Дитя Господне

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверзтую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,

Сияло и рвалось.

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,

С забывчивостью дня.

И будет все – как будто бы под небом

И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,

И так недолго злой,

Любившей час, когда дрова в камине

Становятся золой.

Виолончель, и кавалькады в чаще,

И колокол в селе…

– Меня, такой живой и настоящей

На ласковой земле!

К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры,

Чужие и свои?! —

Я обращаюсь с требованьем веры

И с просьбой о любви.

И день и ночь, и письменно и устно:

За правду да и нет,

За то, что мне так часто – слишком грустно

И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность —

Прощение обид,

За всю мою безудержную нежность

И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,

За правду, за игру…

– Послушайте! – Еще меня любите

За то, что я умру.

Марина Цветаева, «Реквием»

Человек в поисках Бога

1

– Мишель, так держать.

– Угу.

– Откуда такие аргументы? Ты учился у дьявола?

– Дьявол учился у меня.

– Кончай хвалиться. Тебя твоя самовлюблённость в могилу сведёт, честно тебе говорю.

– Имею право. Ни одного проигранного дела за последние… Ой, я же тебе уже говорил. Слушай, сигареты не найдется?

– Нет.

– Не ври. От тебя куревом воняет. Жалко для друга?

– Какая же ты сволочь…

Мужчина вытянул из кармана пачку сигарет и раскрыл ее перед Мишелем. Он ловко подцепил пальцами одну и поймал приоткрытым ртом. Наклонился к протянутой ему зажигалке и закурил.

– Мне мать звонила. Денег просила.

– Ты дал?

– Нет.

– Не переживай об этом, Мишель. Это не твоя вина…

– Завались, ради бога. Насрать мне, где и чья вина. Представь себе, что ты лежишь на диване, страшно уставший после слушания, и в глубокой ночи тебе звонит твоя мамаша в пьяном угаре, умоляющая дать денег, потому что на выпивку нет. Тебя бы это, можно подумать, не беспокоило?

– Мишель, ты не так меня понял.

– Да катись ты.

– Какой-то ты сегодня нервный.

О, это правда. С недавних пор Мишель стал до ужаса нервным и тревожным. С недавних пор – это, конечно, ещё мягко сказано. Год, наверное, по меньшей мере.

– Ну да. Какой-то нервный. Абсолютно случайно. Интересно, почему?

Мишелю было тридцать пять. Из своих тридцати пяти лет около половины он посвятил адвокатуре, и, к слову, довольно успешно. Последние пять лет своей карьеры он не проигрывал ни одного дела.

Можно позволить себе страшную глупость подумать, что Мишель был святым. Но это, конечно, будет ошибкой.

– Мишель, кончай уже. Я все прекрасно понимаю.

У Мишеля не было цели защитить слабых или просто правых. Он вообще никого не защищал – просто развлекался, играя в свою любимую игру.

Звёзды сошлись так, что последние несколько лет Мишель защищал лишь только убийц, воров и насильников. Он не мог сказать, что это ему нравилось. Определенно нравился ему только вкус победы, всегда сопровождаемый кругленькой суммой. Деньги для него лишними не были никогда.

Безусловно, он очень любил тратить их на себя, но уже долгое время делать этого не мог. С Мишелем жила младшая сестра, которой едва исполнилось шестнадцать. Девчонке не повезло: ее мать, по совместительству бывшая и матерью Мишеля, всю беременность курила и выпивала, что вкупе с ее возрастом дало необратимые последствия. Налицо с девочкой все было прекрасно и сразу никто ничего не понял. А потом стало известно, что Мари родилась с особенностями развития. Увы, не в лучшую сторону.

– Не неси ерунды. Не дай бог тебе понимать, что я сейчас чувствую.

В свои шестнадцать умом она больше походила на семилетнего ребенка. Мишель ее любил, правда, он ее любил, но сил моральных и физических у него не хватало. Иногда он был готов повеситься, просто привязав верёвку к люстре на потолке, но спасала его только мысль о том, что сестра без него не справится. Замкнутый круг продолжался.

Жизнь у Мишеля была скучной и азартной одновременно. Но скучной, наверное, все-таки больше. И он нередко находил, чем ее приукрасить. Хотя бы немножко.

– Мишель!

Он вздрогнул. Поставил стакан с виски на стол, поднял полусонные глаза на собеседницу и немногословно поинтересовался:

– А?

Год назад Мишель развелся с любимой женой.

– Ты меня вообще слышишь?

– Конечно.

– Я так не думаю.

– Да ну.

– Тебе нужно расслабиться, Мишель.

– Джина, не начинай. Я расслаблен! Целиком и полностью.

Девушка мотнула головой.

– Нет.

Мишель широко улыбнулся и кивнул, снова поднимая стакан:

– Да.

Жену он горячо любил и души в ней не чаял еще с первого курса университета и жизнь без нее казалась ему невыносимым адом.

– Мишель…

– Чего?

Она посмотрела на него. Улыбнулась.

– Как насчёт продолжения такого прекрасного вечера?

Он не ответил.

И Мишель срывался по полной.

В половину третьего ночи дверь в квартиру открылась. Два смешавшихся в одно тела проскользнули внутрь. Мишель уже вовсю покрывал поцелуями девушку, будто видел ее не второй раз в своей жизни, а она, в свою очередь, уже блуждала руками по его спине. Мишель вдруг на секунду отшатнулся, захлопнул дверь в комнату сестры, а потом с новыми силами приложился губами к шее девушки.

Они рухнули на кровать, ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия. Мишель скинул с себя уже измученный сегодняшним вечером пиджак, а Джина осталась в одном белье. Стоило ей только потянуться к пуговицам рубашки Мишеля, как с громким звуком зазвенел ее телефон. Она дернулась как ужаленная, посмотрела на мужчину и прошептала:

– Милый, одну минуту, мой муж…

Он кивнул, не сдвинувшись с места. Джина заговорила:

– Дорогой, я на работе, никак не могу сейчас говорить… Да, понимаешь, ночная смена… Конечно, милый, возвращайся скорее! Люблю тебя, целую…

Она сбросила. Выругалась. Обернулась.

Мишель спал.

Она горестно вздохнула, посмотрела на него и застонала:

– Сука ты, Мишель…

Постояв рядом с ним с минуту, Джина укрыла его одеялом, слегка расслабила галстук на его шее и едва ощутимо провела рукой по его волосам. Оделась. Тихонько вышла сначала из комнаты, а потом и из квартиры.

Примерно так проходил случайный день из жизни Мишеля Флорана, успешного адвоката и прекрасного человека.

Утром ему было, мягко говоря, плохо. Ночные похождения не прошли бесследно: он с трудом держался на ногах и его без остановки тошнило. Но это, конечно, было большим секретом, о котором никто и никогда, кроме него самого, узнать не мог.

Первым его в таком состоянии заметила сестра, совсем не к месту проснувшаяся пораньше. Он стоял на кухне в помятой рубашке с торчащим воротником и болтающимся галстуком, на голове у него тоже творился какой-то жуткий беспорядок, который он тщетно пытался исправить руками. Девочка поинтересовалась:

– Что ты вчера делал? Почему так поздно вернулся?

– Работал, – вздохнул Мишель.

– Ты заболел?

– Нет.

– Точно?

– Точно, Мари.

Она подошла к нему и крепко обняла его. Он как-то робко обнял ее в ответ, словно боясь спугнуть.

– Мишель, – вздохнула она, прижимаясь к нему всем телом, – мне грустно без тебя. Приходи пораньше…

Он осторожно убрал ее руки с себя, погладил ее по голове и тихо вздохнул:

– Солнышко, я не могу. Понимаешь, работа – это такая вещь… Скажи, ты любишь, когда я покупаю что-нибудь вкусное?

Она кивнула. Он продолжил:

– Чтобы я мог это покупать, нам нужны деньги. А чтобы у нас были деньги…

– Ты должен работать, – ответила она, опуская глаза.

– Вот видишь, как хорошо ты все понимаешь, – улыбнулся он. – Умничка.

Об остальных тратах он учтиво промолчал. Ей об этом знать было ни к чему.

– Мари, – погладил ее по голове Мишель, – прости меня, я должен идти. Ты собирайся тоже, я тебя отведу и пойду сам.

Наспех собравшись, с горем пополам причесав волосы и позавтракав воздухом, Мишель отправился на работу. Первым, что он услышал, было:

– Фурнье тебе еще не звонил? У него большие неприятности.

Мишель расплылся в довольной улыбке и ничего не ответил.

Ближе к полудню коллега и лучший друг Мишеля, Венсан, учившийся с ним на одном курсе и работавший в соседнем кабинете, подошел к нему и процедил, склонившись над его ухом:

– Отказывайся от дела.

Мишель посмотрел на него с приподнятой бровью:

– Чего? Это мой клиент. Ты сдурел?

– Откажись, – повторил Венсан, – пока не поздно.

– Ты можешь объяснить?

– Мадлен Бертье.

– Бертье-Флоран звучало куда лучше.

– Мишель!

Тот улыбнулся. Снова уткнулся в документы.

– Напугал. Ну и что с того? Мадлен и Мадлен, больно важно это… Идет к чертям собачьим. Спасибо, что сказал, теперь я буду работать вдвое усерднее.

Мадлен Бертье-Флоран была бывшей женой Мишеля и прокурором одновременно. К слову, даже после развода она продолжила расписываться в документах двойной фамилией, не пренебрегая фамилией мужа, которую взяла при замужестве, и менять ее явно не собиралась. Мишелю об этом беспокоиться не стоило. Как и об этом знать.

Когда-то Мадлен училась вместе с Мишелем. Поначалу они просто хорошо дружили – он ухаживал за ней, а она упорно делала вид, что он ее не интересует. Потом впервые поцеловались в пустом кабинете. Чуть позже поняли, что влюблены – Мишель, конечно, понял это куда раньше, но Мадлен соизволила признаться во взаимности чувств гораздо позже. У них закрутились яркие, страстные отношения, полные любви и искренних, моментами даже детских чувств. Он любил ее, а она – его. Они обожали друг друга так сильно, что даже обвенчались, поклявшись быть вместе в горе и в радости и в болезни и в здравии, а также договорившись о том, что после смерти не расстанутся. Он обещал защищать слабых, а она хотела защищать закон. Они друг другу, если так посмотреть, прекрасно подходили, хоть закон и не имел с защитой слабых ничего общего.

Они поженились, будучи на втором курсе университета и прожили немало лет рука об руку, после чего со скандалом развелись. Дома в тот день летала посуда, дрожали стекла и отчаянно свистел на плите чайник, пока наконец не выкипел до самого дна. Мадлен его упорно не замечала за своими криками.

В их последнюю встречу Мишель гордо заявил, что она больше ничего для него не значит, а она крикнула, что он – самая большая ошибка в ее жизни, о которой она безумно жалеет. Это были последние слова, которые они подарили друг другу. Может, поэтому и болело сердце у Мишеля всякий раз, когда он вспоминал ее, любимую и драгоценную, безвозвратно потерянную…

С того дня они виделись всего один раз: в коридоре здания суда Мадлен уронила папку с документами, которую Мишель, идущий навстречу, поднял и протянул ей. В первую секунду он ее не узнал: она стала какой-то бледной, худой и взгляд ее был слишком жестким. Потом побледнел, отшатнулся, и, не сумев сохранить лицо, быстро прошел мимо. Мадлен с трудом сдержала желание броситься за ним и ушла в другую сторону, прижимая к себе папку и отчаянно внушая себе, что всегда и во всем права и о сомнениях в этом не может быть и речи.

По правде говоря, Мишель солгал о том, что присутствие Мадлен в роли обвинителя в этом деле ему ни капли не мешает. Ему мешало, и даже очень. И без того нервный, после слов Венсана он почти слетел с катушек и принялся готовиться к слушанию так, как не делал этого никогда. Если обычно он позволял себе расслабиться за бокальчиком вина вечером, то сейчас он трудился дни напролет, иногда забывая даже дышать, не говоря уже о каком-то вине.

И было ему уже как-то плевать на этого несчастного наркомана, которого он взялся защищать. Сейчас вообще как-то не до него было.

В зале суда в день слушания было шумно и людно. Мишель шум не любил и постоянно боролся с желанием просто закрыть уши руками и ничего не слышать. К сожалению, образ хорошего адвоката не включал в себя подобное поведение.

Несмотря на всю свою истеричную суету все предыдущие дни, в тот день Мишель был убийственно спокоен и вместо проверки документов сначала просто слушал музыку в наушниках в коридоре, а потом дремал, положив голову на плечо другу.

– Флоран, проснись и пой.

Мишель подскочил.

– А?

– Ты просил разбудить тебя за пятнадцать минут до начала.

– Спасибо.

– Мишель, это конфликт интересов, еще не поздно отказаться, все поймут…

– Венсан, – вздохнул Мишель, – мы с Мадлен развелись год назад, а не вчера. Мне абсолютно без разницы, кто будет на месте прокурора. Я пришел выигрывать. Остальное для меня не имеет значения.

Венсан покачал головой:

– Ты очень самоуверен, Мишель. Я бы многое тебе сказал, но не буду убивать твой настрой. Выигрывай. Но я предупреждал.

Самоуверенности Мишелю было не занимать. Она давно стала частью его личности, без которой он бы уже не был самим собой. Иногда эта часть его очень раздражала окружающих, иногда – восхищала… Нельзя было однозначно сказать, помогает она ему или мешает. Но можно было утверждать: без нее Мишеля существовать не могло.

– Давай, Мишель.

– Угу.

– Ты точно?..

– Абсолютно. Венсан, если я выигрываю – сегодня выпивка за твой счет.

– Идет.

– Все, не трать время, умывайся и беги в зал.

Венсан о Мишеле заботился больше, чем он сам о себе. Венсан всегда напоминал ему поесть, поспать, проверить наличие с собой всех необходимых документов… Когда Мишелю напрочь отшибало остатки здравого смысла, на помощь приходил Венсан.

После развода с Мадлен Мишелю пришлось тяжело. Он, до этого казавшийся сделанным из брони и железа, вдруг оказался самым обычным человеком. Он месяц ничего не делал, просто лежа на диване и разглядывая потолок изо дня в день, а потом начал как-то очень странно подшучивать на тему жизни и смерти. Тогда Венсан не на шутку испугался.

Дело заключалось в том, что в юности Мишель профессионально занимался стрельбой, и пистолет, бывший его любимым тогда, сохранился у него и до тех пор. Не очень понятно зачем именно, но Мишель периодически продлевал лицензию, хоть и не занимался стрельбой уже много лет. Венсан об этом хорошо знал, поэтому после первых же двух шуток пистолет был заботливо изъят и спрятан в надежном месте. Где именно, Мишель так и не сумел узнать. Оно и к лучшему.

Также заботливо Мишель был вытянут из болота собственных мыслей и страданий, после чего был немедленно поставлен на ноги и возвращен к жизни. Когда дело касалось Мишеля, Венсан был способен на страшные вещи. Только вслух он об этом не говорил. Не по-мужски.

– Протестую. Мэтр Флоран задает вопросы не по существу.

– Протест отклоняю. Мэтр Флоран, продолжайте.

– Вы помните, во что был одет подсудимый тем вечером?

– Нет.

– Употребляли ли вы наркотики незадолго до встречи с подсудимым?

– Да, но совсем чуть-чуть…

– Это была ваша обычная доза?

– Да, мэтр.

– Опишите, пожалуйста, ваше типичное состояние после вашей обычной дозы. Наблюдались ли у вас галлюцинации, паранойя, проблемы с концентрацией и искажение восприятия?

– Я…

– Вы дали присягу, мадам. Правду и только правду. Наблюдались ли у вас…

– Протестую! Мэтр Флоран оказывает давление на моего свидетеля.

– Протест отклонен. Мадам Бертье-Флоран, соблюдайте порядок. Мэтр Флоран, продолжайте.

– Вы утверждаете, что мой клиент – крупный дилер. Но почему, позвольте спросить, он лично передавал вам, одной покупательнице, наркотики?

– Я не знаю, он…

– Мадам, представители обвинения обещали вам какие-либо преимущества, допустим, не возбуждать дело или уменьшить срок, если вы дадите показания против моего клиента?

– Нет, нет! Нет! Нет…

– Мадам, не повышайте голос. Мэтр Флоран, у вас еще есть вопросы?

– Нет.

– Спасибо, мэтр Флоран, садитесь. Мадам Бертье-Флоран, есть ли у вас еще свидетели?

– Нет, ваша честь.

– Мэтр Флоран?..

– Я прошу вызвать Жана Дюпре, свидетеля защиты.

Суд, как и обещалось в самом начале, выдался жарким. Мадлен, униженная и растоптанная Мишелем пятнадцатью минутами раннее, отыгрывалась и на Мишеле, и на его первом свидетеле. В ее исключительно вежливых и тактичных формулировках даже глухой уловил бы нечеловеческой силы ярость. Мадлен надеялась взять реванш. У нее не вышло.

Может, слишком сильно нервничала. Может, сработала безумная подготовка Мишеля. А может, просто день плохой выдался. Всякое в жизни случается.

– Мадам Бертье, вы закончили?

– Бертье-Флоран.

– Мадам Бертье-Флоран, вы закончили?

– Да.

Мадлен была до ужасного бледна. Ее заключительная речь, в которую она вложила всю свою ледяную ярость, не смогла изменить ход процесса. И если бы Мишель не пробыл с ней в отношениях пятнадцать лет, то он, наверное, как и остальные, подумал бы, что она до чертиков напугана, в то время как ее просто разрывало изнутри от злости.

– Мэтр Флоран, вам есть, что добавить?

– Нет.

– Заседание объявляется закрытым. Суд удаляется для вынесения приговора.

Мишель аккуратно обернулся к Венсану, сидящему в зале. Поинтересовался:

– Пить будем?

Венсан молча кивнул. Мишель улыбнулся и снова сел ровно. Потом не выдержал, повернулся и снова спросил:

– А твоя жена не против?

– Нет, – качнул головой Венсан, – не против.

– А моя всегда против была. Думала, что я обязательно с кем-нибудь пересплю.

– Судя по моим наблюдениям, она была права. У тебя это прекрасно получается.

– Ты на ее стороне? Поверить не могу.

– Поверь, я всегда на твоей стороне.

– Но ты сказал, что она права.

– Так ты своей головой подумай, Мишель. Мы же не можем отрицать тот факт, что ты пьянеешь после одного глотка, а потом творишь то, что душе твоей заблагорассудится.

– Так это я сейчас. В браке я себе такого не позволял.

– Да ну.

– Честное слово! Не было у меня никого, кроме моей жены.

– И славно. Молодец.

Беседа долго не продлилась. Мишель откровенно плохо себя чувствовал, поэтому Венсан предпочел не нагружать его лишними вопросами. Около часа они просидели молча, изредка что-то друг у друга уточняя. Потом раздалось:

– Всем встать, суд идет!

Мишель поднялся, опираясь рукой на стол. Его мутило. Мадлен кинула на него какой-то странный взгляд и выпрямилась. Мишель вдруг почему-то задумался о том, что она, должно быть, очень устала после нескольких часов на каблуках и сейчас стоять ей больно. Ему вспомнилось, как раньше он всегда встречал ее после слушания и обязательно приносил удобную обувь, в которую она с охотой переобувалась и шла домой спокойно.

Это внезапное помутнение прошло довольно быстро. Как только судья попросил всех сесть, Мишель забыл о Мадлен и напрягся в ожидании приговора.

– Суд, оценив представленные доказательства, признает подсудимого невиновным в совершении…

Дальше Мишель не слушал. Приговор был вынесен оправдательный.

Мадлен вышла из зала в числе первых и с явным раздражением. Перед тем, как выйти, она окинула Мишеля презрительным взглядом и нарочито громко ударила каблуком об пол, делая первый шаг. Мишель слабо улыбнулся, поднялся и сгреб оставшиеся на столе документы в одну кучу. Поправил их, складывая в нечто, напоминающее ровную стопку, закинул в портфель и повернулся к Венсану.

– Идем?

Он кивнул.

– Иди первым, мне нужно отойти на минуту.

– Как скажешь, – пожал плечами Мишель. – Буду ждать на улице.

Он вышел из зала в коридор. Мысли путались и радости от победы почему-то не было. Она терялась за слабостью, тошнотой и головокружением, которое с каждой секундой становилось сильнее.

В нескольких метрах от себя он увидел Мадлен. Она не смотрела в его сторону. Просто молча пила уже остывший кофе из бумажного стаканчика и, очевидно, о чем-то думала. Она всегда очень много думала.

Он засмотрелся на нее. Скользнул взглядом по ее аккуратно собранным волосам, идеальной осанке, руке, на которой так хотелось увидеть привычное уже кольцо…

И рухнул на пол, ударившись головой о железные перила лестницы.

Первой обернулась, как ни странно, Мадлен. Сначала она увидела лужу алой крови, стремительно растекавшейся по полу. Потом – пепельного цвета лицо Мишеля. И думать уже не стала.

Стакан с кофе был брошен на пол. Пиджак был скинут туда же. Она бросилась к Мишелю, села на колени и почти мгновенно прижала ладонь к ране. Кровь не остановилась, но потекла заметно медленнее. Мадлен, забыв о своем напускном спокойствии, закричала, едва не срывая голос:

– Помогите! Вызовите скорую, человеку плохо!

Венсан появился в коридоре на крики Мадлен и на секунду застыл в оцепенении. Не каждый день доводится увидеть подобного рода картину.

– Мэтр Готье, – воскликнула Мадлен, – помогите! Не стойте там, помогайте! Мэтр Венсан Готье, вы вообще меня слышите? Вызывайте скорую, мужчина, тридцать пять лет, травма головы, повреждена артерия… И дайте, дайте что-нибудь, ткань, платок, галстук… Да, пожалуй, галстук подойдет. Дайте, срочно!

Венсан подбежал к ней, попутно снимая с шеи галстук. Протянул его Мадлен, достал из кармана телефон и набрал номер, отходя в сторону.

Мишель вдруг пошевелился. Мадлен полегчало. Он слегка приоткрыл глаза, застонал от боли и уставился на до жути испуганную блондинку, смотрящую на него сверху. Пробормотал:

– Я что, умер?

– Было бы славно, но нет, – вздохнула Мадлен, поправляя ему волосы свободной рукой. – Лежи и не двигайся.

– Вы очень похожи на мою жену, – заметил он.

– Бывшую жену, – поправила Мадлен. – Красивая она у вас?

– Очень.

– Красивее меня? – поинтересовалась она.

– Она, – прошептал он с закрывающимися глазами, – красивее всех женщин в мире.

2

– Мадам…

– Венсан, мы можем обойтись без этого цирка?

– Да, Мадлен.

– Что ты хотел спросить?

– Мари. Что будем делать? Сегодня Мишель домой не вернется. Ты же помнишь…

– Я помню. А у нас много вариантов? Ты пойдешь к ней.

Венсан ахнул.

– А почему не ты?

– Венсан, ребенок меня год не видел. Зачем шокировать ее лишний раз? Она и без того понервничает.

– Поверить не могу. А ты Мишеля подушкой не придушишь, пока меня не будет?

– Если он будет молчать, то его шансы на выживание значительно возрастут.

– Побереги его, пожалуйста. Даже если ненавидишь. Он мне еще нужен.

– А кто сказал, что я его ненавижу? Это он такую чепуху несет? Я-то? Ненавижу? Убить мало, Господи… Я этому идиоту хоть раз говорила, что я его ненавижу? Ненавижу, а как же… Чтоб тебя… И как меня угораздило за него замуж выйти… Тупица, идиот…

– Не надо так грубо.

– А тебе не пора?

– Пора. Позвони, как очнется. Ты точно будешь в порядке?

– Ты думаешь, я при виде бывшего мужа в обморок падаю? Я буду в порядке, можешь не переживать. Переживай за Мишеля. Вдруг меня второй раз за день увидит и сердце не выдержит?

– Оставляю вас вдвоем. Очень надеюсь, что обойдется без кровопролития. Мадлен, тебе переодеться не нужно? Ты вся в его крови. И обувь…