В плену сердца
- -
- 100%
- +
Сделав пару глубоких затяжек, он напрягает веки в пытливом прищуре.
– А с чего ты вообще решил, что она пропала?
– Четвертый день ее местонахождение неизвестно, а телефон отключен.
– Всего-то, – фыркает Тони.
– Прежде такого никогда не было.
– Все всегда бывает в первый раз. К тому же почему ты сразу думаешь, что в этом замешан кто-то из наших клиентов?
– У меня есть веский повод так думать.
– Очень интересно послушать – какой. – Мэрроу пристально смотрит на меня сквозь табачное облако.
Я глухо выдыхаю, пытаясь контролировать гнев, вызванный воспоминаниями о видеопризнании Ники. Не хотел я говорить об этом, но, по всей видимости, придется.
– Прежде чем исчезнуть, она упомянула некого состоятельного мужчину, на которого теперь будет… работать. Не имею представления, где бы еще она могла с ним познакомиться, если не здесь.
– Так, значит, она тебя предупредила? – удивляется он. – В таком случае вообще не понимаю твоей паники. У нас тут каждая вторая девка рано или поздно находит себе богатого папика или же… щедрого босса, с которым сбегает за роскошной жизнью. И Аннабель не исключение.
– Это неправда! – не сдержавшись, повышаю голос, сверля мужика острым взглядом.
Он же криво ухмыляется, глядя на меня в ответ, как на наивного ребенка.
– Еще как правда, парень! Когда девушки долгое время находятся в месте, где нет никаких границ, рамок и моральных устоев, а только разврат и удовольствие, за которое можно получить неплохие деньги, они постепенно привыкают к этому, втягиваются и со временем ломают все свои железные принципы. Аннабель отказывалась трахаться с клиентами по расценкам клуба, но, вероятно, нашелся тот, кто предложил ей гораздо большую сумму, и она не смогла устоять. Как говорится: у всех есть своя цена, и у твоей сестрички – тоже. Просто она оказалась гораздо выше, чем Анна хоть когда-либо могла заработать здесь. Вот и все. Понимаю, этот факт принять крайне непросто, но вот тебе мой совет, Остин Рид, – поскорее сделай это, отметай ее поиски и сваливай отсюда, пока своими ненужными вопросами ты не нажил себе недоброжелателей! – едко чеканит он, отчетливо проявляя на лице нежелание продолжать разговор.
Но, сука, столь знакомое мне волнение в нем по-прежнему никуда не исчезает. Тони точно что-то известно, но он врет, блять. Он тоже врет! У меня, что, на лбу написано: «Умоляю, соврите мне, иначе сдохну»?
Мэрроу впечатывает окурок в пепельницу и порывается встать, однако я делаю это первым и силой давлю ему на плечо, заставляя сидеть на месте.
– Ты страх потерял, парень?! – вспыхивает он, а я вдавливаю его в кресло лишь сильнее.
Его удивление со злостью я почти не ощущаю из-за собственной ярости.
– Я пришел к тебе за именами, Тони, и не уйду, пока не получу их. Правда, я хотел узнать все мирным путем, но если тебе такой способ не по вкусу, я могу добиться своего иначе.
– И как же? Бить, что ли, будешь, пацан? Не забыл, где находишься? Одно мое слово – и охрана живо выбросит тебя на улицу.
– Бить я буду, Мэрроу, в этом можешь не сомневаться, но не по тебе, а по всем компьютерным системам твоего любимого клуба. Ты меня не знаешь, но могу заверить, что для меня ничего не стоит взломать всю базу данных с записями с камер наблюдений, а затем распространить по всему интернету компрометирующие, развратные кадры извращенцев, которые здесь расслабляются каждую ночь.
– А ты борзой, как я погляжу! Запугать меня вздумал? Тогда придумай что-то получше. Мне, как никому другому, известно, что это невозможно, – сурово бросает Тони. И внутренняя уверенность подтверждает высказанное им мнение.
– Очень даже возможно, Мэрроу. По-твоему, как у меня оказались горячие видео из главного зала с несколькими разными мужчинами, с которыми общалась Николина? Не веришь? Так я могу доказать.
Что я и делаю, заодно пользуясь возможностью проверить – были ли видео изъяты без ведома владельца или нет?
Вытаскиваю из кармана телефон с сохраненными в галерее файлами и показываю их мужчине. И судя по тому, как стремительно вытягивается его лицо, а мощнейший шок жалит мою кожу колким ознобом, Тони никак не ожидал такого поворота.
Получается, видео он лично сам никому не сливал, а, значит, их точно прислала мне не Ники. Она в жизни не смогла бы получить доступ к ним, взломав защиту клуба.
– Теперь веришь мне? Я показал тебе всего пару видео, но на моем компьютере есть гораздо больше, и, если потребуется, я выужу из вашей системы все до единого, выставив их на всеобщее обозрение. Тогда ты точно заработаешь на свой зад немереное количество проблем. Оно тебе надо? – спрашиваю я у оторопелого мужчины. Убираю телефон обратно и отпускаю плечо Тони.
Искреннее удивление с нарастающим гневом Мэрроу нападает на меня, словно рой москитов. Предугадывая его последующие попытки пустить в ход ответные угрозы, сдержанно добавляю:
– Если со мной что-то случится и я не доберусь до дома к завтрашнему вечеру, все содержимое папки на моем компьютере автоматом отправится в сеть, так что… давай просто вернемся к моему вопросу и побыстрее разойдемся каждый в свою сторону.
От злости и осознания безысходности своего положения вся спесь быстро слетает с побагровевшего лица Мэрроу, а венка на вспотевшем лбу начинает вздуваться и пульсировать.
– Мне нечего тебе сказать, – мрачно бросает он, сокрушенно откидываясь в кресле.
– Так уж нечего? – скептически приподнимаю бровь. – Возможно, имен стриптизерш ты и не помнишь, но я никогда не поверю, что владелец клуба не знаком лично с самыми прибыльными клиентами своего заведения.
– А стоит поверить, потому что еще три дня назад единственной сферой, которой я здесь преимущественно занимался, была постановка шоу. С клиентами я общался по минимуму. И уж тем более не следил, с кем именно проводят ночи танцовщицы. Всем этим занимался мой брат, – недовольно проговаривает Мэрроу. К моему удивлению, правду.
– Он сейчас в клубе?
– Нет.
– А когда будет?
Тони безрадостно усмехается, закуривая еще одну сигарету.
– По предварительным прогнозам лет так через двадцать-тридцать.
Я смеряю его непонимающим взглядом.
– Эрик сейчас под заключением в ожидании суда, поэтому вряд ли в ближайшие недели с ним получится поговорить, да и как ты сам понимаешь, ему явно будет не до твоих вопросов, – монотонно проговаривает Тони, но я остро ощущаю его тревогу из-за ситуации с братом.
– Может, кто-то из стриптизерш ответит мне?
– Нет, – слишком резко отвечает Мэрроу, с головой выдавая свое волнение. И он сам это понимает. Поджимает губы, устало выдыхает, сдавливая пальцами переносицу. – Слушай, парень, ты действительно явился сюда в самое неподходящее время. За последние двое суток нас и так тут всех непрерывно изнуряла расспросами полиция – как меня, так и девочек. Они устали, напуганы. Им сейчас еще в шоу выступать, а после до утра работать в зале. Да и заверяю тебя: они ничего тебе не скажут. Если ты правда считаешь, что Анна связалась с кем-то из наших VIP-клиентов, здесь никто не сможет помочь тебе найти ее. Ни одна стриптизерша не захочет зарабатывать себе врага в лице влиятельного мужчины, и тебе самому бы следовало хорошенько подумать о последствиях, которые могут повлечь твои поиски.
В серьезном тоне мужчины отчетливо сквозит предупреждение, а в беспокойном взгляде загорается просьба прекратить искать… но вовсе не Николину, а того, на кого она теперь работает, что в очередной раз доказывает – Тони известно гораздо больше, чем он мне говорит.
Он стопроцентно знает, с кем сейчас находится моя девочка. Теперь у меня в этом нет никаких сомнений, но Тони все равно молчит, даже несмотря на мои угрозы, которые могли бы навсегда испортить репутацию клуба и ввязать Мэрроу в череду неприятностей с респектабельными людьми Рокфорда.
Максимально быстро проанализировав его поведение вместе с внутренним диапазоном эмоций, я могу смело выдвинуть целых три логических предположения, почему Тони по-прежнему решает держать язык за зубами: первое – он находится в доверительных, дружеских отношениях с этим мужчиной; второе – опасается возможных проблем с ним в разы больше скандалов с негодующими клиентами клуба; третье – оба варианта вместе.
– Поверь мне, Остин, если бы я владел необходимой тебе информацией, я бы непременно сказал. У меня и так сейчас проблем не сосчитать! Вчера мне едва удалось избежать временного закрытия клуба из-за криминальных дел брата. Добавлять ко всему существующему хаосу еще и утечку компрометирующих видеозаписей наших постояльцев – меньшее, чего мне сейчас хотелось бы, – поспешно заверяет он, преисполняясь отчаянной надеждой в то, что я отступлю.
Но я не отступлю. Никогда. Не раньше, чем найду Николину и не поговорю с ней обо всем. Однако здесь мне точно делать больше нечего. Я остро чувствую страх и тревожное беспокойство мужика, дающее понять, что у него в самом деле есть веские причины не раскрывать мне правду. А, значит, нет никакого смысла и дальше продолжать выпытывать у него ответы. Пустая трата времени, которого у меня, как всегда, в запасе нет. Да и не хочется подставлять ни в чем не повинного человека, пусть даже не самого приятного, обрушая на него негодование этого чертового Мистера Неизвестность.
– Ладно, – выдыхаю я. – Мне можешь ничего не говорить.
Встаю с кресла и направляюсь к стеклянной двери, всем нутром осязая окатившее Мэрроу облегчение. Но оно вмиг притупляется, когда перед уходом я оборачиваюсь и бросаю твердым, непоколебимым голосом:
– Но в следующем разговоре с ним будь добр передать, что рано или поздно я найду его и, чего бы мне это ни стоило, освобожу Николину от выполнения обязанностей их контракта.
Глава 3
ОстинСтоит мне выбраться на улицу из шумного клуба, как буквально через пять минут экран смартфона оживает именем моего наставника в «Heart Corp». Он отчитывает меня за внезапный отгул и сообщает, что им стала известна точная дата возвращения президента компании в Нью-Йорк, поэтому к завтрашнему утру мне в строгом порядке необходимо явиться на работу и продолжить вводный курс в проект, чтобы за оставшееся время до его приезда успеть вникнуть в суть всех рабочих деталей. И никакие оправдания в виде неожиданно заболевших родственников больше не проканают.
Закончив с ним разговор, я в сто пятисотый раз набираю номер Марка. Теперь он – моя единственная надежда найти Николину, но меня вновь на том конце провода встречает облом, как, впрочем, и в остальном тоже.
Бессмысленный разговор с Мэрроу, полное отсутствие вариантов, где именно мне стоит начинать копать, и крайняя необходимость вернуться в Нью-Йорк, временно отодвинув поиски Ники, – все это один сплошной облом, что огорчает до невообразимости, а свежие воспоминания из развратного «Атриума» не только мелькают перед глазами, но и словно зудят на поверхности кожи, заставляя чувствовать меня грязным, липким, физически заведенным и поникшим.
И, конечно же, когда мне и так хуже некуда, грозовые, серые тучи, затягивающие рокфордское небо, будто нарочно добавляют тьмы моему отвратительному состоянию. Однако непогода не мешает мне перед возвращением в Нью-Йорк прогуляться, чтобы хоть немного прийти в себя и разложить по полочкам имеющуюся в уме информацию.
Варясь в своих мыслях и бесцельно бредя по городу, я неосознанно добираюсь до набережной. До той самой смотровой площадки, где мы с Ники неоднократно проводили вечера, наблюдая за закатом. Именно здесь совсем недавно я стал случайным свидетелем, как моя малышка, опустив руки на перегородку, склонила голову вниз и в одиночку сильно грустила… или переживала?.. или же пыталась найти способ найти выход? Не знаю.
Но сейчас, в точности копируя ее позу, я вслушиваюсь в равномерное журчание Рокривер и стараюсь понять – почему же Ники мне ничего не сказала? Почему не попросила помощи? Почему не сообщила, что ей угрожает опасность? Боялась и меня поставить под удар? Возможно… А точнее – это единственное разумное объяснение, которое приходит мне в голову.
Тяжело вздохнув, устремляю взгляд к тому месту, где мы стояли с Ники в прошлый раз, и тщательно перематываю кадры нашей встречи…
– Кто это тебя так сильно хочет? – поинтересовался я, услышав длинную череду звуков входящих сообщений.
– Не знаю… Скорее всего Эмилия, – выдвинула предположение она, но ее мгновенное беспокойство намекало, что смс далеко не от подруги.
Когда же Ники, прочитав их, начала суетливо озираться по сторонам, будто высматривая кого-то в каждом ближайшем кусте, я окончательно убедился, что Эмилией там даже не пахнет.
– Что такое, Ники? Кого ты так выискиваешь? – не на шутку озадачился я. Прикоснулся к ее щеке, желая ее успокоить, но Николина резко оторвала мою руку от себя после прочтения еще одного присланного ей сообщения.
Это точно был он… Это он ей тогда писал и запугивал так же, как и в день моего отъезда в Нью-Йорк на собеседование.
В памяти смутно всплывает мрачный образ солидного мужчины, которой в тот день сильно напугал ее. И теперь я точно знаю, что причиной ее боязни, нездорового румянца на лице и лихорадочной дрожи был именно он, а не скоростной бег от дождя, как заверила меня в тот день Ники. Это просто была еще одна долбаная ложь, слетевшая с ее языка.
Напрягаю память, пытаясь более четко вспомнить его внешность, но ничего не получается. Я видел мужчину всего пару секунд и сквозь расплывчатое из-за капель дождя стекло автомобиля. К тому же я был настолько ошарашен и физически прибит мощью его эмоций, что мне было совсем не до разглядывания его лица. Но, черт возьми, ту безумную, неадекватную для одного человека похоть я никогда не забуду. Это было ненормально, сверхъестественно, страшно даже для меня. И всю эту бурю он испытывал к ней, к моей маленькой девочке, которая тряслась после встречи с ним, как при сорокоградусной температуре.
Неукротимая ярость зарождается где-то под ребрами, скручиваясь в тугой клубок из колючей проволоки, что царапает меня изнутри с каждым вдохом, воспламеняясь на выдохе. Меня начинает трясти от мысли, что этот мужик как-то вынудил ее согласиться на чертов контракт и, возможно, прямо в эту секунду причиняет ей вред, мучает, бьет или чего еще хуже… А может…
Дьявол!
Представив, как Ники стонет под ним в наслаждении, со всей силы бью кулаком по бетонной ограде. Разбиваю костяшки до мяса. Кровь стремительно стекает по руке, но я не чувствую боли. Она смехотворна на фоне той, что сдавливает легкие, лишая способности дышать и здраво мыслить. А трезвый разум мне сейчас нужен, как никогда прежде, поэтому мне ни в коем случае нельзя думать о подобном.
Я искренне надеюсь, что он не причиняет ей боли, но и представлять, что он доставляет ей удовольствие для меня невыносимо. Я должен отгонять эти мысли или раз за разом повторять и верить – что бы Николине ни приходилось делать с этим мужчиной, она делает это против воли. Я верю моей малышке. Несмотря на всю ее ложь, я верю ей. И после всего, что между нами было, я знаю наверняка – будь у нее хоть один малейший шанс избежать этой работы, она воспользовалась бы им. По-другому и быть не может. И ничто не заставит меня думать иначе: ни ее видео, ни подпись на контракте, ни убеждения Мэрроу в том, что Ники просто помчалась за богатой жизнью.
Сильные порывы ветра бьют в лицо, заставляют глаза слезиться, а раскатистый удар грома прямо над моей головой, словно по команде, обрушает шквал проливного ливня.
Слышу треск падающих капель по речной глади, визги торопящихся покинуть площадку людей. Набережная стремительно пустеет, а я, наоборот, подставляю лицо сильному напору шторма и стою, не двигаюсь, пытаюсь успокоиться. Полной грудью вдыхаю любимый запах дождя и вспоминаю то, что некоторое время не мог вспомнить.
– Думаю, пара часов сна с тобой, и я буду вонять так же, – прошептала она и прижалась к моему телу так, словно я пахну не алкоголем, а самым вкусным в мире парфюмом.
– Не будешь… ты всегда пахнешь дождиком.
– Дождиком?
– Мхм…
– И как же он пахнет?
– Как ты.
– И как же это, гений?
– Гений точно не знает… Да и никто точно не знает… Но всем нравится… А я его просто обожаю, – пробормотал я, засыпая в ее крепких объятиях, и не знаю как, но даже с закрытыми глазами почувствовал сияющую на ее губах улыбку.
Она согревала.
Окрыляла.
Наполняла жизнью.
Делала меня самым счастливым на свете.
Счастливее того сонного момента нашей близости я был лишь в темноте хвойного леса, когда она томно прошептала:
– Ты можешь делать со мной все что хочешь, Остин. Я – твоя. И душой, и телом. Всегда была, есть и буду. Несмотря ни на что. Запомни это!
И я запомнил. И, клянусь, никогда не забуду эти откровенные, полные любви и желания слова, которые окончательно убеждают меня сейчас – Николина ни за что не променяла бы нас на деньги. Она на такое не способна! А, значит, этому таинственному мужику, насильно принудившему ее к этой работе, несдобровать, когда я наконец его встречу.
А я встречу! Тут без вариантов. И плевать мне, что он – какая-то там важная, влиятельная шишка. Меня это не остановит и уж точно не напугает. В деньгах и власти, конечно, много силы, но они не гаранты стопроцентной победы во всем и всегда.
Я что-нибудь придумаю. Безвыходных ситуаций не бывает. И в этой я тоже непременно найду выход.
– Я спасу тебя, малышка… Я обязательно тебя спасу… Тебе лишь нужно немного потерпеть, – тихо, одними губами шепчу я мрачным небесам и как глупый мальчишка надеюсь, что вместе с гулким раскатом грома они донесут до нее мое обещание.
Глава 4
НиколинаДве недели спустя
Гром. Дождь. Серость.
Стандартный комплект рокфордской погоды, которая после аномального солнцепека в мае решила начать первые дни лета со своей обычной атмосферы дождливой осени. Этого следовало ожидать. Надолго солнце в наших краях никогда не задерживалось. Но должна признать: в миллион раз приятней наблюдать за зигзагами молний и резво скатывающимися по стеклу каплями, когда ты нежишься в огромной пенистой ванне и прямо в ней же поедаешь третий кусок кряду изумительно вкусного карамельного торта.
В моей личной просторной стильной уборной тепло, чисто, обалденно пахнет маракуйей. На фоне тихо играет джазовый соул, ароматические свечи добавляют уюта. Рядом на полке лежит невероятно интересный роман, от которого я не могла отлипнуть полночи, и планшет с волшебной программой. С ее помощью я в любой момент могу сменить дождливую хмурость за окном на яркую, завораживающую картинку из самых потрясающих мест мира.
Да… Вот что теперь занимает мою повседневность в заточении четырех стен: много вкусной еды, расслабление в ароматной водичке, любимая музыка, книги, созерцание наипрекраснейших достопримечательностей, чудес света и природных ландшафтов, а также просмотр популярных сериалов на Netflix. Сплошной пассивный отдых, который был мне крайне необходим, чтобы оправиться после продолжительного недоедания, недосыпа, пребывания в вечно переутомленном состоянии и огромного количества всевозможных физический повреждений.
Прошло относительно немного времени, но от мешков под моими глазами и след простыл, цвет лица наконец-таки пришел в норму, здоровый румянец украшает щеки, которые больше не впадают, как у больных анорексией, а тело приобрело более округлые формы и практически полностью избавилось от синяков и ран.
Вот что значит не иметь никаких стрессов, проблем, тревожных мыслей, целыми днями чилить, лежа на удобной кровати, вкусно, обильно питаться и ни о чем не переживать. А я в самом деле ни о чем не переживаю. В голове такое спокойствие, какого еще никогда не было, тело полностью удовлетворено, а в душе… там тоже полное затишье, которое я планирую любыми способами сохранять до самого последнего дня пребывания в логове Харта.
В общем, неплох мой плен, совсем неплох. Грех жаловаться, не так ли?
Хотя мне и в голову не приходит жаловаться, ведь, несмотря на принудительное пребывание в заточении, я за всю свою жизнь столько не отдыхала, не спала и не посвящала времени себе любимой, сколько сделала это за минувшие восемнадцать дней.
Да, я в самом деле их считаю, прямо, как героиня, выброшенная из морской стихии на необитаемый остров. Правда, нахожусь я в комфортабельном пентхаусе на небесной высоте, а не в забытом Богом месте, но тем не менее с каждым днем все больше складывается впечатление, будто так оно и есть.
После бурной, самозабвенной и меняющей мою память ночи с Хартом моими единственными визитерами были немногословная домработница Сьюзен, трижды в день приносящая мне потрясающе вкусные блюда, и врач, который проверил мое женское здоровье и общее физическое состояние.
Все! Сам Адам ко мне так ни разу и не пришел. Ни разу!
Почему? Вообще не пойму. Хочу ли узнать ответ? Да как-то не особо. Мне абсолютно безразличны причины его тотального игнорирования моей персоны. Занят на работе? Трахает других? Все еще злится? Или таким образом в очередной раз наказывает меня, заставляя быть в гордом одиночестве не только днями, но и ночами? Без разницы! Просто ровно. И не появись у меня корыстной цели для встречи с ним, только радовалась бы его отсутствию. Но поскольку она-таки появилась, мне необходимо встретиться с Хартом как можно скорее.
Что за цель?
Банальная до примитивности: доставить ему удовольствие любыми известными мне способами, чтобы после суметь убедить Харта расширить границы моей люксовой «клетки» и, возможно, даже выпустить погулять.
Здесь пусть и имеется достаточное количество способов, как скоротать мои затворнические будни, однако стены этой спальни все-таки начинают надоедать мне и опускать общий настрой на несколько градусов ниже. А мне совсем не хочется из-за продолжительного безделья в закрытом под замок помещении доводить себя до вялой апатии.
Как и любому человеку, мне жизненно необходима обычная смена декораций, общение с другими людьми или хотя бы просто выход на улицу. Я же в этой комнате будто отделена от всего мира: телефон есть, но пароля от wifi нет, на планшете – та же проблема, а из моего единственного источника коммуникации Сьюзен так себе собеседник: ответы односложные, вопросов нет, заинтересованности в беседе – тоже.
Да и ладно с этим общением и желанием узнать, что там творится в мире. Мне просто-напросто хочется глотнуть свежего воздуха, а эти сверхумные окна, чтоб их, не открываются. Прикиньте? Они имеют сотни всяких наворотов, но элементарно открыть их, чтобы впустить в комнату дождливую сырость, нельзя. Удивительно! И смешно. Хотя нет, не смешно. Удушливо. Мне нужен уличный воздух, а Адам во всех смыслах обеспечил мне полную изоляцию от внешней среды.
И, казалось бы, что ты ноешь, Анна, сиди в шикарных апартаментах и настраивай необходимую температуру и влажность с помощью климат-контроля, да только терпеть даже столь незначительные неудобства – это идиотская привычка другой моей стороны, вечно любящей страдать и забивать на свои желания.
Почему я должна мучиться, если могу с легкостью улучшить условия своего пребывания здесь? С какой такой стати мне не получить желаемое? Не вижу совершенно никаких причин, поэтому при первой же возможности мне будет необходимо постараться как следует порадовать своего господина, чтобы получить его благосклонность и разрешение на выход из дома.
И вот честно: говорю об этом и нисколько не злюсь, не раздражаюсь и не испытываю омерзения. И это абсолютный кайф – воспринимать поклонение Харту как обычную работу, а настойчивое стремление сделать ему приятно – как необходимость в достижении своих целей.
Он хотел покорную, хорошую девочку для траха – он ее, несомненно, получит. Никаких пререканий, возражений и попыток вступить в спор больше не будет. Все это бессмысленно, и другая версия меня это понимает и безоговорочно принимает, а дикую, буйную Николину со всей сумасшедшей смесью противоречивых чувств к Адаму и долголетней любовью к Остину я оберегаю в непроницаемом бункере. Там она не ощутит на себе ни одного из моих будущих действий и поступков. Я позабочусь, чтобы она ничего не почувствовала и ни за что не выбралась раньше времени наружу.
Я выдержу. Я справлюсь. Я освобожусь. И стану счастливой.
Никогда прежде мне не приходилось абстрагироваться от всех эмоций и ощущений дольше рабочей ночи, но я почему-то уверена, что мне не составит особого труда справляться с этой задачей столько, сколько потребуется, ведь ситуация на сей раз кардинально иная.
Мужики в «Атриуме», лапающие меня без остановки, вызывали только отвращение. Адам же своей попыткой изменить мою память зародил во мне настолько сильный страх, ненависть и желание не допустить этот ужас, что вот уже сколько дней подряд я не чувствую абсолютно никакого напряга в удерживании своего непонятного «щита». Осталось лишь узнать, как дело пойдет непосредственно во время общения с самим Хартом. И надеюсь, мне уже совсем скоро удастся это проверить.