Сборник рассказов

Обращение к читателю

Я сижу у теплой батареи, только что с улицы вернулся, совсем немного промок. Сижу, попивая теплый чай, на подоконнике. За окном струится дождь, и темный, мрачный Петербург будто сказал мне: "Пиши, пока даю тебе эту погоду, она спокойна и свежа в этот вечер". Ты улыбнись и вслушайся, как капли опадают на карниз, и продолжай строчить, предложение за предложением, связывая мысли и погоду. В этот вечер небо такое же чистое и мрачное, как обычно в этом городе. Я так к тебе привык, я благодарен этому городу. Благодарен этому дню и благодарен всей погоде, которая следит за мной. По чуть угловатым крышам стекает дождь, так равномерно и в то же время резко. В квартирах виден свет уже не во многих окнах, я вижу лишь три загоревшихся окна, ну вот и все, осталось лишь их два. Одно окно, в котором видна молодая девушка, по вечерам она всегда открывает окно и будто чувствует связь с этим городом, к ней всегда подлетают голуби, которых она плотно кормит, и видно, как ее грудь то успокаивается, то глубоко вздыхает воздух за окном. И кажется, она понимает немного больше, чем множество людей, что бегают под окнами квартир. Я полюбил ее движения, и смех ее я тоже полюбил, а ведь я даже ее ни разу и не слышал! Она живет всего-то через дом, а я точно знаю, что ближе ведь нельзя. И дождик вот немного утихает, людей все меньше, а мне так хорошо!

Хочу сказать спасибо всем тем, кто меня читает, от самых близких до незнакомых мне людей. Совсем немного я вас задержал и не смею задерживать ни на секунду больше! Что ж, меня ждет очередная ночь с сюжетом. А вам я пожелаю приятного прочтения (хоть я и сам не знаю, что сейчас будет).

Семнадцатилетняя улыбка

Александр Волков сидит за офисным столом и стучит ногой, ожидая скорейшего завершения рабочего дня. Раздается звонок – работа закончена. Быстро скидывая бумаги в папку, Александр быстрым шагом выходит на парковку и садится в машину. Подъезжая к дому, он знает, что сейчас будет очередная ссора с его девушкой Авророй. Зайдя домой, он видит, что её девушка тихо сидит за столом и ужинает. Александр разулся и прошел по тесному коридору. Свирепый взгляд Авроры вскинулся и устремился в самый мозг Александра. В стеснительных движениях он прошел к столу и сел напротив Авроры. Она молчала… Она молчала так громко, что зубы его сжимались всё сильнее с каждой секундой… Он хотел бы что-то сказать, но так страшно: очередная ссора… Очередная история… Слезы… И мучительная ночь в тесной квартирке.

1

Двенадцать лет назад…

Это был прекрасный день выпускников одиннадцатого «А» класса. Все радовались и ликовали, что школа закончена, а к вечеру развернулась яркая и не менее громкая вечеринка в доме Саши. Еще семнадцатилетний Саша наслаждался жизнью, его родители в тот вечер уехали на дачу, и весь огромный загородный дом родителей оказался в его власти. Были приглашены все одиннадцатиклассники. В холодильнике стояло множество банок и бутылок пива, шампанского и виски. На середине огромного круглого стола стоял фонтан, из которого литрами выхлестывал шоколад. А вокруг него лежало множество закусок: бутерброды с икрой, чипсы и снеки. Саша взглянул на время, стрелка указывала на восемь часов вечера, и тут же раздался первый звонок в дверь. Первые пришли его самые близкие друзья. Пять человек были в сборе. После них звонки в дверь не прекращались ни на минуту, все приходили группами. Саша разделял их на три категории: девчонки-недотроги – это те самые, которые ходят всегда вместе, одеваются и носят самые дорогие вещи, какие только могут позволить. Вторая группа людей – это задроты, ничего не видящие, кроме своих учебников, и зачем они притащились на такую взрывную дискотеку, непонятно. Вероятно, чтобы оторваться впервые в своей жизни, а может быть, и в последний раз. Ну и третья группа людей: это самые долбанутые, которые только есть, и в этой группе есть закономерность, называемая шестьдесят на сорок: шестьдесят процентов парней и сорок девчонок, и одни не лучше других.

Родители Саши были очень богатыми и известными людьми. Дом, в котором это все происходило, имел три этажа и множество комнат; легко можно запутаться, находясь в нем в первый раз. Зона дискотеки и музыки находилась на первом этаже, где уже собралось более пятидесяти человек. К десяти часам вечера весь дом был забит подростками, бутылки пустели, а снеки съедались за несколько минут. Саша и его друзья только и успевали менять. Подростки уже обдумывали, с кем они будут танцевать медленный танец, но Саша никак не мог определиться, будто бы и не было той, с кем бы ему хотелось танцевать. Саша спустился на танцпол, и в эту же секунду увидел ее. Аврора сидела за барной стойкой в прекрасном голубом платье, которое свисало до пола. Светлые волосы лежали на ее спине, как камень. Девушки и парни проносились возле нее, но волосы не смели и двинуться, а поза внушала страх, так строго, что Саше стало не по себе. В этот момент он понял, что он будет танцевать либо с ней, либо не с кем. Медленными шагами он подошел к ней.

– Идем танцевать? – хотел сказать Саша, но голос его подвел, и это больше походило на звук, как будто кто-то открывал старую, не смазанную дверь.

– Извини, что? – обернувшись, спросила Аврора.

– Я приглашаю тебя на танец! – с новым и бодрым голоском сказал Саша.

Аврора кивнула в робком молчании и подала свою снежно-белую ручку, обвитую лентами. Саша с поклоном принял ее, и они закружились в танце… Остальную часть вечера они провели вместе, слово за словом, нескончаемыми предложениями и завораживающими лицами друг друга. Им все было мало; в определенный момент они осознали, что сейчас двенадцать часов ночи, а они лежат и болтают на кровати. Им все не хватало друг друга, и Авроре уже нужно было уходить домой, но она не могла отвернуть взгляд от Саши. Они сплелись в поцелуях и провели всю ночь вместе, оба были до краев пьяны и не осознавали происходящего…

На следующее утро они проснулись без памяти и с сухостью во рту такой, что не могли и говорить. В телефоне Авроры висели десятки пропущенных; она, не попрощавшись, накинула платье и убежала домой. В доме был полный бардак: множество пустых бутылок, перевернутые чипсы и закуски, а в доме остался лишь Саша. Перед тем как убираться, он выпил не менее литра воды, чтобы хоть как-то прийти в себя. На его телефон пришло сообщение, что через час приедут его мама и отец. Саша вскочил и не знал, куда деться; на каждом этаже его ждал полный хаос. Он бегал с одного этажа на другой, десятки бутылок скидывались в мусорные мешки, которые он относил раз за разом в уличный бак. Через два часа все было готово, и родители приехали. Унося последний пакет, Саша истекал потом и встретил их в полностью промокшей футболке, объяснив это тем, что решил заняться спортом. Родители поверили; Саша целых семь лет занимался боевыми искусствами. Саша вернулся в свою комнату и расслабился; мысли окунулись в вчерашний день, а в памяти осталась только Аврора. Он не знал, где она живет и когда ушла. Но, подумав, что можно пробить по базе школы, Саша вскочил и сел за компьютер. На протяжении часа Саша выискивал информацию всеми способами, но поскольку его ум не был заточен под программирование, он ничего не нашел; в открытом доступе была лишь ее фотография. Саша расстроился и спустился вниз перекусить. Подходя к столу, Саша замер в напряжении и недоумении, что происходит. За столом сидела его мама и стеснительная Аврора, кидая взгляд из одной стороны в другую. Саша медленно стал подходить к столу; мысли разбегались от того, что Аврора могла делать здесь. Клевета? Суд? Арест? Мысли так и бегали без остановки, а прошла лишь минута.

– О, Сашка, спустился наконец, давай, садись, перекуси с Авророй. А ты чего не рассказывал про нее? Такая милая, хорошая девушка! – Мам, мы познакомились только вчера, – с стеклянными глазами ответил Саша. У Авроры порозовели щеки, и было видно, как ей не по себе в компании его мамы.

– Привет, Саш, – мило улыбнувшись, сказала Аврора и медленно махнула рукой.

– Привет… – колеблющимся голосом ответил Саша, нервно качая головой. – Так, дети, я побежала по делам, завтрак готов, чай налит, все, я убежала, ах да, очень приятно познакомиться, Аврора! (Дверь захлопнулась).

– Ты чего здесь делаешь!? – едва вымолвил Саша.

– Да сумку я у тебя забыла. По крайней мере, я так сказала родителям, ты же понимаешь, что не сумку я у тебя забыла?

– Да знаю, конечно, твое нижнее белье я убрал подальше от маминых глаз в шкафчик. Как так можно его забыть?

– Да, знаешь ли, можно. Я так в жизни еще никогда не торопилась, с самого утра я хожу с чувством вины, я должна была вчера еще вечером вернуться. Ты бы видел, сколько было пропущенных от моего отца.

– Ладно! Ладно!

После завтрака они поднялись наверх в комнату и начали вспоминать и смеяться над вчерашним днем. Половину они не помнили, но от этого было только смешнее и необычнее. Этот день они также провели вместе, как и последующие две недели. Через две недели у Авроры начались проблемы со здоровьем. Она постоянно стала пропадать из сети по причине быстрой утомляемости. По утрам у нее появилась тошнота, а ее эмоциональное состояние оставляло желать лучшего. Саша не понимал, что с ней происходит; тут она хочет нежности и ласки, а через две минуты у нее возникает гнев, и она хочет шоколадку с солеными огурцами… Проходит еще неделя. Аврора беременна. Мама Авроры в гневе ранним утром стучит и звонит в дверь Саши, который ещё ни о чём не подозревает, как и его мама. Когда дверь открывается, мама Авроры устраивает истерику, и доходит до пика панического состояния, когда уже не понятна и неразборчива речь. Мама Саши просит её успокоиться и рассказать, в чём дело. Она успокаивается и садится за стол. Выложив полную картину, мама Саши, как и он сам, сидит с выпученными глазами, не зная, что сказать и какую эмоцию подобрать. Тишина…

Это утро, наполненное непониманием и страхом, оставляет лишь глухой шум в сердцах. Разрозненные души, запертые в своих страхах, так и не находят слов, чтобы справиться с потрясением. Тишина тяжела, как свинец, а взгляд, полный боли и невежества, говорит гораздо больше, чем любые слова.

– Это правда? – спросила мама Саши.

– Кажется, да, мам…

– Вы так не переживайте, пожалуйста, мы обязательно разберёмся, что с этим делать… – в ужасном стыде проговаривает мама Саши.

Мама Авроры в страшно сухой тишине уходит без слов, и дом наполняется такой тишиной, что работникам кладбища стало бы страшно. Такая непривычная тишина для Саши оборачивается ужасом, а в груди стало совсем тесно, тишина его поедала с каждой секундой…

– Я сейчас ухожу на работу, а вечером я тебе скажу, что будет. Ты меня понял, Саша? – строго произнесла мама.

– Да… – сказал Саша, как бы проглотив это слово.

Дверь громко захлопнулась, и Саша побежал писать Авроре. У Саши тряслись руки, он не мог напечатать ни слова, он тут же позвонил Авроре.

– Аврора, почему ты мне не сказала? Алло, ты здесь? Скажи мне хоть что-то.

– Саша, я боюсь. Я сама не знаю, что происходит, я не знаю, что делать. Я боялась, что ты меня бросишь и даже не послушаешь…

– Я люблю тебя, я позабочусь о нас, я пойду работать, всё будет хорошо! – В трубке был слышен облегчённый выдох и чувствовалась улыбка.

После звонка Саше стало спокойнее, и он решил ждать, что скажет ему мама вечером. В последующий оставшийся день он искал работу и понимал, что в университет ему уже не пойти. К вечеру вернулась мама и швырнула сто пятьдесят тысяч на стол…

– Уходи из моего дома, делай, что хочешь со своей проблемой, меня это не заботит, ты меня понял!? Ты мне больше не сын, убирайся от меня! Никогда больше не приходи ко мне, этих денег тебе хватит на первое время, я всё сказала.

Дверь захлопнулась, и в комнате, и в надежде Саши…

Через час Саша собрал все вещи, которые мог унести, и ушёл. Первая ночь вне дома, первая ночь под мостом, первый раз, когда Сашу сильно избили и даже не забрали вещи, что было ещё обиднее – множественные гематомы на голове и теле ни за что. Через два дня Саше удалось снять квартиру, куда через неделю переехала Аврора. Саша устроился на стройку, где и проработал ближайшие двенадцать лет. Вначале казалось, всё таким идеальным: у них есть квартира, деньги, любовь, и совсем скоро должен родиться ребёнок. Но после неудачных родов всё пошло на спад: гнев, ненависть и отвращение в сторону Саши. Первые два года Саша был разбит и пытался хотя бы как-то встать на ноги. Аврора винила во всём Сашу.

2

Неделя после неудачные родов

Саша вернулся с работы, и тут же, с порога, Аврора начала его отчитывать:

– Ты понимаешь, что это ты виноват в том, что я не счастлива!? Это из-за тебя я живу в этой мусорной квартире, это из-за тебя у меня нет ребенка, из-за тебя он умер. Ты никогда не сможешь сделать меня счастливой, ты не способен на такое! Я уйду от тебя, как только найду, к кому тут же сбегу!

Все слова летели с такой ненавистью в лицо, что казалось, вот-вот она взорвется.

– Милая, я тебя очень люблю! Не говори так, пожалуйста. Я знаю, всегда сложнее исправлять, чем сделать сразу правильно. Но разве это не часть любви? Мы ведь сможем все исправить! Поверь мне, я тебя прошу. Поверь, все наладится, я сделаю все для тебя, – чуть ли не шепотом сказал Саша, как бы раскаиваясь и чувствуя свою вину.

– Я тебя умоляю, Саша! Ты всегда будешь безграмотной бездарностью. Я для тебя как ледокол, а ты лишь тонкий лед. Я тебя сломаю и уплыву дальше! Уйди от меня и ничего не говори!

Так проходили годы…

3

Нынешнее время

Александр, как и всегда, заходит в дом после очередной тяжелой смены на стройке, но в этот раз не было ни истерик, ни разговоров, ничего… Вещи стояли у порога. "Все, Саша, я ухожу от тебя, прощай." – "Дорогая, давай обсудим? Мы все можем исправить!" – "Аврора, остановись…" Аврора проводила Сашу сухим взглядом и закрыла дверь. И вот перед Сашей снова закрытая дверь… Он один… Он понимал, что Аврору не остановить и не вернуть. Он вновь остался один, разбитый в старой квартире. Опустошенные внутренние чувства и эмоции исчезли, в сердце царила пустота, а в мыслях только Аврора, милая Аврора, которую он любил без недостатков. Все недостатки он превращал в достоинства, он любил всем сердцем и был готов на всё, если бы она только хотела, если бы она любила его так, как в первый год… Проходили дни, недели, мысли об Авроре не покидали его ни на секунду. Из-за них он не мог работать, не мог есть, он не мог ничего… День за днем он лежал на кровати или в ванной и пил… пил… и пил… Психологическое состояние падало всё ниже. Лежа в очередной раз в ванной, ему пришла мысль о суициде. Он взял в руки бритву и сидел с ней над веной, как в припадке. Все десять минут бритва то приближалась, то отдалялась от вены. Саша бросился в слезы и в гневе кинул бритву в стену, судорожно закричав: "Слабак! Слабак! Слабак!" В истерических слезах Саша лег на спину и погрузился в воду. Чуть не захлебнувшись, он вынырнул из воды и выбежал на кухню. Он открыл окно и смотрел на милые парочки, проходившие по улице. От бессилия он кинулся на кровать и уснул… Месяц за месяцем, но желание и мысли о суициде никуда не уходили. Александр уже обращался к врачам, психологам, к кому только не ходил. Ничего не помогало, гнетущее настроение каждый день убивало его. Но он нашёл в себе силы ходить на работу и как-то продолжал жить… Вскоре пришло приглашение на похороны. Его мама умерла, он собрал всю свою волю и поехал. Людей было немного: пару подружек и два старых знакомых – вот и всё. Когда все ушли, Александр подошёл к могиле: "Дорогая мама, я тебя очень люблю. Возможно, я не могу понять твой поступок, но, наверное, это было правильно. Спасибо тебе за те семнадцать лет, которые ты посвятила мне. Да, я, пожалуй, не лучший сын…" (пауза). "Но я стараюсь, дай мне сил или хотя бы знак, что мне делать дальше…" Он положил яркую красную розу у могилы и попрощался с ней… В этот вечер Александр поднялся на крышу. Он сел и начал думать. В голове проносилась вся прожитая жизнь, и нельзя было её назвать плохой или никчёмной. Холодный бархатистый ветер проскользнул по спине Саши, а листья мчались от деревьев. И вдруг Саша почувствовал какую-то свободу, так было легко на душе… "Так странно," – произнес он вслух. "И почему мне так хорошо?" Возможно, знак, возможно, завершение черной полосы. И снова доброта поселилась в его сердце, и он вновь почувствовал вкус жизни. Такой приятный ветер, аж на губах остался мягко сладкий вкус. И он ощутил, как снял очки – серые, гнусные и жуткие очки. Вокруг всё зацвело, и он наполнился улыбкой, той самой семнадцатилетней улыбкой.

Тело на кровати

Константин Киселёв возвращался рано утром домой после очередной гулянки в баре. Навстречу ему шёл парнишка лет двадцати пяти, не больше. Киселёв его окликнул

– Эй, парнишка, ты это откуда такой?

– Из дому, откуда ещё-то!

– Ха! Забавно, а в руках у тебя что?

– Шар предсказаний, а вам-то что?

– Я захотел да спросил! – резко ответил Константин.

– Извините, я сегодня не в духе, поэтому лучше я пойду. Не будем продолжать бессмысленную беседу…

– Забавный ты! Ну, иди, иди! Константин был по своей натуре резким, или же, правильнее сказать, вспыльчивым человеком. В этом маленьком городке проживало всего тридцать семь человек. И неудивительно, что каждый друг друга знал. Киселёв вернулся домой к своей жене

– Настасья! Настасья, чёрт тебя побери, где ты там!?

– Чего кричишь-то! Пьяница ты дерзкий! Сын твой спит, а ты орёшь как идиот!

– Так пусть просыпается уже. Как говорится, кто рано встаёт, тому бог подаёт! Ха-ха. Константин всё ещё был пьян, и даже очень сильно. Он стоял на пороге и пытался снять с себя обувь и одежду. В соседней комнате спал двенадцатилетний сын. Семья была бедная, Константин был крайне безответственным человеком. Работал на рынке, продавал одежду да обувь. Но практически все деньги пропивал со своими дружками по работе. Но разница лишь в том, что у друзей Киселёва не было семьи. Жена по ночам плакала в истерике. Еды всегда было мало. Настасья бы и пошла работать, но это было невозможно… Главное отличие этого поселения от других в том, что здесь женщины не могут работать, а всем управляют мужчины. И если мужчины решили не работать, значит, и еды не будет ни у жены, ни у кого. Константин наконец разделся и прошёл в кухню пьяными, неосознанными шагами: – Ну, Настасья, давай корми меня!

– Да чем мне тебя кормить-то! Еды нет!

– Совсем что ли дура!?

– Я для кого работаю!

– Да где ты работаешь-то, ты только и делаешь, что пьёшь! У нас сын со вчерашнего вечера ничего не ел!

– А ты не ори на меня! Поняла! Не ори! Ты себя кем возомнила, ты лишь баба, которая только и может рожать и жаловаться! Ты не знаешь, что такое тяжёлый труд. – Киселёв уже начал визжать и махать руками. Он тут же остановился, как увидел сына, выходящего из комнаты

– О, сынок, ну-ка пошли отсюда!

– Пап, зачем? И чего ты кричишь, раннее утро только

– Давай без лишних вопросов, одевайся, идём!

– Костя, нет, не нужно, пусть он останется дома! – воскликнула Настасья. – На улице же холодно, а сын твой в рванье!

– А ты, мать, не ори, он уже мужчина, пусть закаляется. В гневе Киселёв схватил тонкую руку мальчишки и вышвырнул за порог, и сам вышел. Запер дверь, пока Настасья кричала им вслед. На сыне Киселёва была лишь старая рваная рубаха, штаны, которые больше походили на лохмотья, и поршни (низкая обувь, изготовленная из одного куска кожи). Константин Киселёв беспощадно тащил сына в сторону рынка и даже не смотрел на него. У него были стеклянные глаза, уставленные в одну точку. Киселёв притащил сына на рынок и велел ему стоять, пока не продаст десять вещиц. На улице стоял дикий мороз, свистящий ветер пронёсся по телу сына и замедлил кровь. Простоял он там целый час, пока не вернулся отец. Он был ещё пьянее обычного

– Ну что, сынок, сколько продал? Сын стоял с окаменелым телом и алыми дрожащими губами

– Девять вещ… вещей продал…

– Ладно, вижу, что замёрз, пойдём домой! Отец закинул на плечи совсем холодного, побледневшего сына и направился домой. Дома Настасья отругала мужа… Сын совсем чувствовал себя плохо, его охватила дрожь… Горящий в поту лоб матушка старалась остудить мокрыми тряпками. Ничего не помогло, он только слабел с каждой минутой, даже начались припадки. Отец сидел на старом сломанном стуле и глядел, как матушка хлопочет над сыном. Слабые, затуманенные глаза смотрели на отца и мгновенно потухли… – Сильное переохлаждение и смерть… – сказал Константин на бездыханное тело, лежащее на кровати. Константин стоял возле кровати, где лежал сын, он смотрел на него уже целых пять минут. Лезвие… Кровь… Боль… Это всё сразу почувствовал Константин Киселёв. Настасья вонзила нож ему в спину, и Киселёв упал рядом со своим сыном…

Театральная постановка

1

Молодой парень стоит у дорогого ресторана. Парень вышел на лужайку, дабы осветить свои очи этим прекрасным утром. Пред ним – чисто выглаженная, постриженная, яркая трава. В это утро (а если сверяться с часами, то в это мгновение было четыре часа утра). В это утро он встречал свой первый рассвет не школьником. В голове у него проносились воспоминания: за все эти одиннадцать лет ему не удавалось хотя бы с кем-то заговорить. "Неужели я так уродлив?" – шептал он себе тихо, наслаждаясь в одиночестве рассветом и слыша громкие крики с балкона ресторана. Это были его счастливые одноклассники, также провожающие себя со школьной скамьи. Когда рассвет уже показался днём, молодой парень Агап зашёл обратно в залу. Поднявшись на второй этаж, он видел, как девушки в милых шляпках болтают о своём девчачьем, в их пышных платьях. Агап прошёл за стол и сел на самый край. Молодые парни – от самых чудесных мордашек до откровенных уродцев – взяли всю смелость в кулак и стали приглашать ещё совсем юных девиц на танец. Музыка раздалась по залу, и молодое поколение закружилось… Агап всё сидел и тупился в связанную скатерть стола. Родители детей не смогли усидеть и тоже пустились плясать бок о бок со своими дочерями и сыновьями. Через какое-то время музыка замедлилась и стала более мелодичной, как и движения танцующих. Агап громко встал, простучав каблуками по паркетному полу, и вышел, захлопнув дверь. Он молча ушёл. Гости ресторана смутились, смотря ему вслед, но когда Агап скрылся из виду, они тут же про него забыли и продолжали танцевать.

Идя по утреннему проспекту, Агапу стало тошно от всех лиц, мелькавших перед ним все одиннадцать лет; он шёл по узким улочкам к своему опустевшему дому, прилипавшая к туфлям грязь всё больше раздражала его. Вернувшись домой, Агап скинул с себя костюм и упал на кровать… За последние два месяца с ним произошло слишком много событий. Отец уехал на службу по воинской обязанности, мать уехала с ним, не собираясь оставаться без мужа. Дом был красив, но вечно молчаливые комнаты только раздражали Агапа. Через некоторое время Агап подал документы в университет киноиндустрии и актёрского дела. Молодой Агап ещё совсем не знал, чем он хочет заниматься, а его консервативный отец убеждал его о поступлении в военное дело, а мать всё хотела, чтобы он поступил на медика. При поступлении никаких проблем бы не было, у Агапа прекрасные оценки, и такому ученику будут только рады.

В одну из бессонных ночей Агап лежал в кровати в полной тишине, которая его съедала. Отдёрнув штору и всмотревшись в улочки, которые были прекрасно видны летом в Петербурге, Агап привстал и заметил письмоносца, проходившего его дом. В бессилии Агап встал и вышел на улицу, было относительно тихо, только вдали был слышен говор пьяных мужиков. Проверив почту, он заметил два письма. Агап уселся на деревянную скамью у дома и принялся читать. Открыв первое письмо, у Агапа оно вызвало безразличие. Это было зачисление в университет. Но второе письмо было от его родителей:

– Здравствуй, Агап, это я, твой отец Николай. К сожалению или, к счастью, я пробуду вне дома ещё как минимум два года, как и твоя мать. Пишу это я тебе из уважения. Под лестницей лежит тридцать тысяч рублей, они все твои, и постарайся быстро их не тратить, я буду высылать тебе одну четвертую часть своего жалованья, и думаю, на этом стоит закончить, больше тебе знать и не положено. Надеюсь, ты одумаешься и поступишь в престижный университет.

Твой отец Николай Захаров.

Агап свернул письмо и зашёл в дом с оскорблённым лицом. Только под утро ему удалось уснуть. Прошло три месяца лета – скучного, однообразного, серого и тихого. Всё, что сделал Агап, – так это прочёл несколько книжек из подвальной библиотеки и пролеживал часами на кровати в мечтах. Наконец близился сентябрь, которого он так ждал, – завтра первое сентября. Впервые за лето Агап хоть что-то сделал: он выгладил свой тёмный костюм в клетку и сидел перед выбором. Пред ним было шесть вещей: галстук, две бабочки и три пары туфель. Вкусовые предпочтения упали на сей раз в деловой стиль. Крайне деловой стиль! Он примерил тёмно-коричневую бабочку, которая так прекрасно слилась с его коричнево-чёрными туфлями. Агап подошёл к зеркалу и сказал: – Да, это оно! – немного хриплым и высокомерным голосом высказал Агап, глядя в зеркало.