- -
- 100%
- +

© Мария Эмви, 2025
ISBN 978-5-0068-0502-6 (т. 1)
ISBN 978-5-0068-0503-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Сон удаганок1 всегда начинается с запаха. Резкий и иной, он становится пропуском в мир образов и пророчеств, тотчас отделяя его от реальности.
Это был не дым от родного камелека2 в центре балагана, не смолистый дух кедрача за стеной. Здесь царил запах сухой земли, раскаленной под беспощадным солнцем, запах полыни и тысячи несуществующих в родной тайге трав. Запах воли и пыли, чуждого мира.
Во сне юная девушка стояла на бескрайней елани, но трава под ее босыми ногами была непривычно жесткой и колючей. Небо над головой было опрокинутой чашей из выцветшей бирюзы – таким высоким, что кружилась голова. Это было небо Тэнгри, но оно было чужим и пугающе огромным. Из-за горизонта, из марева дрожащего воздуха, рождалась орда. Сначала как рокот, похожий на гул потревоженной земли, потом как темная полоса, что становилась все шире, пока не заполнила собой видимое пространство. Тысячи всадников на низкорослых, косматых лошадях. Над их головами колыхались стяги с вышитой на них незнакомой, хищной тамгой3. Они несли с собой лязг стали, скрип кожи и тот самый степной запах.
Страх не сковал девушку. Вместо него пришло странное, почти шаманское любопытство. Она видела их лица – обветренные, с узким разрезом глаз. Видела их оружие – тугие композитные нумы, изогнутые сабли, копья с конскими хвостами. Ими правил жестокий хан, чье лицо было словно высечено из камня, а глаза горели холодным огнем. Он отдал приказ, и река всадников хлынула прямо на нее.
Но земля под ногами удаганки внезапно стала мягкой и родной. Елань сменилась мхом, вокруг выросли вековые лиственницы, устремляя свои вершины в небо. Прямо перед ней из-под земли вырос исполинский сэргэ – священная коновязь, исписанная древними рунами. Девушка была не одна, за спиной стоял ее уус, ее клан. Отец в полном облачении шамана, с бубном в руке, удаганки постарше, чьи губы беззвучно шептали заклинания. Сама девушка была одета в ритуальный наряд, а на груди тяжело лежало серебро илин кэбихэр4. Она была защитница. Их медведица.
Орда налетела, но ударилась о невидимую стену, что выросла вокруг священного сэргэ. Стрелы, пущенные из сотен луков, бессильно падали на мох, не долетая до цели. Но с каждым ударом невидимый купол трещал, а земля стонала. Тогда вперед, из рядов степняков, выехал один воин, не хан. Он был молод, и в его глазах вовсе не было жестокости – лишь стальная решимость и непреодолимая тоска. Он был мэргэн, меткий стрелок, его лук буквально казался продолжением его же рук. Юноша не спешил, его взгляд был прикован к удаганке. Молодая шаманка почувствовала, как ее кут, ее душа, откликнулась на этот взгляд, словно узнала его. И в этот миг тишины, когда битва замерла, в ее голове прозвучал голос. Он был древнее гор и глубже таежных озер. Голос не принадлежал ни человеку, ни духу-иччи – он был самой землей, самим небом.
«Услышь олонхо5, что еще не спето, дитя мое», – прогремел он, и слова впечатались в ее сознание огненными рунами.«Когда Сын Степи, чья душа – ветер,Пойдет войной на Дочь Леса, чей дух – корень,Их первая встреча станет битвой,А последняя – спасением или гибелью.Кровь смешается с росой, сталь – с древесной корой.Ибо только вместе они смогут остановить то, что идет из Нижнего мира,То, что жаждет поглотить и степь, и тайгу.Лишь соединив Ветер и Корень, можно усмирить Тьму.Один из них должен предать свой род, чтобы спасти свой народ.Один из них должен умереть, чтобы другой мог жить».Воин-мэргэн поднял лук. Наконечник его стрелы был сделан не из железа, а из черного, как ночь, камня. Он натянул тетиву, целясь не в удаганку, а в священный сэргэ за ее спиной. Девушка знала – если он выстрелит, защита падет, и ее мир будет уничтожен. Она вскинула руки, чтобы сотворить заклятие, чтобы призвать на его голову гнев лесных духов, чтобы крикнуть: «Абаасы сиэтин6!» Но она не смогла. Лесная колдунья смотрела в его глаза и видела в них не врага, а отражение собственной судьбы. И он, кажется, видел в ее глазах то же самое. Палец на тетиве дрогнул.
В этот момент земля под ногами исчезла. Мир раскололся на тысячи осколков, и юная шаманка полетела в холодную, звенящую пустоту, а в ушах все еще звучали последние слова пророчества: «…должен умереть, чтобы другой мог жить».
Глава 1. Утро запаха смолы и тревоги
Кейта резко проснулась, словно от раската грома. Но этим громом оказался настойчивый стук – кто-то явно пытался выбить дверь отцовского балагана. Грохот отдавался в гулких бревнах стен и, кажется, прямо в ее голове, где до сих пор плясали тени степных всадников. Как она умудрилась здесь заснуть? Девушка села на постели из мягких оленьих шкур и лениво потянулась, отбрасывая тяжелое меховое одеяло.
– Да иду я, иду! – сердито пробубнила она, обращаясь скорее к повторяющемуся раздражающему стуку, чем к кому-то конкретному. – И кого там абаасы7 принесли на рассвете?!
Комнату наполнял привычный утренний полумрак. Свет просачивался лишь через небольшое, затянутое бычьим пузырем оконце да через дымоход над остывающим камелеком в центре. Пахло дымом, сушеными травами, что висели пучками под потолком, и родной, успокаивающей смолой. Запаха полыни, слава Тэнгри, не было.
Стук повторился, на этот раз он был еще настойчивее.
– Кейта, дитя, это я, – раздался снаружи приглушенный, но до боли знакомый голос. – Твой отец заперся, а мне нужен совет тойона8.
Кейта закатила глаза. Ойгон. Старейшина, чья борода была длиннее его терпения. Девушка накинула на плечи простую рубаху, перехватила ее кожаным поясом и, шлепая босыми ногами по прохладным земляным полам, подошла к двери. Массивный деревянный засов поддался нехотя. На пороге стоял Ойгон, щурясь словно кот от утреннего света. За его спиной их небольшой айыл9 уже просыпался: слышался лай собак и скрип шагов по подмерзшей за ночь земле.
– Ну, здравствуй, почтенный. – Кейта прислонилась к косяку, скрестив руки на груди. – Отец не заперся, он готовится. Разве ты не чуешь? В воздухе пахнет можжевельником и грядущей головной болью для всего клана.
Ойгон нахмурился, втягивая носом воздух. И правда, к запахам балагана примешивался терпкий, священный дымок.
– Опять? – вздохнул старейшина. – Духи снова беспокоят его?
– Они его никогда в покое и не оставляли. Такая уж у верховного шамана работа, – саркастично заметила Кейта, но тут же смягчилась, увидев искреннюю тревогу на лице старика. – Отец с ночи не спит. Говорит, с юго-запада ветер принес дурные вести… Ладно уж, проходи, почтенный. Только не шуми – он сейчас больше в мире духов, чем в нашем.
Девушка пропустила Ойгона внутрь. Ее приемный отец, Алтан, сидел у самого очага спиной к ним. Он даже не обернулся. Широкие плечи мужчины были укрыты медвежьей шкурой, а длинные, тронутые сединой волосы собраны в тугой узел. Перед ним на плоском камне дымились травы, а рядом лежал главный инструмент верховного шамана – бубен, расписанный знаками трех миров.
– Я слышал тебя, Ойгон, – голос Алтана был глухим, но сильным. Он всегда говорил так, словно слова рождались не в горле, а в самой груди. – Говори, что тревожит тебя, пока мой кут еще полностью со мной.
Старейшина кашлянул и переступил с ноги на ногу.
– Охотники вернулись. Те, что уходили к южным кряжам. Они видели следы, много следов. Целая орда прошла там, не больше трех дней назад. Эти негодяи выжгли пастбища и отравили колодцы!
Кейта замерла на полушаге к очагу, где стоял котелок с остывшим травяным отваром. «Выжгли пастбища…» В ее сне было то же самое.
– Это дело рук степняков, – без вопросительной интонации произнес Алтан. Он медленно повернул голову, и Кейта увидела усталые, покрасневшие глаза отца. – Они подошли слишком близко. Ближе, чем когда-либо.
– Вот и я о том же, тойон! – закивал Ойгон. – Народ волнуется. Нужно выставить дозоры и укрепить частокол. Другими словами, готовиться к битве.
– Битва – это последнее, что нам нужно, – наспех отрезал Алтан. Вождь клана посмотрел на Кейту, и в его взгляде была не только отцовская теплота, но и тяжесть знания. – Силой их не одолеть. Их тысячи. Мы должны знать, чего хочет их хан, зачем они нарушили древние границы.
Верховный шаман снова отвернулся к огню.
– Я уйду в камлание10. Сегодня ночью.
Кейта ахнула. Обычное камлание длилось несколько часов. Но по тому, как отец это сказал, она поняла – речь идет о другом. О глубоком погружении, словно на самое дно океана.
– Надолго? – спросила она, и привычные надменные нотки полностью испарились из голоса юной удаганки, уступив место плохо скрытой тревоге.
– Сколько потребуется. Может, три дня. Может, пять. Я должен дойти до Верхнего мира и спросить совета у Айыы11. А если понадобится – спуститься в Нижний и вырвать правду у самого Эрлика12.
– Пять дней! Пресвятая Хранительница! – воскликнула Кейта, всплеснув руками. – Отец, это опасно. Твое тело будет здесь, абсолютно беззащитное. А если они нападут, пока тебя не будет? Кто поведет нас? Ойгон, при всем уважении, дальше своего носа видит, только когда чихает.
Седобородый старейшина обиженно засопел, но промолчал. Слово Алтана было законом.
– Ты поведешь их, медвежонок. – спокойно ответил Алтан, не глядя на нее. – Будешь моими глазами и ушами. Ведь только ты знаешь лес лучше любого охотника.
– Я всего лишь ученица бубна, посвящения еще не было! Чем я смогу помочь! – возразила она, хотя это была лишь половина правды. Девушка чувствовала духов, иногда даже слишком хорошо и уж точно лучше большинства учеников племени. – У меня не получится никого защитить, если…
– Твоя задача – не вступать в бой, если он окажется неминуем. – он наконец-то посмотрел ей в глаза, и его взгляд стал твердым, как гранит. – Нужно лишь выиграть для меня время. Спрятать женщин и детей в дальних пещерах. Запутать следы. Если понадобится, отвести врага в Черные топи.
Верховный шаман говорил так, будто сомнений быть не могло. Кейта вздохнула, понимая, что спорить бесполезно. Она подошла к очагу, взяла деревянную кытыйа13, зачерпнула теплого отвара и протянула отцу.
– Тогда пей. А то твой великий дух отправится в путешествие, а тело тут окоченеет от голода. И кто мне потом будет рассказывать, как страшно выглядят абаасы вблизи?
Алтан усмехнулся и принял чашу, исподлобья поглядывая на девушку.
– У них твои глаза, когда ты злишься.
– Очень смешно, – фыркнула девушка, но уголки губ дрогнули в улыбке. Дочь верховного шамана села рядом с ним на шкуры, прижимаясь к плечу. После чего тихо, едва ли в полголоса, произнесла: – Только вернись, слышишь? Не задерживайся там на своих духовных пирах.
– Постараюсь, кыыс14. – он погладил ее по распущенным волосам цвета вороньего крыла. – Постараюсь. А теперь оставьте меня оба. Мне нужно настроиться.
Старейшина Ойгон, поняв, что аудиенция окончена, поклонился и поспешил к выходу. Кейта еще мгновение сидела рядом с отцом, впитывая его спокойствие и силу. Она знала, что следующие несколько дней будут самыми долгими в ее жизни. И впервые сон, приснившийся на рассвете, показался ей не просто игрой воображения, а тенью грядущих событий. Тенью, пахнущей полынью и войной.
Кейта вышла из балагана, плотно притворив за собой массивную дверь. Утренний холод коснулся ее босых ступней, заставляя вздрогнуть. Легкая рубаха, перехваченная кожаным поясом, совсем не грела. Девушка глубоко вдохнула влажный, смолистый воздух тайги, пытаясь отогнать остатки тревожного сна и еще более тревожного разговора с отцом. Ее глаза, цвета небесной синевы, внимательно осматривали небольшой айыл. Деревянные балаганы и летние ураса15 еще дремали в полумраке, но у некоторых уже дымились камелеки, предвещая завтрак. Невысокая, но крепко сбитая, Кейта двигалась бесшумно, как дикая кошка, привычная к лесным тропам. На скулах проступал легкий румянец от холода, что придавало еще больше нежности ее аккуратному лицу.
Ойгон уже суетился у частокола, отдавая указания молодым охотникам. Он был хорошим старейшиной, но совсем не воином и уж тем более не лидером в условиях войны. Его шаманская сила была мала, а опыт в камлании ограничивался простыми обрядами на урожай или хороший промысел. Именно поэтому Алтан так беспокоился. И именно поэтому эта ответственность теперь ложилась на Кейту.
Она помнила, как верховный шаман нашел ее. Он редко рассказывал эту историю, но отдельные детали врезались в память. Ей было, может быть, два или три года, когда шаман, путешествующий по глухой тайге, наткнулся на разорванный медведями айыл. Все было в крови, разрушено. И среди этого ужаса, в колыбели, затаившейся под вывороченным кедром, лежал младенец – Кейта. Не было ни единой царапины, ни капли крови на ее коже. Но вокруг колыбели клубился черный, омерзительный туман, источавший холод и страх – следы абаасы, злых духов Нижнего мира. Эти духи пришли за ней, за ее свежей, чистой душой. Алтан рассказывал, что никогда прежде не чувствовал такой силы зла. Он провел одно из самых тяжелых камланий в своей жизни, изгнал демонов и забрал девочку с собой. Он дал ей имя – Кейта, что означало «крепость», «защита». Шаман чувствовал, что Великая Мать Тэнгри сама привела ее к нему. С тех пор Кейта стала его дочерью, ученицей, и главной его надеждой.
Происхождение девушки с синими глазами всегда было окутано тайной. Некоторые старые удаганки шептались, что она «дитя леса», другие говорили, что она «принесена ветром». Но все без исключения соглашались, что в ней есть нечто особенное. Ее связь с иччи, духами-хозяевами леса, была интуитивной, почти телесной. Кейта чувствовала изменение погоды задолго до того, как облака собирались на небе, слышала шепот деревьев и понимала горечь умирающей травы. Но полноценного камлания, такого как у отца, она не совершала. Она могла призвать маленьких духов, поговорить с ними, попросить о помощи, а вот глубокие путешествия между мирами были для юной шаманки до сих пор закрыты. Девушка не носила традиционный костюм удаганки, а илин кэбихэр, что приснился ей, был лишь частью ритуальных сновидений, а не повседневной жизни.
В клане не было жесткой иерархии в воинском смысле, но шаманы делились на ступени. Самые юные, «дети леса», учились у старейшин искусству травничества, целительства, основам общения с духами. Затем шли «ученики бубна» – те, кто уже освоил ритуальные танцы, мог проводить простые обряды, призывать мелких иччи и защищать айыл от легких болезней или сглаза. Наконец, были «хранители бубна» – полноценные шаманы и удаганки, способные камлать, общаться с Айыы Верхнего мира и противостоять всевозможным абаасы из Нижнего. Их было немного, и каждый из них был бесценен. Алтан был одним из самых могущественных хранителей бубна за многие поколения.
Обучение начиналось рано. Детей выбирали не по роду, а по сур – жизненной силе, по способности чувствовать тонкий мир, по снам, которые им снились. Устав был прост: чтить Великую Мать Тэнгри, уважать иччи, защищать свой улус и беречь тайгу. Шаманы были не только проводниками между мирами, но и хранителями олонхо, целителями, судьями и советниками. Их сила была в гармонии с природой и понимании баланса.
– Кейта! – окликнул девушку знакомый голос. Она обернулась – у входа в один из балаганов стояла Ирена, молодая ученица целительницы, которая была всего на пару лет старше Кейты. Ее лицо было бледным, а глаза, обычно полные жизнерадостности, сейчас казались до боли испуганными. – Ты слышала? Степняки, опять! Говорят, они выжгли все кряжи к югу от Черных Топей.
– Знаю, эдьиий16. Отец уже готовится к камланию. – Кейта подошла к ней, положив руку на плечо. – Нам нужно собраться. Приготовь запасы – наполни бутыли водой, подвяль мяса. И предупреди всех, чтобы держались вместе. Охотникам нужно быть начеку.
– Но если Алтан-тойон уйдет надолго… – Ирена замялась, ее тонкие пальчики нервно теребили край рубахи. – Кто будет защищать нас? Кто сможет остановить их?
– Мы. – твердо сказала Кейта, в ее взгляде читалось искреннее непонимание от услышанного вопроса. – Кому же еще выступать на защиту?! К тому же, иччи леса не оставят нас. А пока отец в пути, нужно быть его глазами. Никто не посмеет осквернить нашу землю.
В словах девушки была уверенность, которой она сама до конца не чувствовала. Если уж говорить начистоту, она ее вовсе не чувствовала, но ощущала огромную ответственность перед отцом и его просьбой. Предчувствие из сна не отпускало, вилось под ложечкой холодной ядовитой змеей. Слова пророчества звучали набатом в голове, но Кейта старательно отмахивалась от них, как от назойливых мух.
Степняки были для клана шаманов абстрактной угрозой, далекими «степными волками», что иногда забредали на окраины, но никогда не осмеливались так глубоко проникать в тайгу. Их мир был миром безграничных просторов и безжалостного солнца. Миром, который Алтан описывал как «лишенный корней». Их сила была в числе, в скорости, в железе и луках. Шаманы же были хранителями баланса. Они не воевали, если не было крайней нужды, но умели защищаться. Их сила была в знании природы, мудрости духов, умении видеть скрытое. Но численность их была мала, а магия требовала подготовки и сосредоточения.
Кейта знала, что люди из степей приближаются. Запах полыни из ее сна, казалось, уже едва различимо витал в лесном воздухе, смешиваясь со смолистым ароматом кедра. Конфликт, который долго тлел на границах их миров, теперь разгорался. И пророчество шептало, что она, Кейта, находится в самом его эпицентре.
Ответ Ирены, полный страха, неприятно кольнул девушку. Она видела этот страх в глазах и других членов клана. Он был липким, как болотная трясина, и мог утянуть на дно весь их улус быстрее любой орды. Нужно было его развеять.
– Ирена, – Кейта взяла подругу за плечи и заставила посмотреть ей в глаза. – Когда ты в последний раз проверяла запасы сушеного корня чайного копеечника в лечебнице? А вяленой брусники?
– Что? – растерянно моргнула та. – Неделю назад, наверное… При чем тут это?
– При том, эдьиий, что если кто-то из охотников в дозоре подвернет ногу, ему понадобится твой отвар. А если у детей от страха заболят животы, им поможет твоя брусника. – Голос Кейты стал мягче. – Твоя сила – в целительстве. Так иди и делай то, что умеешь лучше всех. Защищай нас своим способом, поняла?
Ирена неуверенно кивнула, но паника в ее глазах сменилась проблеском осмысленности. Она глубоко вздохнула и решительно направилась к балагану, где хранились все лекарские запасы. Кейта проводила ее взглядом с толикой облегчения. Один испуганный шаман – это проблема. Десяток испуганных – катастрофа! Чтобы самой не поддаться дурным мыслям, девушка решила заняться делом. Первым делом – проверить оружейную, где хранились немногочисленные батасы, копья и луки охотников. Но по пути ее остановил аппетитный запах свежеиспеченных лепешек, доносившийся из общей трапезной. У входа, прислонившись к косяку, стоял высокий, крепкий парень с круглым, вечно добродушным лицом. Он с наслаждением жевал лепешку, прикрыв глаза.
– Где же еще сыскать Саяна, как не возле еды? – пробормотала Кейта себе под нос и подошла ближе. – Доброго утра, ненасытный ты наш. Перебираешь запасы прямиком себе в рот?
Саян, один из немногих «учеников бубна» ее возраста, открыл глаза и расплылся в широкой улыбке, ничуть не смутившись.
– Утренняя лепешка – залог хорошего камлания, Кейта! – важно заявил он с набитым ртом. – Пустой желудок отвлекает от общения с духами. Они начинают казаться злыми и голодными, как стая волков. Проверено.
– Тогда твой сур, должно быть, самый мощный во всем улусе, судя по тому, как часто ты его подпитываешь. – фыркнула девушка, но не смогла сдержать улыбки. Саян был ее другом с тех пор, как они детьми вместе учились распознавать съедобные ягоды от ядовитых. Он всегда умел разрядить обстановку. – Ты слышал новости?
– А кто ж не слышал? – он разом посерьезнел и отломил подруге половину своей лепешки. – Ойгон бегает так, будто ему под дээл17 подбросили раскаленных углей. Говорит, степняки близко. Думаешь, правда?
– Охотники видели следы. Отец уходит в камлание. Так что да, это больше чем правда, – ответила Кейта, принимая угощение. Теплая лепешка приятно согрела ладони.
– Вот же абаасы их побери! – прошипел сквозь зубы Саян, глядя куда-то в сторону южных сопок. – Чего им в степи своей не сидится? Там же пустота – ни деревца, ни зверя нормального. Только ветер и сухой аргал18. Что они тут забыли?
– То же, что и всегда. – в разговор вмешалась подошедшая Ирена. Она несла небольшую плетеную корзину, уже наполненную пучками трав. – Дерево, воду, пушнину. Они берут то, чего у них нет.
– И портят то, что есть у нас! – мрачно закончил Саян. – Я слышал, они пьют конскую кровь прямо из надреза на шее и никогда не моются. Говорят, вода для них – священна, ее нельзя осквернять грязным телом. Представляешь, какой от них запах?
– Саян! – шикнула на него Ирена.
– А что? Может, их можно отогнать запахом протухшей рыбы? У нас ее полно после последнего улова! – предложил он с абсолютно серьезным видом.
Кейта рассмеялась, едва не поперхнувшись лепешкой. Этот короткий момент беззаботного смеха был похож на глоток свежего воздуха посреди удушья.
– Гениальный план, батыр. – отсмеявшись, сказала она. – Но боюсь, нам понадобится что-то понадежнее. Ирена, спасибо, что так быстро. Теперь проверь запасы багульника и можжевельника. Саян, твоя сила сейчас нужнее в другом месте. Помоги-ка нашим мужчинам укрепить частокол. И собери всех «учеников бубна» через час у большого сэргэ. Мы должны подготовить обереги для дозорных.
Лицо Саяна вытянулось.
– Укреплять частокол? Кейта, это же скука смертная! Может, я лучше духам помолюсь? Как раз съем еще одну лепешку для укрепления сур…
– Твой сур и так крепче этого частокола, – с наигранной строгостью отрезала Кейта, легонько ткнув его кулаком в плечо. – А теперь иди. И не ворчи, нам всем сейчас нужно делать то, что должно.
Саян вздохнул, но спорить не стал. Он был ленив, но никогда не был трусом. Кивнув, юноша отправился к мужчинам, уже таскавшим тяжелые бревна. Ирена тоже поспешила выполнять поручение. Кейта осталась одна посреди просыпающегося айыла. Шум и суета вокруг немного успокаивали. Обычная жизнь, которую она знала и любила, продолжалась. Дети выбегали из балаганов, женщины развешивали у очагов котлы, охотники проверяли свои торбаза и луки. И эта картина придавала ей сил. Девушка смотрела на все это, и пророчество из сна снова всплыло в памяти: «Один из них должен предать свой род, чтобы спасти свой народ». Что это значило? Предать свой уус? Для любого в клане это было хуже смерти. Из балагана ее отца снова потянуло терпким дымом можжевельника. Алтан начал свое путешествие, теперь все зависело от нее. И Кейта, прогоняя сомнения, решительно направилась к священному сэргэ, чтобы подготовиться к встрече со своей судьбой.
Час спустя, когда холодное солнце поднялось над верхушками вековых кедров, ученики собрались у подножия большого сэргэ. Священная коновязь, вкопанная в землю самим основателем их улуса, была покрыта поколениями родовых тамга и рун. От нее исходила тихая, древняя сила, ощутимая для каждого, в ком текла хоть капля шаманской крови. Кейта стояла, приложив ладонь к шершавому, теплому дереву, и чувствовала, как его спокойствие перетекает в нее, усмиряя тревожный стук сердца.
– Ну, я всех собрал. Даже тех, кто прятался в бане, надеясь, что ты про них забудешь, маленький диктатор. – пропыхтел Саян, подходя последним. В руках он держал охапку заготовок: кедровые плашки, речные камни-голыши и несколько медвежьих когтей из запасов Алтана. Рядом уже сидели на расстеленной шкуре остальные «ученики бубна»: тихая и сосредоточенная Алани, чьи тонкие пальцы могли сплести самый сложный узел из конского волоса, и юный Тэмир, чей взгляд горел неуемным любопытством. Он смотрел на Кейту, как на живое воплощение олонхо.
– Спасибо, Саян. – кивнула Кейта, принимая у него заготовки. – Теперь садись и уж постарайся, чтобы твои пальцы оказались проворнее твоего языка.
Юная шаманка разложила перед остальными все необходимое: острые костяные ножи для резьбы, мотки крашеных сухожилий, пучки сушеного можжевельника для окуривания.
– Задача простая. – почесав нос, начала она, голос девушки звучал ровно и уверенно, разгоняя утреннюю суету. – Каждый дозорный, что пойдет сегодня к южным кряжам, должен иметь при себе оберег. Мы вплетем в них силу духов-защитников. Алани, твои узлы должны запутать след врага. Тэмир, твоя задача – вложить в камень силу реки, чтобы он остужал горячие головы и придавал стойкости. Саян…