- -
- 100%
- +

ВАСИЛИЙ ЛИФИНСКИЙ
ЛИТЕРАТУРНЫЙ СЕКС
статьи и рассказы
Графомания — это «секс по телефону», от которого дети у Литературы не рождаются.
В. М. Лифинский
От
автора
В декабре 2023 г. на литпортале, находящемся под эгидой Российского союза писателей, я под псевдонимом опубликовал ряд своих статей (большей частью посвящённых проблемам «нашего?», в меньшей – «золотого» и «серебряного» веков русской литературы), предварительно предупредив читателей, что на портале долго не задержусь (обещание я выполнил, – тем удивительнее статистика – см. ниже).
При регистрации в личном кабинете написал (возможно, кому-то небезынтересно будет это прочитать): «Кратко о себе: я трижды женат. Первый раз женился на поэзии – разведён, второй раз на прозе – разведён, в настоящее время женат на литературной критике, но честно признаюсь, близок к разводу. Из стихотворцев безумно обожаю творчество поэта Никчёмного за то, что он не написал ни одной поэмы и ни одного четверостишья. Также я большой поклонник писателя Пустомели, не издавшего ни одной книги.
Мой «кипящей младости кумир» (А. С. Пушкин) нобелевская «лауреатка» Светлана Алексиевич, особенно мне нравится её шедевр «Меч и пламя революции» (см. Журнал «Неман» № 9 за 1977 г.): «И все вещи: письменный прибор из рабочего кабинета Феликса Эдмундовича, его телефон, книги, фотографии, письма – вдруг обрели для меня глубокий человеческий смысл. Ловлю себя на мысли, что мне всё время хочется цитировать самого Дзержинского. Когда у меня вырастет сын, мы обязательно приедем на эту землю вместе, чтобы поклониться неумирающему духу того, чьё имя – Феликс Эдмундович Дзержинский – «меч и пламя» пролетарской революции».
Этот пронзительный текст сразил наповал Нобелевский комитет, который счёл недостойными премии таких писателей, как Марк Твен, Лев Толстой, Герберт Уэллс, Теодор Драйзер, С. Моэм, М. Горький, В. Набоков, К. Паустовский, М. Пруст, К. Бальмонт, Д. Мережковский, И. Шмелев, Хорхе Луис Борхес, Г. Ибсен, Умберто Эко и др., но устоять «нобельчанам» перед непревзойдённым талантом журналиста «Сельской газеты» Алексиевич-Дзержинской (?) было выше их сил. Как тут не снять перед ними шляпу?!»
А теперь позвольте процитировать своё письмо в адрес «Службы технической поддержки», которое я отправил через экспертную систему портала Проза.ру: «Уважаемая редакция! В моём личном кабинете автора ежедневно на протяжении года в статистике отражается множество безымянных читателей одной и той же статьи (Литературный секс), хотя её давно уже никто не читает. Видимо, произошёл какой-то технический сбой. Поправьте, пожалуйста, статистику. Если нет читателей, то и статистика должна быть нулевой. Откуда берётся такое огромное количество безымянных читателей из Яндекса и Google, ежедневно посещающих мою страничку в личном кабинете? С уважением, автор Проза.ру».
Цитирую ответ, который меня несказанно удивил и озадачил (привожу его дословно, орфография и пунктуация сохранены): «Здравствуйте, уважаемый автор, Ваше обращение рассмотрено службой поддержки портала Проза.ру: Это не сбой. Неизвестные читатели – это пользователи сети интернет, не зарегистрированные на нашем сервере в качестве авторов. Если кто-то другой разместит ссылку на Ваше произведение на другом сайте, то вполне вероятно, что будут приходить и читать его множество неизвестных читателей. Возможно, кто-то из них зарегистрируется, чтобы написать Вам рецензию, и станет впоследствии автором портала. Кроме того, как неизвестные читатели отображаются роботы поисковых машин (!)1, которые осуществляют индексацию текстов. Благодаря этому Ваши произведения появляются в поисковиках и к Вам начинают приходить в большом количестве новые читатели».
Как объяснить этот странный феномен и столь удивительную статистику? На каждую сотню читателей статьи «Литературный секс» приходится два-три читателя других моих работ, которые, на мой взгляд, интереснее и лучше написаны. Радует лишь то, что «роботы поисковых машин» интересуются только статьями о литературном сексе и не интересуются (трижды перекрестимся!!!), другими видами секса, судя по тому, что не пристают пока ещё к прохожим на улице. Надеюсь, теперь не надо объяснять, почему так «странно» названа книга? Это не столько её заглавие, сколько аллегория на древнегреческое предостережение: «Timeo Danaos et dona ferentes» – «Бойтесь роботов, секс обожающих».
А если рассуждать серьёзно, без иронии, юмора и эпатажа, то вряд ли было бы разумно называть книгу по-другому, поскольку одноимённая статья (судя по впечатляющей статистике), так популярна у большинства читателей, интересующихся Литературой, а не её подобием.
P. S. Признаюсь, первоначально я называл свою работу «Трах (или крах?) литературы», но из-за 10 пункта упомянутой выше статьи изменил заголовок, чтобы не нарушить «Закон непротиворечивости», согласно которому название и содержание текста должны соответствовать друг другу.
В. М. Лифинский
1 – прим. автора
Писательские
заборы
Выражай смертными словами
бессмертные вещи.
Лукреций
Нужно усилие для всякого воздержания, но из всех таких усилий самое трудное — это усилие воздержания языка. Оно же и самое нужное.
Л. Н. Толстой
Чувство меры в искусстве — всё.
Анатоль Франс
Культурная жизнь России в последние десятилетия, после наложения запретов на запреты, подверглась засилью не только эротики и порнографии, не только нецензурной лексики, но и экспансии сомнительного качества фильмов, газет, книг, художественная ценность которых, в лучшем случае, вызывает одно лишь недоумение.
Даже некоторые наши известные деятели культуры не смогли в этом нахлынувшем потоке плевел отделить ценные зерна и, назовем вещи своими именами, просто растерялись. Хорошо помню выступление С. Говорухина в Государственной Думе и его негодование по поводу опубликования «Луки» И. Баркова. Хочу сразу расставить все точки над «i» и подчеркнуть, что речь пойдет не о содержании того или иного известного сочинения (понимая, что без этого не обойтись), а о целесообразности публикации спорных произведений и о внутренней цензуре в частности.
Одним из главных аргументов, который привел известный режиссёр, был довод, что до настоящего времени на протяжении сотни лет никому в голову не приходила мысль вот так, запросто, без всяких многоточий, рубануть эротическую правду-матку на страницах уважаемых изданий.
Надо отметить, что сама поэма не произвела переполоха в литературной среде (думаю, многие не только о ней слышали, но знали даже, возможно, наизусть, как автор этих строк – говорю без хвастовства и покаяния). И, разумеется, факт публикации не остался незамеченным литературоведами и простыми читателями. «Что в этой поэме запретного и эпатажного?» – удивятся противники всяких запретов и любители острых эротических блюд.
Позвольте возразить, – это не самый главный вопрос. На мой взгляд, значительно важнее решить, как далеко мы готовы пойти, продвигая «барковиану» до самых до окраин? Согласны ли мы или наше общество во всём её культурном, возрастном, этническом и религиозном многообразии читать пародию на «Точильщика» Н. П. Николева с первыми двумя буквами «Др» в заглавии, готовы ли наши дамы и девушки умиляться и восторженно приветствовать «есенинские» (?) стихи Анакреона Клубничкина, что скажут любители Лермонтова, прочитав эротическую поэму- подражание «Демон»?
А как вам покажется мастерски и филигранно переделанная под Гомера «Бл…, или Троянская война» и «трогательный» юмор в трагедии «Король Бардак Пятый»?
В своих воспоминаниях Л. Шуберт утверждал, что даже актрисы, надо думать, не из «деликатного» высшего сословия, отказывались от роли Софьи в комедии со слегка изменённым текстом «Горе от ума», считая эту роль вульгарной.
Список подобных выдающихся (без кавычек) произведений можно продолжить: «Григорий Орлов – любовник Екатерины», «Сказка о попе Вавиле, о его жене Нениле», «К старым бл…», «Пров Фомич», «Чем я мужу не жена»… Конечно, все мы понимаем, что не было бы столько эротических сцен и многоточий вместо слов и строк у Пушкина в его поэтических трудах, если бы не то огромное влияние, которое оказала на него фривольная поэзия Баркова и «оды» других «непристойных» стихотворцев.
Исследователи творчества наших классиков и самому Александру Сергеевичу приписывают ряд монументальных эротических произведений (назовем только одну балладу «Тень Баркова»). Грешили написанием «барковианы» П. С. Потемкин, В. А. Озеров, Н. П. Николев (см. выше стр. 9), П. В. Шумахер (последнего «подозревают» даже в авторстве «Луки»). Но, у кого из критиков повернётся язык назвать работы этих известных литераторов похабной «заборной» поэзией и прозой?
А что происходит в литературной среде в наше время? Давайте прислушаемся к словам поэта Андрея Вознесенского: «Вспоминаю Баркова – учителя Пушкина, которого у нас считают порнографом. Но в сравнении с тем, что происходит сейчас, это идиллическая, целомудренная порнография… У нас никто не понимает, что Барков – это учитель Пушкина». На мой взгляд, если говорить только об «эротической» поэзии, то тогда стоит признать, что Александр Сергеевич так и не смог превзойти своего учителя («Лука» популярнее и, если хотите, посильнее «Гавриилиады» Пушкина).
Но многие известные литературоведы сомневаются, что поэма «Лука» принадлежит перу И. С. Баркова и написана в период с 1750 по 1768 год, то есть в период расцвета творчества И. С. Баркова вплоть до его смерти. Некоторые исследователи, такие как П. Н. Берков, К. Ф. Тарановский, не исключают, что автором «Луки» мог быть брат Пушкина – Лев Сергеевич.
Хорошо помню, с каким трудом в советское время в Питере мне удалось достать копию письма запорожских казаков на милую нам сейчас «туретчину» и рукописную копию текста «Луки». Каково же было мое удивление, когда спустя многие годы, я прочёл печатный вариант, так «прославленный» в Государственной Думе, и этот вариант «Луки» значительно отличался от варианта моих знакомых «историков» с берегов Невы. Через какое множество рук за два столетия прошла копия эротической классики, переписываемая из поколения в поколение, чтобы дойти до наших дней в столь изменённом виде? Поистине: рукописи не горят! И только всенародная любовь к Ивану Баркову и его «Луке» на протяжении стольких лет смогла сберечь удивительную поэму. Но как этого не смог разглядеть депутат Говорухин?
Из письма А. С. Пушкина П. А. Вяземскому: «Я желал бы оставить русскому языку некоторую библейскую похабность. Я не люблю видеть в первобытном нашем языке следы европейского жеманства и французской утончённости. Грубость и простота ему более пристали».
Вот мы подошли к одному из главных вопросов. Так запрещать или разрешать столь уважаемые тексты? «Быть или не быть», читать или не читать, печатать или не печатать? Эти вопросы в наше время также актуальны, если не больше, как и во времена Шекспира.
А где логика и трезвый расчет? Если запретить (не дай Бог – сжечь?!), тогда как узнать всё то, без чего русская культура и словесность не будет полной и многогранной? С этим, думаю, трудно поспорить любому полемисту. Для себя я давно нашел ответ, посещая наши знаменитые музеи и библиотеки. Не все экспонаты надо выставлять на всеобщее обозрение в залах, и не потому, что в них мало места. Некоторые шедевры, как кому-то не покажется это странным и противоречивым, надо держать в запасниках.
От классиков давайте перейдем к нашим современникам. Как многие из нас хотели бы, чтобы была только одна «живая вода» и только писатели и поэты, вдохновляющие людей своим замечательным творчеством на «вечное, доброе, светлое». Но, одного только «светлого» в литературе не дождутся, видимо, в будущем и наши потомки.
Можно предположить, что все «лучезарные» авторы – мечтатели, утописты и идеалисты, пытающиеся нас поселить в волшебном «Городе солнца». Но их «порыв» хотя бы понятен и, на мой взгляд, благороден. А какую цель преследуют те «творцы», составители шокирующих сенсаций «ниже пояса» или продолжатели дела несмышлёных молодых подростков и взрослых пьяных юмористов, выплёскивающих свое «вдохновение» на заборах?
Никто не спорит, что в этой народной «живописи» присутствуют, иногда, уникальные полотна (опять пишу без кавычек), и некоторым из этой пишущей братии, включая писателей, не занимать таланта. Блистательно, очень интеллигентно и с тонким юмором тема «крепких слов», на мой взгляд, изложена в рассказе Л. Соболева «Индивидуальный подход».
Чтобы быть до конца искренним и беспристрастным, необходимо сказать, что если в России соответствующие надписи на стенах и заборах, мягко говоря, воспринимаются неоднозначно, то количество противников ненормативной лексики, когда мы бываем за границей и слышим «родные крепкие выражения» из уст иностранцев, учившихся когда-то в наших вузах, значительно уменьшается.
Мало того, выскажу совсем «крамольную» мысль, что многих «руссо туристо» охватывает некая гордость за наш поистине могучий и, несомненно, интернациональный в этом качестве, язык. Вот такое раздвоение личности зависимости от нашего местопребывания. Вспомним знаменитое «Письмо к другу» (Ивану Бортнику) Владимира Высоцкого:
Проникновенье наше по планете,
Особенно заметно вдалеке:
В общественном парижском туалете
Есть надписи на русском языке!
Стоит ли всю эту правдивую «заборно-туалетную» или подобную «культуру», какая бы она выдающаяся не была, выплескивать на страницах уважаемых печатных изданий? Еще один важный парадокс: как быть с нецензурными словами и текстами, если сама цензура приказала долго жить? На нет и суда нет?
Интересна, на мой взгляд, и несомненно, справедлива точка зрения по этому вопросу, высказанная Екатериной Великой: «Бранные слова оскорбляют те уста, из которых исходят, столько же, сколько уши, в которые входят».
На одном из литпорталов, в порыве полемики и в качестве доказательства, не замечая того, что таким образом невольно «пропагандирую» и «рекламирую» то, против чего выступаю, я вбросил возмутительные и шокирующие отрывки из опубликованных произведений, которые, думаю, в конечном итоге никого не удивили.
Да и вряд ли любого читателя, ежедневно бороздящего безбрежный интернетовский океан, можно эпатировать скандальными текстами. Что делать, если написано так, как и не снилось пьяному сапожнику, если совсем «ни в какие ворота не лезет»?
Может в этом случае тексты про то, что «ниже пояса» было бы логично туда же и отправлять? Разве безобразное и отвратительное лучше или хуже похабного? Разве некоторые «произведения» без намека на эротику не бывают вульгарными? А что делать, когда тексты просто примитивные, несуразные или абсурдные?
В этой статье я попытался глазами простого читателя посмотреть на совсем крохотный кусочек огромного пласта под названием «поэзия», быстро продвигаясь от поэтического Олимпа (Барков, Пушкин…) к самому подножью, и взглянуть одним глазком на странную и не совсем понятную мне «песенную поэзию». Согласитесь, что содружество строки с нотой иногда приводит к поразительному, если не потрясающему результату. Замечательные стихи известных поэтов всегда приковывали внимание талантливых композиторов. Возможно, именно поэтому в любимых песнях тексты звучат сильнее и музыкальнее, а мелодия – поэтичнее?
А что исполняли солисты в наше перестроечное время и продолжает исполнять сейчас? Зачастую, музыка звучит значительно лучше, чем «стихи», если беспорядочный набор нелепых рифмованных слов так можно назвать. Давайте рассмотрим только «безобидный фольклор», начиная с самых простецких песенных шлягеров недавнего прошлого:
Я за фунты, за франки, за кроны ли
Не поеду потеть за бугром.
Выдавайте зарплату патронами,
Что почём – разберёмся потом!
Удивительно, но фраза «выдавайте зарплату патронами» стала крылатой, вошла в обиход и часто использовалась впоследствии другими авторами.
Следующая песня с «поэтическим» названием «Два кусо-че-ка колбаски» (радует, что не «Два ста-кан-чи-ка водочки» и не «Две таб-ле-точ-ки марафетика») произвела фурор не только среди молодежи, но и восхитила боссов ТВ, судя по тому, что на протяжении долгого времени часто гремела с телевизионных экранов:
Два ку-со-че-ка колбаски
У тебя лежали на столе…
Не менее «волшебно» звучит имя главного героя в одноимённой «песне»: «…уси-пуси-муси-муси…» Немного странноватое имя у «миленького», но, надо признать, завораживает и возбуждает («я дрожу, я вся во вкусе»). В целом – фантастика! Пять баллов по пятидебильной шкале.
…уси-пуси-муси-муси,
миленький мой,
я дрожу, я вся во вкусе,
рядом с тобой…
Или, например: «Я беременна – это временно…»
«У меня мурашки от моей Наташки…»
«Зайка моя, я твой зайчик…»
Вот ещё одна, очень популярная бесхитростная и безобидная песня-вопрос:
Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо? Может, дам, может, дам, чё ты хошь…
Из песен также можно узнать, за что надо держаться, чтобы не упасть, например, «… твоя талия – поручни любви».
А как обстоят дела у наших классиков? Бывают ли у них «спорные» тексты? Давайте посмотрим: «Что ж ты, милая, смотришь искоса, / Низко голову наклоня?» В свое время, очень популярный певец Марк Бернес, которого авторы хотели видеть первым исполнителем «Подмосковных вечеров», из-за этих стихов наотрез отказался исполнять песню, которая к тому же ещё «слышится и не слышится».
Понятно, что этот вопрос в песне задает не требовательный подмосковный окулист, понятно, что «милая» смотрит не в замочную скважину, «низко голову наклоня», как понятно и то, что именитым (и не очень именитым) поэтам надо быть более требовательными к своему творчеству.
А теперь давайте вернемся к нашим «заборам». Никто не призывает бороться с лубком, напрочь искоренить шутовство, примитивизм, полностью запретить «валять Ваньку», приколы и рифмованное сквернословие. Но неужели трудно понять, что вульгарная халтура, как бы она не маскировалась, не приукрашивалась и не называлась, никогда не превратится в «белого лебедя», а «гадкой» уж точно останется по гроб.
Думаю, что поэта или прозаика, как и простого смертного, надо встречать по одёжке, особенно, когда он «виртуально гуляет» по страницам литературных порталов в домашних тапочках и семейных, простите, трусах, тем более, без них. Публичность подразумевает также соблюдение неких морально-этических норм и правил приличия. Почему бы им не следовать?
И ещё один «маленький» вопрос для всех поэтов. Ведь всем известно, что в России поэт больше (а не меньше), чем поэт. Почему нельзя быть просто поэтом? Настоящим русским поэтом, если не по масштабу, то хотя бы по позиции, как Николай Гумелев, который твердо и смело, со всей прямотой заявил о своем таланте: «Высокое косноязычье / Тебе даруется, поэт».
Всего пять слов, а как много сказано…
Но, немало ещё в нашей поэзии и прозе таких авторов, о которых русский историк В. О. Ключевский говорил: «Есть люди, которые умеют говорить, но не умеют ничего сказать. Это ветряные мельницы, которые вечно машут крыльями, но никогда не летают».
Интернет бесцеремонно ворвался в каждый дом, поколебал в нас прежнее уважение к книгам и нагло исковеркал расписание «свободного» времени теперь уже бывшего книголюба. Столь противоречивого явления в нашей жизни ещё не было. Какими только эпитетами не награждают «липкую» паутину, называя её то «всемирной помойкой», то «самым гениальным изобретением человечества».
Как бы многое не давал нам интернет, но и многое он отнял из нашего прошлого и настоящего, хотя, по большому счёту, все мы прекрасно понимаем, что любое изобретение от бумеранга до интернета нейтрально по своей сути. Всё зависит от того, в какие руки и головы попадают результаты последних достижений науки.
И, тем не менее, нам есть, чему поучится у давно ушедших классиков, особенно, бережному отношению к русскому языку. Знаменитой цитатой М. В. Ломоносова открывается наша «Российская грамматика»: «Карл V, римский император, говаривал, что испанским языком с Богом, французским с друзьями, немецким с неприятелями, итальянским с женским полом говорить прилично.
Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно. Ибо нашел бы в нём великолепие испанскаго, живость французскаго, крепость немецкаго, нежность итальянскаго, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческаго и латинскаго языка. Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики».
К. Паустовский два века спустя пишет: «Нет таких звуков, красок, образов мыслей – сложных и простых, для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения».
Открывать или не открывать ящик Пандоры – каждый решает сам, но открывший его, не сможет больше закрыть, как бы он не старался. Если раньше мы что-то искали в книжных магазинах месяцами или годами, то сейчас на это уходят минуты. Но, при этом одновременно хлынул такой поток ядовитой «мертвой воды» и заборно-туалетной «культуры», что литературное «ЖКХ» (Журнально- Книжное-Хозяйство) не успевает отправлять эти потоки в «очистные», да простят меня высокие начальники, редакторские сооружения.
Не верите? Попробуйте опубликовать свое совершенно невинное, пусть и несколько «капризное детище» в некоторых СМИ без предварительной цензуры! «Какая цензура? Просто в наш журнал мы никого не пускаем в грязной обуви. Возможно, где-то цензура и есть у кого-то, а в нашем журнале – предварительный просмотр!»
Как на столь острую тему не попытаться сказать несколько слов и поразмышлять о цензуре? Не о той цензуре, о которой рассуждают и спорят, начиная с пятого века нашей эры, когда католическая церковь, возглавляемая папой римским Геласием I, запретила целый ряд книг. Не о предварительной цензуре в России, созданной по указу Петра I от 1720 года. Не о цензуре 1884 г., когда впервые в России цензоры провели «чистку» библиотек, и если считали книгу и её содержание недопустимым, рукопись сжигали. Не о цензуре в наше время, а о цензуре, которая всегда с автором, – о внутренней цензуре или самоцензуре.
В недалеком прошлом Общественная палата РФ подняла проблему свободы слова в СМИ и объявила о разработке в нашей стране хартии журналистов. Было провозглашено, что некий свод морально-этических норм поведения журналиста должен стать элементом самоцензуры.
От себя лишь добавлю, что писать Хартии (как и всё на букву «Х») у нас в стране умеют, а вот с соблюдением морально-этических норм не просто проблема, а самая настоящая катастрофа. Понимаю, что вопрос о цензуре не только политический, философский, но и морально-нравственный, идеологический, религиозный. Не берусь на столь сложный вопрос отвечать, так как не являюсь экспертом в данной области, но и молчать не имею права. Молчание и равнодушие в то время, когда надо говорить или кричать, приводит к непоправимым бедам и трагедиям. Не сомневаюсь, что внутренняя цензура должна быть у каждого, кто взял в руки мел, уголек, краски, клавиатуру, ноты, микрофон, ручку… Но, признаюсь, у меня нет уверенности в том, что «самоцензор» будет беспристрастным, неподкупным и справедливым судьей, что он не пойдет на поводу у автора, то есть у самого себя. А что делать, если автор и «самоцензор», прошу прощение, два сапога пара или того хуже, когда автор (он) и цензура (она) – «одна сатана»?
Авторам музыкальных и литературных произведений, а также их почитателям позвольте задать всего два вопроса, один из которых несколько лет назад прозвучал (как и ответ на него) в статье «Самоцензура» («Neue Zurcher Zeitung»):
«В берлинском оперном театре Deutsche Oper из репертуара была исключена одна из «постановок». Зрители не смогут больше увидеть оперу Моцарта «Идоменей», рассказывающую о силе богов и человеческой любви… Предполагаемым камнем преткновения стал очень «смелый» режиссерский ход в эпилоге: по замыслу постановщика, Идоменей, царь Крита, выносит на сцену отрубленные головы Иисуса, Будды и Мухаммеда.
Это заявление директора знаменитого берлинского музыкального театра «Дойче Опер» Кирстен Хармс взбудоражило всю общественность в Германии. Деятели искусства, интеллигенция, а также многие политики расценили решение Хармс как унизительное, и называют её поступок даже сумасшествием. И они по-своему правы. Поскольку… нет ничего важнее, чем свобода искусства».




