Время библиомантов. Начало пути

Глава пятая

– Он снова за это взялся!

Фурия едва успела отодвинуть в сторону чернильницу, как Пип забрался на письменный стол и уставился в окно на ночной двор, прижавшись к стеклу лицом и руками.

– Твой грим! – крикнула Фурия и потянула брата за пижаму, но на стекле уже отпечатались жирные следы, красные и белые.

– Ах, Пип…

– Ты только посмотри!

– У меня нет ни малейшего желания наблюдать за дурацкими представлениями Сандерленда!

– И вовсе это не представления!

Чтобы брат наконец оставил её в покое, Фурия тоже залезла на стол и присела на подоконник рядом с ним. Ей пришлось полностью опереться на левую ногу, потому что правая до сих пор болела.

У входа в резиденцию был один-единственный фонарь. Его свет отражался от «роллс-ройса». Автомобиль был припаркован у самого дома, все дверцы широко открыты, но «роллс-ройс» стоял так, что Фурия с Пипом не могли увидеть, что там внутри.

Была почти полночь, но Сандерленд до сих пор был одет в свою тёмную шофёрскую форму и фуражку. Он был огромного роста, крупный и крепко сбитый, как воскресный завсегдатай сельских пивных. Когда Фурия сидела позади него в машине, ей всегда казалось, что плечи его шире, чем водительское кресло, а лицо мало чем отличалось от каменных статуй, украшавших могильные плиты за часовней. Широкоскулый, с острым подбородком, он почти никогда не хмурился. Волосы на совершенно седой голове Сандерленда отливали алюминиевым блеском, хотя ему было лишь немногим больше сорока. И днём и ночью он ходил в солнцезащитных очках. В те редкие моменты, когда Фурии доводилось увидеть его маленькие глаза, они напоминали девочке острые льдинки.

– Он нас заметил, – сказал Пип.

– Конечно. Именно поэтому он и затеял весь этот спектакль.

Сандерленд действительно бросил взгляд из-под козырька наверх, на окно, слегка поклонился и исчез под поднятой крышкой багажника.

Пять лет назад отец Фурии дал объявление в местную газету о том, что ищет водителя. Сначала большинство поездок совершал Вэкфорд, но однажды вечером в самом центре Уинчкомба его задержала полиция – практически в полёте, – с такой сумасшедшей скоростью неслась его машина. Полиция забрала у Вэкфорда водительские права, оставив ему не слишком много шансов получить их обратно.

На объявление Тиберия откликнулись трое, и Сандерленд был единственным, кто приехал на собственном автомобиле. Этот «роллс-ройс» ещё долго удивлял окрестных фермеров, которые неустанно посылали отцу счета, и те безнадёжно складывались в штабеля на его письменном столе. Тот, кто ездит на такой машине, рано или поздно всё-таки оплатит свои долги. Сандерленд согласился работать за небольшое жалованье и самостоятельно содержать автомобиль, а за это Тиберий предоставил ему кров и еду. Отцу Фурии понадобилось некоторое время, прежде чем он убедился, что его водитель не является агентом Академии – библиомантом он не был, это очевидно. Постепенно Тиберий понял, что Сандерленду можно доверять.

Водитель поселился в сторожке у ворот резиденции. Он не гнушался никакой работой, например сегодня целый день перетаскивал старинную мебель, чтобы на следующее утро выставить её на улицу и продать. Если, конечно, кто-то проедет по этой пустынной просёлочной дороге, пролегающей через долину.

– Вот! – крикнул Пип. – Снова начинается!

Из открытого багажника дорогого автомобиля на гравийную дорожку падал свет. Тень водителя таинственно растягивалась от входной двери до кустов, словно привидение.

Прежде чем приступить к работе у Ферфаксов, Сандерленд выдвинул одно-единственное, но довольно странное условие – никому не разрешалось открывать багажник его автомобиля.

Покупки и крупные предметы перевозились исключительно на заднем сиденье «роллс-ройса». Если кто и открывал крышку багажника, так только сам Сандерленд. Он утверждал, что там внутри – особенный мир, бесконечный космос, удивительный и опасный.

Какие же, интересно, опасности могли там таиться?

Фурия считала его рассказы глупой выдумкой, но даже её отец смирился с таким ограничением и смущённо улыбался каждый раз, когда речь заходила о багажнике. Тиберий Ферфакс беспрекословно терпел причуды своего водителя. Сандерленд был непоколебим.

Иногда он всё же приоткрывал перед детьми свою миниатюрную вселенную.

Фурия, стараясь не показаться слишком уж любопытной, спросила:

– И сколько времени он уже этим занят?

– Пару минут, – сказал Пип.

Сандерленд отошёл от автомобиля на несколько шагов и скрестил руки на груди. В луче света, бившего из багажника, возникла белая фигура в костюме космонавта, который держал в руке верёвку, привязанную к ошейнику слона. Фурия отдала бы что угодно, лишь бы узнать, как именно этот зверь уместился в багажнике «роллс-ройса». Космонавт и слон ровным шагом удалились, оставляя в воздухе шлейф из серебряной пыли. Пип восторженно захлопал в ладоши, а Фурия вздохнула и отошла от окна.

– Ух ты! – закричал Пип. – Это было замечательно!

– Но это всего лишь глупая иллюзия.

Ну сколько можно объяснять ему, что к чему? С таким же успехом она могла бы поговорить со стенкой.

– Это просто фокус, как с кроликом, которого достают из шляпы. Некоторые пользуются шляпами, а Сандерленд – своим багажником.

Пип смерил сестру презрительным взглядом. Было совершенно ясно: с её мнением он не согласен. Целая вселенная! – читалось в его восторженном взгляде. Пип снова уставился в окно: там космонавт как раз заводил слона в ближайший лес. Как и всегда, найти какие-нибудь следы чудес Сандерленда потом будет невозможно. У Фурии имелась своя теория по поводу причудливых спектаклей: возможно, Сандерленд использовал проектор, скрытно установленный в багажнике.

Одно было совершенно точно: книги здесь были ни при чём, иначе её отец, а возможно, и сама Фурия, давно бы это почувствовали. Сандерленд ни капельки не владел библиомантикой, но зато он был отменным фокусником. Его чудачества уже перестали изумлять обитателей резиденции. Единственным, кого представления водителя продолжали восхищать и удивлять, словно он видел их впервые, был Пип. Такое вот странное противоречие: угрюмый Сандерленд, который и улыбался-то редко, не говоря уже о том, чтобы выражать восхищение или радость, отлично знал, как сделать счастливыми других. Почему-то с первого же дня он полюбил Пипа и каждый раз старался уделить ему внимание, а вот с Фурией водитель держался хоть и вежливо, но довольно скованно.

Она поймала себя на том, что тоже провожает взглядом шлейф из серебристых пылинок. Те падали на землю и растекались блестящими потоками. Сандерленд повернулся к окну и снова поклонился, затем захлопнул крышку багажника, сел за руль и повёл свой «роллс-ройс» на задний двор – там располагалась парковка. Именно так и заканчивались каждый раз эти странные представления, будто бы ничего удивительного и не произошло.

– Ну-ка марш в кровать! – Фурия спрыгнула со стола, и вдруг резкая боль пронзила её коленку, словно иглой.

Пип продолжал всматриваться в ночь. На горизонте занималась заря.

– До этого были рыцарь с копьём и лошадь, – сказал он, когда Фурия нежно, но настойчиво оторвала его от окна. – И огромная летучая мышь.

– Ты боишься клоунов, а летучих мышей – нет? – Она пристально поглядела на брата и покачала головой: – Пип Ферфакс, ты окончательно сошёл с ума!

Его клоунский рот, обведённый белилами, растянулся в слабой улыбке, потом Пип серьёзно кивнул:

– Я знаю.

– Пойдём-ка спать. Завтра утром у нас уроки, Теофил будет здесь уже в семь часов.

Частный учитель наведывался в их долину из Челтенхема четыре раза в неделю. Он приезжал на своём дребезжащем «форде», который удостоился лишь презрительной гримасы Сандерленда, когда тот впервые обнаружил его на парковке.

– Нет никого похожего на нас. – Пип всё ещё стоял у письменного стола, затем его взгляд упал на стопку книг перед кроватью Фурии. – Даже герои романов и те другие.

– Мы – род Розенкрейцев, – сказала Фурия. – Вернее, то, что от него осталось. И мы не смогли бы стать похожими на остальных, даже если бы старались изо всех сил.

– Мне бы так хотелось быть простым мальчишкой из ближайшего городка вроде Стенвея или Уинчкомба!

– Тогда нам пришлось бы тоже ходить в школу, и в церковь, и в разные кружки. А по выходным подстригать газон перед домом.

– У них есть друзья.

– А у нас есть книги.

Грустные глаза Пипа заставляли сердце Фурии сжиматься от боли, но она старалась не замечать этого взгляда. Единственное средство, которое помогало отвлечь брата от таких настроений, Фурия позаимствовала у Тиберия – просто не замечала их.

И всё же с каждым днём она всё больше волновалась за брата из-за его боязни клоунов. Отцу следовало бы что-то предпринять, но он дни и ночи напролёт проводил в одиночестве в своём кабинете и делал вид, что ничего на свете его больше не касается. Пип якобы должен был сам перерасти свои страхи. Но Фурия в это не верила. Пипу нужна была помощь, и в глубине души она чувствовала, что их водитель, Сандерленд, тоже это видел и старался поднять настроение грустному маленькому мальчику.

– Сладких снов, – сказал Пип и направился к двери.

Она последовала за ним и обняла его сзади:

– А давай завтра поищем вместе этого космонавта. Что скажешь?

Пип резко развернулся, глаза его сияли.

– После уроков?

Фурия улыбнулась и кивнула:

– А сейчас пойдём, я тебя провожу.

Глава шестая

Где-то над раскидистым деревом прострекотала сорока, спугнув пару голубей. На другом конце резиденции послышался шум мотора и через несколько секунд затих. Мистер Теофил завёл машину, и та, зафырчав, поехала к воротам.

Фурия захлопнула «Фантастико» и сползла с разрушенной стены, на которой довольно уютно провела первую половину дня. Сегодня ночью во сне она в сотый раз прочитала книгу Стивенсона «Остров сокровищ». На рассвете Фурия проснулась уставшей, как будто на ней возили воду. Она не могла контролировать, как часто и насколько долго она погружалась в чтение, но в её памяти оставались даже мельчайшие детали прочитанных во сне книг.

Чаще всего поутру их сюжеты казались ей сновидениями, в которых она сама была одним из действующих лиц.

Боль в колене утихла. Фурия больше не хромала, а когда поднималась или спускалась по лестнице, колено уже не напоминало о себе лишний раз. И всё-таки она решила прогулять урок Теофила и, уютно устроившись на римских развалинах, находившихся на заднем дворе, погрузилась в чтение «Фантастико». Теофил наверняка разозлится, как и всегда в подобных случаях, но Фурия не слишком-то переживала по этому поводу. Героиня книги Зибенштерна, в честь которой девочка получила своё имя, побеждала разбойников и рыцарей, неужели ей не удастся улизнуть от какого-то там учителя! Тем более что его самой страшной угрозой были дополнительные задачи по алгебре.

Фурия обошла руины, заросшие плющом, и направилась домой. Мимо неё прошмыгнула белка и скрылась в ветвях. В зарослях крапивы и папоротника копошились кролики. На деревьях пели птицы. Уже перед самым входом в дом она сунула книгу в сумку.

С остроконечной центральной башни поднялась стая ворон. Массивные печные трубы упирались в летнее небо. Иногда, если светило солнце, Фурия с чердака карабкалась на крышу, вместе с теплолюбивыми пауками устраивалась на нагретом лучами черепичном скате и наблюдала, как с востока, с моря, друг за другом медленно плывут облака. Здесь, наверху, часто дул сильный ветер, он забирался в каминные трубы и заунывно выл на разные голоса. И лишь ржавый флюгер на центральном фронтоне оставался неподвижным даже при самом сильном ветре.

Фурия бежала вдоль клумб под боковыми окнами, обдумывая, не остановиться ли и не почитать ли ещё чуть-чуть. Но ведь она дала обещание Пипу, и нарушать его было нельзя.

На площадке перед входом работали Вэкфорд и Сандерленд. Вэкфорд всё-таки сжалился и помог своему коллеге с мебелью. Вдвоём они – один в униформе, другой в синем комбинезоне – тащили к воротам туалетный столик. Фурия не помнила, стоял ли прежде этот столик в одной из шестидесяти четырёх комнат или валялся на чердаке. Девочка с болью наблюдала за тем, как вещи одна за другой перекочёвывали из дома на обочину дороги, чтобы их за бесценок купил какой-нибудь случайный прохожий. Деньгами, полученными от этой распродажи, их семья смогла бы оплатить хотя бы часть ежемесячных расходов.

Найти покупателей для такого хлама становилось всё сложнее. Отец Фурии не хотел пускать в дом профессиональных продавцов, поэтому торговля разворачивалась прямо у ворот, но с каждым днём покупателей становилось всё меньше. Чаще всего их имущество раскупали туристы, которые тряслись в своих автомобилях по извилистым просёлочным дорогам Котсуолда, пока не понимали, что безнадёжно заблудились среди возвышающихся изгородей, и не упирались прямо в ворота резиденции. Если они покупали что-нибудь из нагромождённого Сандерлендом скарба, тот угрюмо показывал им дорогу обратно к цивилизации. Если же туристы не проявляли интереса к пыльному антиквариату, он равнодушно наблюдал за тем, как они сворачивали не в ту сторону.

К крыльцу резиденции вели ступеньки. Справа от двери стояла массивная каменная скульптура – женщина в длинной накидке, в одной руке она держала открытую книгу, в другой – обнажённый меч. Святая Виборада, покровительница букинистов, погибла в десятом веке от рук венгерских завоевателей, отказавшись пустить их в библиотеку своего монастыря. Эта статуя когда-то охраняла вход в родовое поместье Розенкрейцев на Рейне. Когда оставшиеся в живых члены семьи бежали по реке на север, святую Вибораду они взяли с собой.

Статуя опустила каменный меч и преградила Фурии путь.

– Что для тебя чтение? – раздался откуда-то из глубины скульптуры глухой голос, но её каменное лицо при этом осталось совершенно неподвижным.

Пип каждый раз говорил: «Оно помогает избавиться от страха». Паулина отвечала: «Пустая трата времени». Вэкфорд бормотал что-то неразборчивое, а Сандерленд предпочитал пользоваться старым боковым входом для прислуги. Фурия отвечала на этот вопрос уже в тысячный раз, поэтому уверенным голосом повторила:

– Каждая книга – это убежище, в которое можно возвращаться снова и снова.

Услышав ответ, святая Виборада подняла меч и замерла в прежней позе.

– С тобой хочет поговорить отец, – сказала она, даже не пошевелив губами.

Фурия подумала, что её ждёт суровый выговор за сегодняшний прогул.

– Прямо сейчас?

– Да. Тебе надлежит принести ему немного чёрного льда.

Девочка насторожилась. Если отец требовал лёд, значит, у него наверняка не будет времени на то, чтобы выслушивать жалобы Теофила. В животе у Фурии всё сжалось.

Она открыла двери и побежала по коридору, облицованному старинной плиткой.