Синяя кнопка. Фантастические повести и рассказы
- -
- 100%
- +
Кристина молчала, Андрей удовлетворенно кивал, а Ивар нервно постукивал пальцами по столу.
– Итак, разговор окончен. Кристина, за эту неделю мы должны закончить с характеристиками.
– Хорошо, – спокойно кивнула Кристина.
– Я считаю, надо поручить сбор информации о группе Балтышева кому-то другому. Мы не можем полагаться на доверчивость Гофман, – Андрей повторял слова Бастурова, но даже тот поморщился.
– Не зарывайся, – Кристина сердито нахмурила брови. – Будешь полагаться на мою доверчивость. Серафима никогда не представит ложной информации. Сима, у тебя есть время до конца недели, – мягко добавила она, – доделай все, пожалуйста.
Битва была закончена, бой проигран. Очень болела голова. Не говоря никому «до свидания», только кивнув, она вышла из палатки.
– Сим, – кинулся вслед Ивар, – Сим, подожди, надо поговорить.
– Не сейчас, – резко ответила она.
– Нет, ну ты что, и вправду готова им все простить?
– Ты дурак, Ивар? – не выдержала она. – Причем тут мои личные отношения и чья-то судьба? Ты простых вещей не понимаешь, что ли?
– Нет, – помрачнел он, – и тебя не понимаю тоже.
– Мне жаль, – сухо сказала она и отвернулась.
***
Слабое место в ее теории. Да, слабое. И она не сможет помочь им. Точнее, смогла бы, наверное, если бы поняла. Но чтобы лечить, нужен диагноз. Значит, надо снова… лезть в их жизнь. Но только теперь уже не для того, чтобы написать пасквиль. Теперь это надо ей. Иначе она не сможет преодолеть эмоции, увидев ту же Костнер или Майю.
Начнем теперь с Сурена. Он ей непонятен больше других. Итак, вопрос. Что представляет собой Сурен?
Однако ничего трагичного, страшного и криминального в его прошлом она не обнаружила. Единственная неприятность – его воспитывал не родной отец. Впрочем, банальный случай. Тем более, отчим был человеком мягким и совестливым. Мать Сурена баловала – любимый сынок. Отличник, как и Элиза. Еще с детства мальчик усвоил ту самую иронично-презрительную манеру общаться с людьми. Только с ровесниками это проявлялось более грубо, и Сурен сразу стал авторитетом в кругу одноклассников. А вот с учителями и родителями Сурен разговаривал подчеркнуто вежливо, заглядывал в глаза, так, что взрослый не мог до конца понять – издевается над ним этот ребенок или на самом деле такой правильный и уважительный.
Увы, кажется, профессию психолога Сурен выбрал не для того, чтобы помогать людям. Он снова самоутверждался за счет своих жертв… то есть, пациентов. Они этого не замечали, смотрели врачу в рот, рассказывая о проблемах, и постепенно начинали чувствовать себя полными идиотами, не способными решить ни один вопрос без помощи гениального психолога. Как ни странно, он быстро завоевал популярность в медицинских кругах, читал лекции и издавал статьи. Все восхищались его остроумием, женщины, особенно пациентки, таяли от его взгляда.
Так что потянуло Сурена на Иклону? Ответ оказался слишком прост. Скука. И желание написать новое эссе, выйти перед научной публикой с новой темой.
После просмотра этого «клипа» на Серафиму напала тоска. Она ума не могла приложить, каким образом можно найти общий язык с этим Суреном. Есть ли в нем хоть что-то не напускное, настоящее? Но ничего обнадеживающего она, увы, не обнаружила.
Ладно, надо идти дальше. Костнер. Что главное в жизни Косточки?
Тут все было грустно и стандартно. Отец – алкоголик, все виды подросткового «спорта» – курение, алкоголь, ранний секс. Беременность в восемнадцать лет неизвестно от кого. Аборт. Дальше – смена половых партнеров, работа в медицинской лаборатории. А потом – она как-то потихоньку вытянулась… Даже поступила учиться – сначала в училище, потом, по протекции взрослого любовника – в институт. Способностей особенных не наблюдалось, и на лицо была некоторая душевная ограниченность, но трудом и упорством институт «взяла», устроилась химиком и достигла определенных успехов. Очередной знакомый устроил в лабораторию космических исследований, и на Иклону отправил он же. Серафима видела – у него появилась новая протеже, а Косточку надо было аккуратненько выпроводить. Прекрасный способ – отправить на другую планету.
Майю с Инной Серафима пока оставила в покое. На сегодня хватит.
Не хотелось врать Кристине, но… Она и так скрыла слишком много. Смерть Шахи, целебный источник. Кристина ей доверяет… наверное, зря.
Она написала в характеристиках общие слова: общителен, замкнут, образован, ответственен и т. д. и т. п. Все члены группы получились у нее почти близнецами. Она не была уверена, что Андрей, к примеру, поверит в эти характеристики, но не могла прибавить больше ни слова. В графе «перспектива для адаптации на планете» каждому вписала «перспектива реальная».
Серафима постучалась в палатку к Кристине. Та поднялась ей навстречу, как всегда, доброжелательная и светлая, но очень усталая.
– Входи, милая.
– Вот… Серафима протянула заполненные анкеты. – Сделала, что могла.
Кристина взяла бумаги и пробежала их глазами. Потом внимательно посмотрела на Серафиму.
– Послушайте, – не давая ей сказать, нервно начала Серафима, – я знаю, что вы думаете. Что вы доверяли мне, а я… Но я хочу, чтобы вы мне действительно поверили. Не в эти характеристики… А в главное. Пожалуйста, оставьте этих людей на Иклоне.
Кристина сделала останавливающий жест.
– Дорогая, я вижу больше, чем ты можешь сказать. Не мучайся. Я обещала, что к твоему слову прислушаются, и так оно и будет, пусть это даже будет дорого мне стоить. Скажу тебе больше. Я не уверена, что прав Бастуров, а не ты. Но я должна подчиняться, и, кроме того, логика действительно за него.
– Да, логика… По логике вещей, я должна радоваться, что я здесь.
– А ты? Чего хочешь ты? Главное – понять это.
– Я уже поняла. Я хочу вернуться на стоянку Балтышева, – и Серафима подняла на нее глаза.
– Ну, ничего удивительного в этом нет. Тебя что-то связывает с Тимуром, верно? Конечно, можешь не рассказывать…
– Нет, я хочу рассказать. И да, и нет. Это дало толчок, но не только. Просто я теперь смотрю на все совсем иначе. Как будто мир раздвинулся, и вижу не только со своей колокольни, но и откуда-то сверху… или чужими глазами… нет, не могу объяснить, чепуха получается!
– Не объясняй, я понимаю. Возможность «видеть», которую подарила тебе Иклона, этому способствует, у тебя, возможно, больше, чем у других. Но и ты пойми. Илья прав в одном: эти люди сами не хотят и не захотят измениться. И ты зайдешь в тупик.
– Наверное, так и будет. Но я знаю одно – мне надо вернуться. Сама я не справлюсь, но может помочь источник. Простите, что не рассказала сразу. И прошу, не говорите Бастурову. Ему все равно это не нужно, он не поверит.
– Хорошо, обещаю. А что за источник?
– Он целебный. Когда из него пьешь – не хочется ни есть, ни пить ничего другого. Мне кажется, если бы они пили из него…
– И опять тот же тупик… Источник у них рядом, никаких препятствий нет – приходи и пей. И что же? Пьют они?
Серафима молчала.
– Ну, ладно, иди. Сегодня Бастуров будет лично составлять списки. А после поговорим еще.
На другой день Бастуров собрал всех возле белой палатки. Серафима села рядом с Мариной и Тоней. Бастуров зачитал список тех, кто остается на экспериментальной стоянке – разумеется, все, здесь присутствующие, плюс еще несколько человек, которые должны прибыть на днях. Затем – то, что с таким напряжением ждала Серафима – список людей, остающихся на своих стоянках на испытательный срок. Она заметила, как сосредоточенно вслушивается Кристина. Наверное, она и правда выдержала небольшой бой с Бастуровым, но вся группа Тимура (даже давно погребенный Шаха) в этом списке была представлена в полном составе. Испытательный срок составил один месяц. По его истечению все не заболевшие отправляются на Землю.
После того, как остальные разошлись, Кристина сделала знак, и Серафима зашла к ней в палатку. Бастуров тоже был там.
– Мне сообщили, вы желаете отправиться обратно в группу Балтышева? Должно быть, для практического осуществления вашей теории? – спросил он.
– Да.
– Наверное, теперь, когда вы знаете, что срок – только месяц, вы передумаете. Мне и так представляется сомнительным, что можно «заразить» до сих пор не заболевших «иклонофилией», а уж за такой мизерный срок…
– Можно, я поеду?
– А потом, когда группу отправим на Землю, что будете делать? Опять вернетесь сюда, к нам на стоянку?
– Не знаю. Для чего говорить заранее?
– Но за свои убеждения надо расплачиваться. Что, если мы откажемся принять вас обратно? Отправим на Землю?
– А что, если я сама к вам не захочу? – вызывающе подняла голову Серафима.
– Вы еще попроситесь, через несколько дней, – зло усмехнулся Бастуров. – Вы просто их подзабыли немножко, вот и маетесь дурью. Думаете, если я включил их в список (тут Бастуров бросил взгляд на Кристину), я не навел справки? Здесь многие очень красочно описали характеры ваших протеже.
Серафима невольно представила себе злую морду Элизы, надутую Майю, противного Сурена. Что, если ей станет среди них невыносимо? Что, если Тимур давно забыл ее, снова спит с Элизой и будет только зол, если она вернется? Скорее всего, так оно и произойдет. И все-таки отступать некуда.
– Не попрошусь, – твердо произнесла Серафима, понимая, что вот сейчас обрубает последние нити. – Однако, забавно. Из каких соображений вы меня тогда вышлете на Землю? Просто из принципа? По своей воле, против воле Иклоны? Ведь она меня выбрала.
Бастуров впервые за все время растерялся.
– Я… я руководитель проекта. Мне решать, а не Иклоне, кому здесь работать, а кому нет.
– С ума сойти. Иклона выбирает одних, не выбирает других. Иклона рассказывает нам про чужое прошлое и подсказывает, где выращивать наши овощи. Вы составляете списки на основании ее выбора, так и не придумав других критериев отбора. И вам все еще кажется, что это вы здесь что-то решаете? Как бы вам не разочароваться!
И Серафима, круто развернувшись, вышла вон из палатки.
ЧАСТЬ 3. ИЗБРАННЫЕ
Летели молча. Ивар, конечно, затаил обиду, и его можно было понять. Наконец, началось снижение, и она прильнула к окошку. Вот он, лагерь, черные точки – люди. Катер мягко приземлился, и Ивар распахнул дверцу, пропуская ее вперед.
Накануне отлета у нее произошел очередной приступ, но прошел так легко, что, если бы не тревога, она бы спокойно проспала всю ночь. Но сейчас в ногах чувствовалась слабость.
Серафима дрожала от волнения, спускаясь на землю. Сначала она вообще не могла заставить себя поднять глаза, но потом справилась с собой и как можно уверенней сделала несколько шагов навстречу.
Пока Ивар зачитывал приказ Бастурова, она переводила глаза с одного на другого. Лицо Сурена выражало, как обычно, насмешливое безразличие. Элиза, конечно, смотрела с ненавистью и страхом, а Костнер пыталась продрать опухшие глаза. Инна сложила руки на груди и внимательно слушала. Из палатки выползла недовольная Майя. Альбиноса не было видно. Все выглядели… запущенно, что ли? Кажется, много пили и ничего не делали. Но ведь не заболотились! Значит, она права, Иклона дает еще шанс.
Тимур стоял чуть сбоку, и она, наконец, решилась взглянуть на него. Он был не брит, бледен. Слушая, смотрел исподлобья – не на Ивара, на нее. Во взгляде – вопрос и недоверие одновременно.
Ивар закончил чтение, молча передал приказ Тимуру и, не прощаясь с Серафимой, улетел. Ей было жаль его, но…
Как только катер поднялся в воздух, молчание прервал Сурен:
– Вот сюрприз, так сюрприз! Сколько лет, сколько зим… И чем мы заслужили столь высокое посещение?
Серафима молча ждала продолжения.
– Чё тут непонятного? – как скрежет железа по стеклу, раздался голос Элизы. – У нас теперь есть надсмотрщик, мы под колпаком.
– Тебя и правда прислали следить за нами? – нервно спросила Инна.
– Думайте, как хотите, – спокойно ответила Серафима, пряча в карманы трясущиеся руки, – но меня никто не назначал, я вернулась сама.
– Соскучилась, да? – с притворным сочувствием сказал Сурен.
– А вот мы – представь себе, нет, – пролаяла Костнер.
– Представляю, – ответила Серафима, – но это дела не меняет. Я остаюсь. Моя палатка еще существует?
На Тимура она больше не смотрела, а он не произнес ни слова.
Не дожидаясь ответа, Серафима подняла рюкзак и отправилась в лагерь. Ее палатка стояла на прежнем месте, видимо, им просто лень было ее разобрать. Она вошла внутрь. Наступила разрядка, ее колотило мелкой дрожью. И все-таки… Нет, она не жалеет, что вернулась. Как странно, но… ей как будто комфортнее здесь, среди ненавидящих ее людей, чем в благожелательной атмосфере экспериментальной стоянки. Дышится свободнее. Здесь она снова будет собой: Гофман, которую не за что любить, Гофман, которую никто не считает избранной.
Серафима разложила вещи и села. Что делать дальше, она плохо себе представляла. Как быть с питанием? Не просить же их поделиться? А, собственно, для чего ей еда? Серафима радостно вскочила, схватила фляжку.
А у озера остановилась, расстроенная: на ее грядках ничего не посажено, они снова оплелись мхом, как будто их накрыли сиреневатым кружевным платком. Она принялась было снимать эту паутинку, как вдруг почувствовала чье-то присутствие, выпрямилась и обернулась.
За спиной стоял Тимур.
– Привет… – только и нашлась сказать она, отряхивая руки.
– Привет, – его голос звучал вызывающе, – зачем вернулась?
Вопрос был задан жестко, прямо в лоб. По идее, и отвечать надо было так же. Но Серафима растерялась. Рад он или не рад? И что здесь происходило, пока ее не было? Если он снова с Элизой, возвращение Гофман выглядит для него нелепым, ненужным.
– Захотела и вернулась, – почти враждебно ответила она, с досадой сознавая, что стиль их общения не изменился.
– Ясно. Значит, Элька права – следить приставили?
– Ты сам-то в это веришь? – Серафима почувствовала страшную усталость и разочарование. Ничего она ему объяснять не будет! Хотя… а чего она ждала?
Он не ответил, продолжал ее молча разглядывать. Она решила сменить тон.
– Как вы тут? – спросила как можно доброжелательней.
– Как видишь.
– Инна с Майей так ничего и не вырастили?
– Нет. И новых поставок продовольствия нам не высылают.
– Я же говорила – надо сажать здесь.
Тимур пропустил это мимо ушей.
– Так зачем? – повторил он настойчиво.
– Я прочитала твой отчет, – неожиданно для самой себя произнесла Серафима.
Тимур деланно усмехнулся, но ей показалось, что он смутился.
– Что, так впечатлилась?
– Да, – просто ответила она, – ты хорошо рисуешь.
– Издеваешься? – тихо спросил он.
Все, так больше нельзя! Или этот барьер сейчас рухнет, или останется навсегда.
– Нет… Просто, как улетела, только и думала о том, чтобы вернуться. Ничего не хотелось.
– Разве там хуже, чем у нас? – прищурился Тимур.
– Нет, намного лучше. Но мне там было плохо… Без тебя, – губы у нее задрожали, и она отвернулась:
– Отойди, мне надо набрать воды…
Серафима сделала несколько шагов к Источнику, протянула фляжку, но никак не могла попасть под струю. Сзади было тихо, и она не знала, о чем думает Тимур. Зря она сказала ему это, зря… Да наплевать! Сказала – и все тут. Остальное – его дело!
– Меня больше не волнует эта планета. Мне все равно, вернут ли меня на Землю… Было все равно, – глухо произнес Тимур. – Так зачем ты вернулась?
– Что ты хочешь услышать? – резко обернулась Серафима. – Я плохо объяснила?
Она испытывала настоящую злость. Первая призналась… что ему надо? Пусть скажет что-нибудь, ответит или сделает вид, что не понял, если…
Серафима повернула прочь. Тимур загораживал ей дорогу. Расплескивая воду, она оттолкнула его и попыталась пройти. Но он ухватил ее за локти.
– Пропусти!
– Ну уж нет, теперь нет, больше ты не уйдешь, – он стиснул зубы, – ни к этим избранным, ни к своему Ивару.
Долго, не отпуская ее, вглядывался в лицо, потом судорожно вздохнул.
– Я тебя правильно понял? Мне не послышалось? Ты вернулась… ко мне?
– А я нужна тебе здесь или?.. – на глазах у нее выступили слезы.
– Пусть месяц… – Тимур разговаривал сам с собой. – А потом…
Он привлек ее к себе, сжал так крепко, что ей показалось, что у нее хрустнули ребра. Потом снова отодвинул, не отпуская плеч, посмотрел в глаза. На секунду она потеряла чувство реальности, почувствовала, что ничего от нее не зависит, а все будет так, как хочет этот сильный мужчина с обветренным лицом. Это ему-то нужна она? Именно она, странная неловкая Гофман?
Захотелось что-то сказать, сделать. Серафима провела рукой по его щеке.
– Ты колючий, почему не бреешься?
– А потом ты останешься здесь… А меня вышлют. Лучше бы ты не возвращалась. Иклона нас разделила. Я привык к этой мысли…
– Нет, Тимур, не вернут! – заторопилась она. – Я сделаю все, чтобы все остались на Иклоне. А если вышлют… значит, уеду с тобой… Но этого не будет! Мы просто откажемся уезжать. Посмотрим, посмотрим…
– Как? Что посмотрим? – невесело засмеялся Тимур.
– Ты ведь хочешь остаться?
– Я хочу быть с тобой, – твердо ответил он, – а это возможно только здесь.
– Все останутся. Все, кто захочет.
– Думаешь, кто-то спит и видит Землю?
– Им надо не прятаться здесь от Земли. Им надо захотеть жить на Иклоне.
Путано и сумбурно, потому что Тимур не выпускал ее из объятий, Серафима выложила ему свои мысли, разговоры с Кристиной и Бастуровым, короче, все, что пережила и передумала за это время.
– Значит, ты решила поэкспериментировать? – Тимур помрачнел. – Тогда при чем тут я?
– Да ты что, спятил? – разозлилась Серафима. – Да я это слово «эксперимент» терпеть не могу. Я хочу только, чтобы вы все остались. И ты в первую очередь.
– А причем тут все? Не замечал между вами любви.
– Я и за тобой не замечала, между прочим… – и она приложила ладонь к его губам, не давая возразить. – Потому, что это неправильно… выкинуть людей и все. Ты мне поможешь? А кстати, где Альбинос? Как он?
Честно говоря, Серафима боялась, что с Альбиносом все хуже некуда. Ответ ее поразил.
– Он ушел, точнее, постоянно где-то бродит. Гуляет вокруг озера, ходит в горы. Даже на обед не является.
– Как? Он не пьет?
– Пьет, еще как пьет! Водичку твою, – усмехнулся Тимур. – Такой у него новый алкоголизм.
Серафима изумленно глядела на него.
– Ты улетела, а меня тоска взяла… А Костик каждый день – дай мне то лекарство, мне от него так хорошо, к спиртному вообще не тянет. Тут Элизка возьми ему и скажи: да пойди сам набери – вон оно, твое лекарство, вода простая. Пришлось признаться, что лекарства нет. А он обрадовался, говорит – родник-то всегда под рукой, и начал ходить сюда.
– А потом?
– А потом и вообще пропал. Ну вас всех, говорит, пойду, окрестности обойду, полюбуюсь. Это Костян-то… ценитель пейзажей. Вот теперь и не видим почти.
– Необычная водичка, – осторожно начала Серафима. – А тебе она нравится?
– Не пробовал, – отрезал Тимур. – У меня ничего не болит. Только душа…
– Отчего?
– От бессмысленности существования.
– Попробуй, может и «от души» поможет.
– Ты – моя водичка, – он улыбнулся, но как-то грустно посмотрел на нее.
– Разве не от тебя самого зависит, имеет ли существование смысл?
– Любишь ты, Гофман, мораль читать, – хмыкнул он. – Слушай, я ведь тебя даже ни разу по имени не назвал. Ты обедать-то пойдешь?
– А стоит? – задумалась Серафима. – В принципе, мне хватает этой воды. Но ты прав, надо поговорить с остальными. У тебя есть еще фляжка? Давай наберем?
Тимур кивнул. Ей показалось, он хотел спросить что-то еще, но промолчал, задумчиво глядя на озеро, только рассеянно сжимал и разжимал ее руку. Она аккуратно высвободила ладонь и протянула руку за фляжкой. Как будто что-то решив для себя, он сам набрал воду:
– Пошли!
***
Ее появление в столовой было сравнимо с выходом примы на театральную сцену. А какой там творился бардак! Ели, пили, не убирали за собой и снова ели и пили, отодвинув мусор в угол.
Тимур вошел следом, и каким-то безошибочным женским чутьем она сразу отметила, что Элиза все поняла. Не обращая внимания на косые взгляды, Серафима достала пластиковые стаканы и наполнила их водой из фляжки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.