В плену сердца
- -
- 100%
- +
Кто это девушка, мать ее, и что она сделала с Николиной?
– В каждом, где есть филиал компании, – отвечаю я, искоса меряя ее недоверчивым взглядом.
Она же лишь сильнее расплывается в довольной улыбке.
– Что такое?
– Ничего. Просто не нахожу ни одной причины для столь безмерной радости.
– Ни одной причины? Серьезно? – откровенно изумляется дикарка. – Начнем с того, что я впервые в жизни покину этот город и полетаю на самолете. Это уже целых два веских повода для радости. А третий… посмотрела бы я на твое настроение, если бы ты долго просидел в одной комнате, а потом наконец выбрался на волю. Да сегодня же настоящий праздник для меня, – ее бодрый голос звенит восторгом, а палец жмет на кнопку лифта так быстро и часто, будто надеется, что это заставит транспорт до ее свободы приехать быстрее.
– Ты же понимаешь, что ты просто переезжаешь из одной комнаты в другую? – напоминаю я чрезмерно ликующей девчонке о ее неотвратимой участи.
Она несколько секунд молчит, словно обдумывает про себя план по захвату мира, а затем вместо ответа переводит взгляд чуть правее от меня и восторженно охает.
– Это же подарок Миллы! Чуть не забыли его! – Лина обходит меня и поднимает с пола завернутый в подарочную бумагу прямоугольник внушительных размеров.
– Что за подарок? И какой еще Миллы?
– Ну как какой, Адам? – она округляет глаза, а у меня, по всей видимости, мозги окончательно замариновались в «очаровании» – я реально не понимаю, о ком она говорит.
– Камилла, твоя новоиспеченная сестра, забыл, что ли? – поясняет дикарка, пытаясь раскрыть упаковку.
Честно говоря, я в самом деле забыл имя этой девчонки. Новый член «семьи» Роберта меня абсолютно не волнует, однако неожиданная новость о ее визите сюда неслабо озадачивает.
– Почему охрана впустила ее в дом? И почему мне не сообщили? Уволю идиота за такую безалаберность. И что эта мелкая вообще здесь забыла? – помрачневшим голосом спрашиваю я.
Двери лифта наконец раскрываются, и мы входим в кабинку.
– Да расслабься. Никого увольнять не надо. Охранник впустил твою сестру только после проверки документов и выяснения цели визита. А пришла она сюда, чтобы принести тебе лично нарисованную картину и еще поговорить о чем-то важном, но, к сожалению, так и не дождалась тебя, – тоном моего личного секретаря осведомляет Лина.
– Она и поговорить со мной?
Нонсенс.
– Я тоже удивилась. Но она так сказала.
– Так ты с ней еще и общалась?
– Да, – как ни в чем не бывало подтверждает кошка, продолжая мучиться с раскрытием упаковки.
– Поподробней можно?
Моя суровая интонация заставляет Лину поднять на меня взгляд.
– Когда Камилла пришла, в доме, кроме меня, никого не было. Сьюзен как раз ушла в магазин. Поэтому в поисках тебя девчонка начала блуждать по коридорам. Я услышала шаги, подумала, что это ты пьяный по комнатам бродишь, и решила позвать. Так она и наткнулась на мою спальню. Но не волнуйся, Милла не узнала о моем плене. Я наврала ей, так что она ни о чем не догадалась, – чуть ли не с гордостью заявляет она, загоняя меня в еще большее замешательство.
– Вот, значит, как?
– Именно.
– И ты даже не попыталась с ее помощью выбраться из комнаты?
– А смысл? Ты бы все равно меня быстро поймал, а лишние проблемы мне ни к чему, – спокойно объясняет она.
Неужели действительно так быстро смирилась? Не могу в это поверить. Вот не могу, и все!
– Черт! Да как же она ее запечатала? Я сейчас себе все ногти поломаю! – сокрушается Лина, недовольно поджимая губы.
Вижу, как она никак не может справиться с распаковкой никому не нужного творения любимой дочки Роберта, и ловко вытягиваю подарок из ее рук. Одним резким движением разрываю плотную бумагу и зависаю в удивлении, неподвижно глядя на картину.
Похоже, сегодня настоящий день сюрпризов.
– Ну что там? – любопытствует Лина. Прижимается ко мне сбоку и устремляет заинтригованный взгляд на наш с ней портрет.
В нем мы изображены максимально реалистично, почти как на обычной фотографии, но в то же время с элементами абстракции. На картине мы стоим на фоне силуэтов множества людей и пристально смотрим друг на друга. Белоснежные волны Николины, подобно пенному водопаду, струятся по открытым плечам и спине, впадая в водную гладь ее вечернего платья. Я же сильно контрастирую на ее нежном, ангельском фоне: в черном смокинге, точно дьявол, полностью объятый огнем. Он тянется языками пламени к Лине, лишь в нескольких местах касаясь ее кожи, а в основном будто натыкаясь на незримую стену, выстроенную вокруг дикарки, что возвращает всю мою огненную стихию мне обратно.
Надо же. Получается, вот как выглядит моя сила и отражение Лины вместе? И вот про какой огонь и щит тогда на приеме лепетала эта болтливая и, как оказалось, весьма необычная девчонка.
Изумительно. Ей в самом деле удалось меня удивить. Я далеко не ценитель и не знаток искусства, но то, что нарисовала Камилла, выглядит завораживающе.
– О-бал-де-е-еть! – с восхищением протягивает дикарка, аккуратно проводя пальцем по одной из линий огня. – Неслабо же тебя там жарит, Адам! – весело посмеивается она, разом выводя меня из транса. – Милла, конечно, молодец! Не каждому дано так реалистично нарисовать людей, да еще и по памяти. У нее бесспорный талант!
– Не могу не согласиться, – сдержанно произношу я, чем зарабатываю вопросительный взгляд Лины. – Что?
– Что-что? Ты хоть когда-нибудь можешь проявить адекватные человеческие эмоции, а не только свой излюбленный покерфейс?
– Конечно.
– И когда же?
– Когда злюсь.
– Ой, вот не надо. Во время злости твое лицо вообще превращается в обездвиженный камень.
Усмехаюсь.
– В таком случае, когда ты забавляешь меня своими усердными попытками не улыбнуться мне. Вот тут реально без смеха никак.
– Тут возможно. Но это совсем ненадолго. Может, есть что-то еще, что превращает тебя в настоящего, живого человека?
– Еще?
Она молчит и выжидающе смотрит на меня, пока я от ее колдовского прицела пьянею настолько, что едва получается удерживать себя на ногах.
– Еще когда трахаю тебя во всевозможных позах. После громких фраз о том, как ты меня не хочешь, слушать твои блаженные крики без проявлений эмоций невыполнимо даже для такого мастера сдержанности, как я, – непонятно с чего откровенничаю я и даже не замечаю, как оказываюсь в нескольких дюймах от ее чуть приоткрытого рта.
– Тогда, может, ты хочешь послушать, как я кричу, прямо сейчас? – многозначительно ухмыляется Лина и снова проявляет инициативу приступить к выполнению своих трудовых обязанностей: начинает медленно водить пальцами по моему окаменевшему торсу, неотрывно глядя в глаза, будто в ожидании приказа продолжить дальше.
– Я тебе уже сказал, что сейчас у нас нет времени на это, – сердито чеканю я, не понимая причину своего морального отторжения ее ласк, пока физически я, как всегда, млею от электрических прикосновений дикарки.
Причем млею настолько, что еще чуть-чуть – и в противовес своим словам я вновь запечатал бы ей рот жадным поцелуем, придавив к стене и жестко трахнув. Да только двери лифта совсем некстати открываются. Или, наоборот, очень даже кстати. Не могу определить точно. С трудом соображаю от капитального перегрева в теле и противоречивой каши ощущений, что провоцирует во мне сегодня Лина.
– Ладно, если не сейчас, то в другой раз мы обязательно должны будем повеселиться в лифте, – вкрадчивым шепотом произносит она, заставляя меня в сотый раз недоумевать, и мгновенно переводит взгляд с моего лица к выходу из здания.
Клянусь, она будто видит долгожданный свет в конце тоннеля, навстречу которому резво устремляется, ускоряясь настолько быстро, насколько позволяют ей туфли на высоком каблуке. Полминуты громкого цоканья по мраморному полу лобби, полное игнорирование приветствия консьержа и косых взглядов соседей, и Лина выпархивает через раскрывающиеся перед ней автоматические двери на шумную улицу даунтауна, где расставляет руки в стороны и поднимает голову к небесам.
А что делаю я тем временем?
Так все просто: я тоже направляюсь к выходу, но, в отличие от шустрой девчонки, делаю это в заторможенном темпе, желая по максимуму растянуть путь до улицы, чтобы подольше посмотреть на изящную, стройную фигуру Лины сзади. И, пока она не видит, проявляю те самые чуждые мне человеческие эмоции, что требуют архисрочного истребления.
И я избавлюсь от них. От всех до единого. Просто чуть позже. Я основательно займусь решением этой проблемы в Нью-Йорке. А сейчас… Я тайком любуюсь радостью своей выбравшейся на воздух дикарки и совсем немного позволю себе поулыбаться – глупо, широко и совсем не в стиле Адама Харта.
Глава 7
НиколинаТолько лишившись чего-то, мы по-настоящему начинаем осознавать, насколько дорога была это вещь, – избитая и старая как мир фраза, но чертовски верная.
Как же мне не хватало все эти дни элементарной возможности в любое время выйти на улицу, увидеть дневной свет и вдохнуть загрязненный воздух города. До жути просто! А сейчас, расставив руки в стороны и глубоко вдохнув запах свободы, я еще более ясно осознаю всю важность этой потери. А как представлю, что мне вновь придется долгими днями торчать взаперти, становится дурно. Не хочу и дальше сиднем просиживать штаны в комнате в ожидании Адама, особенно в столь потрясающем городе с огромным количеством вариантов, где можно здорово провести досуг, как Нью-Йорк.
Мне нужно сделать все возможное, чтобы по пути до новой клетки суметь вытрясти из моего бесстрастного босса послабление условий домашнего ареста. Это главная и, по сути, единственная задача на это путешествие. Ждать следующей встречи нельзя! С таким непонятным, слабо заинтересованным отношением Харта ко мне неизвестно когда она может случиться.
Я предполагала, что, увидев меня сегодня такую шикарную, он и слова сказать не позволит, а тут же поставит раком и затрахает за все пропущенные недели. Но вот же черт! И здесь я ошиблась. Адам не только не накинулся на меня сам, но и мне не позволил это сделать.
Почему? Вопрос не ко мне. Типа времени нет? Да вроде как для крутого босса, который сам решает, когда и сколько работать, это слабый предлог. Не хочет меня? И это бред. Хочет, конечно. Еще как хочет – это и дураку понятно, видно, ощутимо. К тому же я потрогала, так сказать, лично проверила.
Однако, несмотря на сверхъестественное желание, он ни трахать меня не стал, ни внешним видом моим не впечатлился. А я ведь действительно старалась: проснулась с рассветом, чтобы к моменту нашей встречи выглядеть как роскошная супермодель. Хотела потрясти, обворожить, по-быстрому ублажить и заработать заслуженное вознаграждение. Да уж. Как бы не так. Мой простенький план явно дал досадную осечку, ведь я по глупости не учла один существенный факт – Харт давным-давно привык к неотразимым, эффектным любовницам и, чтобы суметь сразить наповал такого искушенного и избалованного женским вниманием мужчину, нужно постараться в миллиард раз лучше. Непременно возьму это на заметку для нашей следующей встречи.
– В машину, – неспешно минуя меня, приказывает Харт, и я моментально слушаюсь.
Без возражений следую за ним к уже знакомому черному Rolls-Royce, в очередной раз оценивающе поглядывая на высокую, статную фигуру Адама. Он, как всегда, одет с иголочки, в черный костюм и белоснежную рубашку. Уверенная походка, снисходительный взгляд. На дьявольском лице ноль эмоций. Мрачный. Невозмутимый. Страшно красивый. И только яркая картина в его руках выбивается на фоне всего строгого образа.
– Ты возьмешь ее с собой? – из праздного любопытства интересуюсь я. Дождавшись, когда Адам откроет мне дверь, послушно забираюсь в салон автомобиля.
Он передает произведение искусства водителю и сразу же садится рядом со мной.
– Не выбрасывать же старания столь талантливой художницы в мусорник, – не глядя в мою сторону, отвечает он. Достает телефон и начинает сосредоточенно всматриваться в экран, полностью погружаясь в виртуальный мир интернета.
Значит, опять врубает полный игнор? Ну ладно.
Проходит несколько секунд, и машина трогается с места. Я закидываю ногу на ногу, открываю окно и подставляю лицо влажному потоку воздуха. Разглядываю одноликих пешеходов и быстро пролетающие улицы Рокфорда, по которым столько лет подряд я убегала от царящего в жизни ужаса. Хотя, скорее, не убегала, а бежала навстречу новым неприятностям, ведь именно в одну из таких «спасительных» пробежек я и столкнулась с самым главным источником моих неудач, который обрушил на меня целый шквал препятствий, мучений, боли и поводов для всепоглощающей ненависти.
Я ее не чувствую. К Адаму, как и к любому другому человеку, я абсолютно безразлична. Но ее остро испытывает Николина. С первой же секунды, как мы встретилась сегодня с Хартом, я беспрерывно слышу отголоски яростных криков моей другой стороны. Они очень помогают удерживать переданный мне контроль и сохранять мощную защиту непоколебимой, пока мой неприступный босс так и продолжает копаться в телефоне, не обращая на меня никакого внимания.
Что ж… Окей. Мне все равно стоит хотя бы постараться его трахнуть, поэтому попробую так…
– Я могу открыть люк? – мягким голосом спрашиваю я.
Словно прослушав мой вопрос, Адам непонимающе хмурится.
– Люк… Я могу открыть? Мне хочется побольше свежести, – повторяю, расплываясь в милой улыбке.
Вместо устного ответа он нажимает на нужную кнопку на дверной панели. Жду, пока отверстие на крыше автомобиля полностью откроется, и плавно встаю на ноги, по пояс выбираясь наружу.
Скорость передвижения по городским пробкам без помех позволяет мне насладиться слабыми порывами ветра, что совершенно не портят макияж и не превращают мои не без труда выпрямленные волосы в пушистое птичье гнездо. Так, кстати, часто любил называть мою вечно неопрятную прическу один смазливый наглец.
Эндрюз… Вот кто сегодня по достоинству оценил бы мой обалденный образ. Марк точно похвалил бы меня за такие старания, бросив порцию похабных шуток в мой адрес, предложил бы свой любимый «перепихон» и точно раз сто облапал бы весь мой зад и бедра, если бы я вертела ими перед его носом так же, как делаю это сейчас с Хартом. А этому роботу плевать. Невообразимо!
Да что у него за воздержание такое? Где зверь? Где неутомимый трахарь? Где одержимой мной тиран, готовый брать меня часами, наплевав на мои отчаянные мольбы о пощаде и нанесенные травмы? Что за ерунда с ним творится? Не понимаю.
– Еще не надышалась? – спустя пару минут моего задоверчения из салона доносится низкий голос Харта. И в нем отчетливо сквозит раздражение.
Так-так… Интересненько. Моя увеличившаяся на пару размеров задница не пришлась по вкусу боссу… или наоборот – очень даже пришлась? Чтобы узнать ответ наверняка, думаю, стоит это проверить с помощью одного до смеха банального приема.
Я медленно опускаюсь обратно в салон, как вдруг, не сумев устоять на лабутенах, «нечаянно» подворачиваю ногу и заваливаюсь прямиком на Адама, а он, как всегда, быстро реагирует и ловит меня в капкан сильных рук.
– Черт, Лина! – зло хрипит мой начальник.
Ох, да он весь горит! Еще немного – и пар от кожи повалит. Как же здорово, что я этого больше не ощущаю. Все нарадоваться никак не могу!
– Прости, я не хотела… Просто… ты же знаешь, какая я неуклюжая, – виновато бурчу я, помимо жара четко осязая задом внушительную твердость.
– Знаю, поэтому и не лезь никуда. Разве так сложно полчаса спокойно усидеть на месте? – продолжает возмущаться он и остервенело сжимает пальцы на моей талии, будто насильно удерживая себя от дальнейших действий.
Только зачем сдерживаться-то? Хочет же меня. Точно хочет! В чем проблема? Бери сколько влезет.
– На этом месте я смогу просидеть и дольше, – решив не сдаваться, вкрадчиво произношу я. Быстро приподнимаю подол платья, расставляю колени по обе стороны его бедер и удобно усаживаюсь на Харта сверху. – Правда, не думаю, что смогу это делать спокойно, – опускаю руки на его плечи, начиная елозить по его каменной эрекции.
– Лин… – шумно выдыхает он мне в губы, стискивает челюсть, морщится, словно от боли, а его тело и вовсе будто сковывается железными доспехами.
Мой мозг взрывается от непонимания: зачем так сильно напрягаться? Я же наоборот хочу расслабить.
– Что такое, Адам? Ты сегодня какой-то странный, сам на себя не похож, – томно шепчу я, ластясь щекой о его густую щетину.
– То же могу сказать и про тебя, – хрипотца его исступленного голоса вибрирует возле моего уха. Не щекочет чувствительные рецепторы. Не возбуждает. Не вызывает ни одной телесной реакции. Они у меня все атрофированы.
– А что со мной не так?
– Это ты мне скажи. Что за игру ты опять ведешь?
Он перемещает руки с моей талии на голые ягодицы и безжалостно сдавливает их в ладонях. Однозначно до красных отметин, а может, и сразу до синяков. Но это мелочи. Главное – лед тронулся.
– Игру? О чем ты говоришь? Я ни во что не играю, а просто выполняю твои условия. Разве не такой ты хотел меня видеть? – немного приподнимаюсь и на выдохе опускаюсь вниз, максимально сильно вжимаясь в мужское достоинство, вынуждая Адама испустить сдавленный стон.
– Такой, но…
– Никаких но, Адам, – перебиваю его тихую попытку что-то возразить, прикладывая ладони к его лицу. Провожу пальцем по губам, носом касаюсь носа. – Ты выиграл. Ты получил меня. Теперь вся моя жизнь – это ты и твое удовольствие. И ничто кроме этого. Так скажи мне, зачем нам с тобой сидеть без дела и скучать, если можно провести время в дороге с удовольствием?
Продолжаю плавно подниматься и опускаться на его пах, ощущая еще более жесткий захват мужских рук на попке. Адам то и дело пытается удержать меня на месте. Да только как-то слабо выходит.
– Ты же хочешь меня… И я тебя хочу… Так в чем проблема? Почему нам обоим не получить желаемое? – чувственно цитирую его же слова.
Ничего себе! Мы с ним что? Поменялись местами? Вот так поворот! Никогда не думала, что мне придется уговаривать Харта оттрахать меня. Вот это уже поистине мистика! Может, я загремела в параллельный мир? Похоже на то, ведь даже сейчас, когда я насаживаюсь на него, имитируя движения секса, и смотрю умоляющим взять меня взглядом в его мутные, расширенные зрачки, Адам какого-то черта не делает этого. Мучается, сгорает, даже не может говорить от перевозбуждения и все равно не предпринимает дальнейших действий. Но мне нужно добить его. Во что бы то ни стало.
– Давай же, Адам. Я безумно хочу тебя, – отчаянно прижимаюсь к его влажной, раскаленной щеке, корпусом – к тяжело вздымающейся груди. – Ты и так забыл обо мне все эти дни. А я в самом деле скучала. Сильно скучала. По губам твоим, – сладко вру я и так же целую, на пару секунд проникая языком в его рот. – По телу… мне так его не хватало… Особенно по ночам.
Получив в ответ хриплое рычание, увеличиваю ритм движений бедрами. И на сей раз руки Адама нисколько не препятствуют моим манипуляциям, а наоборот, подстраивают под свой желаемый темп. Я почти у цели.
– И по члену твоему очень скучала. Знаешь, сколько раз я представляла его в себе, пока ласкала себя в ванной или постели? Не сосчитать. Мне так хотелось повторения той ночи. Очень хотелось. Нам же было так хорошо вместе. Невероятно… Ты самый лучший… Ты мне это доказал… Много-много раз доказал, а потом оставил одну на долгое время… Зачем ты так? Разве не понимаешь, что ты мне нужен? Я так ждала тебя… И так хочу тебя сейчас, Адам, – с придыханием выпускаю его имя и нежно прикусываю мочку уха, чем тут же покрываю его ненормально горячую кожу мелкой россыпью мурашек. – Боже… А как я скучала по твоему запаху. Сильнее, чем по свежему воздуху, – утыкаюсь в его шею и вдыхаю, водя кончиком носа по ней. – Ты обалденно пахнешь.
А вот тут я ни капельки не лгу. Пахнет Адам и правда потрясающе. Крышу напрочь не сносит, как раньше, но тем не менее запах его кожи с нотками мускатного парфюма – реально крутая смесь. Занюхаться можно. Что, впрочем, я и делаю: нюхаю жадно, точно одержимая, покрывая его шею поцелуями, издаю блаженные стоны. Смакующие, возбужденные и самое главное – звучащие до невозможности правдоподобно. В этом я мастер. Опыта много. Такие стоны часто помогали быстрее довести клиентов «Атриума» до разрядки, и сейчас они однозначно должны смести с Адама все сдерживающие его преграды.
Знаю. Точно. Так и будет. Еще пару-тройку стонов. Дразнящих движений бедрами. Чувственных укусов. Поцелуев. Заискивающих слов. И вот пальцы Адама в своей любимой манере одним движением рвут мои трусики, а губы смачно впиваются в шею. И он целует. Кусает. Рычит. Что-то шепчет на непонятном языке. Мне или себе – не разбираю, а после глубоко вдыхает запах моих волос. Вдох. Еще один. И еще. И когда я, уже полностью уверенная в своей победе, в третий, мать его, раз устремляю руки к его ширинке, Харт внезапно произносит то, что я совсем не ожидаю услышать:
– А вот ты пахнешь как-то не так. – Он резко тянет за волосы, отрывая меня от себя, и настороженно вглядывается в мою недоуменную физиономию.
Что, простите? Не поняла.
– Твой запах, – хрипловато выдает он и прижимается носом к щеке. Вдыхает. Морщится. Хмурится. Вновь непонимающе смотрит на меня.
– Я воняю, что ли? – отвечаю ему не менее озадаченным взглядом.
Не может быть такого. Все прошедшие недели я только и делала, что часами кисла в ароматических ваннах. Да я должна быть гребаным благоухающим цветочком. Не меньше.
– Нет, не воняешь, – спустя несколько секунд проговаривает он. Голос его звучит уже гораздо тверже. – Но ты пахнешь не так.
– Не так, как что?
– Не так, как ты.
– Не как я?
– Да. Не как ты обычно пахнешь.
А… Вот оно что… Так это потому что я не твоя прекрасная дикарка, Адам. Поэтому и пахну совсем иначе.
– Это, наверное, из-за духов. Раньше я никогда ничем не пользовалась, – непринужденно улыбнувшись, заверяю я.
Правду Адаму знать не нужно. Желательно как можно дольше.
– Если тебе не нравятся эти, в следующий раз попробую другие.
– Нет. Не надо.
– Эти или другие не надо?
– Никакие не надо.
– Совсем?
– Да. Мне нужен только твой запах, – с его языка слетает чуть ли не страстная мольба.
Адам снова начинает что-то скрупулезно выискивать в моем лице, с каждой секундой все сильнее возвращая своему взгляду осознанность. Черт! Этого допускать нельзя. Все же так хорошо уже шло.
– Ладно, отныне никаких духов. Только я и мой запах. А теперь трахни меня, Адам, я до безумия этого хочу, – «исступленно» бормочу я и в желании вернуть босса на прежнюю горячую волну приступаю к тому, на чем остановилась: порываюсь освободить его член из штанов.
– Нет! – на сей раз вместе с очередным отказом он бесцеремонно сбрасывает меня с себя на соседнее место, словно назойливого зверька. – Сиди спокойно, Джеймс. Это приказ! Сегодня в твоих услугах я не нуждаюсь, – зло чеканит он. Меряет меня недоверчивым взглядом и, больше ничего не говоря, отворачивается к окну, всем своим видом показывая, что мое общество ему более неинтересно.
И как это понять?
В моих услугах сегодня не нуждается?
Нет, я, конечно, нисколько не обиделась. Этой функции во мне тоже не существует, но вот удивляться я умею только так. И сейчас я в тотальном шоке.
Что это вообще было? Как такое поведение объяснить?
Он же фактически кипит от желания, кожа горит, воздух вокруг него искрит, а член Харта тверже металла. Да и разве не он только что разорвал мои стринги, чтобы воспользоваться мной по своему назначению? И после этого Адам заявляет, что не нуждается в моих услугах? Кому он тут рассказывает? Или у него все желание резко отпало всего лишь из-за непонравившегося запаха? Реально?
Если это так, то ничего себе привереда нашелся. Почему-то грязную, измазанную во всем чем только можно Николину он обнюхивал и облизывал с головы до ног так, что остановить было невозможно, а от меня – чистенькой и свеженькой куколки – нос воротит. Удивительно! А потом еще меня называет дикаркой. Как же! Сам он первобытный абориген со странными предпочтениями.
Мне в следующий раз следует явиться к нему немытой и в бомжацких лохмотьях? Так, получается? Может, тогда он сразу захочет меня? Не знаю. Видимо, нужно будет и такой вариант поэкспериментировать. Ведь сейчас чувствую, мой план добиться разрешения погулять по ярким, шумным улицам Нью-Йорка увенчался полным провалом.
Печально, но ладно. Нет, так нет! Унывать не стану. Да и сдаваться пока что – тоже. Как-никак впереди у меня еще есть время попытаться растормошить своего начальника-недотрогу. Вдруг что-нибудь получится. Если же нет – тоже не страшно. В любом случае я просто возьму и наслажусь по максимуму своей первой в жизни поездкой – долгожданной, жизненно необходимой и навсегда вызволяющей меня из города, в котором ежедневно, год за годом я понапрасну жертвовала собой и отчаянно пыталась выжить.