- -
- 100%
- +
– Давай же! – сердито шипела она сквозь стиснутые зубы, и ее слова сейчас были похожи на заклинание. – Дыши! Слышишь меня, проклятый степной шакал? Дыши!
Снова два вдоха. Снова тридцать нажатий. Мир перестал существовать. Были только ее руки, его грудь и отчаянная, безумная надежда. Она качала и вдыхала, вдыхала и качала, ведя счет ударам, теряя счет времени. Пот смешивался с грязью и слезами на ее лице. Она кричала на него, умоляла, приказывала.
– Не смей умирать! Я не позволяю тебе! Ты не можешь умереть вот так! Ты слышишь меня?! Эй, мы еще не закончили наш бой!
Кейта не знала, сколько прошло времени. Минута? Час? Вечность? Ее руки онемели, легкие горели от перенапряжения. Надежда начала угасать, сменяясь глухим, черным отчаянием. Похоже, уже поздно. Душа воина уже могла уйти, покинуть этот жестокий, беспощадный Средний Мир. Она сделала очередной выдох ему в губы и, склонившись для нового цикла нажатий, в бессилии уронила голову ему на грудь. Вот и все. Кейта потратила все свои силы, сделала все, что могла.
И в этот самый миг, в этой оглушительной тишине, под ее бледной от истощения щекой что-то дрогнуло. Едва заметный, слабый толчок. А затем…
Кха-а-а…
Это был не вздох. Это был ужасный, судорожный хрип. Звук, с которым жизнь, цепляясь когтями, вырывалась из лап смерти. Кейта резко вскинула голову. Грудная клетка Инсина содрогнулась, его тело выгнулось дугой, и из его рта хлынул поток грязной болотной воды. А затем он сделал первый, настоящий, рваный вдох. Воздух со свистом ворвался в его легкие.
Он дышал. Он жил!
Кейта смотрела на юношу, и по ее лицу текли слезы, размывая грязь. Она не чувствовала ни радости, ни облегчения. Только бесконечную, всепоглощающую усталость. Она все-таки сделала это. Вырвала человека из лап смерти. Вернула его в этот мир. И теперь, глядя на его бессознательное, но живое лицо, с непониманием изучающее полуприкрытыми глазами небесный свод и переплетающиеся ветви сухих сосен, она с ужасающей ясностью подумала, что пророчество было не о войне и ненависти. Оно было о чем-то другом. О чем-то, что было гораздо страшнее и сильнее любой вражды.
Глава 5. Долг, уплаченный жизнью
Холод. Это было первое, что почувствовал Инсин. Всепроникающий, добирающийся до самых костей холод. А потом пришла боль – тупая, ломящая во всем теле, и острая, режущая в легких при каждом вдохе. Юноша резко распахнул глаза. Вместо черной бездны болота он увидел серое, хмурое небо, проглядывающее сквозь переплетение голых ветвей. Он лежал на чем-то мягком. Похоже, на болотистом мху. Но главное – он был жив.
Инсин медленно повернул голову и встретился взглядом с ней. Кейта сидела у небольшого, едва дымящего костра, который каким-то, определенно волшебным образом умудрилась развести из сырых веток. Вся ее одежда была в грязи, волосы спутаны, а на щеке алела свежая царапина. Девушка смотрела на него, и в ее синих глазах царила отстраненная усталость. Маска лесной ведьмы снова была на месте, но под ней, в самой глубине зрачков, он успел заметить тень чего-то еще – отголосок пережитой бури. Как только шаманка поняла, что юноша пришел в себя и смотрит на нее, эта тень бесследно исчезла.
– Очнулся, степной горе-утопленник? – ее голос был ровным и насмешливым, словно они не сражались насмерть час назад, и она не вытаскивала его с того света. – Долго же ты спал! Я уж думала, придется оставить тебя здесь на съедение комарам. Ох и рады бы они были такому пиру.
Инсин попытался сесть, но тело пронзила такая слабость, что он лишь смог приподняться на дрожащих локтях. Он откашлялся, и из груди вырвался болезненный хрип. Воин огляделся – они были одни. Его братьев и в помине не было.
– Ты… – начал юноша, но голос все еще не слушался.
– Я, – грубо перебила Кейта, не давая ему закончить. Удаганка подбросила в костер ветку, и пламя на миг вспыхнуло ярче, осветив ее правильные, красивые черты лица. – Нашла тебя, когда возвращалась домой. Лежал тут, как мешок с аргалом, выброшенный на берег. Видимо, хваленые духи степей не слишком чествуют болотную воду.
Кейта лгала. Холодно, бесстрастно, глядя ему прямо в глаза. Она хотела, чтобы юноша поверил, что это была абсолютная случайность. Что она просто наткнулась на него. Но Инсин был лишь наивным, но не был глупцом. Он помнил ухмылку Бату, помнил, как тонул. И он видел грязь на ее одежде, такую же, как и на его собственной. Он все понимал.
Но решил не спорить с лесной ведьмой, не стал упрекать ее во лжи. Глядя на девушку, он чувствовал странную, оглушающую неловкость. А еще чувство фатальности, будто их встреча была предопределена задолго до рождения. Он был в долгу перед ней, который нельзя было измерить ни золотом, ни славой. Долгу, уплаченному жизнью.
– Где… мои братья? – спросил он, хотя уже заранее знал ответ.
Кейта издала короткий, горький смешок.
– Твои братья? Они ушли. Наверное, спешат к отцу-хану со слезливой вестью о том, как их отважного брата поглотили злые болотные духи в неравной борьбе. Очень трогательная история. У вас, степняков, это в крови, да? Бросать своих умирать. Или даже помогать им в этом.
Ее слова были как соль на открытую рану. Но в них не было злобы, лишь холодная, жестокая констатация факта. И Инсин не мог ей возразить. Потому что Кейта говорила правду – ту самую правду, от которой он бежал всю свою жизнь.
– Это… не весь мой народ такой, – тихо произнес юноша, и это прозвучало жалко даже для него самого.
– Да неужели? – Кейта надменно вскинула бровь. – А мне показалось, что это ваш фирменный стиль. Прийти, взять то, что тебе не принадлежит, а тех, кто мешает – хоть родной брат, хоть целый народ – втоптать в грязь. В прямом и переносном смысле!
Степной воин молчал, опустив глаза. Что он мог сказать? Что он другой? Что он не такой, как его отец и братья? Сейчас, спасенному своим врагом после предательства собственной семьи, эти слова казались Инсину пустыми и бессмысленными. Кейта была права во всем. Шаманка смотрела на поникшую фигуру, и лед в ее голосе на мгновение треснул. Она сама не понимала, зачем говорит эти жестокие слова. Возможно, чтобы убедить саму себя, что он – враг. Что между ними не может быть ничего, кроме ненависти. Чтобы заглушить то странное, теплое чувство, что родилось в ее груди, когда тот, кто практически преступил границу жизни и смерти, сделал свой первый вдох.
Кейта со вздохом поднялась с места, отряхнув свои одежды.
– Можешь идти, – бросила она ему. – Я оставила тебе бурдюк с водой и кусок вяленого мяса. Дорогу к своему улусу, надеюсь, найдешь сам. Или мне нарисовать тебе карту на болотной жиже?
Инсин поднял на девушку глаза. В них больше не было ярости или гордыни. Лишь бесконечная усталость и… что-то еще. Что-то, что заставило ее сердце снова сжаться.
– Зачем? – спросил он тихо. – Зачем ты это сделала?
Удаганка скучающе отвела взгляд. Что ж, сплести красивую ложь не удалось.
– Я возвращаю долг, – холодно ответила Кейта, отворачиваясь, чтобы он не видел ее лица. – Ты не убил меня в недавнем бою, хотя учитывая твою силу и сноровку – определенно мог. Мы квиты. Лучше уходи отсюда, пока снова не стал развлечением для злых духов. И… абаасы тебя подери, не попадайся мне больше на глаза, сколько можно! В следующий раз я не буду так милосердна, обещаю.
Не сказав больше ни слова, девушка растворилась в тенях леса так же бесшумно, как и появилась. Инсин остался в полном одиночестве у догорающего костра в проклятом лесу. Он медленно сел, взял предложенный девушкой бурдюк. Вода была холодной, с привкусом незнакомых трав. Он пил, и с каждым глотком к нему возвращалась не только сила, но и ясное, мучительное осознание. Воин в неоплатном долгу перед лесной ведьмой, которую его народ пришел уничтожить. И эта истина была страшнее любого предательства и горше любой смерти.
Когда Кейта, грязная и измотанная, наконец вышла из чащи леса к частоколу айыла, солнце уже клонилось к закату. Первым ее заметил Саян. Он мерил шагами пространство у ворот с таким видом, будто собирался в одиночку прокопать туннель до самых топей.
– Слава Тэнгри! – воскликнул он, бросаясь к девушке. Нахмурившись, Саян остановился в шаге, оглядывая удаганку с головы до ног. – Аргал мне в глаз, Кейта! Где ты была?! Мы уж думали, тебя та самая лунная щука проглотила и нам придется идти и вымаливать тебя у нее! Или ты все-таки нашла костяного архитектора и помогала ему возводить новый балаган? И что там за человек в итоге-то был?
За спиной громогласного юноши уже собрались встревоженные Алани и Тэмир, а следом подбежал и старейшина Ойгон, опираясь на свой посох.
– Простите, что заставила волноваться, – Кейта попыталась улыбнуться, но губы ее плохо слушались. – Заплутала немного. Крик, как оказалось, принадлежал одному наглому росомахе. Решила проучить его, чтобы не распугивал наших белок. Паршивец мне умудрился даже отметину на щеке оставить.
Она лгала легко, почти не задумываясь. Сказать правду было невозможно. Не объяснять же сейчас, что девушка сражалась насмерть со степным воином, а потом спасала его, рискуя собой? Ее бы не поняли. Сочли бы сумасшедшей или, хуже того, предательницей племени. Да что уж там, Кейта сейчас и сама себя и свои поступки абсолютно не понимала.
– Росомаха? – недоверчиво переспросил Саян, принюхиваясь. – Странно. А пахнет от тебя, как от жабы, которая всю ночь провела в объятиях с болотной тиной. Ха, неужели этот росомаха был таким нечистоплотным?
Сам того не ведая, добродушный друг затронул какие-то несвязные струны в душе Кейты. Услышав о «нечистоплотном», девушка тут же вспомнила их байки о грязных, вонючих степняках, которые никогда даже к воде не прикасаются, и разит от них за пару лиг. Но встретившийся ей юноша абсолютно не подходил под это описание. От него пахло какой-то сладкой пряной травой и мыльным корнем, на что Кейта обратила внимание еще во время сражения, и сейчас этот аромат вместе с воспоминаниями о юноше без приглашения ворвался в ее сознание… Резко вдохнув и осознав, что Саян все еще ждет от нее ответа, а сама девушка нырнула в совершенно неугодные мысли, шаманка подняла суровый взгляд.
– Не умничай, – отмахнулась Кейта, проходя мимо него к общей умывальне. – Лучше скажи, все ли в порядке? Дозорные вернулись?
– Вернулись, – кивнул старейшина Ойгон, подходя ближе и вклиниваясь в диалог. На его лице было написано облегчение. – Никого не видели. Говорят, на границе тихо, как в пустом котле. Может, твой отец зря тревожился? Или степняки передумали?
Кейта лишь покачала головой, набирая в деревянную кытыйа холодной родниковой воды. Передумали. Как же. Она знала, что это лишь затишье перед бурей.
– Рано радоваться, почтенный, – сказала она, смывая с лица и рук грязь и засохшую кровь. Холодная вода приятно освежала и приводила мысли в порядок. – Степной волк может затаиться, но голод заставит его снова выйти на охоту. Нам нельзя расслабляться.
– Верно говоришь, дитя, мудро, – согласился старейшина. – Именно поэтому мы и собираем сегодня вечером Совет.
Кейта замерла с чашей в руках, словно ее окатили ледяной водой.
– Совет? Зачем?
– Охотники обеспокоены, женщины напуганы. Нужно решить, что делать дальше. Укреплять ли айыл, готовиться к осаде, или послать разведчиков вглубь степи, – Ойгон тяжело вздохнул. – Обычно такие вопросы решает твой отец. Но он…
– Он все еще там, – закончила за него Кейта, и ее сердце снова сжалось от беспокойства. Она так увлеклась чужой бедой, что почти забыла о своей собственной. Отец был один, полностью беззащитен, путешествуя по мирам духов.
– Именно, – подтвердил старейшина. – А его слово – закон. Но ждать мы больше не можем. Поэтому сегодня вечером его место на Совете старейшин на Совете старейшин займешь ты.
Кейта поперхнулась водой.
– Я? Но я не… я же даже не прошла посвящение! Я не имею права!
– Дитя, ты дочь верховного шамана, – твердо сказал Ойгон, и в его глазах, обычно мягких, появился стальной блеск. – И ты та, кого он оставил за главную. Твое слово будет словом Алтана. Народ должен видеть, что у нас есть вождь, даже когда главный тойон говорит с духами.
Спорить было бесполезно. Кейта понимала, что он прав. Но одно дело – гонять учеников и расставлять обереги, и совсем другое – сидеть в кругу седобородых старцев и решать судьбу всего айыла. После всего, что случилось за этот безумный день, это было последним, чего ей хотелось.
– Явись в большой балаган после ужина, – закончил Ойгон и, кивнув, медленно побрел прочь, отдавать новые распоряжения.
Кейта осталась стоять на том же месте. Саян, видя, что ей не до шуток, лишь ободряюще похлопал подругу по плечу и пошел помогать разгружать вернувшихся охотников. Настроение, которое только-только начало выравниваться, снова рухнуло в пропасть. Совет. Ей придется сидеть там, смотреть в глаза людям, которые ей доверяют, и делать вид, что она знает, что делать. В то время как ее главный секрет – спасенный враг – будет лежать тяжелым камнем на сердце. Девушка вылила остатки воды на землю и посмотрела на свои руки. Они все еще помнили холод его кожи и тяжесть его бездыханного тела.
***Когда Инсин, шатаясь от усталости и голода, перешел последний холм и увидел огни родного улуса, он ожидал чего угодно: криков, вопросов, гнева отца. Но он не ожидал тишины. Мертвой, скорбной тишины, которая окутывала лагерь, как погребальный саван. Первый, кто его увидел, был старый конюх, чинивший сбрую у входа в загон. Он поднял голову, и его морщинистое лицо вытянулось, а глаза расширились от ужаса. Инструменты выпали из его рук с глухим стуком. Он вскочил и, бормоча проклятия, попятился, выставив перед собой два пальца для защиты от злых духов.
Новость о появлении Инсина разнеслась по улусу быстрее степного пожара. Люди высыпались из своих гэр, но держались на расстоянии, глядя на него как на призрака. Женщины хватали детей, мужчины инстинктивно тянулись к оружию. Их лица выражали не радость, а суеверный ужас. В их глазах он был не выжившим сыном хана, а ходячим мертвецом, абаасы, принявшим его облик, чтобы принести в их дома смерть и несчастья. Весть о его гибели уже была известна каждому в лагере, а теперь была известна и самому вернувшемуся «с того света» воину – слишком уж громко это все сейчас обсуждали. Улус готовился к погребальной церемонии, но Инсину было все равно. Он не обращал внимания на испуганные взгляды и перешептывания. Юноша не искал ни отца, ни братьев. Его взгляд скользил по толпе, выискивая лишь одно лицо. Не найдя его, он подошел к ближайшей группе женщин и спросил, его голос был хриплым и чуждым:
– Где Аяна?
Женщины отшатнулись от него, но одна, самая старая, осмелилась ответить, указывая дрожащим пальцем в центр улуса.
– Хулан-хан… он наказал ее. За то, что ослушалась и подвергла опасности своего брата. Она у позорного столба.
Сердце Инсина пропустило удар. Он, не говоря больше ни слова, направился прямо к центру лагеря. И там он увидел ее. Аяна была привязана к высокому, вкопанному в землю столбу, который обычно использовали для клеймения скота или наказания преступников. Ее волосы были растрепаны, одежда порвана, а на земле рядом с ней не стояло ни чаши с водой, ни куска лепешки. Брат бросился к ней, чтобы перерезать путы, но дорогу ему преградили три фигуры, вышедшие из ханского гэр. Бату, Мунко и Арслан. А за ними, медленно и величаво, ступал сам хан Хулан.
Увидев Инсина живым, Бату застыл как громом пораженный. Его лицо на мгновение исказила гримаса чистого, незамутненного шока, смешанного с яростью. План рухнул. Призрак вернулся! Он уже приготовился кричать, обвинять, но…
– Я знал, что ты вернешься, сын, сын, – спокойно произнес хан, и в его голосе была лишь глухая, тяжелая уверенность. – Кровь твоей матери течет в тебе. Ее так просто не взять ни воде, ни грязи. Скажи, это все правда? Тебя заманили в чащу Топей болотные духи?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Удаганка (Udagan) – Женщина-шаман.
2
Камелек (Kөмүлүөк) – Небольшой камин или очаг для обогревания.
3
Тамга (Tamga) – Родовой или племенной знак, печать; символ принадлежности к определенному роду.
4
Илин кэбихэр (Ilin kebiber) – Богатое и сложное женское нагрудное украшение из серебра, часто часть ритуального облачения.
5
Олонхо (Olonkho) – Древний героический эпос, который хранят и рассказывают сказители и шаманы.
6
Абаасы сиэтин! (Abaahy sietin!) – «Чтоб тебя абаасы съели!» (серьезное шаманское проклятие).
7
Абаасы (Abaasy) – Злые духи Нижнего мира, приносящие болезни, смерть и несчастья. Главные враги шаманов.
8
Тойон (Toyon) – Господин, вождь, глава клана у лесного народа.
9
Айыл (Ail) – Поселение, аул; группа жилищ, составляющая одну общину.
10
Камлание (Kamlanie) – Шаманский ритуал, обряд, во время которого шаман входит в транс и путешествует по мирам духов.
11
Айыы (Aiyy) – Светлые божества Верхнего мира.
12
Эрлик (Erlik) – Владыка Нижнего мира, божество смерти и зла.
13
Кытыйа (Kytyya) – Деревянная или берестяная посуда.
14
Кыыс (Kyys) – «Девочка», «дочь»; ласковое обращение старшего к молодой девушке или дочери.
15
Ураса (Urasa) – Летнее жилище в виде конического шалаша из жердей, крытого берестой.
16
Эдьиий (Edjiy) – «Старшая сестра»; уважительное обращение к старшей по возрасту или статусу женщине.
17
Дээл (Deel) – Традиционный халат, запахивающийся направо; основная верхняя одежда.
18
Аргал (Argal) – Сушеный навоз, используемый как топливо.
19
Нойон (Noyon) – Военачальник, аристократ, представитель знати; часто обращение к сыновьям хана.
20
Хуяг (Khuyag) – Ламеллярный или кожаный доспех.
21
Тооно (Toono) – Круглое отверстие в верхушке гэра, символизирующее связь с Небом и служащее дымоходом.
22
Яса (Yassa) – Свод законов, непреложные правила.
23
Иним (Inim) – «Младший брат»; как прямое обращение, так и ласковое по отношению к младшему мужчине.