Цветы барбариса

✦ Эпизод 6 ✦ От девчонки на диване будет много проблем

Рома

Это животное выкинуло ее из окна. Из окна. Сука. Найти бы тебя и хорошенько отметелить, чтобы харкал кровью.

Он лупил ее ногами. Но было мало. Чтоб ты сдох, мразь.

Я лежал на спине и смотрел в темноту перед собой. Слушал, как она дышала.

Эти дни все переворачивалось с ног на голову и обратно. И я как шестерня без зацепа.

Твою мать, где я вообще?

От девчонки на диване будет много проблем. Как минимум с моей башкой.

Я не понимал, че так крутило-то, размотало не по-детски. Она несла хер знает что, а у меня резьбу срывало. Все потроха монтажкой выскребла. Соски эти клятые перед глазами, под пальцами. Какого черта я творю?

Как вообще мужику можно сказать, что хочешь его? Это что за новости? Поняла она все. Я бы трахал ее, пока сердце не встанет. Блин, да какого хера?

Закинул руки за голову, чтобы улечься поудобнее. Не получалось уснуть. Кресло было твердое, как старый кардан.

Надо включить мозги и держаться подальше. Мне все это не надо. Я херачил по четырнадцать часов в сутки, у меня пожрать толком времени не было. В топку девчонку и ее закидоны. Пусть оклемается и проваливает.

Вскочил, отшвырнув плед. Сука.

Поднялся. Спит? Спит.

Взял телефон и вышел.

Дворники мельтешили перед носом. Туда-сюда. Скребли по стеклу. Мерзко.

Ветер за окном рвал деревья, фары бликовали на мокром асфальте. Погодка что надо, нахрен выперся вообще? Сдох бы точно, если бы остался.

Внутри все рвалось на ошметки.

Влезла как вода в фару. По капле. Потиху. Затекала. А теперь изнутри все мутное.

Я мчал по трассе посреди ночи. Сцепление скрипело. Фары слепили.

А внутри как будто грелся мотор на обрыве массы: где-то коротило, искрило, и ты не знаешь: рванет или просто сгорит.

Черт.

Я сжал руль. Суставы хрустнули. Как будто кость проросла резьбой.

Я ехал к Янке, а сам будто пах другой бабой. Ничего ж не было. Не будет. Порядок, парень, не кипишуй. В один день она свалит туда, откуда пришла. И с концами.

У меня были руки на руле, а внутри будто кто-то другой рулил.

И вот я сидел в машине под желтой вывеской Янкиной ветеринарки, с мотором на холостых, и не мог вылезти.

Потому что внутри все по резьбе пошло не туда.

И если сейчас дернуть – сорвет.

На пороге клиники поморщился: темнота улицы резко сменилась яркими лампами. Пахло лекарствами, псиной и немного кошачьей мочой.

Янка стояла в конце коридора в своей розовой щенячьей форме, волосы собраны кое-как, лицо усталое. Задолбалась малая. На лице полосы от маски. Смешно сдувала с лица пушистые пряди. Хорошенькая до одури.

Мне стало легче возле нее. Все привычно. Все по-старому. Фух, ничего не изменилось за эти ошалелые сутки.

– Ромка! – она увидела меня, улыбнулась и понеслась ко мне по коридору. Повисла на шее. Руки сошлись на ее пояснице. Ее спина была теплой сквозь тонкий хлопок. Обнял покрепче и уткнулся носом в шею, собирая побольше ее запаха на себя. Потащу его домой на свою подушку. Она пахла холодным воздухом с улицы, чуть прилипшим к волосам, лекарствами, стерильным раствором и еще собой. Мне не хотелось ее отпускать от себя. – Ты откуда тут, мой хороший? – обняла ладошками мое лицо. Я пожал плечами.

А что сказать? «Родная, у меня резьбу срывает от шальной бабы, что спит у меня в постели?»

Наклонился и прилип губами к ее острым ключицам в вырезе форменной рубашки.

– Ромка, – она хихикнула. – Ну ты чего? – она прогибалась под моими руками, когда я жадно втягивал ее в себя. Я поймал ее губы. – Здесь же люди! – она зашептала, округлив глаза, щеки покраснели. А я вдруг «очень уместно» вспомнил женщину, которая беззастенчиво разделась перед незнакомым мужиком в ванной.

– Янка-а-а-а, – я протянул, выдохнув ей в шею. – А может, ну его? – захватил губами сладкую кожу. Черт, меня разрывало.

– Что на тебя нашло? – она обиженно посмотрела мне в лицо. – Сам не свой какой-то, – она расстроилась точно. А у меня аж руки тряслись. Я осел. – Ромчик, – она водила по щекам пальцами, всматриваясь в меня. Пусть не увидит всего этого дерьма. Опустил глаза, – случилось что?

– Не, – погладил ее по спине, – один человек попал в беду. Ему нужна моя помощь.

– Я могу что-то сделать? – она опустила руки мне на плечи и смотрела тепло, как одна она умеет.

– Не, Янка, – целую ее в висок, – ему нужно перекантоваться где-то, я разрешил остаться пока у меня. Вот и стрессую чутка.

– Владик, да? Он вечно неприятности находит!

– Не-не, ты не знаешь, – я шмыгнул носом.

– Ты очень хороший, знаешь? – она поцеловала меня в щеку. – Мне уже пора, созвонимся, родной, – она вытерла следы гигиенички с моей кожи и убежала, мило махнув рукой.

Не, Янка, я чертов кусок дерьма.

Я ссыкливо переступил порог своего дома. Темнота встретила меня, а с ней и чужой запах. Я поежился от мурашек сзади на шее, выругался себе под нос матом и пошел мыть руки.

Девчонка спала. Интересно, упала температура? Я подошел к дивану. Голова утопала в копне сбившихся волос, разметавшихся по подушке. Спала неспокойно. Может, что болело?

Я включил настольную лампу, аккуратно убрал с лица ее волосы и опустил ладонь на лоб. Она вся горела и была липкая от испарины.

Черт.

– Эй, – я попытался разбудить ее. Она только немного повернула голову по подушке и что-то слабо промычала. Губы сухие. Не надо было ее оставлять. Я похлопал ее по щеке, но она не реагировала. – Барбариска, ты чего? – приложил ладонь к ее лицу.

Она медленно открыла глаза и нашла меня мутным взглядом. У меня грудак сдавило от этих беспомощных глаз.

– Болит? – я почему-то поглаживал ее щеку большим пальцем. Она молча смотрела на меня, а потом повернула лицо и будто укуталась в мою ладонь. У меня дрыжики пошли по коже. Волосы вздыбились на предплечьях и сзади на шее. Водила губами внутри. Твою мать. Живот ушел вниз, как от удара монтировкой. Когда остановила губы под моим большим пальцем, я, черт возьми, не сдержался. Мягко надавил, поглаживая сухую кожу. Меня скрутило возле нее, будто ремень натянуло не по шкиву. И во рту стало горько, как будто в глотку попала сварочная гарь.

Хотелось ли мне ее поцеловать? До усрачки.

Она вдруг подняла руку и приложила к моей щеке. Меня дернуло, словно током шибануло от стартера. Я видел, как из уголков ее глаз полились слезы по вискам.

– Ты чего? – я перешел на шепот, наклонился к ней и, хер пойми с какого рожна, коснулся ее лба своим.

– Болит, Ром, – она заплакала. Ее лицо содрогалось под моим.

– Что болит? – голос был бесцветный, будто не мой. Я плотнее прижал ладонь к горячей щеке.

– Все болит, – она зажмурилась. Я чувствовал, как мучительно морщится ее влажный лоб под моим.

Я как-то полез под машину, которую не зафиксировал стопором, думал, на пять минут. Подъемник чуть «просел», и машина резко накренилась. Придавило знатно. Боль резкая, глухая. Лежишь впотьмах между рамой и бетоном, не можешь никого позвать: глотку сдавило. В голове шумит.

Вот так я чувствовал себя сейчас, стоя на коленях у дивана. В следующую секунду я обнял ее. Криво, неуклюже притянул к себе вместе с одеялом. Досталось же ей, блин.

– Я не знаю, что мне делать дальше, – она тихо бормотала у моего лица. Голос дрожал.

– Давай поедем к врачу, – я сглотнул.

– Нет, он найдет меня там. Всегда находит. Это же Ермолаев, – она бормотала словно в бреду.

Вот значит, что за ферзь этот ублюдок.

– Тогда давай сбивать температуру, – я отпустил ее и поднялся.

Сердце долбило в грудак. Внутри будто компрессор под давлением. Я вернулся со стаканом воды, таблеткой и трясущимися от ярости руками. Потянулся к ней, чтоб приподнять, но она лишь зарылась лицом в подушку.

– Не могу, меня стошнит, – я с трудом разобрал ее слова.

– Надо, – я присел и приподнял ее за мокрую шею, – иначе придется засунуть тебе в задницу свечку, – я поймал ее взгляд. Она, кажется, вяло ухмыльнулась и послушно присела. Была слабая совсем. Я придержал ее за спину и поднес к губам стакан.

После она плюхнулась обратно и завернулась в одеяло.

Через какое-то время я понял, что все еще сижу на заднице у дивана. Спина была не рада. Я повернулся не без труда. Она спала, скинув с себя одеяло. Температура спала. Я поднялся. Футболка прилипла к ее груди и животу от испарины. Она сильно вспотела. Волосы сеткой облепили влажное лицо и шею. Ей нужно было переодеться.

Я принес чистую футболку и шорты. Придется снова ее будить. Без жара она, наконец, крепко уснула и теперь сладко сопела, забавно сложив губы. Светлые пряди распушились и запутались в ее ресницах.

Было жалко дергать ее такую. Я прикусил щеку и задумался.

Да похер, что я там не видел?

Стал коленями на диван и взялся за край футболки на ее животе. Осторожно поднял вверх, отклеивая от кожи. Внутри опять загудела ярость от показавшихся страшных синяков, а потом от вида ее голой груди к ней примешалось скотское возбуждение. Меня накрыло. Да какого хрена? Конченая затея. Просто разбуди ее и свали, пока мотор не заглох.

Выдохнул и осторожно высвободил ее руку. Надо действовать быстро. Вторая рука тут же оказалась снаружи. Вытащил голову из горловины. Черт, только бы не дернуть за волосы.

Готово. Клянусь, в процессе я сам знатно вспотел. И вот она лежала передо мной на подушке, отвернув голову и утопив ее в мягких длинных волосах. Жилы на тонкой шее натянулись. Хрупкие плечи были почти острыми. Идеальная грудь едва двигалась от дыхания. Мать твою.

Я залип. Как подросток, просто рассматривал ее. Жадно, хищно, наращивая напряжение. Я хотел ее так, что голова шла кругом, как при заносе. Я ни одну так не хотел. Даже с Янкой так сильно не крыло. Это злило. И заводило еще больше.

Я думал о том, что мог сделать с ней. Так хоть немного спадало напряжение. Я трахал ее в своей больной голове в пустом боксе тем вечером. И в своей ванной в ту ночь. И на этом диване сейчас.

Я представлял ее так болезненно явно, что знал, как она пахнет, как дышит, как двигается и как стонет.

Она бы почувствовала, черт, она бы точно все почувствовала в этот раз. Я бы заставил ее кричать до хрипоты.

Я слетал с катушек, потому что понимал, что никогда и пальцем ее не трону. Но тело предательски сдавалось. Слюна скапливалась во рту, горькая, ладони потели, молния на клятой джинсе впивалась в меня все сильнее и сильнее.

Но ведь я могу просто узнать, как она пахнет? В этом же нет ничего такого?

Я наклонился к ее груди и жадно втянул в себя воздух. Влажный теплый запах. Как же чертовки охрененно она пахла. Хотелось вдохнуть ее всю, без фильтра, целиком. А еще на ней был запах моих вещей. Моей постели. Моего дома.

Мой, сука, запах, въевшийся в ее тонкую влажную кожу сквозь поры.

Она пахла мной.

И тут меня совсем размотало.

Твою мать, это даже лучше. Она будто… моя.

Сука.

Ее грудь была у моего лица. Мать твою. Я почти захлебнулся слюной. Бред.

Шея жглась. Рот пересох.

А потом я сделал то, о чем долго жалел после.

Я скользнул по ней губами. Если бы не сделал, меня бы разорвало к хренам. Так что я просто пытался выжить.

Тело само так решило. Импульс. Плечи грелись. Спина гудела.

В животе не бабочки, хер с ними. Там тяжесть. Конкретная, грузило размером с колодку.

Пальцы стали чужими, чесались, тянулись к ней. Не потрогать, вцепиться.

Да что уж там, все тело рвалось к ней, свербело, мышцы сводило, глотка спазмировала, пульс в штанах стал болью. Напряжение было невыносимым.

Я хотел вдавиться в нее всем телом, вжаться, трогать всей кожей, я хотел ворваться в нее и оставаться до сладких громких конвульсий. Чтобы она оглушала меня собой. Блядь, это было бы так хорошо…

Грудак сдавило, будто кто-то встал ботинком. Я как шланг, в который подали воду, а открыть забыли. Сердце работало на износ, как топливный насос, когда бак на нуле: всасывает, стучит, орет, а толку никакого.

Я застыл у ее груди. Боялся шевельнуться. Потому что если тронешь, или все рухнет, или не смогу отпустить ее.

Разомкнул губы. В ней было что-то, что цепляло. Будто крюк вошел под кожу и держал.

И самое поганое – это влечение нестерпимое. Она будто прокляла меня там, в боксе. Я не мог отделаться от фантазий с ее откровенным участием.

Меня выворачивало наизнанку от нее. Опаляло жаром. И колотило, как в ознобе.

Я коснулся ее языком. Черт, мне необходимо было попробовать ее на вкус. И мне просто снесло башню от возбуждения. Я мог поклясться, что если ее сосок задержится у меня во рту хоть на секунду, я позорно кончу, как малолетка, даже не сняв штаны.

Я подорвался с дивана с бешеным пульсом. Темные круги пошли перед глазами. Я немо беспомощно ругался матом, водя рукой по волосам от макушки к затылку и обратно.

Сука. Сука. Сука.

Бросился к дивану, чтобы натянуть на нее чистую футболку. Чтобы покончить уже со всем. Она не проснулась. Я накинул на нее одеяло и рванул в душ, пока это напряжение меня не прикончило.

✦ Эпизод 7 ✦ Я буду на тебя смотреть!

Варя

Я открыла глаза в темной комнате. Ромы не было. Тусклый свет лился из коридора. Медленно встала и отправилась искать парня в квартире.

Он сидел за столом в кухне с бутылкой водки. Я удивленно застыла в дверях.

– Тебе же рано вставать, – я пробормотала и прислонилась к косяку.

– Уже ложусь, – он смотрел перед собой, не на меня.

– Что-то случилось? – я прикусила губу.

– Не, – наполнил рюмку и быстро опрокинул. Я поморщилась. Он был задумчиво отстраненным. Я не знала его таким. Ладно, я его вообще не знала.

Шагнула внутрь и села на стул напротив.

Он молчал какое-то

– Почему пришла ко мне? – он хмурил брови. Странный какой-то.

– Не нашла тебя в комнате и…

– Тогда в бокс почему пришла? – на его лице показались желваки. Он злился на меня что ли?

– Больше некуда было идти, – я взяла бутылку и сделала глоток прямо из горла. Огонь разлился по пищеводу, и я тут же задохнулась.

– Да куда? – он выдернул бутылку из моих пальцев, морщась. – А можно поконкретнее?

– Здесь бы меня точно никто не нашел.

– Хороший ответ, – он наполнил рюмку и приподнял ее, будто произносил тост. И залпом вылил содержимое прямо в горло.

– Что, черт возьми, случилось? – я повторила вопрос. – Я чем-то тебя обидела?

Он вдруг поднял лицо. Я поежилась от этих черных всковыривающих глаз.

– Почему он захотел тебя избить?

Я уставилась на пустую рюмку ну столе.

– Он не хотел меня избивать, – стукнула по ней ногтем, – он хотел меня убить.

Рома опрокинул еще порцию в рот.

– Что, пиво нынче не в моде? – я морщилась от того, как быстро пустела бутылка. Он был на взводе? Что нашло на этого парня?

– Что ты сделала такого?

– Ничего. Просто стала ненужной, – ковыряла столешницу.

– Почему?

– Почему да почему! – я вскочила. – Что за допрос?! Да пошел ты вообще! – я бросилась обратно в комнату и забралась под одеяло.

– Голос прорезался? – он засмеялся с кухни.

– Иди в жопу! – я закричала и отвернулась к стене.

– Фу, как некрасиво, – его голос раздался ближе. Я резко перевернулась и уперла в него сердитый взгляд, убирая сбившиеся волосы с лица. Он прислонился плечом к дверному косяку и скрестил руки на груди. – Как ты могла надоесть ему?

– Рома, хватит уже! – я вскочила.

– Не могла надоесть, – он шагнул внутрь.

– Мне кажется, когда тебя вышвыривают из окна, это сильный аргумент, – я раздула ноздри. Чего прицепился? Я обтянула задравшуюся футболку. Застыла и рассматривала ее. – Серая.

– Чудеса дедукции, – он хмыкнул.

– На мне белая была, – я вскинула на него глаза и задохнулась от возмущения. – Ты что, ты переодел меня?!

– Ты сильно вспотела, добавила бы еще соплей, – он выглядел невозмутимым. Даже не покраснел!

– Ты больной? – я завизжала. – Не делай так!

– О, ты сегодня вдруг решила посмущаться меня? – он шагнул ближе к дивану. – Че-то ты опоздала с этим!

– Да причем здесь это! Я не хочу, чтобы ты смотрел! На меня такую смотрел! – я запустила пальцы в волосы. – Не смей! Я сама на себя не могу смотреть! – меня затрясло. Он молча упирал в меня взгляд. – Ты меня понял?! – я подлетела к нему.

– Не понял, – он смотрел невозмутимо, скользя глазами по моему лицу.

– Не беси меня, – я вскинула указательный палец.

– Буду смотреть, – он шагнул ко мне. Глаза сверкали.

– Ты охренел? – от возмущения у меня голос дрожал.

– Буду, сказал, – на его лице ни один мускул не дрогнул. – Что сделаешь?

– Рома, – я застыла у его груди и уронила голос.

– Что? – он жадно рассматривал меня сблизи. – Ну что? – хрипло зашептал, уронив голос.

– Пожалуйста, не надо, – я на секунду закрыла глаза. От одной мысли, что вызову в нем отвращение, стало тошно. Хватит с меня унижений перед ним.

– Хочу и буду, – он еще понизил голос. А потом вдруг обхватил край моей футболки и рывком потянул на себя. Я ударилась о его грудь. Вздернул хлопок и с треском стянул через голову.

Не знаю, почему позволила. Я сжималась под его взглядом. Мне даже страшно было подумать, как омерзительно сейчас выглядело мое тело. Я ведь так и не решилась взглянуть на себя в зеркало.

Он наклонился и впился губами в мою грудь.

Я дернулась, отскочив.

Он поднял на меня потемневшие глаза. Завел руку за спину и рывком притянул обратно, хватая кожу на груди напористым ртом. Я застонала. Тяжелая рука держала меня за шею сзади, вжимая в его разгоряченное лицо. Острый край зубов на коже и его теплый язык. У меня колени подгибались. Ток пошел под кожей от насквозь пронзающего острого возбуждения.

Он шагнул вперед, вынуждая меня пятится. Еще шаг – мы рухнули на диван. Я дернулась под ним, но он ловко поймал мои руки в свои и завел за голову, прижимая к простыни.

– Я буду на тебя смотреть, – приблизил свое лицо. Он был пьян, крепкий алкоголь в его дыхании щекотал мне нос. Глаза помутнели.

Я предательски сжималась от него близко. От его запаха. Он лежал на мне, стискивая запястья и придавливая весом своего тела. А у меня от возбуждения кровь в висках застучала. Я хотела обхватить его ногами за корпус. Хотела кусать его губы. Я хотела его пальцы на коже. И под ней. Хотела, чтобы он взял меня. Черт. Возбуждение алыми жаркими пятнами скользило от щек к шее, ползло по заведенной груди, подрагивающей под его влажными губами, грело живот и ныряло ниже к бедрам. Я чувствовала, как покрываюсь краской с головы до пят. Я хотела его до изнеможения и предательски краснела перед ним за это желание.

– Я буду смотреть, – он опустил лицо к моей щеке и коснулся ее губами, широко разомкнув рот и обдав кожу горячим влажным дыханием. Он ласкал ссадину у моей скулы. Я закрыла глаза. Это было так приятно, хоть и щипало адски. Порезы на спине покалывало. – Буду, – он коснулся языком царапины на моем подбородке, а потом хищно обхватил его ртом. Я не могла дышать, подрагивала под ним, дергая губами, как рыба, – я буду, – его язык на моей шее гладил кожу. Он будто зализывал мои раны. И заводил так сильно, что потели ладони. Он почти довел меня до оргазма этими губами. Я чувствовала его возбуждение разгоряченными бедрами, когда он наваливался напряженным телом. Он хотел меня, я ощущала по дрожи в его теплой груди. Его влечение так приятно смешивалось с моим. Мы скрутились в один тугой комок оголенных нервов.

Черт. Черт. Черт. Я сейчас сдохну.

Опустил лицо на ключицы. Дышал тяжело, так тяжело и сипло. Сопротивлялся. Воздух глухо свистел между его сжатых зубов. Пальцы сильнее сдавливали мои запястья. Как же хорошо, черт возьми. Он водил лицом по моей груди, задыхаясь. Царапая. Боролся с собой, я чувствовала, как он упирался. Надо было сбросить его с себя и прервать уже эту агонию, но я хотела хоть немного его. Влажное горячее дыхание ласкало. И я дрожала под ним.

Он приподнял лицо и пронзил меня взглядом. Тяжелым. Темным. Горячим. Хищным. Он смотрел исподлобья поверх моей груди, всковыривая так много чувств глубоко внутри, что мурашки побежали по шее.

Он сдавленно выдохнул и захватил губами кожу на груди, жадно втягивая в рот. Сдался. И кипяток разлился в грудной клетке, понесся по венам. Я дернулась под его губами, выгибаясь. Глаза закрылись и я проглотила стон, едва не подавившись им. Святые шпильки. Затылок упирался в жесткий диван. Я уже хватала густой воздух широко раскрытым ртом, а он с хищным голодом ласкал меня. Хриплое дыхание клокотало в его груди. Горячий язык кружил по коже. У меня от него были мурашки. Я уже и забыла, как это бывает.