Командир счастливого «Окуня». Русский подплав Первой мировой

21 июля/3 августа

Утром приняли радио, что вчера в 8 ч. вечера два германских крейсера обстреляли Порт Императора Александра III и вокзал в Либаве[10]. В порту разбита телефонная сеть, и два снаряда попали в госпиталь. Убитых и раненых нет.

Либавский флотский полуэкипаж и командир порта выехали накануне утром; в канале и аванпорте затоплены старые суда (в том числе подводная лодка «Сиг»), баржи и шаланды.

Вечером проходил миноносец «Внимательный», командир которого рассказывал, что саперы взорвали в Ганге подъемный кран, а у входа в гавань затопили пароход с углем.

Сделано это совершенно зря, надобности в этом никакой не было; к счастью, заградить вход в гавань саперы не сумели, и мы продолжали пользоваться гаванью, как будто пароходы и не были затоплены.

22 июля/4 августа

Утром богослужение по случаю тезоименитства государыни императрицы Марии Федоровны. После молебна начальник дивизиона поздравлял команду, кричали «ура», – все, как в обыкновенный царский день.

В 16 ч. получили радио всему флоту: «Поднять пары!» В 17 ч. 30 м. – отменительный.

Вечером вернулась из Гельсингфорса канонерская лодка «Хивинец» и привезла газеты с манифестом об объявлении войны.

Собранной на шканцах «Хабаровска» команде начальник дивизиона прочел манифест. «Ныне предстоит уже не заступиться только за несправедливо обиженную родственную нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту русской земли дружно и самоотверженно встанут все верные наши подданные… Да укрепится еще теснее единение Царя с его народом, и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага…» Кричали «ура», музыка играла гимн. Команда отнеслась к манифесту с большим воодушевлением, и ее «ура» было громче обыкновенного…

Вернувшись в кают-компанию, погрузился в чтение газет и экстренных бюллетеней, которыми завален весь стол. С интересом прочел о манифестациях в столице и других городах. Война как будто становится популярной, как будто понимают, в чем дело, – не так, как было в японскую войну…

С сегодняшнего дня со спуском флага на всех судах начали закрывать иллюминаторы боевыми крышками, чтобы со стороны не было видно огней, – до этого без огней стояли только одни подводные лодки.

23 июля/5 августа

Около полудня радио сообщило об объявлении Англией войны Германии…

Лодки никуда не выходили… Спали… Компания офицеров чуть не целый день играла в домино.

Вернувшийся из Гельсингфорса катер привез газеты. Известие об объявлении войны Германии было принято с большим удовлетворением. От слова до слова были прочтены речи, говорившиеся в парламенте. Внимание слушателей все время было напряженное.

Сообща решили, что, во всяком случае в ближайшие дни, германцы в Финский залив не придут, и кроме разведчиков вряд ли кого увидим, так как все внимание немцев, очевидно, будет направлено на английский флот.

По случаю столь радостного события компания игроков опять села играть в домино, назвав эту партию английской; перед этой партией были: мобилизационная, послеобеденная, паровая (по случаю подъема паров) и т. п.

С радости пили шампанское.

24 июля/6 августа

Матросы, посылаемые на острова для освещения ацетиленовыми фонарями створов на случай ночного выхода подводных лодок на позицию, вернувшись сегодня утром, доложили, что в 2 ч. 15 м. ночи они видели три шедших в кильватере цеппелина и при них один аэроплан. Вся эта флотилия, покружившись над рейдом Векшер, в 2 ч. 40 м. улетела обратно.

Из опросов всех бывших в это время на вахте выяснилось, что из стоявших на рейде пятнадцати судов никто ничего не видел и не слышал работы моторов воздушных кораблей. Таким образом, мы вступили в полосу, когда команде каждый вечер мерещились цеппелины и аэропланы.

Только спустятся сумерки, как начинается крик: «Дирижабь!», «Ероплан!» И сразу весь муравейник приходил в движение, все выскакивали на верхнюю палубу: «Где? Где? А вон, пониже тучи!» Напрягалось зрение, протирались глаза, все имеемые бинокли и трубы наводились на небо… Нет, ничего не видно!.. После всенародного посрамления матросы успокаивались, и скоро такие крики совершенно прекратились.

Ввиду объявления Англией войны Германии начальник бригады разрешил подводным лодкам произвести мелкий ремонт механизмов, не нарушая боевой готовности, чем я и воспользовался для замены лопнувшего поршня дизельмотора.

Вечером пришел из Ревеля миноносец «Искусный», доставивший часть офицеров и команды расформированного Учебного отряда подводного плавания, присланных для укомплектования бригады, так как на некоторых лодках некомплект в офицерском составе доходил до 25 %, а на «Макрели» и «Окуне» были только одни командиры.

Вопрос с командой не стоял так остро, ибо боевые составы имелись полностью, и была небольшая нехватка только в запасных.

По словам прибывших, Порт Императора Александра III было решено не взрывать и не жечь. В мастерских все станки были попросту разобраны и с них сняты важнейшие части (хотя, так как станки германского происхождения, их очень легко снова пустить в ход, прислав недостающее из Германии). Здания же остались в полной сохранности, ибо предполагалось, что оставление Либавы является временным.

Вообще, война свалилась на Учебный отряд (так же как и на других) совершенно неожиданно. До 14 июля, как обычно, шло обучение гг. офицеров-слушателей и многочисленного состава учеников-матросов различных специальностей.

13 июля, как и во всякий воскресный день, команда ходила в собор на богослужение, а после обеда была уволена на берег до девяти часов вечера.

На следующее утро, когда стала известна политическая обстановка, подводные лодки отряда: «Пескарь», «Стерлядь», «Белуга» начали готовиться к походу, а состав отряда приступил к погрузке различного имущества на транспорт «Анадырь».

15 июля разъехались прикомандированные чины военного ведомства, а 16-го в 19 ч. 45 м. все три подводные лодки Учебного отряда (тип Голланд 105 тонн водоизмещением, постройки 1905–1906 годов) на буксире транспорта «Анадырь» в сопровождении миноносца «Подвижный» вышли в Ревель, следуя кругом Дагерорта.

Состояние лодок было следующим.

«Белуга» – в полной исправности. «Стерлядь» имела лопнувшие поршни дизель-мотора и не могла пускать его в ход. «Пескарь» 1 июля наскочил, идя в надводном положении, на стальной швартов, заведенный с транспорта «Лахта» на бочку, причем сломал перископ, его крепления и повредил крышку боевой рубки.

Только перед самым походом успели пригнать на место новую крышку люка, отверстие же для перископа закрыли специальной заглушкой. Лодка ушла без перископа, который предполагалось установить в Ревеле.

17 июля с полночи стало свежеть; в четыре часа утра на подводных лодках пришлось задраить крышки рубок и перенести управление внутрь. На «Пескаре» с восьми часов утра временами работала главная помпа, выкачивая попадавшую сверху воду.

18 июля с утра начало стихать; в час дня можно было открыть крышку боевой рубки и перенести управление на верхнюю палубу.

В 5 ч. дня у подводной лодки «Пескарь», шедшей концевой, лопнул буксир; за тяжестью его не смогли выбрать на лодку и сбросили в море. Лодка пошла под дизель-мотором в кильватере «Анадырю», но через сорок пять минут из-за нагревания подшипников пришлось застопорить мотор. К счастью, уже настолько стихло, что «Пескарь», подойдя под электромотором к транспорту, мог принять новый буксир.

В двенадцать часов ночи 18 июля Учебный отряд подводного плавания благополучно прибыл в Ревель. Следующие дни были посвящены устройству на новом месте и разгрузке транспорта «Анадырь». 20 июля на «Стерляди» приступили к разборке дизель-мотора для замены лопнувших поршней. Отсюда офицеры-слушатели и часть преподавателей были отправлены: одни – к нам в бригаду, другие – на подводные лодки Черного моря или же суда действующего флота; то же сделано с учениками-матросами.

В тот же день 20 июля «Белуга» впервые вышла на дежурство по охране Суропского пролива. С тех пор исправные подводные лодки Учебного отряда по очереди несли дежурство в проливе на случай попытки противника прорваться на Ревельский рейд.

23 июля «Пескарь» погрузил на лодку новый перископ и начал его установку, которую предполагают закончить 4 августа.

В Ревеле творится что-то невообразимое. Со всех окрестностей съехалась и продолжает прибывать масса народа, в особенности офицерские семьи. Гостиницы переполнены, на вокзале не протолкаться, так как кто может старается уехать в Петербург, а оттуда дальше в глубь России.

На улицах невероятное оживление, все куда-то бегут, едут, торопятся. В банках и сберегательных кассах давка, это отъезжающие берут свои вклады или переводят их в другое место.

Хотя ни для кого не секрет, что укрепления вокруг города и на приморском фронте еще далеко не готовы, панического настроения нет, но более осторожные люди предпочитают уехать подальше от моря.

Сего числа явился минный офицер, штабс-капитан по адмиралтейству Игнатов[11], старый знакомый и сослуживец по Владивостоку, назначенный на должность вахтенного начальника. Теперь нас на «Окуне» будет двое, а то при предыдущих выходах на позицию мне давали в помощь ревизора 1-го дивизиона, никогда не бывшего офицером подводного плавания и ничего не понимавшего в этом деле.

Днем на линии остров Оденсхольм-банка Аякс держится завеса крейсеров, сменяемая на ночь цепью миноносцев…

Из привезенных газет выяснилось, что Германия всячески старалась добиться нейтралитета Англии. Немцы почему-то считали, что на этот раз она не воспользуется удобным случаем, чтобы чужими руками уничтожить очередного соперника на море. Странно было бы думать, что Англия не ввяжется в войну, не воспользуется первым удобным случаем сокрушить морское могущество Германии.

Вся прежняя политика островного государства указывает, что оно зорко следит за развитием морской силы всех народов, и лишь только где-либо возникает флот, угрожающий его господству, как в той или другой коалиции, никогда не одна, под тем или иным предлогом Англия обрушивается на очередного соперника с целью раздавить его раньше, чем он сравняется с ней по силе на море.

Великобритания обеими руками ухватилась за удобный случай нарушения нейтралитета Бельгии, но если бы не это, то нашлись бы другие поводы ввязаться в драку и с чужой помощью уничтожить могущество Германской империи.

Верные своей политике натравливания, англичане нарочно оттягивали время своего выступления, дабы Германия и Австрия ввязались, наконец, в войну с Россией и Францией, отлично понимая, что если бы Великобритания сейчас же объявила о своей солидарности с нами, то центральные державы вряд ли решились на боевое столкновение с тремя сильнейшими великими государствами.

25 июля/7 августа

В 7 ч. утра ремонт дизель-мотора окончен, налили в него свежего масла и пустили на пробу. Через два часа остановили – нагревания нигде не было.

В 11 ч. 30 м. утра собрали команду во фронт и читали Высочайшую телеграмму из Петергофа на имя командующего флотом.

«Передайте мой привет Балтийскому флоту.

Ценю высокий дух флагманов, командиров, офицеров и команд. Вполне убежден, что под вашим умелым руководством каждый исполнит свой долг беззаветно во славу России».

Кричали «ура», музыка играла гимн…

Вообще, пока только и делаем, что кричим «ура» по разным поводам.

Приняли радио, что вчера в 18 ч. Австрия объявила нам войну. Телеграмма не произвела никакого впечатления. Что?.. Австрия объявила нам войну? Ну и черт с ней! – говорили все, продолжая заниматься своими делами…

Крейсера «Олег» и «Богатырь» с миноносцами ушли в дальнюю разведку.

В 21 ч. начальник Службы связи повторил по радио телеграмму петербургского телеграфного агентства, что в Северном море к востоку от Оркнейских островов завязался бой и что судовладельцы предупреждены правительством, что британская эскадра сражается с германским флотом.

Сообщение это подняло всех на ноги. Пошли дебаты «за» и «против». После толков пришли к заключению, что вряд ли немцы в первые дни войны могли ввязаться в драку со всем английским флотом, потому едва ли телеграмма подтвердится.

27 июля/9 августа

После богослужения по случаю дня победы нашего флота при Гангуте начальник дивизиона сказал небольшую речь (в настоящем году предполагалось празднование 200-летия первой победы русского флота над шведами, но война помешала этому). На этот раз кричали «ура» безо всякого воодушевления, так как всем надоело, но ничего не поделаешь, церемониал должен быть выполнен, и команда это отлично понимала.

От начальника воздушной станции Кильконд получено радио: «В 11 ч. произвел разведку на 30 миль. В море никого нет»…

Приняли радиотелеграфный приказ командующего флотом: всем судам вести переговоры меньшей мощностью и внимательно следить за иностранными телеграммами.

28 июля/10 августа

Балтийский флот под флагом адмирала Эссена вышел в море. В 4 ч. утра тральщики, 4-й дивизион миноносцев и крейсера снялись с якоря; главные силы снялись в 8 ч. утра и пошли за ними на вест.

У острова Оденсхольм флот выстроился в походный порядок, миноносцы окружили главные силы для прикрытия от атак неприятельских подводных лодок, а 2-й дивизион завел тралы.

На походе на судах производились различные тревоги и учения, а с 16 ч. 30 м. до 19 ч. было боевое маневрирование.

В 17-м часу 1-я минная дивизия была отпущена на ночь в бухту Тагалахт, а 7-й дивизион миноносцев – в Лапвик.

Подводные лодки остались на рейде Векшер. На транспорте «Европа» по случаю судового праздника был устроен парадный обед, на котором играла наша музыка. До 4 ч. дня время прошло незаметно.

29 июля/11 августа

В 4 ч. утра бригада вышла на старую позицию поперек Финского залива…

Посылка лодок состоялась по инициативе нашего начальника бригады, опасавшегося, что за возвращающейся эскадрой, быть может, идет неприятель. За это нашему адмиралу сильно попало от командующего флотом.

В результате к подводным лодкам, стоявшим на позиции в полном надводном положении, все время подходили разные миноносцы, командиры которых кричали: «Ради Бога, не погружайтесь, так как около полудня наша эскадра пойдет на ост! Командующий флотом приказал предупредить все подводные лодки, чтобы вы чего-нибудь не перепутали!» Иначе говоря, как командующий флотом, так и остальные офицеры считали, что лодки под водой настолько слепы, что, даже глядя в перископ, не смогут отличить своих кораблей от неприятельских.

Предупреждение лодок о проходе своей эскадры было правильно, так как позволяло подводным лодкам при виде густого дыма оставаться на поверхности, а корабли, обнаружив их в надводном положении, не могли смешать с неприятельскими, но все командиры миноносцев упирали именно на какую-то слепоту подводных лодок.

Вообще, как у высшего начальства, так и среди рядового офицерства нашего флота понятия о подводных лодках, их устройстве, условиях плавания, возможных для них заданиях были очень и очень сбивчивы, гранича с полным отрицанием всякого боевого значения.

Около 11 ч. 15 м. утра через позицию бригады прошла вся эскадра в составе линейных кораблей «Цесаревич», «Слава», «Император Павел I», крейсеров «Рюрик», «Громобой», «Адмирал Макаров», «Баян», «Паллада», «Россия», «Богатырь», «Олег», эскадренного миноносца «Новик» и прочих миноносцев.

Бригада начала сниматься с якоря и пошла в шхеры. При съемке обнаружилось, что носовой горизонтальный руль «Окуня» сильно поврежден волнами и для его исправления нужно войти в док.

На миноносце, ушедшем в Гельсингфорс за провизией, был отправлен флагманский корабельный инженер бригады с тем, чтобы, если док окажется свободным, сейчас же приступить к набору клеток[12] для подъема подводной лодки.

Мы, конечно, не знали, зачем весь Балтийский флот выходил в открытое море и что из этого могло произойти. Позже выяснилась следующая картина.

С объявлением Германией войны России Швеция заняла весьма двусмысленную позицию, потому, благодаря всем известному германофильству шведов, считалось очень вероятным, что Швеция перейдет на сторону центральных держав и выступит против России.

Предположение это переросло в уверенность, когда 17 июля адмирал Эссен получил телеграмму начальника Морского генерального штаба о том, что между Германией и Швецией заключено соглашение, потому Швецию надлежит считать нашим вероятным противником.

Шведский флот, построенный специально для действий в шхерах, представлял серьезную угрозу побережью Финляндии. Неопределенная позиция Швеции очень тревожила командующего Балтийским флотом, на плечах которого лежала ответственность за безопасность правого фланга русской армии и столицы. В ночь на 21 июля в штабе флота были получены агентурные сведения о частичной мобилизации шведской армии, объявлении мобилизации на острове Готланд, где уже стояли пять шведских броненосцев, шестнадцать миноносцев и три подводные лодки, а также о германской эскадре, которую видели в 50 километрах от стокгольмского побережья.

Днем 21 июля Либава и Виндава донесли о появлении германской эскадры из девятнадцати судов, вскоре скрывшихся за горизонтом. Наши судовые радиостанции все время слышали усиленную работу германских радиостанций.

Атмосфера все более и более накалялась.

23 июля пришло сообщение, что вчера, 22 июля, объявлена мобилизация всего шведского флота, а это не могло быть принято иначе, как явная угроза России.

Положение командующего Балтийским флотом становилось совершенно нетерпимым, так как за отсутствием разведчиков проверить донесения агентов было нечем. (Из-за перерыва в судостроении мы вышли на войну с одними устарелыми судами, среди которых не было ни одного настоящего разведчика, ибо старые крейсера, обладая слишком малым ходом, для дальней разведки совершенно не годились.)

Пришлось ограничиться наблюдением за входом в Финский залив, где днем держались дозорные крейсера, на ночь сменяемые миноносцами.

23 июля адмирал созвал совещание, на котором, считая, что Швеция наверное выступит против России, было решено предупредить ее намерение, разбив шведский флот до его соединения с германским флотом. По окончании совещания адмирал послал своего флаг-офицера в Петербург с письмом на имя Главнокомандующего.

24 июля за отсутствием Главнокомандующего письмо принял начальник его штаба. Флаг-офицер получил устный ответ, что в случае неблагоприятного оборота командующему флотом будет дана условная телеграмма, о которой он просит в письме, – «Гроза», разрешающая атаковать шведский флот.

26 июля около 19 ч. 30 м. у восточной стороны острова Нарген собрались «Рюрик» под флагом командующего флотом, бригада линейных кораблей, 1-я и 2-я бригады крейсеров и 13 миноносцев.

В 21 ч. на «Рюрике» состоялось собрание флагманов и капитанов, где обсуждался вопрос о походе и внезапном нападении на шведский флот в случае получения телеграммы «Гроза», а также о бое в открытом море с германским флотом, могущим подоспеть на помощь шведам.

Адмирал Эссен намеревался, подойдя к шведскому флоту, обратиться к его командующему с ультимативным письмом, в котором предлагал увести весь шведский флот в Карлскруну и не выходить оттуда во все время продолжения войны между Россией и Германией.

Поход Балтийского флота намечался на 27 июля в 10 ч. утра, однако, ввиду выяснившейся необходимости для крейсеров пополнить запасы угля, операцию пришлось отложить еще на один день.

Тем временем пришло сообщение, что весь мобилизованный шведский флот сосредоточился у острова Готланд. Казалось, что колебания Швеции кончились и она окончательно переходит в стан врагов.

Вследствие этого, не дожидаясь никаких приказаний из Петербурга, 28 июля в 4 ч. утра тральщики, 4-й дивизион миноносцев и крейсера снялись с якоря; главные силы снялись в 8 ч. утра и пошли за ними на вест.

29 июля около 5 ч. утра принят конец радиограммы из Петербурга, из которого было видно, что верховное командование признает операцию неуместной. В 10 ч. 30 м. принята повторная радиотелеграмма из Петербурга: «На № 87р почтовый сообщаю нижеследующую резолюцию: Верховный Главнокомандующий[13] не допускает активных действий при настоящей политической обстановке. Главная задача Балтийского флота прикрыть столицу, что теперь, главным образом, достигается его положением в Финском заливе. Когда можно будет, Верховный Главнокомандующий даст указание, куда идти. Проект письма признан актом вызывающим и незаслуженным оскорблением шведов, лояльно относящихся теперь к России. № 032. Альтфатер[14]».

Таким образом, отношение Швеции к России определилось в благоприятную нам сторону. Решительность адмирала Эссена заставила наше правительство поспешить с выяснением создавшейся на Балтийском море обстановки. Политический горизонт очистился. Одним врагом для старого и слабого русского Балтийского флота стало меньше.

30 июля/12 августа

В 7 ч. утра на буксире портового судна «Нарген» вышел в Гельсингфорс, куда прибыл в 2 ч. дня.

Док был уже почти готов, и в 16 ч. «Окунь» вошел в него. Оказалось, что ограждение горизонтального руля лопнуло и едва держалось. Сейчас же приступили к работе, которая продолжалась всю ночь.

31 июля/13 августа

В 16 ч. повреждение было исправлено, подводная часть очищена, окрашена и «Окунь» спущен на воду…

Оказывается, что около полуночи 28 июля «Новик» на параллели маяка Фильзанд в 35 милях от него разошелся на контр-курсе с двумя германскими крейсерами типа «Аугсбург» и одним миноносцем. Хотя расстояние было около двух миль, корабли промелькнули так быстро, что атака не имела места.

Август. Рейд Векшер и Ревель