Карманный Лес

История

Жили-были Эви и Алекс. Они были мужем и женой и любили друг друга, какое-то время – искренне. Алекс был компьютерным художником. А Эви – совершенно обычной девушкой… Для тех, кто не знал, что на самом деле она Королева Карманного Леса. А не знал об этом ровным счетом никто, кроме обитателей самого Леса. Они любили и уважали Эви, и не в последнюю очередь за то, что она очень бережно относилась к своим владениям, хотя могла их и раздавить мановением руки. И в жизни не маленькая, в Лесу Эви становилась просто огромной: любое дерево умещалось у нее на ладони, а местные холмы не могли соперничать с выпуклостями ее тела. В Карманном Лесу Эви была могущественной волшебницей, а в обычном мире – просто волшебницей, но об этом тоже никто не знал. Ее Первый Министр по Лесным делам, древесный страж Трикс, часто спрашивал у Эви, почему она не расскажет свой секрет хотя бы мужу. Она же неизменно отвечала:

– Ой, ну что ты! Я тут такая огромная! Представь, что будет, если Алекс придет сюда и окажется ростом с мой палец. Ему же будет очень неприятно!

Что же до предложения рассказать мужу хотя бы про свои волшебные способности в обычном мире, то ответ был такой:

– Не стоит, он же сам художник! А это значит, почти волшебник. Вдруг его заденет, что я умею колдовать.

Так они и жили. И чем больше Эви хотелось от Алекса любви, тем скучнее ему с ней было. Такую любовь он мог найти где угодно.

Как-то раз Алекс вернулся домой очень довольный. Эви спросила его, что такого хорошего произошло. Он рассказал, что бродил по городу и случайно встретил друзей. Они чудесно погуляли вместе. Что за друзья? Ну, пара знакомых девушек. Девушек… А позже Эви читала новости на компьютере, и увидела рассказ одной знакомой о том, как они договаривались о прогулке с Алексом, той самой. Он соврал. Эви пришла к Алексу и спросила его:

– Ты соврал мне? О том, что вы встретились случайно?

Алекс помолчал, глядя в сторону, потом ответил:

– Да. Извини.

Это был первый раз, когда он соврал ей.

Эви лежала на взморье в Карманном Лесу и плакала. Трикс сидел рядом с ее огромной ладонью и гладил пальцы Эви своими руками-ветками. Он вовсе не собирался защищать Алекса, но очень хотел утешить Королеву.

– Ваше Величество, он же признался! Значит, он еще любит вас!

– Еще?! – отчаянно всхлипывала Эви.

Время шло, но лучше не становилось. Эви вовсе не собиралась душить Алекса своей любовью. Ей казалось, что она просто молча страдает. Но Алекс идиотом не был. Он многое видел, и ему казалось, что его душат. Любовью. Он не хотел обижать Эви, но и задыхаться тоже не хотел. Он видел многое, но в Эви видел только ее любовь к себе. Как будто ничего другого в ней и не было, даже самой Эви.

В один злосчастный день Эви сделала то, что клялась себе не делать никогда: она заглянула в переписку на компьютере между Алексом и одной из его подруг. Эви знала, что поступает плохо, что так нельзя, что это подрывает доверие между ними, что добром это не кончится… Но ничего не помогало. И добром оно не кончилось.

– Что мне теперь делать, Трикс?! – шептала она, сидя скрестив ноги в седловине между двумя горными вершинами Карманного Леса и порождая десятки новых ручьев своими слезами. – Я не могу не поговорить с ним об этом! Не могу!!! Только не после того, что я увидела!

– Что вы увидели, Ваше Величество? – расстроенно спрашивал Трикс, пытаясь взобраться на вершину одной из гор, чтобы избежать зарождающегося селя.

Эви молчала и вспоминала. Она увидела нежность, много нежности и стремление к близости. То, чего она не видела по отношению к себе уже очень давно.

– Мне придется признаться ему, Трикс…

– В том, что вы наша Королева? – с надеждой переспросил древесный страж, впиваясь корнями-ногами в камни посреди горного потока.

– Да нет же, дубина! – фыркнула Эви. – В том, что я читала его переписку! Нам же надо будет объясниться!

И они объяснились. Формально Алекс простил Эви. Неформально не смог ответить ни на один ее вопрос. Да, он так общается с подругой. Да, он иначе общается со своей женой. И что теперь?

Тогда все закончилось ничем. Время шло, и в Карманном Лесу начали болеть деревья, потому что Эви было очень плохо. Но она знала, что значит быть Королевой. Забота о своих владениях придала ей сил, и однажды она вызвала Алекса на разговор. Вышло очень коротко.

– Ты меня любишь? – спросила Эви.

– Не знаю, – ответил Алекс.

– Ты хочешь со мной остаться? – спросила Эви.

– Не знаю, – ответил Алекс.

И они решили взять паузу. Две недели полной свободы: Эви ничего от Алекса не ждет, не спрашивает, где и с кем он проводит время, ни о чем его не просит. Алекс и так никогда не спрашивал жену о подобных вещах. Большую часть из этих двух недель Эви провела в Карманном Лесу. Она лежала в холмах, и ее заполняла пустота. Даже слез не было… Так, на маленький ручеек. Трикс не трогал свою Королеву, просто сидел рядом. И вдруг у Эви под самым носом вырос цветок, совсем как подснежник, но ярко-алый. Потом еще один, пронзительно-синий. Снова алый. Несколько золотисто-желтых.

– Что это, Ваше Величество? – спросил Трикс, лишь на секунду опередив Эви, которая собиралась задать тот же вопрос своему Первому Министру. Пришлось отвечать ей… И ответ пришел:

– Это надежда, – сказала Эви. В этот момент она почувствовала надежду на новую любовь. Сначала робко, но минуту спустя ей вдруг невероятно сильно захотелось влюбиться. В кого-то, но не в Алекса. Все пространство под деревьями на мили вокруг покрылось ковром разноцветных подснежников.

Алекс все-таки оказался трусом. Он так и не смог предложить Эви расстаться. Ей пришлось сделать это самой. Он лишь согласился. Друзьями… Хотя следующие несколько месяцев ей от одного его вида хотелось плакать. Потом прошло. Мало по малу, Карманный Лес исцелился, и Эви снова влюбилась.

Десять лет спустя Эви валялась на мшистой прогалине в своем Лесу и болтала с Триксом.

– Ваше Величество, когда вы уже расскажете ему о нас?

– Опять ты за свое, Трикс? Я уже пообещала тебе, что через годик приведу сюда дочку!

– Юная принцесса, Ваше Величество, это замечательно. Но ваш муж…

– Да помню я, помню! Не повторять прошлых ошибок, показать ему настоящую меня…

– Вот именно, Ваше Величество! Ведь настоящая вы – здесь!

– Ой, будет тебе, Трикс. Здесь – не больше, чем там. И про «там», кстати, он уже знает!

– Так за чем же дело стало? Приведите его сюда!

– Ты его плохо знаешь, Трикс. Он тут просто испугается. Причем, не моих размеров, а самого Леса. Я должна его подготовить, вот и все.

– Ну-ну, готовьте…

Трикс был бы настроен более скептично, но поляны разноцветных подснежников все еще цвели в самых укромных уголках Карманного Леса.

Послесловие

Чаинки

Т: С чего начнем смотр, Ваше Величество?

Э: С самого края. Думаю, это будет логично.

Т: Вы… про Лес На Границе?

Э: Именно. Надо нанести визит вежливости Госпоже Костей. Если так подумать, любой Путь должен с Неё начинаться и Ей заканчиваться.

Т: Она, несомненно, будет польщена вашим визитом! Но что, если Старуха занята?

Э: Я уже вижу, что Старуха занята. Будь иначе, здесь было бы лето.

Т: Да, в сугробах Лес На Границе выглядит непривычно. И не особо гостеприимно. Может, стоит зайти попозже?

Э: Нет, я хочу знать, что тут происходит. Не беспокойся, Трикс, мы не помешаем. Просто посмотрим из-за деревьев. Видишь, кто-то идёт…

История

Я думала, что сгорела. Все так думали. Но вечность запредельной боли закончилась, и я оказалась ночью в зимнем лесу. Может, мать и сестра тоже здесь? Должна ли я их найти? Тот ли это лес, по которому блуждала Василиса? Нет, ведь было лето. Когда мы погнали ее за огнем, стояла полная звезд ночь конца августа. Нелли, моя младшая сестренка, жаловалась тогда, что мать не права. «Ты подумай, Дара! Ночью, да в лесу! Такая романтика! Василиска так скорее себе жениха найдет, чем мы, сидя в этом загородном сарае!». Нелли, конечно, дурочка – ночью в лесу темно и страшно, несмотря на звезды. А что Василиса и правда пойдет к Ней, никто не подумал.

Этот лес был другим. Нетронутый снег сугробами обнимал землю, и тень протоптанной тропинки выделялась четко, как днем. Деревья спали в снежных подушках, каждая веточка словно светилась кружевами инея. Совсем как мои спицы той ночью. Стояла жутковатая неестественная тишина. Я переступила с ноги на ногу и с облегчением услышала скрип снега – я не оглохла. И все-таки, я умерла?

Я должна была умереть. Заслуженно или нет, такова была Её кара. Но сейчас я вижу и слышу, чувствую, как под теплую зимнюю одежду пробирается слабый морозец. У меня есть руки, и я поправляю ими волосы, выбивающиеся из под шапки. У меня есть ноги, и я делаю шаг вперед по тропинке. А почему не назад? Оглядываюсь – сзади тропинки нет, только спрятанные под снегом заросли можжевельника. А еще сзади очень страшно. Оттуда я пришла, из мира жгучей боли… Спереди тоже страшно, но лучше уйти отсюда подальше.

Я шла по тропинке, тревожно оглядываясь. Что бы ни произошло, я еще дышу. А значит без толку стоять на месте. Василиса рассказывала про всадников. Может, я тоже их встречу? Нет, вряд ли. Все будет как всегда, и мне не достанется ничего из того, что было у Василисы. Ни красоты, ни таланта, ни материнского благословения. На глазах вскипели слезы, но тут не от кого было их прятать, и я позволила им течь. Мать ненавидела, когда мы с сестрой плакали. Можно было все что угодно, но не плакать. Нельзя было плакать, когда нас сравнивали с красавицей Василисой. Нельзя было плакать от досады, когда у нас что-то получалось не так ловко, как у нее. И мы перестали что-либо делать, пробовать, учиться… Только злились, ведь злиться было можно. Здесь, в застывшем зимнем лесу злиться не на кого. Не на кого перевалить боль и обиду. Зато можно плакать.

Тут же мне захотелось не просто заплакать, а сесть в сугроб и разрыдаться в голос. Но страх оказался сильнее. Может, это и не Василисин лес, но без Неё точно не обошлось. А значит нельзя останавливаться и лучше не шуметь. Мало ли… А еще как будто стало холоднее. Я не дурочка Нелли, понимаю, что сугробы уютные, только когда смотришь на них из окна теплого дома. Конечно, красавица Василиса на моем месте не замерзла бы так быстро – это мы тощие да хлипкие, чуть что чахнем. Хотя не стоит сравнивать, кто бы что делал на чужом месте. Досравнивались. Василисе досталось от нас. Нам досталось от нее. А прямо сейчас достается мне. Только что?

Я ускорила шаг, стало немного теплее. Мокрые от слез щеки покалывало морозом. Среди заиндевелых берёз замелькали ёлки. Потом тропа пошла под уклон вниз, и вскоре меня окружал настоящий дремучий ельник. Стало гораздо темнее. Весь снег достался верхушкам, а у корней его почти не было. Под ногами уже не поскрипывало, а шуршало, сапоги утопали в многолетней опавшей хвое.

Погодите-ка! А где тропа? Я огляделась. Путеводная тень пропала, растворилась между еловых корней и редких островков снега. Зато я заметила туман. Он поднимался откуда-то снизу, из-за склона. Еле заметный, но вездесущий, он светился потусторонней зеленью. Это точно Она! Значит все-таки я иду тем же путем, что Василиса! Пусть без куколки и без всадников. Легче от этой мысли не стало, только страшнее.

Зачем мне все это? Ведь мне было светло и от спиц. Я просто хотела жить и радоваться, как все. Вырасти пусть не в красавицу, но хотя бы в симпатяшку. Найти жениха, который не сбежал бы после первого разговора с моей матерью. Зажить своим домом – не дворцом, просто домом. Своим. Завести большого белого кота… Всегда хотела кота. Если не думать о материнском презрении, то Бог с ней с этой красотой и женихом. Дайте мне свою избу и белого кота. Проще простого, у отчима были деньги… Но нет, я должна была сгореть, а теперь иду к Ней. Может, Она просто убьет меня еще раз, и все наконец закончится? От этой мысли почему-то стало не страшнее, но больнее. И слезы снова залепили глаза.

Без тропы я не знала, куда идти. Но уклон подгонял уставшие с непривычки ноги, и я просто пошла вниз, к сердцу тумана. Небо чуть посветлело. Сверху что-то прошуршало, и мне за шиворот упал снег – белка. Точно посветлело! Иначе я бы не разглядела ее. Такая миленькая!

– Здравствуй! – обратилась я к белке. – Не подскажешь, в какую сторону к… Ну, ты понимаешь, к кому.

Белка прострекотала что-то и, грациозно скользнув по стволу, скрылась в еловой тьме.

– Спасибо, – пробормотала я на всякий случай, хоть ничего не поняла. Жаль, что никто не учит старших сестер белечьему языку.

Еще посветлело. Захотелось пить. Потом заныл живот. Ноги болели уже давно. Нет, так не пойдет. Бесконечно блуждать по зимнему лесу – не вариант. У меня просто кончатся силы, и всё. Мне это не нужно, но похоже я все-таки иду к Ней. Куколки нет, всадники не показываются. Как найти дорогу? Я вспомнила, как в самом начале оглянулась и почувствовала, что сзади страшнее. Другого путеводителя нет.

Я закрыла глаза и стала поворачиваться по солнцу, прислушиваясь к ощущениям. Тут страшно, тут тоже, и тут… А вот тут – меня аж затрясло! Очень хотелось отвернуться, но я пересилила себя и открыла глаза. Иного пути нет. Давай, Дара, глаза боятся, а руки… то есть ноги… Я сделала только три шага, когда в рассветных сумерках сквозь ельник блеснуло что-то оранжевое. Я вытерла с щек слезы и пошла на свет.

Место было ровно таким, как рассказывала Василиса. Но черепа с горящими глазами пугали не так сильно, как сложенный из костей забор. Местами на костях осталась плоть. Если бы не мороз, тут бы, наверно, жутко пахло. Я пошла вдоль забора, не в силах сдержать болезненное любопытство. Вот не просто кость, а целый фрагмент скелета – ребра, тазовые кости и одна нога. В грудную клетку напиханы другие кости. Наверно, его череп где-то там наверху, сверкает огненным взглядом. Бедняга! Разобран по частям, обречен быть стражем… Тут начнешь глядеть со злостью.

А вот и ворота. Закрыты. Рядом с забором снега совсем не было – только опавшая хвоя и прелая листва. Я сгребла небольшую кучу и уселась на нее. От земли исходило приятное тепло. Пахло осенним лесом. Я слишком устала, чтобы и дальше бояться. Будь что будет. Это не сугроб, так что я отвоевала у судьбы маленькую победу.

Я устроилась спиной к воротам. Во-первых, не хотелось лишний раз смотреть на мертвый забор. Во-вторых, Василиса говорила, что впервые увидела Её, выходящей из леса. Но все конечно же пошло наперекосяк. Я почти задремала, когда сзади раздался пронзительный скрип, больше похожий на визг. Я в панике развернулась, да так и застыла на четвереньках – ноги от ужаса сковала слабость, и хорошо, что только ноги. Ворота были распахнуты наружу. За ними в свете зарождающегося дня расстилался большой захламленный двор с колодцем. Дом, напротив, выглядел маленьким и неуместно уютным. Но главное – в воротах стояла Она. Её Василиса не описывала… Но тут и правда слова не просто подобрать. Она была высокой – выше обычного человека, даже несмотря на огромный горб. Очень старая, вся в морщинах, но при этом невероятно красивая. На длинных, до колена, седых волосах местами лежал лишайник, а местами плесень. Платье выглядело так, будто Ей кто-то когда-то велел прийти не голой и не одетой – она словно обмоталась полотном из тряпья и веревок. А глаза… Нет, тут слов не хватит.

Я смотрела на Неё, Она на меня. Я стояла на четвереньках, Она опиралась на посох. По небу вдруг пробежала волна света – где-то далеко из-за горизонта показалось солнце. Она глянула на небо, недовольно фыркнула и заговорила со мной:

– Тебе чего?

Вопрос меня огорошил. Мне – чего?! Я умерла, оказалась в лесу, дошла досюда… С другой стороны, и правда, а что мне нужно-то?

– Здравствуйте! – выдавила я. Ладно, глупее, чем сейчас, мне уже не выглядеть. – Я не знаю, что мне нужно. Но мне больше некуда было идти.

– Что, еще одна благословленная на сказку? – Она сморщилась, как будто у нее заболел зуб. Единственный. – Мне тут такие не нужны! Смерти ищешь?

– У меня нет никакого благословения, – честно призналась я. – И кажется, вы уже меня убили. Так что я скорее ищу жизни.

Она как-то странно встряхнулась и посмотрела на меня внимательнее. Подошла ближе, стала принюхиваться. Я попробовала встать на ноги, и у меня получилось. Ноги дрожали. Оказывается, черепа успели погаснуть и теперь выглядели скорее грустными, чем злыми.

– Верно говоришь, – сказала, наконец, Она. – Жалеешь о том, как вела себя с той, благословленной?

Я поняла, что речь про Василису, и призадумалась. Ясно было, что отвечать нужно честно.

– Не жалею. Как могла, так и вела себя. Жалею, что все так вышло.

Она кивнула. Пожевала губы. Еще раз кивнула.

– Значит так, тут зима, все спят. Но работу я для тебя найду. Можешь зайти на двор и выполнить задание. Выполнишь – дам тебе, что хочешь. Не выполнишь – убью. Можешь развернуться и идти на все четыре стороны.

– А куда здесь можно пойти? – осторожно спросила я.

– Ты на мертвой стороне. Куда не пойдешь – одни мертвые.

Я на мертвой стороне… Значит все-таки умерла. Вряд ли тут найдется домик с белым котом. В горле колом встали слезы. Нечестный выбор!

Она молча ждала, я пыталась задавить обиду. Так и не смогла, но зато удалось справиться с ногами. Я прошла мимо Неё так близко, что почувствовала запах – такой же прелый с примесью гнили, как в осеннем лесу. Зашла на двор.

– Из колодца не пей и не мойся, – прозвучало за спиной. – У дома бочка, из нее воду брать можешь. На столе накрыто – ничего не трогай. В кладовке мыши – они с тобой поделятся. Двор разбери: все кости – в кучу у забора, всю посуду – к бочке, да вымыть, потом подметешь. Дом вымети, да полы вымой, но мебели на касайся. На лестницу ногой не ступай. Вечером вернусь, проверю.

Я обернулась и увидела, как Она уходит. Вроде идет не спеша, опирается на посох. Но словно скользит над землей: шаг – и у ёлок, еще шаг – зашла в лес, последний шаг – скрылась из виду.

Весь страх остался за воротами. А вот усталость никуда не делась. Я пересекла двор и тут же нашла бочку. Рядом с ней стояла скамейка, на крючке висел ковшик. Я напилась и осмотрелась. Во дворе было тепло, как поздней весной. Шапку и полушубок долой! А теперь засучить рукава и взяться за то, чего я в жизни никогда не делала – за приборку.

Солнце уже стояло в зените, а я все еще бродила по двору, находя то кости, то черепки. На крыльцо вдруг выскочил толстый черный кот и призывно замяукал. Кошачьему языку старших сестер тоже не учат, но тут ошибиться было невозможно. Я подошла и протянула руку погладить, но кот увернулся и подошел к стоящим на крыльце мискам. В одной миске была пара косточек, а вторая пустовала. Я взяла ковшик, зачерпнула из бочки воду и налила в миску. Кот тут же принялся жадно пить. Я уселась рядом на крыльцо.

– Знаешь, – обратилась я к коту, – такими темпами мне до вечера точно не управиться.

Кот согласно мяукнул сквозь чавканье.

– А если я не успею, Она меня убьет.

Согласное мурканье.

– С другой стороны, если так подумать, я же уже мертва. Чего мне терять?

Кот оторвался от питья и посмотрел на меня. Очень выразительно, но я ничего не поняла.

– Ладно, успеть не успею, но хотя бы честно смогу сказать напоследок, что не сидела без дела. – Я обтерла лицо водой из бочки и вернулась к разбору двора.

Долго ли, коротко ли, но день подошел к концу. И я, конечно же, не успела. В нарастающей панике я помыла часть собранных по двору плошек. Не домыла, бросила. Нашла в доме сразу за порогом очень красивую метлу, но сообразила, что двор надо мести не ей. В кладовке валялся веник. Еще там были мыши, и они честно принесли мне целую кучу огрызков хлеба и сыра. Я спросила, не помогут ли они мне с домом, но не разобралась в ответном писке. Подметя половину двора, я глянула на клонящееся к закату солнце и бросилась в дом. Подметать пол, не касаясь мебели, оказалось очень трудно. За этим Она меня и застала. Я так устала, что даже не испугалась, услышав визг ворот. Просто села на пол посреди комнаты с накрытым столом и стала ждать.

Она остановилась в дверях и с мрачной улыбкой осмотрелась. Потом хлопнула в ладоши. Сметенный в кучу мусор исчез, как и веник – прямо из моих рук.

– Не успела ты, – сказала Она.

– Знаю, – ответила я. Слова давались с трудом, в горле застряла странная смесь равнодушия, паники и предвкушения.

– Теперь я тебя убью.

– Не убьете. Я уже мертва.

Она зашла в дом, закрыла за собой дверь, поставила посох рядом с метлой и подошла ко мне.

– Догадалась, хитрая? – Она наклонилась, взяла меня за руку и потянула. – Вставай уж, да садись, как положено. Поговорим.

Я встала, и Она толкнула меня на стул, который я с таким тщанием обходила. Прошлась по комнате, прикосновением зажигая свечи. Я только сейчас поняла, что пыталась подметать в полумраке. Она уселась в кресле у очага, сплела свои длинные коричневые пальцы и задумчиво вздохнула.

– Сказки про тебя нет, Дара. – Я не представлялась, но не удивилась. – Тебя тут быть не должно, и мне до тебя дела нет.

– Мне не привыкать, – сказала я и поняла, что это правда. Похоже, здесь невозможно лгать.

– Но есть законы, которые я не могу нарушать. – Её желто-зеленый взгляд завораживал. – Ты знаешь, что отвратительно умеешь наводить порядок?

– Вообще не умею, – подтвердила я. – Никогда этим не занималась.

– Ну а что ты умеешь? – спросила Она. – Я должна дать тебе задание, ты должна его выполнить лучше всех. Что мне тебе поручить?

Я подумала про Василису, и в носу защипало. Я привычно наклонила голову, чтобы спрятать слезы, но они не пришли – усталость помогла сдержаться.

– Ничего я не умею лучше всех. Немного вяжу, вышиваю криво, готовлю совсем плохо.

– Ну-ка посмотри на меня, – велела Она, и я послушно подняла взгляд. Минуты тянулись, в Её глазах мелькали золотые искорки. Пришел черный кот и запрыгнул Ей на колени.