«Последний рабочий день». Сборник рассказов

Рассказ "Осторожно, кабаны!"

Дорожная разметка превращалась в яркие белые пятна, рассекающие смолистую темноту ночной трассы. Макс в обычных условиях дня водил лихо, иногда даже слишком, чересчур полагаясь на свой десятилетний опыт за рулём. Но в последний год он постепенно начал переходить в режим «деда» на дороге: ездил медленно, часто терялся и даже мог запаниковать. В свои тридцать он уже пожил жизнь, по крайней мере, так ему казалось, ведь он остепенился и нашёл свою пристань рядом с Машей, в которую был влюблён. Она стала его первой девушкой – да, его путь к лишению девственности был тернист и долог, куда длиннее, чем у всех его друзей и знакомых. Виной тому воспитание. Его растили бабушка и дедушка, а ещё немного странный, инфантильный и выпивающий (но не запойный) отец. Макса хорошо кормили, одевали и, скажем так, прятали от всех ужасов мира, включая девушек. К его счастью, в двадцать шесть лет он решился выплыть из уютного болота гипертрофированной заботы и узнать, каков запах женского тела.

И тут, на задворках приложений для знакомств, ему попался её профиль. Лучезарная, румяная, как булочка с маком. Её апрельское лицо, усыпанное веснушками, улыбалось ему на фоне искрящегося водохранилища. Как же он был рад, увидев её активность во взаимных симпатиях! Ему показалось, что это судьба, словно он увидел Мону Лизу или Девушку с жемчужной серёжкой. У них завязался долгий разговор, а спустя пару месяцев они сплелись и телами. Не мешкая, Макс ухватил птицу счастья за хвост и перебрался к Маше.

Это были лучшие года его жизни. Работа приносила удовлетворение: он трудился продавцом в магазине сантехники. Казалось бы, что могло быть приятного в двенадцати часах среди смесителей и унитазов, но он обрёл спокойствие и умиротворение, к которому многие не приходят и к концу пути. Они жили в её квартире, вместе платили ипотеку, делали ремонт, а главное – оба любили покушать, отчего лёгкая пышность превратилась в лишние килограммы, грозившие проблемами со здоровьем. Но им всё было нипочём, пока они вместе.

Первые два года с Машей прошли идеально, а во время третьего у Макса начались психологические проблемы. Экосистему мира начало трясти, отчего внутри него проросла и заиндевела ядовитая тревога.

Маша, воспитанная в нормальной пролетарской семье, где отец и мать работали не покладая рук, выросла психологически стабильной. О депрессиях и неврозах она слышала только в интернете. Для неё это были отговорки, за которыми слабые люди прячут жалость к себе, порождённую ленью. Маша всего добилась сама, но, по сути, у неё было не так много: квартирка в ипотеку, работа менеджером по продажам в небольшой косметической компании Blueberry Fox. Ей нравилась эта работа, но её дни там были сочтены, хотя она об этом не знала. Причина – в её образе, отличавшемся от других девушек в компании.

Чтобы справиться с тревожностью Макса, они взяли кредит наличными – большая глупость – и купили дачу в глухой деревне Сорокатовка, где жили всего пятьдесят человек. Естественно, оформили на Машу, у Макса кредитная история слишком короткая. Прекрасная, уютная старенькая, но обжитая дача. Сорокатовка расположилась в заповедной зоне, и, к удивлению проезжающих, там легко можно встретить косулю, зайца, енотовидную собаку, суслика-байбака и самого опасного зверя района – кабана. Макс любил животных, но боялся их до чёртиков: при виде уличной собаки он был готов залезть на дерево или на голову Маше. Что будет, если он встретит кабана, никто не знал, даже он сам. До него дошли слухи, что в прошлом году кабаны задрали мужика в поле.

Но сейчас о хорошем. После покупки дачи психическое здоровье Макса улучшилось. Он стал спокойнее, начал спать, а не пялиться до одури в тупые, по его же мнению, шоу в ВК. Маша же не была так довольна домиком, как Макс. В нём не было ни ванны, ни туалета, а она любила комфорт.

С бытовыми неудобствами Маша смирилась быстро, но её напрягала другая ситуация. В деревне Макс познакомился со старушкой Альбиной Петровной – похожей на морщинистую куницу, лет семидесяти. Не обычной, сгорбленной, таскающей поклажу на тележке, а скорее напоминающей бывшего профессора университета. У неё были хитрые, молодые глаза. Маша всегда это подмечала и намекала Максу, что не стоит так доверять старушке. Он же проводил с ней больше времени, чем с Машей, уверяя, что они просто беседуют. Альбина Петровна помогала ему разобраться в себе и справляться с проблемами. Естественно, Маша ревновала, и сильно. Она не раз пыталась донести это до Макса, но он, как понимающий толстый ребёнок, кивал, соглашался, извинялся и делал то же самое – бежал к старушке при первой возможности. Даже от мысли о стае кабанов, у Макса бежал холодок по спине.

Они подъехали к своему домику. Уставшее солнце село за горизонт. Ночь в деревне отличалась от городской полнотой звучания природы. Повсюду слышались возгласы ночных обитателей: шуршали ежи в кустах, рокотали насекомые, из яра за двором доносился писк, возможно лисий. Никаких машин, дурацких кондиционеров или алкашских битв за озвериновую воду. Подняв глаза к небу, можно было увидеть россыпь звёзд, не таких уж одиноких. Макс ничего не смыслил в астрономии, но ему нравился Млечный Путь – дорога, пересекающая чёрное полотно.

На следующий день, плотно позавтракав блинчиками с мясом и выпив кофе, Макс и Маша отправились на прогулку. У Маши появилась идея – каждый день проходить десять тысяч шагов, борясь с лишним весом. Вся деревня – это одна асфальтированная улица с редкими домами по обеим сторонам. Отличное место для реализации ее идеи. Здесь было всё для приятной прогулки: огромный луг, заканчивающийся рекой Тихая Береза, меловые холмы, покрытые ковылём и земляникой. Их называют «Сниженные альпы».

– Блин, мне кажется, нам надо больше проводить времени вместе, и не только за сериалами, да, Макс? – окрылённая свежим воздухом, сказала Маша.

– Ну да, – скупо ответил он.

– Куда пойдём сейчас?

– Да куда хочешь.

– Нет, решай ты, – для Маши было важно, чтобы её мужчина был сильным и умел принимать решения, как её отец. Его фигура всегда сидела во главе стола. Они с Максом даже похожи, но, только внешне, характеры, к её сожалению, и одновременно к радости, были у них разные. Сергей Василич, излюбливал побивать мать Маши, и её саму, иногда даже без повода. После работы, он зачастую приходил под градусом, и начиналось. Так у Маши появилась опаска перед выпивающими мужчинами.

– Не знаю я, скажи, и пойдём, – нервозно произнес Макс.

– Блин, хватит, ты же мужик, веди!

– Ладно, пойдём к реке.

Разговор не клеился. Большую часть времени они просто пялились по сторонам и озвучивали неинтересные наблюдения, вроде: «О, смотри, птица». Навстречу им шла Альбина Петровна. Один из камней преткновения в их отношениях, по мнению Маши. За несколько недель их отсутствия она словно помолодела и поправилась – это бросалось в глаза. Она никогда не была пышной, поэтому контраст был заметен.

– Максим, Маша, рада вас видеть! Наконец-то приехали. Сейчас самое красивое время, зелень набрала силу, вся живность выползла на брачный сезон. Как дела? – у Альбины Петровны был ровный, поставленный голос, будто в молодости она играла в театре.

– Здравствуйте, Альбина Петровна, – с придыханием поздоровался Макс.

– Здрасьте, – холодно и пренебрежительно ответила Маша.

– У нас всё нормально, выбрались наконец на природу. Задолбались в городе сидеть, – Макс улыбнулся.

– Говори за себя. Я люблю город, – перебила Маша. Она сказала так, только потому что, хотела вставить дерзкое словцо.

– Ну что ты, Маш, скоро проникнешься этим воздухом и полюбишь даже насекомых. Они-то уж тебя точно полюбят, – Альбина Петровна добродушно хихикнула.

– Не сомневаюсь…

– Придёте ко мне после прогулки? Я как раз пирог испеку, клубника поспела, – Альбина Петровна по-дружески тронула Макса за предплечье.

– Конечно! От таких предложений только дурак откажется, – Макс будто расцвел.

Они ещё минуту поболтали и разошлись. Солнце мягко нагревало асфальт, по которому влюблённые продолжили прогулку.

– Слушай, не нравится мне эта бабка. Ты с ней времени больше проводишь, чем со мной, – возмутилась Маша, как только старушка скрылась из виду.

– Чего ты так грубо? Она не бабка. Хватит глупости говорить. Мы с тобой почти круглые сутки вместе, а с ней вижусь только здесь.

– Зато здесь я только твою залысину вижу, когда ты из калитки выбегаешь.

– Блин, что ты вообще такое говоришь?!

– А что? Будь твоя воля, ты бы уже рванул к своей дряхлой любовнице, разве нет?

– Маш, хватит! Ты же знаешь, мне нужна только ты. Я тебя люблю.

– Ага, ящик пива и соседская бабуська. Вот это жизнь, – на самом деле, Маша действительно переживал из-за любви Макса к алкоголю.

– Я устал ругаться из-за твоих выдумок. Хватит меня осуждать, Маш.

– В смысле выдумок? Хочешь сказать, я вру?

– Ты всё выворачиваешь. Вот что я хочу сказать.

– Значит, то, что я хочу больше времени проводить с моим будущим мужем, отцом наших будущих детей, ты называешь выворачиванием?

– Бл… – Макс осёкся, закрыв лицо ладонями.

– Знаешь что? Вали к своей бабке. Но потом не говори, что я не предупреждала. Она странная и вообще, наверное, колдушка. Приворожит тебя, будешь как её пёсик дворовый.

– Если ты считаешь, что я на такое способен, то мне обидно, Маш.

– Да, считаю.

– Тогда я пошёл! – собрав волю в кулак, сказал Макс, желая сбежать.

– Куда это?

– К Альбине.

– Уже Альбина, значит?

– Всё, надоело, – он развернулся и пошёл назад, оставив ошарашенную Машу на обочине смотреть на его спину выпученными глазами.

Макс направился к Альбине Петровне с пубертатно-агрессивным притопом. Вскоре он оказался у неё доме. Как же он любил это ламповое убранство! Словно фильм про Гарри Поттера: свечи ручной работы, изящно вышитые занавески с узорами, гобелены с изображением русских сказок, даже стулья какой-то необычной формы. Ему и в голову не приходило, что дерево может принимать столь замысловатые очертания. А фигурки цапли, волка и кабана, стоящие на дубовом комоде, казались настолько реалистичными, что вот-вот оживут.

Альбина Петровна усадила его за кухонный стол и предложила напитки. Естественно, Макс не мог отказаться от холодной банки любимого пива: Stella Artois, Weizen, Балтика Пшеничное… Он будто попал в рай.

– У меня есть вяленое мясо на закуску, не хочешь отведать, Максим? – вежливо, по-матерински предложила Альбина Петровна.

– Как можно отказаться?! – задорно прикрикнул Макс.

Она поставила на стол элегантную глиняную тарелку с закусками: не только мясо, но и самодельные сухарики, гораздо вкуснее магазинных.

– Налетай, здоровяк.

Проголодавшийся Макс с энтузиазмом набросился на угощения и освежающий напиток. «Жидкое золото», – подумал он.

После перекуса они отправились в сад. Альбина Петровна попросила Макса выкопать яму метра в полтора глубиной, в конце двора. Сказала, мол, нужно закопать всякую всячину прошлогоднюю, освободив место в погребе. Сама она занялась прополкой клубники.

Макс усердно копал, вытирая пот со лба. День был жаркий, но по-майски приятный. После часа работы, Макс задумал сделать перерыв. Он направился к Альбине Петровне, решив подкрасться, как ассасин, и весело её окликнуть. Детская шалость, не более.

Но всё вышло иначе. Макс увидел, как она закидывает в рот живую осу и с наслаждением её жуёт. Осы любят клубнику, но, чтобы старушки любили ос? Это что-то неправильное. Макс не поверил глазам и решил затаиться за кустами смородины, чтобы немного понаблюдать. Хрум, хрум – ещё одна оса. Непроизвольный возглас вырвался из его груди. Альбина Петровна пронзила кусты взором, как профессиональный боец пронзает взглядом оппонента.

Он вышел из укрытия.

– Чего ты там делаешь, Максимка? – добродушно, будто ничего странного не происходило, спросила она. Макс заметил, что её живот вырос и округлился. Слова застряли у него в горле.

– Да я… попить захотел.

– Замечательно, сейчас принесу свежую бутылочку из холодильника. Кстати, клубнички не хочешь?

В голове Макса всплыла картина, как она жуёт осу, и его затошнило.

– Нет, спасибо, только попить.

– А зря… – Альбина Петровна ушла в дом, а Макс тихо ретировался из её двора, по-английски.

Дома его ждала раздосадованная Маша. Для неё было неестественно, что будущий муж позволяет себе такие выходки – взял и ушёл, безобразие.

Но Максу было не до этого. Он принялся рассказывать, как видел, как Альбина Петровна ест ос, и что её живот вырос. Маша слушала, кивая румяными щеками, а затем так наорала, что у обоих заложило уши.

Впервые за долгое время у Макса навернулись слёзы. Маша не поверила ни слову, заявив, что он выдумал эту чушь, чтобы она простила его за побег.

Не в силах выносить осуждения возлюбленной, Макс вышел на крыльцо, весь в растрёпанных чувствах. В голове крутились мысль: бросить Машу и сбежать в город. Потом пришло уныние: с работой – беда, с психикой – проблемы, личная жизнь рушится. Но в глубине души он чувствовал, что дело не только в нем, но и в Маше. Она словно не любит его или любит неправильно. Ничего он в жизни не добился, ничем полезным не отметился, так и ходит бобылём. Даже дача куплена на её деньги. Сидел он порожках, пока не осенило: а что, если Альбина Петровна – ведьма? Если он выяснит правду и избавит мир от этой колдовской заразы, засчитается ли этот поступок за какой-нибудь жизненный подвиг? Наверняка, – решил он.

Макс пошёл в сарай, чтобы порыться в инструментах. Работать руками он любил, хоть результат не всегда был удачным. Найдя походный топорик, он заткнул его за пояс и уверенно направился к дому Альбины Петровны.

Она встретила его улыбкой, как всегда, такой радушной, что он чуть не забыл о своей миссии. Но Макс был настроен решительно. Сел за стол, весь вспотевший, боясь, что она заметит топорик. Оставалось надеяться на её плохое зрение. И тут случилось то, с чем он не мог бороться: Альбина Петровна предложила ледяное пиво.

– Принести холодненького? – с теплотой в голосе спросила она.

– Ох, ну… давайте.

Она ушла в прихожую, где был вход в погребок, и вернулась с полуторалитровой бутылью пенного напитка.

– Ты сегодня сбежал, я тебя чем-то обидела? – спросила Альбина Петровна.

– Да нет, вспомнил, что надо на работу позвонить, – соврал Макс, использовав первую мысль, что пришла в голову.

– Всё равно чувствую вину. Поэтому, в качестве извинений, вот тебе мой опус магнум, как говорится.

– А? – переспросил Макс.

– Домашнее, сама делала, – с гордостью произнесла она.

Альбина Петровна наполнила два стакана золотистой жидкостью.

– Пей, мой хороший. Тревоги отступят вмиг, – её морщинистое лицо стало кинематографичным после нескольких глотков, сделанных им.

– Максим, можно личный вопрос?

– Конечно, – язык его будто сам хотел шевелиться.

– Что у тебя с Машей? Ругаетесь?

– Ох, Альбина Петровна… Ругаемся, иногда сильно, вот как сегодня.

– Из-за чего, неужто из-за меня?

– Вообще-то, сегодня из-за вас. Но это верхушка айсберга. Маша ко мне неправильно относится.

– С чего ты взял?

– Она меня никогда не хвалит, не говорит ничего приятного, только когда я обижаюсь. Такое чувство, что я ей что-то должен. Терпит меня, чтобы дождаться, когда я ей верну этот долг. Может, конечно, она все-таки любит, но не умеет показывать… Не знаю.

– Не понимаю её. Ты такой славный парень. Работящий, чуткий, дельный. А она так к тебе относится.

– Да…

– Слушай, а какая у тебя идея жизни? Во что веришь?

– Не понял.

– Например, в Бога, природу, потусторонние силы, карму?

– Никогда об этом не думал. Вроде я крещёный, но в церковь не хожу.

– Веришь в волшебство? – допив пиво, спросила Альбина Петровна.

У Макса похолодело в животе, как когда-то давно, в школе, когда хулиган Митя Петушин наехал на него за хихиканье над его фамилией.

– Нет, вроде.

– А хотел бы поверить? – после её слов перед глазами Макса всё поплыло. Цвета стали ярче, время то замирало, то ускорялось, словно пульсировало.

– Мне нехорошо, затошнило. Пойду-ка на воздух.

– Я провожу, – Альбина Петровна начала вставать.

– Не надо, я сам, – Макс, задел стакан, и тот упал и разбился.

Он вышел в прихожую, опираясь о стены. Заметив дверь в погребок, решил, несмотря на недомогание, спуститься посмотреть, что там хранит Альбина Петровна. Щёлкнул выключатель, внутри загорелся жёлтый свет, осветив каменные ступени. Ужас разлился по крови, словно игла проткнула вену страха. На массивной полке лежали кости – немного рёбер и череп. Рядом стояли банки с золотистой жидкостью, в которых плавали мёртвые грызуны: крысы, мыши, а в одной, полупустой, крот, застывший, как космонавт в невесомости.

Макс закричал, достал топорик и, поворачиваясь, споткнулся о клетчатую сумку. В ней что-то зашевелилось. Он открыл замок, и оттуда хлынули насекомые: муравьи, жуки, осы, мухи, все они ринулись в разные стороны. Растоптав дюжину, Макс бросился к выходу. Открыл дверь, а там темнота, хоть глаз выколи, и тишина, бьющая по ушам по так, что кровь выламывает стенки висков.

Макс вошёл в кухню, держа топорик наготове, желая ударить ведьму по голове. В углу у раковины стоял её силуэт – мертвенно бледный, как живой мертвец. Глаза закрыты, но он чувствовал, что она всё ощущает.

– Подожди, мой хороший. Опусти топор, прошу… – певуче произнесла она.

Рука Макса опустилась, пальцы ослабли. Топор беззвучно упал. Он слышал только её голос.

– Подойди, не бойся.

Он не мог сопротивляться. Шаг, ещё шаг, и он стоит перед ней, как ребёнок перед матерью. Её глаза распахнулись – чёрные, как смола, с белым огоньком в центре. Она знала всё: что он думает и чувствует.

– Мне от тебя кое-что нужно, – сказала она. – Есть старая традиция: Олисанти должна рожать в присутствии мужчины. Я хочу, чтобы это был ты.

«Точно колдунья» – решил Макс. Но тело его утратило волю, ни один мускул не был ему подвластен.

Ведьма приблизилась. Её круглый живот, горячий, как кружка чая, упёрся в него.

– Ты мне поможешь?

– Да, – безвольно ответил Макс.

Их губы соприкоснулись. Страх исчез. Её слюна была на вкус как плесневелый хлеб.

Ведьма сбросила платье, став полностью нагой, и положила его ладони на свой живот.

– Чувствуешь? – спросила она.

Макс ощутил, как внутри что-то шевелится с яростной интенсивностью.

– Да. Это прекрасно, – ответил он, словно окрыленный чужим счастьем.

– Тогда начнём.

Ведьма села на пол, расставив ноги. Макс не шевелился. Сначала она стонала, затем кричала. Время потеряло значение. Он услышал звук льющейся на пол жидкости. Наконец Макс опустился к её лону. Оттуда выбиралось нечто, хватаясь лапками за плоть. Кости ведьмы хрустели, как хитин насекомого. В полутьме, под светом луны, заглядывающей в окно, Макс увидел существо – отдалённо похожее на помесь обезьяны и свиньи. Розовый пятачок обнюхивал ноги матери, пол, а затем и лицо Макса. Страха не было, только радость, хотелось плакать. Существо лизнуло его в нос и заурчало. Это было прекрасно.

– Спасибо, мой хороший. Придвинься ближе, – прохрипела ведьма. – Теперь ты должен умереть… Прости…

Воцарилось молчание, которое нарушало только мирное похрюкивание ползающего по скользкому полу, новорожденного существа.

Макс попытался заговорить, но вышло лишь мычание, в котором слышалась мольба. Ведьма смотрела на него, вспоминая, какой же он всё-таки дивный мальчишка. Может из-за гормонов, а может, и по другой неизвестной причине, её замшелое сердце смягчилось.

– Тише… – ведьма провела языком по его щеке до виска. – Хочу, чтобы ты жил. Я освобожу тебя. Чтобы ты возвращался ко мне.

Макс, качаясь, вышел под небо, запачканное смазанными звёздами. Во дворе паслись пять огромных существ, похожих то ли на кабанов, то ли на шимпанзе. Самый большой, вероятно вожак, приближался. Каждый шаг сотрясал землю. Он поднёс обросшее черным мехом рыло к лицу Макса и дважды втянул широкими ноздрями воздух.

– Ты пахнешь ею, – прорвал тишину глубокий бас. Вожак отступил. – Неужели, Олисанти сжалилась?!

Существа вокруг вожака закопошились и заурчали.

– Уходи. Мы тебя отпускаем.

На подгибающихся ногах Макс вышел за калитку. Превозмогая оцепенение, он побежал к реке.

В серебрящейся глади отражались чёткие звёзды. Рассудок возвращался. Макс умылся холодной водой и посмотрел на себя. Это был другой человек. Что-то в нём изменилось. Мещанские горести – Маша, работа, дача – всё это утратило смысл. Теперь только жизнь разжигала в нём жажду. Он глубоко вдохнул деревенский воздух. Цикады, сверчки и светлячки громко загрохотали, а трель соловья наполнила пространство. Такого сладкого пения Макс ещё не слышал.

Он пошёл домой.

В окнах свет не горел. «Спит, наверное», – подумал Макс. Он отворил незапертую дверь и не включая света, прошёл в спальню. Кровать пустовала. На подушке лежал Машин телефон, все её вещи были на своих местах. Макс вышел обратно во двор. Никого, только туман, Млечный Путь и рокот местных обитателей.

«Освобожу», – зазвучал в мыслях голос ведьмы. Неужели?

Макс вернулся в дом, взял ледяную банку пива и снова вышел на улицу. «Псик», – раздался приятный звук. Он сделал три больших глотка и сел на крыльцо.

– Ахренеть, – сказал он вслух.

Рассказ "Общая картина"

Я получил приглашение на свою почту. Бумажный конверт с рисунком и маркой. На рисунке был изображён седовласый дедушка, сидящий на скамейке в парке, держащий в руках книгу. Я вспомнил детство: как читал рассказы Рэя Брэдбери, а потом через увеличительное стекло рассматривал отцовскую коллекцию марок. Если ты, мой дорогой читатель, так же, как и я, давно не имел удовольствия коснуться этого раритетного способа общения между людьми, то рекомендую освежить память новыми впечатлениями. В прошлый раз моя бывшая жена похожим почтовым посланием известила меня, что у нас больше нет шансов на общение, так как она вместе с Владиком, нашим сыном, переезжает в столицу, чтобы жить серьёзной жизнью, а я могу спокойно продолжить своё бестолковое графоманское существование. Эх… (томный вдох).

Вернусь, пожалуй, к истории. В конверте лежало приглашение в гости от известного на весь мир художника – Жана Льюпье Караванова. Представь, в каком я был шоке, если учесть, что за его искусством слежу ещё с юности. Сначала мне подумалось, что это чья-то шутка, но потом я понял, что шутка – это скорее моя карьера. Присмотревшись, я заметил, что конверт высокого качества. Кремовая бумага, на ощупь очень приятная, грани конверта украшены орнаментом, называемым меандр. Такой пользовался популярностью в Древней Греции. Я успел изучить орнаменты народов мира, когда интересовался мифами после университета. На марке, приклеенной в правом углу, была изображена картина Питера Брейгеля Старшего «Падение Икара». Конверт же был запечатан с помощью классической восковой печати. На ней красовалось изображение двух сорок. Письмо явно выглядело слишком дорого для шутки. Из содержания ясно, что Жан Льюпье Караванов просит меня приехать к нему в резиденцию, чтобы познакомиться и обсудить совместную работу.

Ну как тут отказаться?! Это просто магия наяву. Мне представился шанс поговорить с живым гением. Его «Бархатный космос», картина, повествующая об угасании человеческого разума в космосе, заставила меня целую неделю чувствовать опустошение – даже большее, чем при получении письма от бывшей жены. Гравюра «Битва за солнечные лучи» перевернула моё сознание, дав осмысленное понимание того, что растения и люди неотличимы друг от друга, если смотреть на нас из далёкого-далёкого мира, откуда-то из соседней звёздной системы. Биологически люди далеки от растений, но философски и мы, и они нуждаемся в заботе Солнца.

Его произведения изобразительного искусства рассказывают о гуманистических идеях и ценности жизни людей, зверей, растений, грибов и роботов. Точные философские высказывания, запечатлённые в мгновении.

Последние десять лет Жан Льюпье ведёт жизнь затворника и не появляется на публике. Интервью, естественно, не даёт.

И вот я, писатель, не имеющий успеха, не купающийся во внимании читателя, да что уж говорить, даже не имеющий изданных книг – только цифровой самиздат, – каким-то чудом получаю приглашение посетить дом художника Караванова. Мне всю жизнь не везло с работой и признанием, с любовью, кстати, тоже дела всегда были так себе. Неужели удача повернулась ко мне своим светящимся ликом?

Два дня спустя я прибыл в маленький городок «Провидение». Население – сорок тысяч человек, но туристов, что одуванчиков в конце мая. Каждый хоть сколько-нибудь уважающий себя любитель живописи считает своим долгом приехать в Провидение, зайти в местное кафе, которое называется «Сад внеземных наслаждений», и выпить там чашечку кофе с булочкой с яблоком и корицей. Потому что так делал и сам Жан Льюпье раньше.