Тайна Трех. Египет и Вавилон
- -
- 100%
- +
XXX
De profundis – впервые здесь родилось.
Помощи ждал я, – никто не помог,Плакал, – никто не утешил,Кричал, – никто не ответил.Обращусь к милосердному Господу,Голосом громким возопию к Тебе, Боже мой!Внемлешь Ты, Праведный, молитве грешника…Воззришь на человека – и жив человек.Ни греха, ни покаяния не знает Египет; Вавилон познал грех и покаялся. Египет стоит, Вавилон падает ниц перед Богом. Сухи очи Египта, не плакали; очи Вавилона влажны от слез; первый заплакал он сам и плакать научил других, постиг блаженство слез. «Душа человека – Божия слеза», это Египет знал, но забыл, а Вавилон помнит.
XXXI
В начале мира – тишина, по сказаниям египетским: тихо выходит новорожденный бог солнца из распустившегося лотоса; по сказанию вавилонскому, мир начинается бурею, поединком бога Мардука с богиней Тиамат (Thiamat), Преисподнею. Хаос побежден Богом, но все еще грозен. Мир – вечная война Бога с хаосом, и молитва мира вечная: «Да покорит он (Мардук) Тиамат-Преисподнюю, да смирит ее навсегда!» (Loisy. Les mythes babyl., 86).
Не только на земле война, но и на небе. «Произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона… И низвержен был великий дракон, древний змей, называемый дьяволом» (Откр. XII, 7–9). Михаил и Змей – Мардук и Тиамат: это было в начале и будет в конце.
XXXII
Так понял Вавилон то, чего не мог понять Египет, – динамику времени, движение мира от начала к концу. Вавилонская повесть о творении, «Enûma eliš», предрекает всю историю мира от Бытия до Апокалипсиса, от первых воспоминаний человечества до последних чаяний.
XXXIII
«Умного и страшного духа небытия» Египет почти не видит; Вавилон увидел его лицом к лицу. Изображает дьявола сказочно, но чувствует подлинно.
Вавилонская демонология уже напоминает средневековую.
Все полно бесов: бесы падают с неба, как дождь; растут из земли, как трава; стелются в знойных низинах Ефрата зачумленною мглою.
В городах уснувших бродят,В узких улицах ночных…Плачут совами на крышах…Нет замка им, нет запора…Проползают под дверями,Как ужи, и тонким свистомСвищут в скважины замков…(Ungnad. Rel. d. Babyl., 285)Здесь шабаш ведьм уже начинается.
XXXIV
Вавилон – родина бесов, но и ангелов тоже.
Lamassu– наши ангелы-хранители; kherubu – херувимы. Если эти святые видения, запечатленные в сердце нашем с младенчества, говорят о каких-то подлинных сущностях, то мы не должны забывать, что Вавилон их первый ощутил.
XXXV
В Египте Человекобожество еще не отделено сознательно от Богочеловечества, и потому невинно; в Вавилоне – уже начало сознания – начало вины.
XXXVI
Весь Вавилон строится, как «вавилонская башня» – zikkurrat. «Строить в небо ступени», лестницу в небо, и значит по-вавилонски строить зиккуррат (Ieremias. Handbuch, 327). «Построили башню, чтобы взойти на небо, ut in coelum conscenderent» (Alexand. Polyhist).
Смысл вавилонской башни – двойной, вопрошающий: с Богом или против Бога?
XXXVII
«И увидел во сне: вот лестница стоит на земле; и вот, ангелы Божии восходят и нисходят по ней… Иаков пробудился от сна своего и сказал: истинно, Господь присутствует на месте сем; а я и не знал! И убоялся, и сказал: как страшно место сие! это не иное что, как дом Божий, врата небесные» (Быт. XXVIII, 12–17). Bab-El, Вавилон и значит «Врата Небесные», «Врата Божии».
Вот почему на вавилонской башне «невеста божия», enitu ждет Жениха.
Таков смысл Вавилона богочеловеческий, а вот и человекобожеский.
«Первые люди, возгордясь силою и величием своим, стали презирать богов и построили высокую башню там, где ныне Вавилон. Башня уже почти касалась вершиною неба, когда внезапно ветры помогли богам и опрокинули башню на строителей», – сообщает Бероз древневавилонский миф (Fragm. XV–XVI).
И в Талмуде почти тот же миф: «Люди, строившие башню, говорили: пойдем войною на Бога» (Midrasch Tanchuma Noach). – «И метали стрелы в небо, и падали они, обагренные кровью. И, видя то, люди говорили: ныне убили мы всех, кто там на небе» (Sefer Hajaschar).
Смысл Вавилона человекобожеский угадали и пророки Израиля. «Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой, буду подобен Всевышнему» (Ис. XIV, 13–14). «Как упал ты с неба, Денница сын зари!» (Ис. XIV, 12).
Может быть, туда же, на восток, где Вавилон, устремлены были и очи Сына Человеческого, когда видел Он «сатану, спавшего с неба, как молния».
XXXVIII
В наши дни пытается человечество достроить башню вавилонскую, и Достоевский говорит о ней почти так же, как пророк Исаия. И двойной, вопрошающий смысл ее тот же: с Богом или против Бога? Увидим ли мы с высоты ее звезду Вифлеемскую, как мудрые звездочеты, или внезапная буря снова опрокинет башню на безумных строителей?
XXXIX
Какой-то мировой катаклизм, то, что мы называем «потопом», живо помнят многие народы Азии, Европы, Америки; но живее всех – Вавилон. Недаром в сердце Гильгамеша, великого вавилонского эпоса – Потоп.
Знание есть «воспоминание» (
Платона). И будущее можно знать – «вспоминать», как прошлое. Вавилон первый вспомнил конец мира бывший и познал – будущий.
XL
Двенадцать клинописных дощечек «Гильгамеша» найдены в развалинах ниневийских дворцов, в Ассурбанипаловом книгохранилище. На одиннадцатой – сказание о потопе.
То же сказание в Бытии; но Бытие записано не ранее VIII века до Р. X., а шумерийский «Гильгамеш» относится не позже, чем к XXV веку, и, может быть, повторяет древнейший подлинник.
XLI
От этих глиняных дощечек, густо усыпанных острыми гвоздями клинописи, кажется, все еще веет страшным запахом потопных вод.
XLII
В одном из древнейших отрывков изображаются бедствия допотопного мира. Дощечка сломана, клинья полустерты. Но вот что можно прочесть:
…Когда третий год наступил,Взбунтовались люди в городах своих…Когда четвертый год наступил,Истощились хлебные житницы…Далее сломано, несколько строк выпало. В них, должно быть, повествовалось о страшном голоде, следствии всемирной войны и всемирного бунта. И опять можно прочесть:
…Люди, как тени, бродят по улицам.Когда пятый год наступил,Дочь косится на мать подходящую,Мать дверей не отворяет дочери;Дочь наблюдает за весами матери,Мать наблюдает за весами дочери.Когда год шестой наступил,Люди людей пожирали от голода…Мать дитя свое изготовила к трапезе…(Cuneiform Texts from Babyl.Tabl. in the Brit. Mus., XV, 49)И в эти же дни Утнапиштим Атрахазис (Atrachasis – Премудрый), вавилонский Ной, зарывает в землю древние скрижали, сокровища допотопной мудрости, то «единственное семя, от которого все опять началось» после потопа (Plato. Timeus. – Berossos. Babyloniaka, Fragm.).
Значит, именно тогда, накануне тех страшных дней, человечество достигло высшей ступени развития – того, что мы называем «прогрессом», «цивилизацией», что Платон называл «Атлантидою», а Достоевский – «человекобожеством». И вот, на этой высоте – всемирная война, всемирный бунт, одичание, озверение, людоедство – конец человечеству: все, как у нас – то же начало и тот же конец.
XLIII
…Открывает Премудрый уста свои,Так говорит Богу Эа Властителю:«Погибает, Господи, род человеческий,Пожирает землю ярость богов.Смилуйся, Боже, над тварью твоей!..»Опять сломано. Кажется, боги смиловались, но люди не покаялись.
…Собрал Энлил богов, сказал им так:«Вот, не убывает зло, а множится.Не щадите же людей, не милуйте!Воскорбел я в сердце моем от буйства их…»И в Бытии почти дословно то же: «Раскаялся Господь, что создал человека, и воскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человека» (VI, 6–7).
Тогда Elohim, боги Израиля, и боги Вавилона – решают потоп. Но милосердный Iahwe-ja предупреждает Ноя-Атрахазиса; а дабы не нарушить тайны богов, говорит с человеком не лицом к лицу, а в вещем знамении; как начинающийся ветер потопный, свистит в щели тростниковой хижины, первобытного жилища сенаарского:
«Хижина, хижина! Стена, стена!Слушай, хижина! Внемли, стена!Человек из Шуриппака, сын Убара-Туту,Сломай свой дом, построй ковчег,Презри богатство, жизни взыщи,Все потеряй, душу спаси!»(Gilgamesch, XI, 21–27)И строение ковчега повторяется в обоих сказаниях, библейском и вавилонском, до мельчайших подробностей – до «горной смолы», chemar, которой осмолены оба ковчега (Gilg., XI, 66–70. – Быт. VI, 14).
Но изображение самого потопа в вавилонской клинописи живее, подлиннее, чем в Бытии, как будто здесь говорит слышавший, а там – видевший.
XLIV
Только что в небе утро забрезжило,Черная туча из-за неба выползла;Бог Адад внутри загремел,Полетели вперед боги-вестники,Над горами, над долами.Колья причалов рвет Иррагал из земли,Рушит плотины Нимурта неистовый.Ануннаки-диаволы подняли факелы,Облистали землю страшными блесками.Ярость Ададова вздыбилась до неба,Свет дневной обратила во тьмуИ разбила землю, как сосуд горшечника. —Дул, не слабея, весь день ветер полуденный,Выл и ревел, гнал воды на горы;Как полки, на людей волны падают.Люди друг друга не видят во тьме,Небо не видит земли погибающей. —Устрашилися боги смерча потопного,Побежали, взлезли на небо, к Ану Отцу,И прижались к стене, прикурнули, как псы.Закричала Иштарь, как роженица,Завопила царица богов благовещая:«В перст земную отыдет род человеческий!Зло повелела я в сонме богов,Истребленье людей моих лютое:Я сама родила их, Матерь единая;Ныне же люди, как рыбья икра, воды наполнили!»Плачут боги, плачут бесы с богиней Иштар,Воют, согнувшись, сидя на корточках…(Gilgam., XI, 97 – 216)XLV
«Семь дней продолжалась буря потока, а на седьмой утихла», – повествует Атрахазис:
Взглянул я на небо, и вот, тишина;Весь же род человеческий в перст отошел,И гладка поверхность вод, как крыша гладкая. —Люк я открыл, свет упал на лицо мое;Сел я, поник и заплакал,Слезы текли по щекам моим…(Gilgam., XI, 133–138)В Божественной Книге ничего нет равного этим слезам человеческим.
XLVI
Когда ковчег остановился на горе Низир (Nisir), Атрахазис выпускает по очереди голубя, ласточку и ворона, чтобы узнать, сошла ли вода с земли. Голубь и ласточка вернулись в ковчег, «не найдя места покоя для ног своих» (Быт. VIII, 9).
Ворон полетел, место нашел,Сел – клюет, каркает – не возвращается.(Gilgam., XI, 154–155)Тогда Атрахазис выходит из ковчега и приносит на горе жертву богам:
Сладостный запах учуяли богиИ слетелись на жертву, как мухи.(Gilgam., XI, 161–162)Бог Эа благословляет Атрахазиса:
Атрахазис с супругой были доныне людьми;Ныне же будут, как боги, в сонме богов.(Gilgam., XI, 202–203)Судьба Атрахазиса таинственнее Ноевой: этот родил второе человечество и умер, как человек; тот не рождает и не умирает, как бог (второе человечество Иштарь-Мами творит из персти земной, так же как первое). На краю света, в Устье Рек, где был Эдем, поселяется Атрахазис, последний человек первого человечества, как Второй Адам, бессмертный, вкусивший от Древа Познания и Древа Жизни вместе.
Чей же это прообраз, чья тень? Богочеловека или человекобога? И здесь опять двойной, вопрошающий смысл Вавилона.
XLVII
Вообще внутренний смысл обоих сказаний, библейского и вавилонского, вопреки внешнему сходству, глубоко различен: одна песнь, двумя голосами разно спетая.
Когда выпущенный голубь возвратился, «Ной простер руку свою, и взял его, и принял к себе в ковчег» (Быт. VIII, 9). Бледный луч солнца сквозь тучи потопа, вспыхнувшая радуга Завета, темный люк в осмоленной крыше ковчега и на простертой иссохшей ладони шестисотлетнего старца розовые лапки белого голубя: трагедия кончается идиллией, ревущая буря потопа – голубиным воркованием, здесь, в Бытии, а там, в Гильгамеше, – карканием ворона.
Наступит ли конец и второго мира так же, как первого, этого не знает Бытие или не хочет знать, а Вавилон знает. Об этом-то конце зловещий ворон и каркает.
XLVIII
Согласно с Берозом, последним истолкователем незапамятно-древних вавилонских сказаний, бытие мира состоит из ряда «великих годов», и каждый имеет лето и зиму: зима наступает, когда все созвездия соединяются в точке Водолея или Рыбы; лето – в точке Льва или Рака. Каждая зима начинается всемирным потопом (
); каждое лето – пожаром (
) (Beros. Babylon. Fragm.).
Так все мировые круги, «обороты великих колес», ovra delle rote magne, совершаются между двумя концами-началами, и каждый, обнимая 432000 лет, есть точное повторение предыдущего, ибо созвездия, возвращаясь в положение изначальное, производят прежнее действие.
Все это уж было когда-то,Но только не помню, когда…О постоянных разрушениях мира огнем и водою говорит и Саисский жрец у Платона: в одном из этих разрушений погиб и остров Атлантида («Тимей»).
В тайном учении египетских жрецов эти мировые круги называются nem-anch, «обновления жизни», и nem-masu, «повторения бывшего» (Brugsch, Relig. u. Mythol. d. alten Aegypt., 260); в учении орфиков, – «восстановление»; а в современной науке один из таких кругов есть «мировая эволюция».
XLIX
Сколько их? Бесчисленное множество? Нет, только три, ибо Тайна Трех – в трех мирах совершается.
Если верно последнее, то мы сейчас – во втором круге, перед концом огненным.
L
«Суд мира и всего, что в нем, через огонь. – Все огонь, когда придет, разрушит и возьмет себе» (Fragm., 63–65), – как будто повторяет Гераклит новозаветное пророчество: «В начале словом Божиим небеса и земля составлены из воды и водою: потому тогдашний мир погиб, быв потоплен водою. А нынешние небеса и земля, содержимые тем же Словом, сберегаются огню на день суда… Тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят» (Вт. Петр. III, 5 – 10).
«Огонь пришел Я низвесть на землю, и как томлюсь, пока он возгорится», – свидетельствует и Сын Человеческий.
LI
О, конечно, для нас все это – лишь старые басни, пустые сны! Как бы только нам самим не оказаться сном пустым.
Неужели мы до конца не поймем, почему Сын Человеческий, согласно со всею древнею мудростью, соединяет бывший конец с будущим, потоп водный – с огненным? «Как было во дни Ноя, так будет и в пришествии Сына Человеческого. Ибо, как во дни перед потопом, ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня как вошел Ной в ковчег; и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, так будет и пришествие Сына Человеческого» (Матф. XXIV, 38–39).
Не думали, как мы не думаем; не слышали, как мы не слышим шума подходящего потопа, уже не водного.
LII
Океанский кабель и радио не повторят ли когда-нибудь древнюю клинопись:
Ануннаки, диаволы, подняли факелы,Облистали землю страшными блесками…Ярость Ададова вздыбилась до неба…И разбила землю, как сосуд горшечника.Что это, было или будет? было и будет, – отзывается эхо веков в вечности, как зловещее карканье ворона.
LIII
В жизни каждого человека наступает минута, когда душа его вдруг видит смерть. Если и в жизни всего человечества должна наступить такая минута, то, может быть, сейчас она ближе, чем когда-либо.
Но и все века к ней шли. Ее уже предрек Вавилон: душа его увидела смерть, как раненая львица ниневийская.
Гильгамеш и Древо жизни
I
Увидел он все до пределов вселенной,Все испытал и познал,Взором проник в глубочайшие тайны,С сокровеннейшей мудрости поднял покров…Весть нам принес о веках допотопных;Путь далекий прошел он, скорбя и труждаясь,И повесть о том начертал на скрижалях…На две трети он – бог, на одну – человек.(Gilgam., I, 1 – 51)Таково начало «Гильгамеша», как бы начало «Фауста». Вот когда уже начинается трагедия знания, наша трагедия по преимуществу. Фауст и Гильгамеш – обладатели знания, искатели жизни.
«Жизни ты ищешь, но не найдешь» – это о Гильгамеше сказано, и почти то же о Фаусте:
Grau, lieber Freund, sind alle Theorien;Doch ewig grūn der goldne Baum des Lebens.Все умозренья, милый друг мой, серы;Но вечно зелено златое Древо Жизни.Древо Познания не есть Древо Жизни: кто вкусит от первого, не вкусив от второго, смертью умрет. Несоединимость двух порядков, бытия и мышления, – вот источник Гильгамешевой-Фаустовой трагедии.II
Я знаю, что умру, и перед этим единственным знанием все остальные знания ничтожны, ненужны, потому что не избавляют меня от смерти, не отрицают, а утверждают смерть. Чем больше я знаю, тем больше постигаю смерть, ибо существо знания, закон необходимости – закон смерти: «все изошло из праха и отыдет в прах» (Еккл. III, 20). Чем больше я знаю, тем больше вкушаю от смертной горечи, скорби смертной: «кто умножает познание, умножает скорбь» (Еккл. I, 18). Я свободен в знании, а в жизни раб. Знать – мочь? Нет, не мочь, потому что никакое знание смерти победить не может. Чем больше я знаю, тем больше умираю. Знание – смерть, вот последнее слово Гильгамешевой-Фаустовой мудрости.
III
Сохранился вавилонский резной камень-печать с изображением мужа и жены, сидящих друг против друга, у дерева с плодами; оба простирают руки к нему, как бы готовясь сорвать плод; за спиной жены – змей.
«От всякого дерева в саду ты будешь есть; а от древа познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» (Быт. II, 17).
Как не умереть, соединить древо познания с древом жизни? От Гильгамеша до Фауста, это вопрос всего человечества.
IV
К тому же кругу сказаний относится другой вавилонский богатырь Адапа.
Случайно созвучие имен Адапа – адам, но не мифов. Тело Адама «взято от земли вавилонской», по Талмуду (Micha Josef bin Gorion); а по сказанию вавилонскому, Адапа – сын бога Эа (Еа – Ja), первый человек, «семя человеческое», Zer ameluti. И судьба Адапы – Адама, так же как судьба Гильгамеша, есть трагедия знания:
Знание дал ему Бог, но жизни вечной не дал.(Adapa, 4)В священном городе Эриду, в Устье Рек, там, где был древле Эдем, готовит Адапа, первосвященник Божий, чистыми руками хлебы предложения, ловит рыбу для Божьей трапезы. Однажды, в море, полуденный ветер опрокинул челн его. Адапа заклял ветер, волшебная сила заклятия «сломала крылья ветру», и на семь дней ветер затих. Сведав о том, разгневанный бог Ану зовет Адапу на суд, а бог Эа дает ему мудрый совет: «В разодранную ризу облекись – знак скорби по двум умершим богам, Таммузу и Гишзиде, небесным привратникам».
Когда же предстанешь на суд,Пищу смерти предложат тебе, – не ешь;Воду смерти предложат тебе, – не пей;Ризу подадут тебе, – облекись;Масть подадут тебе, умастись.Адапа исполнил совет. Таммуз и Гишзида, увидев скорбную ризу, проводили его в небо, заступились за него перед Ану, и гнев бога утишился, но не совсем:
«Для чего открыл Эа мужу нечистомуТайны земные, тайны небесные,Дал ему силу и славу безмерную?А мы, что для него могли бы мы сделать еще?Принесите ему пищу жизни, да есть».Пищу жизни принесли ему, – не ел;Воду жизни принесли ему, – не пил;Ризу подали, – облекся в нее,Подали масть, – умастился ей.И дивясь, вопросил его Ану Отец:«Зачем ты, Адапа, не ел и не пил?»Адапа. «Эа мой бог повелел: не ешь, не пей».Ану. «Земного земле возвратите же!»Таков приговор Божий над человеком: «Возвратишься в землю, из которой ты взят» (Быт. III, 19).
V
Тут все как будто нарочно темно, недосказано, или двусмысленно. Кажется, что говорящий больше знает, чем говорит; не может или не хочет сказать всего, приподымает угол завесы и опускает тотчас же. О самом главном сказано вскользь или вовсе умолчано.
Где совершается конец Адаповой мистерии, во времени или в вечности? Когда ветер опрокинул челн, спасся Адапа или погиб в море, – первый человек, так же как все первое человечество в водах потопа? Если погиб, то, возвращаясь на землю, он снова рождается, как второй Адам второго мира, послепотопного. Не потому ли и облекается в новую одежду смерти – в тело смерти?
В каждом слове загадка; все сокращено, сжато, как в семени, но из этого малого семени вырастает великое дерево – судьба человечества.
VI
Не послушался Бога Адам и умер; послушался Адапа и тоже умер: как будто не в послушании тут дело, не в воле человеческой.
Если бы Адапа Бога не послушался, то наследовал бы вечную жизнь. Тут уже мановение тишайшее к бунту, к человекобожеству; таков, по крайней мере, один из двух возможных смыслов, недосказанных. Иное мановение в Бытии, но, страшно сказать, почти та же двусмысленность.
Обманул ли Змей Адама? «Знает Бог, что в день, в который вы вкусите их (плодов с древа познания), откроются глаза ваши, и вы будете, как боги» (Быт. III, 5). Но ведь и Бог говорит почти то же: «вот, Адам стал, как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от древа жизни, и не стал жить вечно» (Быт. III, 22).
Нет, Змей не обманул Адама, и Эа не обманул Адапу. Сами они обманулись ложным, потому что неполным, знанием. Elohim, – значит «Боги», – может быть, Три Бога в Одном.
В Боге Троичном анантиизм, «противоположное – согласное» (по Гераклиту), есть источник истины и жизни; а в человеке, двоящемся между добром и злом, – антиномизм, противоречивое – несогласуемое, есть источник лжи и смерти. Вот почему Адапа отвергает жизнь, как смерть, и принимает смерть, как жизнь.
И все мы доныне – дети Адаповы. Не предлагается ли каждому из нас Пища Жизни, Вода Жизни – мы знаем Кем?
Пищу жизни дали ему, – не ел;Воду жизни дали ему, – не пил.Этот приговор не читает ли в сердце своем каждый из нас?
VII
Еще загадочнее миф об Этане, примыкающий к тому же кругу Гильгамешеву.
Богатырь Этана молится богу солнца, Шамашу, о «злаке рождения», sammu sa alladi. Что для Адапы «пища жизни», для Гильгамеша «злак жизни», то для Этаны «злак рождения» – рождения в вечную жизнь.
О, Шамаш, ты насытился туком овнов моих,Кровью овец моих земля упитана;Чтил я богов, бесов страшился;Жертву курений моих возносили пророчицы…Да изыдет же, Господи, милость из уст твоих…Злак Рождения даруй мне, сними с меня бремя смертное!(Etana, 120 – 5)Шамаш отсылает Этану к Орлу, ужаленному Змеем (опять Змей!), издыхающему в пропасти от голода. Этана кормит Орла; Орел оживает, «крепнет, как лев», и возносит Этану на крыльях к небу Ану Отца. Но там не находят они Злака Рождения и узнают, что он выше, во втором небе богини Иштар. Опять возносятся. Но, когда земля и море исчезают, Этана устрашается и молит Орла:
Не хочу я, мой друг, возноситься на небо!Дай мне вернуться на землю назад!И вместе с Орлом падает.
«Как упал ты с неба, Денница, Сын Зари!.. А говорил в сердце своем: взойду на небо… буду подобен Всевышнему» (Ис. XIV, 12–14).
От Люцифера до Антихриста, полет человека есть явление человекобожества.
VIII
Все мы доныне – дети Этановы: питаемся «злаком рождения» – злаком смерти, ибо кто рождается, тот умирает. Но этого-то мы и хотим – не воскресения мертвых, а вечной жизни живых. Смерть личности, бессмертие рода, – вот наша вечная жизнь – вечная смерть. Отвергаем с неба Сошедшего, сами хотим на небо взойти; восходим – взлетаем – и падаем. Это безумие наше сегодняшнее предречено допотопною мудростью.