Философия освобождения

Переводчик Сергей Петрович Колбасов

© Филипп Майнлендер, 2022

© Сергей Петрович Колбасов, перевод, 2022

ISBN 978-5-0056-5301-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Философия освобождения

Содержание

Предисловие

Тот, кто исследует ход развития человеческого духа от начала цивилизации до наших дней, получит любопытный результат: Ибо он обнаружит, что разум сначала задумывал неоспоримую силу природы, всегда фрагментировал и персонифицировал отдельные проявления силы, образуя таким образом богов; затем переплавил этих богов в единого Бога; затем превратил этого Бога, посредством самого абстрактного мышления, в существо, которое больше не поддается никакому представлению; но, наконец, стал критичным, разорвал свою тонкую паутину и поместил на трон реального индивида: факт внутреннего и внешнего опыта. Станциями этого пути являются:

– Политеизм,

– Монотеизм – пантеизм,

– Религиозный пантеизм,

– Философский подход.

– Атеизм

Не все цивилизованные народы прошли весь путь. Духовная жизнь большинства из них остановилась на первой или второй точке развития, и только две страны достигли конца линии: Индия и Иудея.

Религия индийцев вначале была политеизмом, затем пантеизмом. (Религиозный пантеизм был позже подхвачен очень тонкими и выдающимися умами и развился в философский пантеизм (философия Веданты)). Затем появился Будда, славный сын царя, и в своем великом учении о карме основал атеизм на вере во всемогущество личности. Точно так же и религия евреев была сначала грубым многобожием, а затем строгим монотеизмом. В нем, как и в пантеизме, индивид потерял последние следы независимости. Если, как очень метко заметил Шопенгауэр, Иегова достаточно помучил свое совершенно бессильное создание, поэтому он бросил его в темницу. Против этого критический разум с элементарной силой отреагировал на возвышенную личность Христа. Христос восстановил человека в его неотъемлемом праве и основал на этом, а также на вере в движение мира из жизни в смерть (грехопадение) атеистическую религию искупления. В тексте я докажу, что чистое христианство в своей глубинной сути является истинным атеизмом (то есть отрицанием личного Бога, сосуществующего с миром, но утверждением могущественного дыхания предмирового, мертвого божества, проникающего в мир) и только монотеизмом на поверхности.

Экзотерическое христианство стало мировой религией, и после своего триумфа, описанное выше духовное развитие не происходило в каком-то одном народе. С другой стороны, западная философия развивалась параллельно с христианской религией в сообществе западных народов и сейчас приблизилась к третьей станции. Она взяла на вооружение аристотелевскую философию, которой предшествовала ионийская. В этой философии отдельные видимые сущности мира (вода, воздух, огонь) превращались в принципы целого, подобно тому, как в каждой примитивной религии отдельные наблюдаемые действия природы превращались в богов. В средние века (чистое христианство уже давно было утрачено) простое единство, обретенное в аристотелевской философии через суммирование всех форм, стало философски обрезанным Богом христианской церкви; ведь схоластика есть не что иное, как философский монотеизм. Затем он был преобразован Скотом Эригеной, Ванини, Бруно и Спинозой в философский пантеизм, который под влиянием определенной философской ветви (критический идеализм: Локк, Беркли, Юм, Кант) получил дальнейшее развитие, с одной стороны, в пантеизм без процесса (Шопенгауэр), с другой – в пантеизм с развитием (Шеллинг, Гегель), то есть доведенный до крайности. В этом философском пантеизме (безразлично, называется ли простое единство в мире волей или идеей, абсолютом или материей) в настоящее время, как и благородные индийцы во времена философии Веданты, большинство образованных из всех цивилизованных народов, основой которых является западная культура. Но теперь настал день реакции. Человек требует, сильнее, чем когда-либо, восстановления своего разорванного и растоптанного, но неоспоримого права.

Настоящая работа является первой попыткой дать его целиком и полностью.

Философия искупления является продолжением учений Канта и Шопенгауэра и утверждением буддизма и чистого христианства. Эти философские системы исправляются и дополняются ею, эти религии примиряются ею с наукой.

Она основывает атеизм не на какой-либо вере, как эти религии, а, как философия, на знании, и поэтому атеизм впервые научно обоснован ею. Он также перейдет в познание человечества; ибо и оно созрело для него. Ф. М.

Аналитика процесса познания

Чем больше знакомых данных, тем сложнее объединить их в нечто новое, и в тоже время сделать это правильным способом, поскольку уже чрезвычайно большое количество умов опробовали всё и исчерпали все возможные их комбинации

Шопенгауэр.

Истинная философия должна быть чисто имманентной, т.е. ее субстанцией и пределом должен быть мир. Она должна объяснять мир из принципов, которые может распознать в нем каждый человек, и не должна призывать на помощь ни силы вне мира, о которых абсолютно ничего нельзя узнать, ни силы в мире, которые, однако, не могут быть распознаны по их природе. Более того, истинная философия должна быть идеалистической, т.е. она не должна пропускать познающего субъекта и говорить о вещах так, как если бы независимо от глаза, который их видит, и руки, которая их ощущает, они были бы точно такими же, какими их видит глаз, ощущает рука. Прежде чем он решится сделать шаг к разгадке тайны мира, он должен тщательно и точно изучить способность к познанию, может получиться:

– что различающий субъект производит мир исключительно своими собственными силами;

– что субъект воспринимает мир именно таким, какой он есть;

– что мир является продуктом частично субъекта, частично независимой от субъекта причины возникновения. Поэтому уход от темы – это начало единственно верного пути к истине. Возможно, как я могу, более того, должен здесь сказать, что прыжок через предмет также приводит философа к нему; но такая процедура, оставляющая все на волю случая, была бы недостойна благоразумного мыслителя.

Источники, из которых проистекает весь опыт, все наши знания:

– органы чувств,

– самосознание.

– третьего источника не существует.

Давайте сначала рассмотрим чувственное восприятие. – Стоящее передо мной дерево отбрасывает назад лучи света, падающие на него по прямой линии. Некоторые из них попадают в мой глаз и производят впечатление на сетчатке, которое по возбужденному зрительному нерву передается в мозг. Я прикасаюсь к камню, и сенсорные нервы передают полученные ощущения в мозг. Птица поет и тем самым вызывает волновое движение в воздухе. Некоторые волны попадают в мое ухо, барабанная перепонка содрогается, и слуховой нерв проводит впечатление в мозг. Я вдыхаю аромат цветка. Он касается слизистой оболочки носа и возбуждает обонятельный нерв, который доносит впечатление до мозга. Фрукты возбуждают мои вкусовые рецепторы, и они передают это впечатление в мозг. Таким образом, функция органов чувств заключается в передаче впечатлений в мозг. Поскольку, однако, эти впечатления имеют вполне определенную природу и являются продуктом реакции, которая также является функцией, целесообразно разделить ощущения на орган чувств и проводящий аппарат. Соответственно, функция органа чувств будет заключаться просто в производстве специфического впечатления, а функция проводящего аппарата, как указано выше, в передаче специфического впечатления.

Чувственные впечатления, передаваемые из мозга во внешний мир, называются представлениями; их совокупность и есть мир как представление. Она разбивается на:

– описательная идея или, короче говоря, концепция;

– невизуальная идея.

Первый основан на чувстве зрения и частично на чувстве осязания.

Последний основан на чувствах слуха, обоняния и вкуса, а также частично на чувстве осязания.

Теперь мы должны увидеть, как возникает яркая идея, восприятие, и начнем с впечатления, которое дерево произвело на глаз. Больше пока ничего не произошло. На сетчатке глаза произошло определенное изменение, и это изменение повлияло на мой мозг. Если бы ничего больше не произошло, если бы процесс на этом закончился, мой глаз никогда не увидел бы дерева; ибо как слабое изменение в моих нервах могло бы превратиться в дерево во мне, и каким чудесным образом я должен был бы его увидеть? Но мозг реагирует на впечатление, и в работу вступает способность познания, которую мы называем пониманием. Понимание ищет причину изменения в органе чувств, и этот переход от следствия в органе чувств к причине является его единственной функцией, это закон причинности. Эта функция является врожденной для понимания и лежит в его природе до всякого опыта, подобно тому, как желудок должен обладать способностью переваривать пищу до того, как в него попадает первая пища. Если бы закон причинности не был априорной функцией понимания, мы бы никогда не пришли к концепции. Закон причинности является, после органов чувств, первым условием возможности зачатия и поэтому лежит в нас априори. С другой стороны, интеллект никогда не смог бы функционировать и был бы мертвой, бесполезной способностью к познанию, если бы его не возбуждали причины. Если бы причины, приводящие к восприятию, лежали в органах чувств, как и следствия, они должны были бы быть произведены в нас непознаваемой, всемогущей чужой рукой, что имманентная философия должна отвергнуть.

Тогда остается только предположение, что причины, совершенно независимые от субъекта, производят изменения в органах чувств, т.е. что независимые вещи сами по себе приводят в действие понимание. Таким образом, насколько определенно закон причинности лежит в нас, и, более того, предшествует всему опыту, настолько же определенно, с другой стороны, существование вещей самих по себе, независимо от субъекта, действенность которого сначала приводит в действие понимание.

Интеллект ищет причину ощущений и, следуя направлению падающих лучей света, приходит к ней. Однако оно ничего не воспринимало бы, если бы в нем не было форм, предшествующих опыту, в которые оно вливает причину, так сказать. Одним из них является космос.

Когда говорят о пространстве, обычно подчеркивают, что оно имеет три измерения: Высота, ширина и глубина, и что оно бесконечно, т.е. невозможно думать, что пространство имеет предел, и уверенность в том, что оно никогда не кончится в своем измерении, как раз и есть его бесконечность.

Что бесконечное пространство существует независимо от субъекта и что его ограничение, пространственность, принадлежит сущности вещей самих по себе, – это преодоленное критической философией мнение, берущее начало в наивном детстве человечества, опровергать которое было бы бесполезно. Вне объекта наблюдения нет ни бесконечного пространства, ни конечной пространственности.

Но пространство не является чистым априорным понятием субъекта, равно как и субъект не обладает чистым априорным понятием конечных пространств, через соединение которых он мог бы прийти к понятию всеобъемлющего, единого пространства, как я докажу в приложении.

Пространство как форма понимания (мы сейчас не говорим о математическом пространстве)

– это точка, т.е. пространство как форма понимания может мыслиться только под образом точки. Эта точка обладает способностью (или практически является способностью субъекта) ограничивать вещи в себе, которые действуют на соответствующие органы чувств, в трех направлениях. Таким образом, сущность пространства заключается в способности раздвигать в неопределенное пространство (in indefinitum) в соответствии с тремя измерениями.

Там, где вещь сама по себе перестает действовать, пространство устанавливает ее предел, и пространство не имеет силы дать ей расширение в первую очередь. Он ведет себя совершенно безразлично по отношению к расширению. Он одинаково охотно отдает границу как дворцу, так и зерну кварца, как лошади, так и пчеле. Вещь сама по себе определяет его разворачивание, насколько она работает.

Если, таким образом, с одной стороны, (точечное) пространство является условием возможности опыта, априорной формой нашей познавательной способности, то с другой стороны, несомненно, что каждая вещь сама по себе имеет сферу действенности, совершенно независимую от субъекта. Это не определяется пространством, но предполагается, что оно ограничивает пространство именно там, где оно заканчивается.

Вторая форма, которую интеллект использует для восприятия обнаруженной причины, – это материя.

Его также следует рассматривать под образом точки (о веществе здесь не говорится). Это способность точно и достоверно объективировать каждое свойство вещей в себе,

каждую их особую действенность в рамках формы, очерченной пространством; ибо объект есть не что иное, как вещь в себе, прошедшая через формы субъекта. Без материи нет объекта, без объектов нет внешнего мира.

В соответствии с описанным выше разделением органов чувств на органы чувств и проводящие аппараты, материю следует определить как точку, где соединяются передаваемые впечатления чувств, которые являются обработанными специфическими эффективностями видимых вещей самих по себе. Поэтому материя – это общая форма для всех чувственных впечатлений или сумма всех чувственных впечатлений от вещей самих по себе в зрительном мире.

Материя, таким образом, является дополнительным условием возможности опыта, или априорной формой нашей познавательной способности. Противоположностью ему, совершенно независимой, является сумма действенностей вещи в себе, или, одним словом, сила. В той мере, в какой сила становится объектом восприятия субъекта, она является субстанцией (объективированной силой); с другой стороны, любая сила, независимая от воспринимающего субъекта, свободна от субстанции и является только силой.

Поэтому следует отметить, что как бы точно и фотографически верно субъективная форма материи ни воспроизводила конкретные способы действия вещи в себе, воспроизведение, тем не менее, отличается от силы. Форма объекта тождественна сфере действия вещи в себе, на которой она основана, но объективности материи не тождественны сферам действия вещи в себе.

Выражения силы вещи в себе не тождественны этим, согласно их сущности. Нет и сходства, поэтому лишь с большой оговоркой можно использовать образ для пояснения и сказать, например: материя представляет свойства вещей, как цветное зеркало показывает предметы, или предмет относится к вещи в себе, как мраморный бюст относится к глиняной модели. Сущность силы точно отличается от сущности материи.

Краснота предмета, конечно, указывает на определенное качество самой вещи, но краснота не имеет той же сущности, что и это качество. Совершенно несомненно, что два предмета, один из которых гладкий и податливый, а другой грубый и хрупкий, показывают различия, которые основаны на сущности этих двух вещей в себе; но гладкость, шероховатость, податливость и хрупкость предметов не имеют тождества сущности с соответствующими свойствами вещей в себе.

Поэтому мы должны объяснить, что предмет является главным фактором в производстве внешнего мира, хотя он не фальсифицирует действенность вещи в себе, а лишь точно отражает то, что на него действует. Объект, таким образом, отличается от вещи-в-себе, а внешний вид отличается от того, что в нем проявляется. Вещь-в-себе и субъект делают объект. Но не пространство отличает объект от вещи-в-себе, не время, как я сейчас покажу, а только материя производит пропасть между вещью-в-себе и ее внешним видом, хотя материя ведет себя совершенно безразлично и своими собственными средствами не может ни придать качество вещи-в-себе, ни усилить или ослабить ее действенность. Он просто объективирует данное сенсорное впечатление, и ему совершенно безразлично, нужно ли довести до сознания свойство вещи в себе, лежащее в основе самого кричащего красного или самого нежного синего, самой большой твердости или полной мягкости; но он может концептуализировать впечатление только в соответствии с его природой, и здесь, следовательно, необходимо использовать нож, чтобы иметь возможность сделать правильный, столь чрезвычайно важный разрез между идеальным и реальным.

Работа интеллекта завершается обнаружением причины рассматриваемого изменения в органе чувств и введением ее в две его формы – пространство и материю (объективация причины).

Обе формы одинаково важны и поддерживают друг друга. Я подчеркиваю, что без пространства у нас не было бы объектов, лежащих друг за другом, но пространство может применять свое измерение глубины только к цветам, теням и свету, поставляемым материей.

Поэтому только интеллект должен объективировать впечатления органов чувств, и никакая другая способность познания не поддерживает его в этой работе. Но интеллект не может предоставить готовые объекты.

Чувственные впечатления, объективированные разумом, являются не цельными, а частичными представлениями. Пока активен только разум – а этого никогда не бывает, поскольку все наши познавательные способности, одна больше, другая меньше, всегда функционируют вместе, но здесь необходимо разделение – четко видны только те части дерева, которые попадают в центр сетчатки, или те места, которые находятся очень близко к центру.

Поэтому мы постоянно меняем положение глаз во время наблюдения за объектом. Иногда мы переводим взгляд от корня к крайнему кончику кроны, иногда справа налево, иногда наоборот, иногда позволяем им скользить по маленькому цветку бесчисленное количество раз: только для того, чтобы привести каждую часть в контакт с центром сетчатки. Таким образом, мы получаем множество отдельных четких частичных идей, которые, однако, разум не может объединить в единый объект.

Для того чтобы это произошло, они должны быть переданы разумом другой способности познания – рассудку.

Разум поддерживается тремя вспомогательными способностями: памятью, суждением и воображением. Все когнитивные способности, вместе взятые, составляют человеческий разум, так что получается следующая схема:

Функция разума – это синтез или связь как деятельность. Отныне, когда бы я ни говорил о функции разума, я буду использовать слово синтез, но для обозначения продукта, связанного с ним, я буду использовать соединение.

Форма разума – это настоящее.

Функция памяти заключается в хранении сенсорных впечатлений.

Функция силы суждения заключается в том, чтобы собрать воедино то, что принадлежит друг другу.

Функция воображения такова: удерживать в виде образа то, что связано с разумом. Функция духа в целом, однако, состоит в том, чтобы сопровождать деятельность всех функций сознанием и связывать их познание в точке самосознания.

Разум, вместе с силой суждения и силой воображения, находится в самых тесных отношениях с разумом, чтобы производить восприятие, которым мы до сих пор занимаемся исключительно.

Прежде всего, сила суждения дает разуму частичные идеи, которые принадлежат друг другу.

Это соединяет их (т.е. те, которые принадлежат листу, ветке, стволу) понемногу, позволяя воображению всегда удерживать то, что соединено, добавляя к этому образу новую часть и позволяя воображению снова удерживать целое, и так далее. Затем он аналогичным образом соединяет разнородные части, то есть ствол, ветви, сучья, листья и цветки, и при необходимости повторяет свои соединения по отдельности и в целом.

Разум осуществляет свою функцию на, так сказать, непрерывной точке настоящего, и время для этого не нужно; однако синтез может происходить и в нем: Больше позже. Воображение всегда переносит то, что соединяется, из настоящего в настоящее, а разум добавляет кусочек к кусочку, всегда оставаясь в настоящем, то есть продолжая катиться по точке настоящего.

Обычно считается, что понимание – это синтетическая способность; более того, многие добросовестно утверждают, что синтез вообще не происходит, что каждый объект сразу же постигается как единое целое. Оба мнения неверны. Понимание не может сочетаться, потому

что у него только одна функция: Переход от следствия в органе чувств к причине.

Но сам синтез никогда не подведет, даже если смотреть только на булавочную головку, как покажет внимательный самоанализ; ведь глаза будут двигаться, пусть даже почти незаметно. Обман возникает главным образом из-за того, что, хотя мы осознаем готовые связи, мы почти всегда осуществляем синтез бессознательно: во-первых, из-за большой быстроты, с которой как самый совершенный орган чувств, глаз, получает впечатления, так и интеллект объективирует их, а также сам разум соединяет их; во-вторых, из-за того, что мы так мало помним, что, будучи детьми, мы должны были научиться использовать синтез постепенно и с большим трудом, так же как измерение глубины пространства было сначала совершенно неизвестно нам. Так же как сейчас, когда мы открываем веки, мы сразу же безошибочно воспринимаем любой предмет на нужном расстоянии и сам предмет в соответствии с его протяженностью, в то время как неоспоримым фактом является то, что луна, а также картины салона и лицо матери проплывают перед глазами новорожденного ребенка как цветовые комплексы единой поверхности, Теперь при быстром осмотре мы сразу воспринимаем предметы, даже самые большие, как единое целое, тогда как в младенчестве мы, конечно, видели только части предметов и, в результате слабой тренировки наших способностей суждения и воображения, не были способны ни судить о том, что относится к одному, ни удерживать исчезнувшие частичные представления.

Иллюзия также возникает из-за того, что большинство объектов, рассматриваемых с подходящего расстояния, формирую целостное изображение на

сетчатке, и синтез облегчается настолько, что ускользает от восприятия. Для внимательного самонаблюдателя, однако, она уже непреодолимо навязывает себя, когда он сталкивается с объектом таким образом, что не полностью его замечает, то есть таким образом, что воспринимаемые части исчезают в процессе синтеза. Это становится еще более очевидным, когда мы проходим рядом с горным хребтом и хотим охватить взглядом всю его форму. Но наиболее четко это проявляется, когда мы пропускаем чувство зрения и позволяем функционировать только чувству осязания, как я подробно покажу на примере в приложении.

Первое, что я должен был сделать, это выяснить, что было первым, а что вторым. Оно совершенно не зависит от единства вещи в себе, которое заставляет ее сочетаться совершенно определенным образом.

Мы еще не полностью проникли в царство созерцания, но теперь должны ненадолго покинуть его.

Видимый мир возникает для нас указанным образом. Следует отметить, однако, что через синтез частичных представлений в объекты мышление вовсе не привносится в восприятие. Соединение данного многообразия восприятия действительно является работой разума, но не работой в понятиях или через понятия, ни через чистые априорные (категории), ни через обычные понятия.

Разум, однако, не ограничивает свою деятельность синтезом частичных представлений понимания в объекты. Она выполняет свою функцию, которая всегда одна и та же, в других областях, из которых мы сначала рассмотрим абстрактную, область отражения мира в понятиях.