Спасительный парус

МЕРОПРИЯТИЕ

Сегодня отпросилась у начальника с обеда, чтобы попасть на английский с другой группой. Обычно я хожу на занятия по вечерам, но сегодня у нас мероприятие. И английский пропускать не хочется, и мероприятие. Поэтому – вот так…

После занятия бегу бегом к Наталье домой. Бегу, потому что опаздываю, как мне кажется. А может быть, просто от нетерпения.

Сегодня у Натальи день рождения. Она пригласила к себе весь наш небольшой, но очень дружный производственный коллектив. Это и есть мероприятие.

Собираться перед праздниками у Натальи, в дни рождения – у именинников, давно уже стало традицией в нашем коллективе. Мы все любим наши мероприятия и всегда очень их ждём.

Раньше собирались чаще. Но теперь изменилась обстановка – как продовольственная, так и в коллективе. У нас осталось меньше компанейских мужчин. Да, собственно, один и остался – Игорёк. Остальных двоих – с места не сдвинешь.

Уж как я старалась в этот раз их уговорить! Мол, возможно, в последний раз собираемся, в пос-лед-ний! После Нового года грядут сокращения, и нас всех обещают разогнать. Посмеялись над моей шуткой, но все равно не пришли.

Я ведь сама тогда не знала, что это – не шутка…

Конечно, я опередила многих. Женщины почти все уже здесь, кое-кто из мужчин – тоже. На кухне от помощников не протолкнуться, и я иду в комнату.

В комнате я нашла Виталика – мужа Натальи, и Юрасика – мужа Людмилы, Натальиной подруги. Друзья этой семьи довольно часто и удачно дополняют нашу компанию. Так что, мы не очень расстраиваемся из-за отсутствия наших «пассивных».

Юрасика я не сразу узнала. Он ушел с нашего завода, о чем нисколько не жалеет. С тех пор стал значительно солиднее. Даже сейчас он одет в строгий костюм с галстуком.

Я устраиваюсь на диване, к которому придвинут накрытый праздничный стол. Поддерживаем беседу. Беседа идёт несколько вяло, но меня это не смущает. Да, я не очень свободно общаюсь с мужчинами на трезвую голову. Однако, если мне немножко выпить, я могу даже стать самой обаятельной и привлекательной. Честное слово – не преувеличиваю!

Мы все трое не первый раз здесь встречаемся, и поэтому знаем, что с каждой выпитой рюмкой обстановка будет все более раскрепощенной.

Гостей прибавляется. Подъехали остальные заводские. Пришел еще один завсегдатай Натальиных дней рождений – друг её мужа с новой подружкой. Обычно он приходил с другой девушкой. Я считала, что они с ней – оба в браке и являются любовниками. Оказалось, я была права только наполовину – он был в разводе. Что-то разладилось у него с той девушкой, и прошлый день рождения он приходил один. Вдохновленный нашими совместными танцами, скандировал мне любовные признания в форме лозунгов. Если бы я тогда знала, что он – в разводе, отнеслась бы к этому по-другому.

Пришли соседи сверху. Надюша – тоже заводская, практически член нашего коллектива, так как работает в комнате рядом. Мы у нее обычно чай пьём. Она пришла с мужем.

А вот и Коля – наш бывший начальник, всеобщий любимец. Когда-то он пришел в наш цех слесарем-монтажником после ПТУ. Закончил вечерний техникум, перешел работать в наше бюро, когда меня еще там не было, и очень быстро стал его начальником. Продолжил прерванное по легкомыслию молодости обучение в институте и потом…

До того, как «потом», он еще привел к нам в коллектив подругу своей юности – Наталью. С этого времени и начались наши мероприятия, ибо она была их главным вдохновителем.

Ну, а Коля потом закончил институт и стал быстро двигаться по карьерной лестнице. Теперь он – заместитель начальника нашего отдела. Пожалуй, из начальников он – самый молодой. Надо отметить, что он один из тех немногих, кто добивается своего положения исключительно своей светлой головой. Я еще не встречала на заводе человека, который отозвался бы о нем плохо. И как о специалисте, и как о человеке. Крутой подъем по служебной лестнице совершенно его не изменил. К нему по-прежнему можно прийти с любым вопросом, и мы по-прежнему встречаемся с ним здесь, у Натальи. Сегодня он тоже пришел с женой. Она также Натальина подруга.

Для справки: Коля, Виталик, Юрасик и муж Надюши – бывшие одноклассники. Наталья с той же юности дружит с Колиной женой. Вообще, все их жёны как-то перезнакомились и сдружились даже больше, чем они сами.

Наконец, садимся за стол. Наливаем, закусываем, наливаем… Обстановка все более оживлённая. Взрывы хохота после удачных острот. Языки у многих неплохо подвешены. Особенно – у Игорька. С ним вообще невозможно серьёзно. Он умеет все превращать в шутку. Поэтому ему всегда всё сходит с рук.

Вот уже гости выбираются из-за стола. Некоторые идут в кухню на перекур. Ставят музыку. Сначала быструю – для раскачки, а потом уже всё вперемежку. Требуют и быстрые, и медленные танцы. Быстрые – разрядка, или за-рядка. Ну, а медленные постепенно затягивают в атмосферу флирта. Большой свет то включается – то выключается, потому что кому-то нужен интим, а кому-то нужно его предотвратить, или просто удовлетворить своё любопытство.

Гости распространились по всей квартире. Одни танцуют, другие отдыхают в изнеможении после быстрых танцев, третьи курят… Постепенно центр событий перемещается на кухню, к курильщикам. Возможно потому, что сама хозяйка курящая. Оттуда постоянно доносится визг, хохот, грохот…

После перекура и «подзаправки» – танцы с новыми силами. Почти все в кругу, даже Колю затащили. И здесь вспомнили, что он теперь – большой начальник. Да и как не вспомнить, если все хотим знать, что ждет нас там, в недалёком будущем. Начальство-то, небось, в курсе? Коля улыбается, отмалчивается.

Медленный танец. Здесь не обязательно ждать, когда тебя пригласят. Можно и самой пригласить. И я выбираю Колю. Не для того, чтобы выспросить про своё будущее. Это – моя дань уважения и симпатии к нему.

Но во время танца разговор почему-то опять сбивается на тему предстоящих сокращений. Говорит, в основном, Коля. Он объясняет, что этот процесс, как бы там ни было, неизбежен и необходим. Я с ним согласна. Хотя, несколько удивлена. Что это он так убеждает меня в этом?

…Интересно: знал он уже тогда про меня?.. Знал?

Снова выдохлись. Решили попеть. Гитару попеременно берут Юрасик и Коля. Я всегда любила подпевать именно Коле. Наши репертуары и вкусы во многом совпадали. Но теперь он берет гитару не так охотно, а если и берет, то больше «ломается», чем поёт. Поэтому инициатива – у Юрасика. «Поцелуй меня, перипитуля!» – поет Юрасик, а девчонки с визгом и восторгом подхватывают: «Чичас!»

Мы с Игорьком в обнимку сидим на диване. Поющая публика расположилась на полу, на ковре. Когда мы подаём свои голоса в общий ансамбль, нас тоже приглашают на ковер. Даже освобождают местечко для двоих. Я перебираюсь туда и, усаживаясь, приглашаю Игорька. Но он, похоже, обиделся, что я предпочла коллектив его обществу. Каким-то образом он моментально оказался у ног Валюши, сидящей в кресле. Он тоже сидит на ковре, облокотившись на её колени. Она обнимает его за плечи.

Жена Коли с мужем Надюши упали на ковер, не расцепляясь. Кто-то из них не выдержал бурных объятий другого. Надюша сидит на коленях у Коли. Наталья сидит на подлокотнике Юрасикова кресла, обвив его руками за шею. Жена Юрасика… Впрочем, я уже не помню точную «расстановку сил».

Надо мной расположился Виталик. Он укладывается боком на гладильной доске, которая положена на трех стульях, чтобы всем хватило места за столом. Лежит он, подперев голову локтем и поджав колени. С узенькой доски свешиваются его колени и животик. Кто-то со смехом это подметил. Наталья обозвала его Данаей. И действительно – очень похоже. И поза, и живот. Все хохочем над её шуткой.

Снова танцы. Передохнув, народ требует быстрых ритмов. Движения все более раскованные, вперемежку с выкриками и хохотом.

Очаровательно, когда девушка, танцуя, держится кончиками пальцев за края подола, слегка приподнимая его. Людмила в этом смысле продвинулась дальше. Она взяла кончиками пальцев края своего коротенького подола и просто задрала его:

– Смотрите, какие у меня ножки!

О, да! В этой комнате, где сейчас было достаточно женских ножек, отнюдь недурных, но Людкины – все же «самые-самые». Она это прекрасно знает. Совершенство форм дополняет красивое белье, которое только-только начало появляться во времена перестройки, и все еще считалось явлением уникальным. Так что, здесь было, на что посмотреть. Мы откровенно любовались.

Но дело ведь не только в этом. Задрать юбку, даже при совершенных ножках и красивом белье, всё равно надо уметь – так, чтобы это не выглядело ни вульгарно, ни «зажато», а естественно и уверенно. Людмила это умела.

Однако, и это еще не все! Имея и умея все вышеперечисленное, позволить себе такое можно далеко не в каждой компании. Можно или нельзя – зависит от мужской составляющей. В нашей компании это было можно. Мы знали, что присутствующие мужчины не позволят себе ничего лишнего и не смешают потом с грязью. Отнесутся к этому так же естественно, как Людмила к показу своих совершенных ножек. За это мужчинам нашей компании отдельное спасибо.

Однако, время уже позднее, а мне далеко ехать. Предлагаю мужчинам проводить меня до метро. Мужчины предлагают мне ещё подождать, Наталья уговаривает остаться ночевать. И я сдаюсь, хотя до этой минуты имела самое твердое намерение ехать домой.

Опять танцуем, перекуриваем, пьем, закусываем. От быстрых танцев и от близости разгоряченных тел во время медленных становится жарко. Особенно мне – в моём массивном шерстяном костюме. Всем желающим выдаются футболочки. Мне досталась футболка с чрезвычайно глубоким вырезом, который так и притягивает ко мне мужчин.

Но время действительно позднее, и многие гости начинают расходиться. Собирается домой друг Виталика со своей спутницей. Не помню, как и когда ушла Надюша с мужем, кивает из коридора одетый Коля. Еще через некоторое время звонит своей жене Игорёк, просит разрешения остаться ночевать, и такого разрешения не получает. Тоже собирается на выход.

Зато оставшиеся гости уходить не собираются. Это я, Валюша и Юрасик с женой. Откуда-то берутся новые силы. Мужчин посылают на поиски того, чего не хватило. Мы, женщины, сидим, пьём чай, ждём. Не долго.

Снова музыка. Теперь, по большей части, медленная. Большой свет выключен. Жена Юрасика пришла сюда в легком костюмчике с блестящей аппликацией. Коротенькая кофточка сверху, а под ней – сарафанчик на бретельках. Кофточку она давно сняла. Лямочки у сарафанчика то и дело спадают с плеч почему-то. Если падают сразу две, Юрасик подбегает и водворяет их на место. Иногда его замещает Виталик.

Я танцую попеременно то с Виталиком, то с Юрасиком. Это уже… ну, я не знаю, как назвать… Плотный флирт?

Ох, мальчики! Если бы вы знали, как мне трудно! Оба вы в моём вкусе, оба столь умело действуете – не навязчиво, но и не робко. Вы оба такие нежные, деликатные! Терпеть не могу, когда мужчины бросаются на женщину, как хищники на кусок сырого мяса!

Но ваше дело – догонять, моё – соблюдать дистанцию. Таковы правила игры. Здесь ваши жёны. Правда, они тоже играют в эти игры, но одно дело – играть самому, другое – наблюдать за своей разыгравшейся половиной.

Дальше я ухожу спать. Не столько потому, что хочется, сколько потому что боюсь, не надоели ли мы хозяевам. Но мои опасения были напрасными. Смех, музыка, звон бокалов еще долго доносились из соседней комнаты. Пару раз приходили за мной, но я уже не стала вылезать из кровати и, в конце концов, уснула под мирное детское сопение.

Это было в пятницу, 17 октября.

Тогда я еще не знала, что тот вечер действительно окажется последним мероприятием нашего дружного коллектива.

И СНОВА ПЯТНИЦА

И снова пятница. Первый день ноября. Ровно месяц назад, первого октября, я тоже шла на работу с опаской. Перемены обычно планируются на начало месяца. В советские времена сокращение было исключительно редким, постыдным явлением. Но вот пришла перестройка…

Спустили мы последнюю атомную лодку, для строительства которой и был в своё время создан наш участок. Больше атомные лодки строить не будут. Рабочих отправляют в командировку, а я, нормировщик, который числится не за цехом, а за отделом, остаюсь не у дел. Вот и жду каждый раз, что будет первого числа.

Но все пока тихо. Ходят слухи, что в других отделах уже были собрания. На этих собраниях зачитывали список работников, которым будут повышены оклады. Тем, кого не было в списках, предлагали сделать выводы.

Во второй половине дня позвонил Толик, нынешний начальник, и сказал, что в 15 часов в отделе будет собрание.

Никакого беспокойства или волнения у меня это сообщение не вызвало. Может быть потому, что была занята работой. Настроение было приподнятое, предпраздничное.

Собираясь на собрание, стараюсь прислушаться к себе: что подсказывает мне моя интуиция? Вроде бы, никаких опасных сигналов.

Мы пришли на собрание. Сколько народу! Весь отдел. Я-то думала, что только наш сектор соберут.

Когда аудитория набилась битком, как гвоздь программы появляется второй зам (кроме Коли) нашего отдела – Рахманов, со списком в руках усаживается за стол перед аудиторией. Рядом с ним пристраивается наш профсоюзный лидер, а теперь, говорят, и начальник нашего сектора – Ященко. Наш прежний начальник сектора Шатров будет руководителем бюро из трех человек. В секторе у нас было порядка двадцати человек, когда-то еще больше. В связи с сокращениями, два сектора объединяют в один, и один начальник, соответственно, высвобождается. Про начальство мы уже слышали. Коли и нашего начальника не видно.

Говорит Рахманов. Все по той же схеме. Сейчас, мол, будут названы фамилии тех, кому будут повышены оклады. Те, чьи фамилии названы не будут, попадают под сокращение. И начинает зачитывать список.

Я слушаю, жду, когда дойдет очередь до нашего сектора. Вот уже пошли знакомые фамилии, смежный цех, вот уже назвали фамилию начальника нашего бюро, еще одна наша фамилия, еще… пошел другой цех… другой сектор… Что, все?!

Я не верю своим ушам! Жаль, что этот список я слушала, а не читала, и у меня нет возможности вернуться назад и перечитать еще раз.

Не слышу и не запоминаю ни одной последующей фамилии, не знаю, кого еще сократили. Я только знаю, что МЕНЯ В ЭТОМ СПИСКЕ НЕТ!!!

Как ни странно, я спокойна. Во всяком случае, пока. Хотя не могу сказать, что до меня еще не дошло услышанное. Что-то еще говорит Рахманов, долго потом говорит Ященко. Он оживлен и, такое впечатление, что чем-то очень доволен. Может быть тем, что он не на месте Шатрова и не на моём месте?

Говорит о том, что, в принципе, всех сокращающихся на заводе пристроить могут, но только маловероятно, что на ИТР-овские должности. Короче говоря, товарищи, подумайте до понедельника, остыньте и приходите к нам – мы вас ждем.

Я-то считала, что каждого из нас персонально должны пригласить. Но это я так считала.

Собрание заканчивается. Я по-прежнему спокойна. Даже с улыбкой кидаю какую-то шутливую реплику соседке. Рахманов объявляет об окончании, и мы покидаем аудиторию.

Моё спокойствие начало улетучиваться, когда я увидела лица других «сокращенных». Первым был Игорек. Лихорадочный блеск в глазах, судорожное лицо, нездоровый румянец пятнами. С таким же нездоровым смехом мы кидаемся друг другу в объятия с «поздравлениями». Тут я понимаю, что его тоже… К нам присоединяется Аллочка из смежного цеха с таким же блеском в глазах и такими же пятнами на лице.

Теперь и мою физиономию сводит такая же судорога, начинает бить меленькая, подленькая дрожь, появляется неестественное оживление.

Куда себя девать? Игорек куда-то растворился, Аллочка свернула в свою сторону. Как-то нелепо сейчас в общем потоке идти мне одной – СОКРАЩЕННОЙ. С этой минуты я именно так себя прозвала.

Присоединяюсь к своим – Паше и откуда-то взявшемуся начальнику Толику. Конечно, их оставили. Поэтому, не смотря на моё присутствие, они не в состоянии скрыть радости и облегчения. Особенно Толик. Похоже, он ничего не знал заранее, раз сам так рад. Страшно и больно спрашивать обо всех остальных.

Так значит, все-таки, свершилось! И теперь – только теперь – мне становиться совершенно очевидно, что ведь иначе и быть не могло!

На что же я надеялась, если закрывается участок? На то, что кого-то выкинут, чтобы взять меня на его место? Такой я хороший специалист? Почему мне самое очевидное казалось невероятным?

Говорят, что самое сильное потрясение в жизни то, которое было последним. В данном случае, совпадает. Но только я хочу, чтобы оно так и осталось самым сильным! Неужели будет еще сильнее?

ЧТО БЫЛО «ДО ТОГО»

Сказать, что я совсем не ожидала случившегося и не предпринимала никаких мер, чтобы его предотвратить, было бы неверно.

В глубине души надеясь, что этого не случится, я все же решила подстраховаться. Может быть, больше из суеверных соображений. Мол, беда приходит туда, где её не ждут, а если её ждать – то она и не придет.

Я заплатила сумасшедшие деньги, чтобы попасть на курсы, судя по рекламе, очень престижные. Интересно то, что я нашла, где эти деньги взять! Как бы я не хотела купить себе дорогую фирменную вещь из одежды, мне бы в голову никогда не пришло изворачиваться так, как ради этих курсов.

Это были курсы референтов. Когда началась перестройка, к нам на «большую халяву» устремились иностранные бизнесмены. Разумеется, секретаршу они тоже хотели иметь на «халяву» – за несколько долларов в месяц. Сколько получает секретарша – американка? А для нас эти несколько долларов при тогдашней инфляции были сумасшедшими деньгами! И нам после курсов обещали трудоустройство.

Что же оказалось на деле? Кроме затраченных денег – ничего.

Впрочем, не совсем. Был мини-коллектив из шести девчонок. Все очень разные, но объединенные общей целью. Наверное, мы больше почерпнули друг от друга, чем от наших занятий. Помню поздние часы, когда мы, выжатые, как лимоны, уходили от психолога, заряженные и возбужденные – от экстрасенса, сплоченные чаепитиями в интимной обстановке – с английского. Почти каждый день я уходила рано утром и возвращалась поздним вечером, очень уставшая. Но мне запомнилось, что в этот период у меня всегда было бодрое, на удивление жизнерадостное настроение, не смотря на раннюю весну – период нервного истощения.

Именно после этих курсов я поняла, что так, как раньше, жить уже невозможно. Больше я не буду приходить с работы домой, из дома – на работу, уставать, ничего не делая. После этих курсов будет снова английский, после английского, если я его когда-нибудь выучу, что-то еще.

Курсы практически ничего не дали. Пару встреч с психологом и экстрасенсом не могли ничего существенно изменить. То, что давали на английском, я уже знала. Делопроизводству практически не учили. Как нам объяснили, курсы и не ставили такой задачи – чему-то научить. Они должны были дать «толчок» ко всему этому. Может быть, но только не за такие сумасшедшие деньги.

Правда, письменное изложение я написала с самой высокой оценкой. Еще научилась печатать слепым методом. Тогда вообще мало, кто умел печатать. Кстати, научили наносить макияж. Вот это действительно было ценно, и осталось со мной на всю жизнь. Получается, что кое-чему, все-таки, научили.

Что же касается трудоустройства, то мне сразу показалось, что это будут пустые обещания. На заводе было очередное повышение окладов. Мне повысили неплохо, и это усыпило мою бдительность. Поэтому я махнула рукой на их обещания и не интересовалась, почему мне не звонят с предложениями новой работы. Теперь придется поинтересоваться.

Что еще мне придется «теперь»? Та злосчастная пятница пролегла четкой границей по моей жизни. Там – серое, ровное, тут… Не знаю. Может быть – черное, а может быть – полосатое. С того дня пошел новый отсчет.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НОВОЙ ЖИЗНИ

Первое, что я сделала, придя домой с собрания, – отключила телефон. Не хочу никого видеть, слышать, с кем-либо объясняться.

Уже и не помню, как я прожила это вечер, чем занималась, спала ли ночь. По-видимому, спала.

Утром построила свои планы на день. Сейчас пишу записку и еду к Ире – моей тетке. По возрасту мы в сестры годимся – семь лет разницы. Надеюсь, что ее, по случаю выходного, нет дома. Оставляю ей записку, в которой сообщаю о случившемся. Вру, что у меня не работает телефон и прошу позвонить и все сказать маме. Может быть, это кажется смешно, но я действительно не могу сейчас ни с кем говорить. В конце записки замечаю: меня искать не надо – как починят телефон, найдусь сама.

Но выходные такие длинные! Сидеть дома и заниматься самопоеданием – нельзя. Поэтому мне приходит в голову идея во второй выходной съездить узнать, не продали ли мой свитер, который я сдала в комиссионку. Это как раз в те края, где живет моя самая близкая подруга.

Правда, это обещала сделать как раз она. Но почему-то, сев в метро, вместо того, чтобы ехать к тетке, я поехала в комиссионный. Меня даже не смущало, что я попаду туда как раз в обеденное время. Так и случилось.

Все, что я делаю дальше, происходит, как мне кажется, помимо моей воли. Похоже, мой мозг автоматически переключился в аварийный режим и уже сам решал, что нужно. Это он все подстроил…

Я захожу в ближайший автомат.

– Людмила?

– Ань, это ты? Приветик!

– Да, я, здравствуй… – небольшая заминка, – Ты знаешь… я тут около вашей станции метро… Приехала про свитер узнать…

– Так давай к нам!

– Сейчас подъеду!..

Но я ведь не хотела никого видеть и слышать! Что я скажу ей и её родителям, и главное – как?

Дверь открывает Людмила. В коридор выбегает её сын. «Здрасте, тетя Аня!». Выходит встретить меня и её мама.

О чем-то она спросила меня? Наверное, что-то вроде: «Как дела?».

Вопрос не помню, но помню ответ, совершенно неожиданный для себя:

– Меня сокращают! – и… разревелась.

Не случайно ноги несли меня сюда, в этот дом, радушный и теплый, который любят все, кто здесь бывал.

После этой сцены мне сразу стал легче, и не так страшно.

Вернувшись домой, я включила телефон, порвала записку, привезенную назад, позвонила Ире и все спокойно рассказала. Как если бы речь шла не о сокращении, а, допустим, о премии, которой меня обделили. Так, мелкая неприятность.

Позвонила маме, позвонила своей приятельнице Людмиле. Мы с ней учились в одном институте, работаем на одном заводе и живем поблизости. Частенько общаемся, нередко выручаем друг друга. Сегодня утром я встретила ее по дороге в метро. Вынуждена была все рассказать и сообщила, что отключила телефон. Обещала позвонить потом сама, когда приду в себя. Вот и звоню. Оказывается, я её утром здорово напугала, и она искренне обрадовалась, услышав мой спокойный голос.

Вот так и закончился мой первый день новой жизни. Я знаю, что и дальше будет не сладко, но первый барьер я уже одолела.

ОТ СУДЬБЫ И ОТ СУМЫ…

Зато второй выходной я сижу дома и, волей-неволей, занимаюсь самоедством. Все время в голове прокручивается завтрашний день – первый рабочий день после сокращения.

Тогда я решила: раз уж я все равно этим занимаюсь, может, сделать то же с пользой? Заняться анализом, прокрутить возможные варианты развития событий и выходы из них.

Дубль за дублем записывается на пленку в моем воображении. Какой лучше? А может, вообще изменить сценарий? Пошли другие дубли. Осталось только выбрать.

Начало везде одинаковое. Я прихожу утром на работу, предварительно позавтракав. Обычно я дома не завтракаю – пью чай на работе. Но завтра лучше поесть, и выпить таблетку элениума. Надо, – ох, как надо! – завтра держаться, как ни в чем не бывало. Не распаляться, не разреветься, не выглядеть жалкой. Я буквально уже чувствую взгляды своих сотрудников. Любопытные, сочувствующие. Даже не знаю, что хуже.

Распаляться мне вообще противопоказано. Есть люди, по которым никогда незаметно, что их вывели из себя. Правда, таких меньшинство. Я к ним совершенно точно не отношусь. Сразу начинаю задыхаться, меняюсь в лице, руки дрожат крупной дрожью, которую не скроешь. В таких случаях один мой вид – это уже поражение. Каждое такое поражение потом глубоко переживаешь. Получается двойная расплата: и своего не добился, и себя «уронил».

Что касается расплат, то за свои ошибки я всегда платила сама. Есть люди, которые умеют по-другому. Есть, есть! Например, за ошибки начальства платит подчиненный, потому что начальник никогда не сознается, что это его «прокол». Кстати, к Коле это не относилось. Значит, все-таки, не всегда…