеко. Не спрыгнешь. Но как же на них живут? Они такие мрачные и суровые, будто их не пускают к Маяку, и они расстроены. А вдруг и правда расстроены? Почему там темно? Добирается ли до них свет моего Фонаря? А если нет? Неужели ночью они совсем без света? Нет, но фонари-то у них должны быть. Интересно, а фонари у них есть? А если нет? Вдруг у них нет фонарей? А как же они понимают, где заканчивается облако и начинается бесконечный обрыв? Нет, кажется, я вижу крохотные огоньки. Но почему их так мало?»
Смотритель грустно покачал ножкой. Он переживал за обитателей туч. И тут ему в голову пришла еще более пугающая мысль: «А что, если свет моего Маяка достает не до всех? Сколько в мире облаков и сколько на них жителей! Неужели кто-то вынужден плутать в темноте, пока милостиво не возвратится солнце?» С тихой болью в больших глазах он нежно думал о судьбе тех, кто бродит в ночи без света.
Маяк молчаливо внимал его тоске.
Кусочек земель №39
На корабле
Волны набегали друг на друга, тревожа водную гладь. Садовник всматривался в гигантское озеро, принявшее корабль в свои объятия и взявшее его в свои ладони. Водные перья опускались друг на друга, погружаясь постепенно вглубь и погружая юношу все глубже в размышления.
Как сменялись пенные узоры у борта, так сменялись и его мысли.
Он вспоминал свой сад и переживал, не погибнет ли он без своего Садовника. Он продолжал думать об умирающих каждый день растениях, словно они таяли вместе с ним. Каждый день гиб один цветок. Не погибнет ли теперь больше? Правильно ли он поступил, покинув свой маленький цветущий мир? Не зря ли сорвал и забрал с собой столько цветов? Сколько их увядает? Почему-то цветы в корзине сохраняли свежесть, цвет и аромат, словно он только что их срезал. Но Садовник чувствовал, что где-то там, в окруженной холмами долине, возле его домика, растение за растением засыпает по мере того, как день сменяет день.
Вдали раздался гудок другого корабля, прерывая молчаливое плескание вод. Волна легонько ударилась о борт судна.
В памяти юноши всплыл образ человека, приросшего к бревну. Возникшее перед глазами видение медленно покачивалось на волнах и лениво вопрошало: «И когда же я смогу проплыть по озеру?» Садовник раздраженно махнул перед глазами рукой, как бы отгоняя неприятную картинку, и со злостью встряхнул головой, окончательно прогоняя назойливое воспоминание.
Ему было противно вспоминать Ждущего. Вечно жалующегося на отсутствие корабля, который отвез бы его на другой берег, и непрестанно закрывающего глаза, как только покажется судно. Возмущающегося, что ему никто не помогает, и постоянно сторонящегося тех, кто мог бы ему помочь. Негодующего, что судьба не дает ему шанса, и старательно избегающего любой представляющейся возможности.
В порыве нахлынувшей бессильной злобы Садовник окинул взглядом палубу в поисках чего-нибудь (чего угодно!), что можно было бы бросить в воду. Бросить в озерную глубину, будто вместе с этим предметом можно выбросить это надоедливое воспоминание, избавившись от собственных гнетущих мыслей. В глубине души Садовник боялся, что между ним и тем жалким человеком могло быть что-то общее. Нет, очевидно же, что столько лет он оставался в родной деревне и пытался бороться с гибелью цветков известными и придуманными им способами, потому что не было необходимости уходить, потому что так было правильно и нормально.
Но тогда отчего же, отчего его сердце непрестанно ныло, желая покинуть приевшийся, крохотный, скучный любимый родной край?
Садовник поднял взгляд к небу. Под белыми облаками с бежевым оттенком, словно вату окунули в светлую гуашь, парили несколько белых птиц. Они походили на пушинки, покинувшие уютное облачко одуванчика.
Садовник вгляделся в сизую даль, исполненный странным чувством светлой печали.
Он подумал о Молчуне.
У него было смутное ощущение, что Молчун сам виноват в своем тоскливом отшельничестве и плачевном состоянии загубленного сада. Но он искренне сочувствовал одинокому мужчине. Было ли ему жаль старика? Не совсем. Да и сам Молчун, пожалуй, был бы крайне недоволен, если бы узнал, что кто-то относится к нему с жалостью или снисхождением. Он ему именно сочувствовал, относился… с пониманием. Поэтому пожилой человек, вечно живущий взаперти, и принял от него в дар цветок.
Юноша опустил взор к воде и задумался: как жил этот неразговорчивый старик прежде, почему остался один, почему у жителей деревни такое разное о нем впечатление, почему он так запустил растения в саду, почему прячет цветы в доме с забитыми окнами? В голове всплывали обрывки воспоминаний, брошенные мимоходом фразы, скудные наблюдения других жителей деревни.
Молчун любил цветы. Он не отвергал чувства. Этого могли не понять другие, но Садовник это понимал. Он мог не знать многого в этой жизни, но о цветах и об отношении к ним кое-что знал. А история этого старика из дома с заколоченными ставнями была банальной, простой и грустной.
Старику не очень повезло с родителями, он сам так сказал. Когда Молчун был еще ребенком, они загубили все одуванчики, и потому он не знал, как за ними ухаживать. В некоторых местах одуванчики не требуют ухода. В его собственном саду они прекрасно росли сами. Но там, где растения символизируют чувства, цветам любви требуется особое внимание. А семья Молчуна не придавала им значения. Может, они и любили его, все-таки одуванчики появились у их дома, но то ли были слишком строгими, то ли безразличными, и цветы не вынесли отсутствия заботы. Не научившись от родителей уходу за садом, он не знал, как следует взращивать чувства. А еще он не знал, как правильно их показывать. Молчун говорил, что цветы не надо выставлять напоказ, они только для близких, только для сада. Но у самого и в саду ничего нет. Должно быть, он все спрятал в доме своего сердца и заколотил окна. Проблема не в том, что у него нет чувств, а в том, что он не умеет их проявлять. И Молчуном его прозвали не оттого, что он неразговорчив. Он не умеет объяснять свои эмоции. Он не может подобрать слова, чтобы сказать действительно важное, самое главное. А родные приняли молчание за безразличие и не выдержали его. И он все еще не нашел слов, чтобы исправить ситуацию. Когда-то Молчун был душой компании. Значит, он человек общительный, но общение со знакомыми не требовало от него той отдачи, в котором нуждалась семья. Ему не нужно было проявлять те чувства, которые он прятал от неумения с ними обращаться. Но время прошло, и все приятели стали проводить дни со своими семьями. А он остался один, в затянутом терниями одиночества покосившемся домике. Сердце Садовника сжалось от сочувствия к старику. Он посмотрел на стоящую у ног корзину, и смутная мысль промелькнула у него в голове: а не похож ли я на того старика? Как мне не остаться в пустом печальном доме? Но он тут же встряхнул головой, отгоняя унылые образы. В конце концов, он был молод и в его саду красовалось еще много цветов.
Странник вглядывался в горизонт. Мысли сменяли друг друга.
А над его головою менялся узор неба.
Кусочек пещер №40
Пока вместе
По мрачному тоннелю шел юноша. Рядом с ним летела, разгоняя тьму, небольшая звездочка.
– Значит, ты хочешь отправиться прямо туда, – пушистая ладошка коснулась потолка пещеры, – на самый верх?
– Выше! Я выберусь за пределы.
– Ты уже окончательно решил? – поежился малыш. – Звучит жутко. Ты идешь в никуда.
– Напротив. Я иду туда, куда всем бы следовало пойти.
– Я слышал, что раньше там и жили.
– Почему же ушли?
– Там плохо жилось. Земля сухая, еды нет, залов для жилья недостаточно. И вообще, там страшно. Все такое серое.
– Здесь еще хуже! Странно, что никто не вернулся наверх.
– Это было давно. Это же просто легенда. Наверное, все привыкли жить здесь. В уютных пещерах.
– Уютных, говоришь? – хмыкнул Искатель.
– Меня все устраивает.
– Тогда под тем, другим небом, понравится еще больше. Представляю твое лицо, когда выберемся.
– А я не очень хочу туда. Если честно, – опустив глаза, пробормотал малыш.
– С чего вдруг?
– Мне страшно.
– Вот глупости! Там здорово. В этом я уверен.
– А что ты будешь делать, когда окажешься наверху? – поинтересовался Мотылек.
– Очевидно же! Исследовать!
– А потом? – не унимался малыш.
– А потом будет видно.
– Ты вернешься?
– Зачем? Это глупо. Там ведь чудесный мир без стен, дивный край упоительной свободы, – постарался как можно торжественнее провозгласить молодой каменолом, применяя все свое красноречие, и от его голоса со стен осыпались крупицы породы.
– А как же те, кого ты оставил?
– Ничего страшного. Они сами сказали: иди.
– Но ведь ты им нужен, – сказал, оглядываясь назад, тот, кто разводит светлячков.
– Нет, что ты. Там и без меня справятся, – засмеялся юноша, представляя каменоломов.
– Сами, да? Без меня? – опечалился Мотылек.
– Не переживай.
– А знаешь, мне нравилось быть нужным.
– Теперь ты со мной. Ты мой друг, и нужен мне.
– Но ты и без меня легко преодолеешь все трудности. Я от тебя буду зависеть куда больше, чем ты от меня.
– Что это за настрой? Что за упаднические настроения? – легонько толкнул друга локтем Искатель, пытаясь подбодрить крылатого малыша.
– Ты большой, сильный, смелый. Ты точно справишься. А вот мои светлячки совсем маленькие, даже меньше меня. Они красивые, но слабые. Да ты сам говорил, что они – просто беспомощные жучки.
– Но ты же не за всеми светлячками присматриваешь. Есть и те, что одни живут. Сами по себе.
– И как им, наверное, одиноко! Тем более моим. Они ведь привыкли к моей заботе. Как они без меня?
– Разлетятся, будут освещать дорогу. Они знают, где находится их родной зал, будут там собираться иногда. Или новый найдут.
– Разбредутся по тоннелям, потеряют дом, – всхлипнул чувствительный Мотылек.
– Не пропадут, не волнуйся, – тепло улыбнулся друг.
– А те, с кем ты жил в своем поселении, не будут по тебе скучать? – дрожащим голосом спросил смотритель за светлячками, утирая кулачками глаза.
– Эти ворчливые старики? Они только рады, что больше не надо возиться со мной! – рассмеялся Искатель, однако голос его предательски дрогнул.
Двое держали путь, задумчиво глядя во мрак пещер, предаваясь воспоминаниям.
Кусочек неба №41
Свет, не засиявший в ночи
Почему бы не попробовать?
Это желание, которому Смотритель не позволял оформиться в мысль, окружало его, преследовало и окутывало. Он отмахивался от него за трапезой, сбегал к друзьям, заглушал беседами с Фонарем и отвлекался от него любованием с высоты платформы.
Но с каждым днем в нем росло ощущение, что ничего страшного в этом нет. Ему ведь решать, когда зажжется белый свет, и он никогда не ошибался.
Желание, уже начинавшее отчетливо звучать в голове, заключалось в том, чтобы проверить, что будет, если не пробудить Маяк. На самом деле в этом не было ничего необыкновенного, ведь Фонарь то горел на полную, то показывался отчасти, то не просыпался всю ночь, и это зависело от особого чутья и понимания Смотрителя, который сам догадывался, в какой момент Заоблачному краю понадобится свет. И все же он сомневался, он хотел не трогать Маяк независимо от того, насколько непроглядной будет ночь.
Если в мире, в дали, от которой не мог отвести взгляд хранитель небесной башни, и вправду есть те, кому не хватает света, значит, все это время они как-то выживали без него. Получается, те, кто привык к поддержке Маяка, тоже переживут пару ночей.
И в случае, если так и получится, он сможет освободить себе несколько дней, чтобы поделиться с несчастными тем, чего у него в избытке, и вернуться назад.
«Три дня», – решил Смотритель. Трижды, надо это или нет, он не разбудит Фонарь на закате дня.
Кусочек земель №42
Ожидание длиною в жизнь
Ждущий продолжал лежать на бревне. Он все еще думал о недавней встрече. Больше всего на свете любил он сожалеть об упущенных возможностях.
«Странный молодой человек, – размышлял он, – очень странный. Я лежу тут все время и не видел еще ни одного корабля. Не было его. Я не видел его. Не видел!»
Он повторял последнюю фразу раз за разом, убеждая себя в ее правдивости. Наконец ему удалось оправдать себя в своих же глазах: «Небо видел, вот оно. А больше ничего».
Мужчина довольно уставился ввысь. От причала отправился в путь по озеру очередной корабль.
«А что до катера… Так он плыл слишком быстро. Как бы я остановил его? Да и людей отвлекать негоже. Заставлять возвращаться… неправильно это, некультурно. И вообще, он и сам мог бы остановиться. Да, этот катер сам меня не подождал. А я очень старался попасть на него! Видят же его пассажиры: я тут лежу. Подошли бы, спросили, не отвезти ли меня на тот берег. Уж тогда бы я непременно ответил бы, что мне и впрямь туда надо, уж я бы не лежал тогда, тогда бы я поехал. А теперь вот опять ждать придется. Да и где же в самом деле все корабли?»
Ленивый слух Ждущего потревожил звук, которого он совсем не ждал. Точнее, он всегда ждал именно его, но очень боялся услышать где-то вне своего воображения. Вдоль берега плыл катер.
«Что это за звук? – возмутился мужчина. – Комары совсем жить не дают!»
Он зажмурился и прикрыл уши. «Комары, комары», – повторял он, изо всех сил пытаясь убедить себя в том, что приближающийся звук принадлежит наглым насекомым.
Ждущий приоткрыл один глаз и боковым зрением заметил очертания долгожданного катера. Как назло, тот плыл вдоль берега и никак не хотел исчезнуть, растворившись на горизонте. «Ох, как громко жужжит… наверное, это все-таки жук».
Когда, наконец, назойливое пение катера затихло, обитатель бревна облегченно вздохнул. Он немного полежал в блаженном покое, а потом вслух пожаловался: «Мне показалось, или проплывал катер? Жаль, что так быстро, да и от берега далеко! Может, еще один покажется?»
И остался лежать на засохшем стволе дерева, на котором решил найти временное пристанище и задержался насовсем.
Кусочек пещер №43
Защитник
Светлячки беззаботно кружились по тоннелю. На самом деле в пещерах несколько больше светлячков, чем принято думать, но они предпочитают прятаться, чтобы не попадаться змеям, паукам и летучим мышам. Запутанный и холодный нижний уровень мира был скуп на пищу, а потому следовало быть особенно осторожными.
Но эти светлячки кружились беззаботно. Следом за ними шел тот, кто подобрал их на камнях маленькими беззащитными крохами, выходил и помог расправить крылья. Теперь они почти смело освещали собой мрачные своды. Благодаря свету им были видны коварные паутины, притаившиеся змеи не могли достать до них в воздухе, а летучим мышам не нравилось сияние, поэтому они не селились возле лучезарного зала, в котором жил Мотылек в окружении веселого мерцающего вихря.
Самые страшные опасности этого мира больше не угрожали им так, как прежде. Заботливый воспитатель научил их добывать пропитание: ближе к ручью можно было отыскать вялые травы. Хотя сами жуки, втайне от него, не брезговали и мелкими паучками, покусившимися на их дом.
Более того, он показал им, что они важны, нужны и полезны. Теперь они время от времени помогали заблудшим путникам найти выход к крупным тоннелям, по которым те могли вернуться домой. Ведь и в их жизни появился кто-то, кто показал им дом. Им было хорошо и спокойно в родном зале, и они готовы были делиться своей радостью обретения с другими. Конечно, жучки не думали об этом, да и не осознавали в полной мере. Но это неважно, ведь они это чувствовали.
Светлячки не подозревали, что в душе их покровителя проросли тернии сомнений. Что, если он оставит их?
Сколько в пещерах различных обитателей? Сколько из них живет самостоятельно? Неужели эти чудесные жучки не справятся сами? Им ведь помогает их свечение. Но оно же и привлекает к ним лишнее внимание.
«Но кто кому нужен? Я – им, или они – мне?» – вздохнул Мотылек. Они придавали смысл его жизни, расписывали его существование волшебными красками, дарили покой. Лишали уверенности своим превосходством. Были моменты, о которых он никому не говорил. Моменты, в которых он боялся признаваться. Когда он хотел бросить их, оставить в зале и уйти. Потому что они гораздо лучше него и сами справятся. Однако обида и зависть уступали светлым чувствам. Он был к ним привязан. Он полюбил их. Без него малыши пропадут.
И теперь он узнал, что тоже светится. И гораздо ярче, чем его подопечные. Может ли он больше не стесняться себя? Может ли больше не опускать глаза в присутствии летающих огоньков, а расправить дрожащие крылья и поднять голову?
Путники переступили порог и оказались в вытянутом зале.
Мотылек посмотрел на потолок пещеры. Пойти ли ему с Искателем? Такой шанс! Но готов ли он к нему? Упускать возможности нельзя, да? Но правда ли эта возможность для него?
До тонкого слуха разводящего светлячков донесся писк. Светящееся создание обернулось на звук и обратило взор на два испуганно мечущихся огонька. То и дело их затмевала крылатая тень. Мотылек ахнул и устремился ввысь, на помощь своим светлячкам.
Летучая мышь заметила добычу. Та сама прилетела к ней и теперь беззаботно играла едва ли не перед носом хищницы. В присутствии своего защитника жучки потеряли бдительность. Мышь расправила черные, как сама пещерная ночь, крылья и легко оторвалась от поверхности. Мерцающие насекомые в ужасе пустились в бегство, но избавиться от преследователя было невозможно. Сгустившаяся над ними темнота приготовилась схватить беспечных жуков, но ее отбросил резкий порыв ветра. И тут она узрела свет. Ослепляющее сияние, словно целый рой светлячков, возникло из ниоткуда и теперь парило в воздухе, не отрывая взгляда от привыкшего к сумраку существа. Сияние имело форму человека, но отличалось огромными красивыми крыльями. Не такими, как у мыши или светлячка. Полупрозрачные и тонкие, они очаровывали и завораживали. Сияющее видение привлекло бы взор жителя другого уровня мира, но не обитателя мрачных пещер. Прекрасный мотылек, осуждающе смотревший на хищницу, не на шутку напугал мышь. Сложно противостоять противнику, который в три раза крупнее тебя.
Издав пронзительный писк, она направилась прочь от непонятного создания.
– Мои крошки, мои малютки, – ласково шептал Мотылек, бережно обнимая жучков. Остальные крылатые воспитанники сразу окружили его.
– Прими мое восхищение! – воскликнул Искатель, аплодируя храброму другу.
– Я просто защищал светлячков.
– Как ты взлетел! Со скоростью упавшего камня! Только наоборот. И весь сиял – куда этим жукам до тебя!
– Спасибо, – зарделся Мотылек.
– Выглядел, как герой из какой-нибудь сказки!
– Я так испугался за них. Вот и поспешил на выручку, ни о чем не думая, – скромно ответил собеседник, опускаясь на землю.
– Теперь я еще больше тебя уважаю, – подмигнул Искатель.
– Не надо смущать меня.
– Это комплимент! Это же хорошо!
– Я не умею принимать комплименты. Мне их обычно не делают.
– И зря. Зато теперь я уверен в своем спутнике. С таким не пропадешь!
– Спасибо…
– До самого неба дойдем!
– До самого неба… Далеко от дома, – задумался Мотылек, смотря на прижавшихся к нему жучков.
– Вдвоем справимся! С таким храбрым товарищем, как ты, я со всем справлюсь! Тем более, нам и свет не нужен!
– Да, точно, надо найти тебе фонарь.
– Зачем?
– На всякий случай, – уклончиво ответил серый малыш.
– Я слышал от стариков, в большом гранитном зале красного цвета проходят торги шахтеров и каменоломов. В нем еще стены закоптившиеся, из-за костров. Не знаешь, где это?
– Светлячки упоминали о чем-то подобном. Я и сам бывал в подобном месте, но не уверен, что именно в гранитном зале.
– Жучки нас проводят?
Мотылек вытянул ручку, и на его сложенные вместе пальчики опустился светлячок. Серокрылый воспитатель медленно поднес ладонь к губам и прошептал: «Нам нужно место, укутанное дымом и пропитанное копотью, согретое пламенем огня и освещенное кострами».
Насекомое подлетело к собратьям. Две крохи, напуганные летучей мышью, присоединились к ним.
Жучки закружились и выстроились в линию.
– Пойдем, путь указан, – позвал Мотылек.
– Удобно, – усмехнулся Искатель и пошел следом за другом.
Кусочек неба №44
Безмятежная темнота
«Пятнадцать», – прошептал Смотритель и боязливо посмотрел по сторонам. Далеко внизу клубились, набегали друг на друга и разбегались облака. В чьих-то домах горели одинокие теплые огни, по краям обрывов мигали далекие фонари. Простор безмолвствовал, не тревожимый суетливыми живыми созданиями.
Хранитель светила обернулся. Его Фонарь дремал безмятежно, не выказывая ни капли беспокойства. Мальчик встал, наполовину приблизился к стеклянному куполу, укрывающему главный источник света в ночи для всего мира, и тихо обратился к нему: «Думаешь, все хорошо?» Голубое свечение – переливающийся огонек, служащий ядром стеклянного шара Фонаря, – медленно увеличилось в полтора раза, успокаивающе мигнуло и лениво сжалось до прежнего размера. Фонарь не переживал. Он доверял Смотрителю, он не видел проблем, он не чувствовал каких-либо перемен среди облаков.
Его друг кивнул. Действительно, за те пятнадцать ночей, что он не пробуждал Маяк и не призывал его освещать тьму, ничего не случилось. Совсем ничего.
Как и всегда, в мирном Заоблачном краю не было вестей о бедах или несчастливых случайностях, никто не приходил к Смотрителю и не спрашивал его, отчего не горит Маяк, ни одно живое существо не высказало и малейшего недовольства или волнения. Когда мальчик спускался пообщаться с обитателями соседнего облака, то лишь пару раз ловил взгляды, направленные на затерявшуюся в вышине платформу. Но взгляды эти были полны любопытства, только и всего, тревога не висела в воздухе, не подвергались сомнениям действия хозяина Маяка. Все знали, что он знает свою работу, как никто другой. Сияние Фонаря не следовало плану или расписанию, впрочем, о расписаниях жители небес не задумывались вовсе.
Смотритель крепко схватился за ограждение, и перегнулся через него, вглядываясь в даль. Сначала было три дня. Теперь уже пятнадцать. Он повторил свой эксперимент, увеличив срок так, что не заметить было невозможно. И все прошло хорошо: башня не треснула, облака не низверглись, привыкшие к высоте и капризам ветра небожители не попа́дали за край.
Если он покинет свой дом на некоторое время, все будет так же хорошо?
Кусочек земель №45
Новый берег
Вот и он – противоположный берег озера. Отсюда начнется его приключение. Выйдя из дома, Садовник не почувствовал в полной мере, что начал путешествие, но теперь-то он проплыл длинное озеро, почти целое море, теперь он вдыхал дух перемен вместе с запахом воды.
Он сошел на берег одним из первых. Хотел задержаться, растянуть этот момент, но медлить было не в характере Садовника, и он не удержался, заспешил вниз. Наконец оказавшись на берегу, он восторженно огляделся и разочарованно опустил плечи.
Напитавшиеся солнцем травы холмов, желто-серый песок у кромки прозрачной воды, разбросанные яркими пятнами цветы и даже пронзительно яркое, высокое летнее небо, по которому плыли белые исполины, – все было точно таким же, как и с той стороны водоема.
Путник нахмурился. В душе он ожидал мгновенных преобразований, и раскинувшийся безмятежный пейзаж его не воодушевлял.
«Может, я недостаточно далеко зашел?» – подумал Садовник и, конечно, был прав. И неправ одновременно, ведь перемены были, пока незначительные и незаметные, но они были на каждом шагу, который делал путник, удаляясь от дома.
Путешественник направился вперед, в деревню, которая, как он знал, лежала дальше по широкой дороге. А корабль за его спиной отчалил, оставляя своих пассажиров на новом берегу.
Кусочек пещер №46
Распутье
Треск угля тонул в недовольном бормотании. Торгующие раздражались от того, что у них ничего не хотели покупать, а приобретающие злились на то, что первые, на их взгляд, хотели чуть больше, чем следовало. Открыто негодования никто не высказывал, но оно виделось в каждом жесте и звучало в каждом слове.
Уставшие труженики хотели поскорее покончить с торгами и вернуться в родной зал – крохотную, холодную, закоптившуюся комнатушку. Но пока они вынуждены были сидеть перед расставленными товарами на каменном полу, каменных выступах или принесенных камнях.