Сборник рассказов

С любовью, Кеалоха.

Ворон у дерева

1

Мужчина лет сорока брёл по опустевшей туманной улице. Была лёгкая изморось, слышался приглушённый, гулкий лай собак. Осенние листья уже осыпались и в какой-то степени почернели. Мужчина шагал размеренно и явно не понимал куда, да и, впрочем, ему это было не важно. Тяжесть лежала на душе его. Глаза были ярко-красные, как спелые яблочки, но выглядели они болезненно, или же, правильнее сказать, измученно. На лице его не было эмоций: не было страха, не было ни радости, ни горя…

Одет он был простенько: старая бордовая рубаха, изрядно истрёпанный пиджак и туфли – сильно затёртые, истоптанные временем. Ноги у него сильно болели от километров, что он преодолел. Часа три назад он вышел из дому и просто шёл. Теперь вокруг него не было домов, сараев и каких-либо построек – были лишь деревья да тропа, по которой он ступал. Он уже зашёл в глубь леса; усталость накрыла его, и он свалился с ног. Встать он не смог. Мужчина облокотился о высокий толстый дуб и взглянул наверх. Ветви были голые до неприличия, и ветерок сдул последний листочек, что так стойко держался за тоненькую ветку. Мужчина увидел впереди себя сухой, коротенький сук дерева; на нём сидела ворона. Она громко каркнула и слетела, поднимаясь ввысь и оставляя за собой гулкий звук…

Настала тишина. Мужчина задумался о чём-то важном и завёл монолог, что, кажется, был ему так важен.

– Господи, помоги же мне… – первое, что сказал мужчина, закрывая лицо руками в тишине леса.

– Плохой ли я человек? Помог ли я хоть кому-то в своей жизни? Я сильно любил свою дочурку, без остатка любил свою женушку Софушку. Что за напасть нашего века… Никого не осталось, гадкая чахотка всех моих родных унесла. Да пропади оно всё пропадом! На что я теперь здесь? Не нужен я больше здесь. Умереть мне – да и дело с концом: заботиться мне не о ком, никого у меня нет… – сказал мужчина, доставая из внутреннего кармана пиджака маленький бутылёк с молоком и старенький помятый платочек, в котором было завернуто два маленьких кусочка хлеба, граммов пятьдесят, не больше.

Из левого кармана брюк он достал верёвку, достаточно толстую. Он положил её перед собой и откусил кусочек хлеба. Запивая молоком, он всё глядел на верёвку и размышлял; его не страшила мысль о смерти – он расценивал её как выход. Он уже не мог так жить, не видел никакой цели. И всё же маленький кусочек хлеба он оставил и упрятал в карман пиджака. Он ещё раз взглянул в небо, которое всё так же было туманным. Солнца не было – всё было затянуто плотным беспросветным туманом… Он огляделся ещё раз, поднял голову к небу и вновь взглянул на верёвку – уже хотел вставать, дабы свершить то, что задумал. Но тут раздался какой-то шорох, и это был не зверёк – совсем уж не похоже. Мужчина встал и стал оглядываться по сторонам; за спиной он снова услышал этот шум и направился к нему. Подходя ближе, метрах в пятнадцати, он заметил верёвку: она была обвита вокруг дерева, а по ту сторону листья трепетали, создавая шум. Не торопясь, мужчина приближался, не рискуя сказать слово. Когда был совсем рядом, вдруг тишина – звуки прекратились. Мужчина обошёл большой дуб. С той стороны к тяжёлым, на вид лодочным, канатам был привязан мальчишка. Лицо было слишком уж детское, а сам он был весь грязный, одет в разного вида тряпьё; глаза его были закрыты, тело и руки крепко затянуты и привязаны к дереву, ноги вытянуты и тоже связаны у щиколоток.

– И кто же это так? – подумал мужчина.

Мальчик выглядел усталым. Мужчина слегка дотронулся до него, а тот, в свою очередь, дёрнулся от испуга и подогнул ноги, вжимаясь в дерево.

– Мальчик, кто это тебя так?

– Родня моя. Я сирота, один дяденька подобрал меня с улицы, – тихонько ответил мальчик.

– И за что он тебя привязал-то?

– Да я провинился: есть уж сильно хотел, вот и скрал кусочек булочки со стола.

– Тебя как звать-то, малец?

– Ворон, дяденька.

– А меня Витя. Давай помогу тебе, развяжу.

– Нет, дяденька, не надо: за мной придут к утру.

– Может, помочь чем?

– Мне бы покушать: сильно я изголодался, даже подташнивает.

– А-так, сейчас, малец! Есть у меня хлебушка немного.

Дядя Витя проворно полез в карман пиджака, вынул завернутый хлебушек и хотел было дать его в руку мальчишке, как понял, что ручки-то связаны.

– Ничего, я тебя так покормлю, малец.

Было видно, как мальчик, чьё имя Ворон, был сильно голоден, но даже в таком состоянии он нерасторопно кусал маленький кусочек хлеба и тщательно пережёвывал. Мальчишка доел хлеб и с благодарностью кивнул головой.

– Добрый вы, дяденька. Не знаю, как вас благодарить.

– Да что ты! Не нужно. Я, может, впервые в своей жизни дело доброе сделал.

– Вы бы, дяденька, шли, куда хотели, а то придут скоро за мной: нас увидят – чего недоброго бы не подумали.

– А я ещё приду к тебе, Ворон. Когда ты здесь будешь?

– Да как провинюсь – могу хоть завтра.

В метрах ста послышались топот лошадей и яркий свист вожжей. Дядя Витя мигом засобирался и поскорее стал отдаляться.

Дядя Витя был уже далеко, но мысли всё крутились в его голове; он уже и позабыл, что хотел в лесу. Спокойным шагом он пошёл домой и всё шёл и размышлял…

– А я и забыл, зачем же вышел вовсе я из дому. Помню, что мне тошно было и как-то одиноко до греха. Я плохо помню, как шёл, совсем не помню, о чём думал, и как зашёл я в лес – не помню… О господа просил я помощи, да, хотел найти я смысла дальше жить, а тут мальчик Ворон, а я дурак и не помог: ведь мог же развязать верёвки. За последние три дня я съел два кусочка хлеба – да не густо, но я не голоден и холода по ночам не чую, а мальчик Ворон, может, муки претерпевает каждый день? Ну что я за человек? Всё как-то глупо даже и сейчас. Быть может, правильно наведаться в лес завтра? Откуда столько глупых у меня вопросов – и ведь не я их задаю, а что-то там внутри; быть может, душа проснулась. Пора бы мне поспать, а утром и решу, что делать. Две версты – и вот я дома. Когда закончить этот монолог? Наверное, когда я лягу спать.

Дядя Витя продолжал идти, а мысли всё кружили и кружили, как на балу красивые дамы и кавалеры в шикарных платьях и костюмах…

2

Когда дядя Витя дошел до дому, он не смог уснуть надолго – не больше двух часов он проспал и вышел во двор. Он уселся на маленькую лакированную лавочку у дома. Дом был перекошен временем, а с двери слетала краска. Забив табаком свою трубку, он два раза затянулся и, выдыхая едкий дым, снова задумался о мальчишке. Ему стало тоскливо, и вдруг захотел поговорить с ним, даже, возможно, соскучился… С его дома открывался вид на поле – поле, где сейчас паслись коровы; они растянуто мычали, пожёвывая траву. Он вновь услышал лай собак, и ему захотелось отправиться в тот лес.

Он не мог вспомнить, когда он так спокойно сидел у дома, покуривая трубку – всегда были дела, заботы, но сейчас… Не было нужды гулять с дочкой, разговаривать о быту с женой. Не нужно было писать письма. У него никого не осталось… Только он, трубка с половиной скуренного табака, и тот мальчишка, которого, вероятно, уже забрали с лесу. Дядя Витя встал со скамьи и зашел на заднюю сторону двора. В курятнике мельтешили куры, издавая характерные звуки. Витя разбросал им зерна и выдохнул клуб пара.

– Ну и морозно же сегодня, погода шепчет, однако! Пойду прогуляюсь, делать нечего…

Дядю Витю снова потянуло в лес. Пришел он туда только к вечеру. Холодный ветер свистел, и пошел снег поздней осени. Руки его стали замерзать – он растирал свои ладоши и выдыхал теплый воздух со рта. Дядя Витя зашел в лес. Он знал, что мальчишки там нет, но все равно взял с собой кусочек хлеба и засушенное мясо. Тонко уложенный снег похрустывал под его ногами. Он вернулся на то же место – он хорошо его помнил: толстый дуб с отметиной, как от когтей ворона. Мальчишки не было, как он и думал… На душе Дяди Вити стало как-то спокойно.

– Значит, забрали мальца…

– И что же с ним теперь… – пронеслись гулкие басистые слова, а сверху каркнул ворон, который так сильно напоминал мальчишку… Ворон пронесся в глубь леса, язвительно каркнув. И дядя Витя ступил за ним: непонятно, что сподвигало идти дальше, но он шел. Огромные корни дубов громоздились на уже застывшей земле, а более маленькие и незаметные укрывались почти всем телом под землей, о которые дядя Витя изредка спотыкался и мотал головой или же удивленно вздыхал.

– Эх! Лес, лесок, красиво тут у тебя до чертиков! Вот только морозно шибко, а я все иду, и иду! Вот только куда? Хоть знак мне дай, толи домой идти, али погостить еще можно у тебя?

Ветер гулко задул, проносясь через ветви и роняя маленькие клубочки снега. У дяди Вити аж шапка от ветра слетела.

– Ну, ветерком-то ты меня в лес гонишь, как бы мне совсем в край не озябнуть!

Тут все тело Дяди Вити и застыло, и холодный пот проступил по лбу, как от страха…

– Ай-яй-яй! Это же как так можно!

На холодном снегу все также сидел малец. Дерево-то другое, сгубить хотят его. Дядя Витя подорвал и полетел со всех ног к нему. Мальчишка был совсем синий, болезненный, как больной; его босые ноги были укутаны, насколько это возможно, в его тряпье.

– Мальчишка! Мальчишка! Ты как, живой? Что это тебя, не забрали, что ли? Ворон, ты слышь меня?

На кличку «Ворон» мальчишка смог двинуть головой и сказать тоненьким голоском: «Да, Дяинька, заберите меня». Дядя Витя забегал, освободил мальчишку, накинул на него свой сюртук и взвалил на плечо. В одной рубахе Дядя Витя побежал – вот только не знал куда бежать.

– Мальчишка, возьми мяса, пожуй!

– Спа-си-бо, – хрипящим кашлем сказал мальчишка.

Дядя Витя и дорогу вроде как вспомнил. Где-то вдали послышалось гулкое фырканье. Лошади, не иначе… Дядя Витя и побежал за помощью. Мальчишка и хотел что-то сказать, но дядя Витя шибко быстро бежал. Уже подбегая к повозке, мальчик, как от страха, заверещал:

– Бегите, дяденька, это плохие люди!

И тут же мальчишка закашлял.

Уже было поздно… Дядя Витя и мальчишка на плечах были в десяти метрах от повозки. Их заметил один мужик – здоровый, бородатый, с широкими кожаными вожжами в руках и большой меховой шапкой. Мужик кинул вожжи и спрыгнул с повозки. Дядя Витя хотел убежать, да поздно.

– Стой, мужик! Не убежишь – это мой мальчуган, отдай его мне.

– А от чего ж он в лесу-то! Не заботишься ты о нем!

– А это дело не твое – отдай по-хорошему.

Мужик с повозки достал кнут и начал приближаться.

– До смерти же изобью – отдай мальчугана!

– Бей, а мальчишку не отдам! – вскричал Дядя Витя.

– Видишь мужика в повозке? Это полицмейстер, казнит тебя, и все тут, не отвертишься.

– А мне, может, и жить незачем!

Дядя Витя стойко стоял и не собирался отступать, он крепко держал мальчишку, а сердце его колотилось. Мальчишка совсем ослаб, и его маленькие ножки непринуждённо свисали. В воздухе раздался резкий свист: плеть засвистела в воздухе и жгуче ударила махрой о ногу Дяди Вити. Витя застонал, но стоял. Раздался второй свист, и удар пришёлся на вторую ногу. Дядя Витя стоял, и после третьего удара – хромал, стонал, но стоял. Через его ржавого цвета брюки просачивалась кровь, появляясь пятнами. Пятый удар свалил Дядю Витю. Он взял под руку мальчишку и тащил его за дерево.

– И стоило оно того!? – спросил мужик с яростным лицом и кнутом в руке.

Дядя Витя молчал. Он дополз до дерева и спрятал мальчишку за ним. Пока он полз, кнут все свистел, раз за разом ударяя его по спине. Дядя Витя был весь в крови, изредка стоная и тяжело дыша.

– Да, стоило… – ответил ему наконец Дядя Витя.

– И чего же ты добился? Обреченной смерти? Отстоял свои принципы? Или, быть может, тебе нравится меня злить? Тебе нужно было всего отдать мальчишку.

– Никогда, – дрожащим тяжелым голосом прошептал Дядя Витя.

– С тебя хватит – ты все равно здесь сдохнешь, а мальчишку я заберу! Или ты думал, я не посмотрю за дерево? Ха-ха!

Мужик медленно стал обходить дерево, пока окровавленный кнут плелся за ним, окрашивая опавший снег в бордово-красный цвет…