Я вам всю правду скажу

– Надо было у нее остаться. Добрая тетка. – вставлял Сеня.

– Мы же не от холода-голода убегали, а от немцев, – в который раз терпеливо напоминала бабка.

Их анабасис прервался ненадолго в Липецкой области, в распавшемся полупустом колхозе.

Председатель колхоза, единственный в деревне стоявший на ногах мужчина, позволил двум истощенным, оборванным и дошедшим до полного отчаяния девочкам ночевать в коровнике. В грязи, но в тепле – пар от навоза согревал сарай.

Доярки временым постоялицам коровника не обрадовались, набросились на председателя.

– Лукич, они ж цыганки. Вона черные какие.

– А хоть и цыганки. Не жалко девчат, что ли?

– Коров нам попортят, покрадут чего.

– Позапирайте свое добро, коли боитесь. Да чего у вас красть, бабоньки?

– А смердят!.. – зажимала нос и отворачивалась доярка Клавдя.

– Мы не цыганки, – решилась возразить Либа.

– А кто ж тогда? Татарки?

– Еврейки.

– Хрен редьки не слаще! – ударила себя по бедрам Клавдя. – Нехристи, иудино семя!

– Раз еврейки, то надолго у нас не задержатся, – успокоил доярок председатель, – дальше от немца побегут. Денек-другой, я думаю, им здесь можно дух перевести, пока наши оборону держат.

Либа с Басей не стали дожидаться дойки: едва войдя в коровник, припали голодными ртами к коровьим соскам, пили, захлебываясь, теплое молоко.

– Баська, смотри мне: сразу много не пей – кишки завернутся. Десять глотков – и баста. Через час еще попьешь.

Басю тут же сморило, она так и уснула, привалившись к коровьей ноге. Буренка стояла смирно, будто боялась разбудить доверившегося ей человеческого теленка.

Либа обстоятельно осмотрела сарай и занялась устройством ночлега. Сгребла навоз в кучу, набросала на него слои сена и улеглась поверх, навалив на себя еще порцию сена. Уснула в тепле в секунду.

– Баб, как ты могла спать на навозе? Там же вонь, глисты. А мне воду некипяченую пить не позволяешь. Руки заставляешь мыть…

Рано утром Клавдя принесла в коровник мотки серой домашней шерсти и костяные спицы. Про-ворчала сердито, глядя мимо девочек:

– Что валяетесь без дела, лежебоки? Вяжите себе теплые носки, не то поморозите ноги вконец, а там уж до антонова огня недалече.

Позже председатель Лукич отвел Либу с Басей к своей жене.

– Кать, отмой их да закутай во что-нить: сил моих нет на эти косточки глядеть. И колтуны обстриги – ну чисто овцы, а не девчата.

Доярки собрали с миру по нитке: кто мешок рогожный отдал – юбку смастерить, кто мужнину латанную рубаху не пожалел. Всем миром приодели побирушек. Самым ценным подарком были резиновые галоши от председателя. Ничего, что велики, даже хорошо: много соломы можно внутрь для утепления натолкать. А чтоб не спадали – веревочкой подвязать. Красота!

– Вот почему ты, Баб, никогда не простужаешься. Закалилась.

– Ох, Шимке, после той зимы меня уже никаким холодом не заморозить, никаким голодом не заморить.

– Ступайте, девчата, на Тамбов. – напутствовал Лукич. – Сперва чуток на юг, к Казинке. После

Казинки – Грязи. Матыра19 уже встала, в Грязях ее можно ночью по льду перейти на Кочетовку. Местные покажут, где лед надежный. На мост, глядите, не суйтесь – немец мост с самолетов простреливает. А от Кочетовки уже напрямик на восток до самого Тамбова. В лес нигде не сворачивайте, держитесь ближе к дороге: леса у нас по зимнему времени опасные – волков полно.

19 Матыра – река в Тамбовской и Липецкой областях.

* * *

До двенадцати лет Сеня всю муру эту рабиновичскую мало того что ежегодно выслушивал и вникал, он еще и сочувствовал как дурак. Кроме разбитых коленок маленького Шимки и стертых ног Либы и Баси, ему и юный Бенчик был небезразличен – может оттого, что как-то раз подумалось: не случись войны, Либа вышла бы скорее всего за того Бенчика замуж, и стал бы он Сенькиным дедом вместо Фимы.