Идеальный мужчина. Дамский роман

Глава 3

Вилла

Одной реальной встрече из трех, я уделю внимание.

Борислав – крепкий, можно даже сказать, здоровый мужчина, болгарин по происхождению, служил в войсках НАТО. Тяжело изъяснялся по-русски, но простейший диалог на бытовом уровне поддерживал хорошо. Этого было вполне достаточно, чтобы понимать друг друга. Первую встречу я всем назначала на набережной, потому что мне до нее было, как вы помните, пять минут ходьбы. Так и с Бориславом, впервые увиделись именно там. Долго гуляли по вечернему городу, а потом он предложил прокатиться на авто. Уставшая от ходьбы, я согласилась. Путь до машины оказался не близким из-за проблемы с местами для парковки. Добравшись, сели в бежевую, отражающую блики на глянцевой поверхности корпуса, достаточно просторную внутри, и поехали по городским улицам, освещенным желтым фонарным светом, который придавал ощущение уюта теплым греческим ночам. Больше всего меня забавлял навигатор, вещающий на болгарском языке, что до смешного резало слух, например, вместо привычного «поверните направо», он говорил «заляга́йте направо́» (ударение на букву «о»).

Бориславу кто-то позвонил, разговор шел на английском языке, но я понимала, что он ведает собеседнику о встрече с русской девушкой по имени Евлалия, приехавшей из бывшего Советского Союза, ну, и дальше было что-то про партию и коммунизм. «Очень странный разговор, – подумала я, – Зачем он так открыто сообщает кому-то другому, кто я и откуда, и как мы проводим вместе время?» Закончив диалог по телефону, он пояснил:

– Я сейчас разговаривал со своим соседом по дому, он знает, что сегодня у меня встреча с тобой, поэтому они с женой приготовили барбекю и выпивку, так как желают с тобой познакомиться. Они нас ждут в гости, а время уже позднее и им скоро надо будет ложиться спать.

Его объяснение меня поставило в полный тупик. Один мужик рассказал другому, что идет на свидание, и второй искренне переживает за первого вместе со своей женой. Эта семейная чета готовит барбекю, приглашая впервые встретившихся людей, к себе в гости, чтобы познакомиться с русской девушкой и поддержать друга хорошей компанией. Такого в нашем обществе точно не встретишь. Это не могло не впечатлить меня и даже как-то затронуло, потому что действительно выглядело тактично, мило и заботливо. Я подробно расспросила его про этих людей и про дом, в котором они живут все вместе. Их служебным жильем оказалась вилла, на первом этаже поселилась семейная пара, на втором один Борислав, а третий пустовал. Ответы его меня вполне удовлетворили, но я все-таки переживала, так как за город мне ездить запрещено, поэтому отказалась, и мы продолжили «покатушки». Через полчаса снова позвонил его друг-сосед. После этого звонка Борислав буквально умолял меня поехать в гости, так как ему жутко неудобно перед столь хорошими людьми. Чувство вины, которое испытывал мой новый знакомый, почему-то передалось и мне, видимо он был абсолютно искренен, к тому же, я совершенно не хотела становиться источником вины, принципиально отвергающим проявленную заботу и любезность.

– Хорошо, поехали к твоим друзьям на барбекю. Только уговор, ты меня потом привезешь назад в Салоники!

– Да, да, окей, – явно радостным голосом парировал Борислав, – Хорошо, что ты согласилась, а то нас давно там ждут, я обещал приехать значительно раньше.

Он надавил на газ и его шикарный Chrysler (Крайслер) понесся куда быстрее по уже мало освещаемым загородным улицам, а я сидела затаив дыхание, уставившись куда-то в одну точку, потому что сама данная ситуация никак не могла уложиться в моей голове.

Мы встретились с милейшей семейной парой из Румынии, лет под пятьдесят или чуть больше. Бориславу пришлось заглянуть к ним, чтобы сообщить о нашем приезде. Радушно улыбаясь, поприветствовали друг друга. Думая, что мы не приедем, стол уже был убран, но хозяева быстро вернули на прежние места барбекю из разных видов мяса и несколько тонких высоких бутылочек с ликерами и винами. Все они охотно разговаривали на английском языке, обсуждая СССР, СНГ, социализм и почему-то Сталина, а может быть, и что-то еще. Изредка Борислав был нашим переводчиком, когда кто-то интересовался чем-то моим личным. Говорили громко, так как приходилось перекрикивать постоянно рычащий насос, очищающий воду в бассейне, который нельзя было выключать. В общем, «эфир» был тщетно оккупирован словоохотливыми румынами с болгарином, и мне приходилось исправно выполнять роль простого слушателя, так как я не знала английского и вступить в диалог не могла, хотя сделала бы это с огромным удовольствием. Однако, пили и ели мы все вместе, одновременно поднимая рюмки вверх и чокаясь, вернее делали вид, что пьём, при этом все друг другу искренне улыбались и отчаянно кивали головами в знак согласия и солидарности. Ели по-настоящему, очень вкусное барбекю, под покачивающуюся электрическую лампочку, свисающую на длинном шнуре над нашим столом, расположенном на заднем дворе виллы.

Время ушло уже далеко за полночь и близилось к рассвету, когда мы все решили, что пора расходиться. Семейная пара на прощание приглашала нас еще в гости, мы, конечно же, пообещали обязательно навестить их, после чего все пошли по своим апартаментам. Жилище Борислава занимало весь второй этаж и состояло из пяти комнат с кухней. В интерьере царил аскетический минимализм: кровать, пару шкафов, стулья на пересчет. Только кухня была более обставлена, как мебелью, так и предметами быта. Пять комнат явно было много для одного человека, поэтому мой новый знакомый сделал из одной кладовку, в которую кучами сваливал спортивный инвентарь, военное обмундирование, видимо уже ненужное, и еще какой-то хлам. Пару комнат вообще пустовали. Одна из них, самая большая, хоть и была необжитой, но носила в себе явные признаки гостиной: в середине стоял круглый стол из темного дерева, покрытый ажурной белой скатертью, аналогичные занавески прикрывали окна, немного темной мебели вдоль стены и под цвет всему этому небольшой диван. Только одна комната была обжита своим хозяином, но также соответствовала духу всего интерьера. Во всем доме не было ни одного цветочка или даже картинки на стене, ни одного яркого пятнышка, это навеивало грусть и давило печалью.

Борислав решил немного вздремнуть перед работой, ну, а мне спать совсем не хотелось, и я вышла на балкон, опоясывающий по периметру здание виллы. Забрезжил рассвет, первые лучики летнего солнца, розовато-оранжевых оттенков, прыснули сквозь кроны густых деревьев. Они быстро приобретали более желтый насыщенный цвет, краски становились яркими, а контуры более четкими. Я заварила чашку чая и села за столик на балконе, чтобы насладиться утренней прохладой в сочетании с горячим питьём, созерцая картину внешнего убранства, которое явно контрастировало с внутренним.

Вилла была роскошна, в тридцати метрах от моря. Больше всего места занимал белоснежный трехэтажный коттедж. На заднем дворе красовался бассейн с голубой водой, обрамленный белым кафелем, вокруг которого расставлены такого же цвета шезлонги. Рядом с бассейном, ближе к зданию, стоял железный белый стол на витиеватых ножках, с голубой прозрачной столешницей, под цвет воды в бассейне. Спереди коттеджа – газон густой, зеленой и подстриженной травы, в середине которого росла одна-единственная пальма, но она на столько была высокая и раскидистая, что тени от ее кроны хватало на весь дворик, исключая бассейн. По углам газона – метровые, изящно подстриженные деревца светло-зеленого оттенка, названия которых я не знала, а под ними красовались в разных позах цветные керамические гномы. Волшебная картинка! Мне не верилось, что это я здесь, в реальной жизни! Это не по телевизору про кого-то показывают, это происходит именно со мной. Уж для кого как складывается жизнь, но для меня – я попала в какое-то сказочное или райское местечко.

Переполненная чувствами от окружающего меня великолепия и под впечатлениями от ночной посиделки с действительно хорошими людьми, я задавала себе все тот же, мучавший меня вопрос: «Это он? Может быть, все-таки это он и есть? Ведь так всё красиво, гладко и здорово началось! Борислав мне симпатичен, культурен, успешен и обеспечен.» Мысли кружились в голове подобно ажурному плетению, вроде красиво, но в тоже время, так всё сложно и непонятно. Поток их постепенно прервал доносящийся откуда-то сбоку своеобразный шум. Я встала, облокотившись на перила балкона в поисках его источника, и обнаружила на заборе, разделяющем виллы, двух сидящих рядом глубей. Они активно махали крыльями, издавая гулкие хлопки, и семенили лапками, прижавшись друг к другу грудками, неожиданно взлетели и сели на перила метрах в пяти от меня. Я замерла и боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть прекрасные создания, но кажется, они не видели и не боялись ничего, так сильно были увлечены друг другом. Голубки продолжили хлопать крыльями и тереться грудками, а потом стали ворковать и прикладываться друг к другу клювиками, забавно наклоняя головки. Проделав весь этот ритуал на балконных перилах, переместились на ветки деревьев и совершали дальше свои любовные старания, да так одержимо, что веточки и листочки осыпались на землю. Этих два милых создания издавали такой шум, бьющимися крыльями в утренней тиши, что казалось они разбудят не только Борислава, но и всю округу. Теперь, после увиденного, мне стало абсолютно понятно выражение «трепетная любовь», я решила, что это знак, подтверждающий, что Борислав – это и есть он, мой суженый, уготованный Богом. Я глубоко и с наслаждением вдыхала свежесть утреннего воздуха, полная удовлетворения от своих домыслов, подтвержденных знаком всевышнего.

Перед работой, Борислав завез меня домой. Все еще спали, а я довольная и счастливая после таких необыкновенных событий, испытывала подъем внутренних и духовных сил, что кружилась голова. Сестра все-таки проснулась и строгим, но добрым голосом спросила:

– Ну, что, пришла, гулёна?

Я так обрадовалась, что она не спит, потому что страсть, как хотелось ей всё рассказать. Подскочила и примчалась на балкон, где спали они вместе с мужем летними ночами, уселась на пол со стороны ее кровати и принялась взахлёб вполголоса тараторить о том, как чудесно провела время, что видела, и что ощущала себя словно в сказке. Однако, как только я произнесла слово «вилла», она резко меня осекла:

– Ты была в Пере́ях?

Я обомлела от того, что мой тайный выезд за город, был раскрыт ею за какие-то пару минут.

Поменявшись в лице, поджала губы, и слегка выпучила на нее глаза, так как была ошеломлена и не знала, как себя вести дальше, потому что совершенно не могла предположить, что она вообще узнает о моем нарушении.

– А как ты это поняла? – осторожно поинтересовалась я, смотря на заспанное ее лицо, которое точно свидетельствовало о том, что слежка за мною ночью не велась, но… «Как она догадалась?» – досадовала мысленно я.

Поняв, что я точно нарушила запрет на выезд за город, Оливия начала мне читать морали. Я молчаливо внимала праведной оде, а совесть шептала: «Сама же виновата.» Еще немного потерпев, поняла, что не хочу больше это выслушивать, поэтому сказала:

– Ну, хватит уже, я же дома, всё нормально, что ты шумишь?

– Ладно, – согласилась она, – действительно, всё хорошо, – Ты вон какая счастливая.

И я отчаянно, с новой волной прилившего азарта, продолжила ей ведать своё душещипательное повествование.

Ну, а догадалась она, по двум причинам: первая – виллы в самих Салониках, являются архитектурными памятниками и в них, как правило, располагаются государственные учреждения; вторая – Пере́я – самый близкий пригород, в котором находилось сосредоточение современных вилл.

С Бориславом мы встретились всего два раза, так как на четвёртый день его отправили на военные сборы в Ла́рису (небольшой городок, южнее Салоников) и когда приедет – не известно. Он практически не появлялся даже на сайте и, уж тем более, не писал и не звонил мне. Таить надежду на продолжение было бессмысленно, так как он то ли застрял надолго на этих сборах, то ли уехал еще дальше, то ли просто не захотел дальнейших отношений, в общем, пропал, и я снова осталась одна, в статусе свободной женщины. Так закончилась вторая неделя, а у меня их было всего три.

Две трети моего отпуска позади, а самое главное – он, так и не найден. В какие-то мгновения я стала понимать, что это – моя мечта, видимо, уж очень хотелось его найти, и поэтому в мамины слова вложила то, что желала услышать больше всего, свой смысл и надежду. «Го-о-осподи, ну, какая же я наивная…» На досуге снова просиживала на сайте знакомств, так же шла бурная переписка, но изначального энтузиазма во мне уже не было. Мужчины продолжали сыпать комплименты, предлагали встречи, а я находилась в стадии начального разочарования, эмоционального выгорания и утопической модели моей будущей личной жизни, которая быстро прогрессировала.

Глава 4

Сандвич

Время шло неумолимо… И вот однажды, на сайте появилось сообщение от того самого художника в красной майке, чувственного и ранимого. Он задавал «дежурные» вопросы: «Как у тебя дела?», «Чем занимаешься?», но не забывал добавлять обращение «дорогая», это, конечно же, повысило мой интерес к происходящему. Стоит заметить, что у греков и некоторых других, «горячих» народов, такие обращения к противоположному полу, как «дорогая», «милая», «любовь моя», для нас имеющие достаточно глубокий смысл и употребляющиеся строго к человеку, которому ты действительно хочешь выразить свои чувства любви, преданности, дружбы, а у них это всего лишь слова-обращения, аналогичные нашим «девушка», «женщина» или даже «товарищ», «брат», что достаточно сильно сбивает подсознание, но мы не можем быстро перестроиться, продолжая реагировать эмоциями радости и возбуждения. Благодаря этому, у меня появилась толика энтузиазма, хотя осторожность и холодность присутствовали еще однозначно.

Я отвечала на все его вопросы, и вскоре он предложил снова увидеться. С другими встречаться не хотелось, хотя предложений было много, ну, а с художником…, с ним-то мы, по сути дела, знакомы две недели. Как я уже писала, каких-то чувств к нему возникнуть не успело, но он остался непознанным, словно процесс завис, а остаточные воспоминания о проведенных вместе часах, таили в себе приятные ощущения комфорта и спокойствия, исключая ситуацию с ночным клубом, но это было только небольшое разочарование, поэтому я согласилась встретиться вечером.

– Я подъеду к твоему дому, позвоню, хорошо? – закончил он переписку.

– Ок, – был мой ответ.

Я начала собираться! «Что одеть? Что одеть, чтобы выглядеть красивой? Или даже неотразимой! – мысли словно нотки-пиццикато стучали в голове. – Какое – нибудь красивое или, может, быть, даже вечернее платье! Не-е-ет, мы же поедем на мотоцикле, а он уж точно не для платьев – это, во-первых. Во-вторых, лето в этом году во всем мире холодное, а значит в Греции – прохладное. Ночи, хоть и теплые, но, если будем сидеть у моря или повыше поднимемся в горы, можно прозябнуть, и тогда толку от такой встречи мало, только и думай, как согреться», – рассуждала я вслух. Мы с сестрой принялись обдумывать наряд из всего гардероба, что был в нашем доме. С учетом жизненного опыта, и как истинные художники, отправляющиеся на встречу к художнику (она морально, я физически), со строгим учетом законов сочетаемости цвета и формы, приступили к мозговому штурму наших шкафов. В итоге были выбраны: белые брючки-капри; ажурная полупрозрачная бирюзовая маечка, связанная крючком; ярко-оранжевое трикотажное болеро и белые босоножки на платформе. Оранжевое пятно здесь добавляло яркости и тепла, а также хорошо сочеталось с цветом моих ногтей. Все самое необходимое сложили в белый меховой рюкзачок. Покрутившись перед зеркалом, обе сделали вывод, что выгляжу я великолепно и достаточно тепло!

Он позвонил. Оливия оглядела меня еще раз, кивнула в знак одобрения, и перекрестила перед выходом. Она всегда крестила всю свою семью. Дома у нас не было так принято, папа был в определенной степени атеист, увлекался другими духовными учениями и практиками, а мама уверовала только после смерти нашего старшего брата, покинувшего этот мир в возрасте двадцати пяти лет. Да это и понятно, так как становление их личностей и зрелость прошли при советской власти, когда все религиозное безжалостно отвергалось. Эдакое ежедневное «крещение» семьи, меня удивляло, и в какой-то мере, даже забавляло, потому что являлось ритуалом. Делать она это стала, уже довольно долго проживая в Греции – самой христианской стране мира. Дети перед каждым выходом из дома, подходили к ней и терпеливо ждали пока их перекрестит мама, но, а я позволяла себе иронизировать, вставая в очередь вместе с детьми, чтобы получить свой «крестик». Мы всей семьей смеялись, сестра же улыбалась, глядела на меня, глубоко вздыхала, но крестиком одаривала, приговаривая, что я глупышка, так как делаю это с иронией. А у меня был отпуск и все, что я желала – радоваться и наслаждаться, поэтому использовала любую возможность. Я так же позволяла себе кататься в сандалиях по полу супермаркетов, носить вызывающую короткую и полупрозрачную одежду, разговаривать громко на русском языке, привлекая внимание местных, и как вы уже знаете, встречаться с мужчинами – потенциальными женихами, отлично проводя с ними время.

– Ты, когда приезжаешь, становишься безбашенной, у тебя сносит крышу, – не зная как на это реагировать, подводила итоги моих пребываний в Греции сестра.

– Серьезной буду дома, там дурачиться не позволительно, – отвечала я. Она соглашалась с такой оправдательной позицией.

Приноровившись, я выскочила на улицу, по той самой винтовой лестнице. Уже стемнело, но город хорошо освещался и все было видно. Однако, найти мотоцикл среди несметного количества припаркованных автомобилей, которыми всегда были забиты улицы Салоников, задача не простая. Я поворачивала голову, разыскивая его, и, наконец-то, заметила на углу нашего дома статическую мужскую фигуру. Он сидел верхом на байке, упёршись в асфальт обеими стопами вытянутых ног, тем самым поддерживая равновесие. В позе его читалась определенная нервозность, которую выдавали руки, он всё не знал, куда их пристроить: то перекрещивал на груди, то брался за руль, то укладывал на бензобак. Я подошла, тоже испытывая смущение, ведь расстались мы странно и глупо, из-за его никчемной обиды. Улыбнулись, поздоровались, и я осознала, что смотрим мы друг на друга, как-то по-особенному. Этот взгляд можно было именовать магнетическим, потому что оторваться было почти невозможно. Преодолевая виноватое стеснение, сдавленными и тихими голосами начали диалог.

– Куда поедем? – первым спросил он.

– Не знаю, – ответила я.

– Что желаешь: погулять, посидеть в кафе, покататься на мотоцикле?

– Погулять, – не много поразмыслив, сказала я.

– А где будем гулять?

– По набережной.

– На набережной я бываю каждый день, ну, если ты хочешь, давай по набережной.

Он взялся за руль обеими руками, чуть наклонился корпусом вперед и предложил мне садиться сзади. Бегло осматривая пассажирское место за его спиною, мысленно комментировала свои действия: «Вот подножка, на нее я поставлю одну ногу, перекину вторую и сяду. А где ручка, за которую держаться? Может ее вообще не предусмотрели в конструкции, хотя навряд ли, она должна где-то быть!». Я стояла возле байка, лихорадочно обшаривая взглядом пространство вокруг сидения. Происходила уже длительная заминка, он слегка повернул голову, но ничего не сказал, терпеливо ожидая моего восседания на своего железного коня. Я начала движение, но глаза так и не находили заветной цели. «Ручки нет. Это небезопасно, я обязательно должна держаться» – не прыгали, а скакали галопом мысли в моей голове. Рисковать своим здоровьем, а, может быть, даже жизнью, в мои планы совсем не входило, но я уже села на свое место. Руки пару секунд висели как плети, но потом начали поспешно ощупывать сидение сзади, в надежде отыскать ручку, тщетно, нет ее! Затем началась аккуратная пальпация сидения спереди между ног. «Тоже нет, и значит, что? – спрашивала я сама у себя, – Значит, мне придется держаться за водителя? За не-е-го-о-о?» – до легкого помутнения осознала я происходящее, вернув руки в состояние плетей. Он же выдержанно ждал, пока я благоустроюсь. Сделав глубокий вдох, обычно дерзкая я, смогла только промямлить:

– А как держаться?

Он медленно повернулся ко мне, максимально на сколько мог, выдержанная улыбка изменила мимику лица и свидетельствовала о недоумении моей недогадливостью, а также явно ее владелец получал удовольствие от созерцаемой беспомощности и скромности, в таком простом-то деле.

– За меня, – с притаившимися нотками иронии в голосе, но уверенно и твердо сообщил он, явно готовый к такому вопросу.

– За… те-е-бя-я-я? – процедила я сквозь зубы, реально удивленным тоном, потому что до этого момента еще теплилась надежда, что ручка отыщется или уж он укажет мне на нее. Хоть и знали мы друг друга две недели, но в основном заочно, поэтому обнимать малознакомого мужчину, в мои планы тоже не входило.

Его тело приняло исходное положение, а я начала процесс пристраивания рук, как к объекту, за который надо держаться. Задача была поистине трудная. Вцепившись взглядом в спину, находящуюся передо мною, отыскивала наиболее приемлемый вариант. Неуверенными движениями, реально стесняясь, приложила ладони к его плечам, но тут же одернула назад, сцепив в замок. «Нет, не так держатся на байке за водителя. Тогда как? А-а-а, в фильмах видела, что девушки обнимают парня сзади за талию, – погружалась я в мыслительный процесс и действовала экспромтом. Перенесла руки к талии и… – Как взять-то его за эту талию? Бр-р-р, ну, что за интим на мотоцикле?» – недоумевала я. Ладони мои очень легко, впервые коснулись его боков, и так там и остались. Я сидела, как фарфоровая кукла, прижав локти к туловищу, не в силах сделать еще, хоть какое-то, телодвижение. Между нами оставалась небольшая дистанция и меня это вполне устраивало, так как я, почему-то, жутко смущалась. Он же, с удовольствием, каждой частичкою собственного тела воспринимал все мои телесные изыскания. Когда я замерла, понял, что сцена завершена:

– Всё? Могу трогаться?

– Да, – ответила я без энтузиазма, потому что словом «держаться» это было назвать очень сложно.

Одно движение ногой и мотор зарычал, рука придала газу, поворачивая ручку на руле, мотоцикл поехал по ночным городским улицам, везя на себе двух малознакомых, но интересующихся друг другом людей.

За мини-трагедией с ручкой последовала следующая. Безжалостный ветер в буквальном смысле срывал с меня одежду, так сильно она трепетала. Хорошо, что в основном была облегающей. А волосы… Потоки воздуха вздыбливали их в разные стороны и с разной силой, в зависимости от скорости, крена и поворотов байка. Они стояли торчком, то в форме шара, напоминающего одуванчик, то – ирокеза, якобы я адепт панк-культуры, то прилипали к голове, как будто их прилизали гелем. В общем, о прическе можно было забыть навсегда. «Вот так принцесса…, теперь ты будешь точно выглядеть самой неотразимой, в переносном значении этого слова», – вместе с мотоциклом летели мои ошалелые мысли. Ветер хлестал в лицо, я жмурила глаза, рефлекторно поворачивала голову, надеясь найти хоть какое-то ей положение, уменьшающее мои страдания. Казалось, что мы мчимся во весь опор и от ощущения расстройства я переходила к досаде, отчаянию и даже злости за происходящее. «Как его попросить ехать медленнее? Крикнуть можно, но он не расслышит, так как мы в транспортном потоке других байков и автомобилей, рычащих параллельно с нами, да и на нем-то шлем. Постучать по спине или еще лучше по шлему?

Чем стучать-то, руки заняты: ладони прижаты к его, а локти, к моим бокам. Отпустить даже одну руку на скорости – подобно потенциальному суициду.» Мой взгляд опустился на асфальт под колеса мотоцикла, и я с удивлением обнаружила, что движемся мы очень медленно, можно сказать, даже «ползем». «Ого…, – мелькнула мысль, – а когда на скорости по трассе? Вообще башку оторвет? Ужа-а-ас!» Я поняла, что едет он так медленно из-за меня, во-первых, я была без шлема, во-вторых, то, как я усаживалась на байк, искала ручку, и теперь держалась за его талию, выдерживая между нами дистанцию, выдавало во мне абсолютную неопытность в этом деле, а так же беспомощность в паре с неуверенностью.

В детстве у нас был мотоцикл «Урал», но сзади папы, конечно же, сидела мама, держалась за большую круглую ручку, обтянутую резиной, а мы – дети, ездили в люльке. Однако, когда он стоял без движения, весь принадлежал нам, куда мы там только не залезали и что только не трогали, и какие только па на нем не выделывали. По достижению нами возраста восьми лет, семейная мотоциклетная история завершилась, открыв эру автомобильной.