Несбывшаяся жизнь. Книга первая

5

Учеба давалась легко, но была еще и работа. Вечером Лиза падала с ног, а надо было заниматься: без стипендии ей не выжить.

«Святая троица», как назвала их Полечка, по-прежнему собиралась – два-три раза в неделю. Ну и, конечно, на выходных.

Ритка ныла, выпендривалась и нудила, что жаждет любви, а все вокруг – козлы и идиоты. Что надо думать о будущем, о замужестве, а где кандидаты?

– За нищего я не пойду, – бубнила Ритка, – а где взять богатого? В нашем Кульке мужиков нет. Не жизнь, а прозябание. И никаких перспектив… Вот ты, Дым! Ты же мне друг?

Дымчик вяло кивал.

– Вот и найди мне жениха. Будущего дипломата. Что молчишь, – злилась Ритка, – не подхожу?.. А вот ты скажи мне: куда идти после Кулька – в библиотеку? На семьдесят пять рублей? Нюхать пыль и распивать чаи со старыми тетками? Мне надо замуж, замуж!.. Лизка, а что у вас в медицинском, кстати, как с мужиками? Есть что-то приличное?

Лиза мямлила невразумительно, мол – какие женихи, какое сватовство? В общем, энтузиазма они с Дымчиком не проявляли. Ритка дулась и говорила, что они не друзья.

А Лиза думала, как бы выдюжить, не сломаться. У нее тоже мало хорошего. Осточертевшая работа, вечная экономия, подсчет копеек. Бесконечное поле немытых полов ночами снится… Предстоящая сессия. И, вдобавок, безответная любовь.

Кажется, Дымчик и не догадывался о ее чувствах.

Он делился любовными историями, рассказывал про свои краткосрочные и неудачные романы, даже показывал фотографии своих девиц. Но утверждал, что все это «не то», все пустое и бессмысленное, и говорить не о чем. Жаловался, что понимания нет, духовной близости тоже, а ему это так важно – важнее, чем все остальное, – и это слегка утешало. Давало надежду, что, может… И Лиза ревновала его. Ненавидела этих легкомысленных девиц и лелеяла мысль, что наступит время – и он поймет наконец. Поймет и увидит, и вот тогда…

Она подождет. Подождет.

Легко сдав зимнюю сессию, Лиза задумалась о Полечкиных словах. Последний разговор – как раз накануне каникул – не выходил из головы. Может, Полечка права и надо поехать?

Лиза уже отучилась, а Дымчик и Ритка, пытаясь закрыть «хвосты», носились по кафедрам.

Но вот настала пятница. Завтра выходной, вечные Лизины ведра и швабры отменяются, и можно наконец посидеть подольше. И поговорить. О важном – о поездке к матери.

Как обычно, сидели на кухне. Дымчик варил глинтвейн, вкусно пахло гвоздикой, корицей и апельсиновой кожурой. Сквозь запотевшее окно были видны сугробы, по асфальту, предвкушая метель, мела поземка. В тот год было морозно, снежно, и мучились дворники, и не справлялась техника.

Разговор не клеился. Ритка капризничала, ей чужие проблемы всегда были до фонаря. Дымчик был задумчив. Лиза и сама бы не ответила, зачем открыла эту тему, и уже жалела об этом.

Но неожиданно Дымчик ее поддержал:

– Надо ехать! – горячился он. – Ты что, совсем дура? Такая возможность! Она точно жива, твоя мать?

Лиза пожала плечами. Такое и в голову не приходило, а ведь он прав – вдруг ее уже нет?.. Да нет, она бы это знала: плохие слухи доходят быстро.

– Я боюсь, – призналась Лиза. – Как там все будет? И ехать одна боюсь, и ее боюсь…

И вдруг Дымчик вызвался ехать с ней. От неожиданности Лиза растерялась, закивала, со всем соглашаясь, и обмерла от счастья – поехать вдвоем с Дымчиком! Она и мечтать о таком не могла! Две ночи в поезде – и там, на месте! Да куда угодно, хоть на край света! Правда, это и есть тот самый конец света…

И вдруг, словно проснувшись, идею активно поддержала Ритка.

«Только бы не прицепилась, – думала Лиза. – Ритка умеет все разрушить».

Какое! Ритка всегда избегала сложностей. Тратить каникулы на дурацкую авантюру? Вот если бы в Сочи или в Питер, тогда бы она «паровозиком». А эта прогулка не для нее. Холод, Север, край земли… Она лучше здесь, дома, в Москве, а эти придурки пусть едут.

«Ей-богу, придурки! – думала Ритка. – На черта дуре Лизке эта незнакомая тетка, ее мамаша? Ну, раз решили, их личное дело. И одну Лизку отправлять не так страшно, хотя какой из Димки защитник, смешно… В общем, попутного ветра в спину!»

Ритка как-нибудь здесь, в тепле, в родной квартире. Найдет, чем заняться. Тем более что у нее намечается новый роман… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Разошлись за полночь. Лиза ни на минуту не уснула – какой уж тут сон. Что она придумала, зачем? Но поняла, что поедет. Не из-за матери и не для того, чтобы увидеться, познакомиться, выслушать, постараться понять. А потому, что в провожатые вызвался Дымчик! А если бы одна или с Риткой, скорей всего, передумала бы.

Итак, адрес есть. Билеты тоже, она узнавала – навалом: кто туда рвется?

А если ее там нет? А если она оттуда уехала или действительно умерла? Если… Лиза ей уже не нужна? Полечка, конечно, говорила, но…

Ладно, как будет. Главное, что вдвоем с ним.

Конечно, с ним лучше бы в Таллин, например, или в Ригу, но за ними увяжется Ритка – ни за что не пропустит такое…

И наутро Лиза купила билеты.

Поезд отходил в восемь вечера.

Вглядываясь в бесконечный поток отъезжающих и провожающих, Лиза стояла у вагона и ждала Дымчика.

До отправления поезда оставалось восемь минут.

Значит, он передумал, и его можно понять. Зачем ему поселок со странным названием Топь? Зачем эта глухомань, холодрыга, чужие проблемы, сломанные судьбы, поселение, зэки?

Зачем, когда есть Москва, театры, музеи, киношки, кафе, новые девочки? Зачем ему Лиза – странная и не очень понятная, молчаливая, хмурая Лиза из странной, не очень нормальной семьи?

Она смахнула упавшие на лицо снежинки и зашла в вагон.

Там было тепло, вкусно пахло углем и сладким печеньем.

Лиза села на полку и прислонилась к влажному окну.

Еще можно успеть выскочить.

Чемоданчик с вещами, пакет с Полечкиной курицей и пирожками, и – домой! В родную квартиру, на любимую Кировскую. В свой будуар, к своим книгам, к телевизору. Зачем ей это дурацкое приключение – без него?

Лиза встала и потянулась за чемоданом.

В эту минуту в купе влетел запыхавшийся Дымчик – красная, с помпоном, сдвинутая на затылок вязаная шапка, распахнутая куртка, в руке сине-красная спортивная сумка.

– Привет! – бросил он и упал на полку. – Еле успел! Четыре минуты осталось, а? Я молодец?

Лиза молчала.

– Успел! – повторил он, очень довольный собой, и похлопал ладонью по боку большой, явно набитой спортивной сумки. – Лизка, ты сейчас офигеешь!

Он во всю ширь улыбнулся и тут же нахмурился:

– Ты чего, мне не рада? Что с тобой?

– Я… волновалась, – всхлипнула Лиза, – вдруг ты… не придешь.

Дымчик пожал плечом.

– Я же обещал, – обиженным голосом ответил он. – Ты вроде неплохо со мной знакома. Я друзей не подвожу.

Поезд дернулся и медленно двинулся с места.

Что ее там ждет, в этой Топи? Чужая женщина, ее сожитель и… что? Разговор? О чем? Она будет оправдываться, что-то объяснять… А что объяснять, и так все известно: бросила дочь и уехала за своим мужиком.

«Ладно, – уговаривала себя Лиза. – Будем считать это приключением, моим на пару с Димкой».

Ведь и присниться не могло, что такое возможно.

6

В поезде было душно и жарко. Дети плакали, женщины ругались, требуя открыть какое-нибудь окно, мужчины сдержанно возмущались и уходили в тамбур покурить – там было хорошо, прохладно.

А проводница отмахивалась:

– Балдейте! Скоро приедете и околеете. Поймете, что такое севера! Жарко им, ишь, балованные…

Пили чай с пирожками и смотрели в окно. Мелькали заснеженные полустанки, бесконечные поля, занесенные снегом деревья вдоль насыпи. Время от времени пронзительно вскрикивал встречный состав, и снова – деревья, полустанки, поля…

Постепенно стихли разговоры, угомонились дети, перестала звенеть стаканами проводница. Кто-то уже спал, кто-то шелестел газетой – поездная жизнь.

Лиза оторвалась от окна, положила голову на подушку. Поскорее бы заснуть.

На душе было муторно. Как пройдет встреча, как поведет себя Дымчик?..

Наутро стало прохладней, и все повеселели. Народ мотался по вагону, рассказывал анекдоты, делился жизненными историями и перекусывал. Пахло котлетами, луком, рыбными консервами и спиртным.

Дымчик поморщился и закрыл купейную дверь.

– Ну и народец…

– Обычный. А уж на этом направлении! Дим, а что у тебя в сумке, от чего я офигею? – вспомнила Лиза.

– Офигеешь! Я у дяди шубейку прихватил – жены его, покойницы. Полечке она не годится, не тот размер, а мамаше твоей, может, подойдет. А нет – так продаст, все деньги: шубейка-то норковая.

– С ума сошел? А если он заметит?

– Он понятия не имеет, что там у нее в гардеробе было – купил-забыл, что я, не знаю, что ли! И куда все это девать, в комиссионку? Ага, щас, так он и пошел, смеешься? Сгниет все, моль сожрет. А так хоть толк будет. И всё не с пустыми руками, в гости-то.

– В какие гости, Дим? Я вообще не знаю, что нас там ждет, а ты со своей шубой!

Дымчик растерялся.

– Я как лучше хотел, – надулся он. – Да ну тебя, Лизка, весь кайф мне обломала.

– Так ты для себя? Для кайфа?

– Ну… и для себя тоже: посмотреть на твою мамашу – какое лицо у нее будет.

– Ладно, Дим, там разберемся, – Лиза примирительно улыбнулась. – Давай поедим.

А она и не подумала о подарке для матери… Какие подарки, еще чего! А Дымчик вот сообразил… Но зря: глупость все это. Пусть и норковая, но ведь старая и чужая шуба…

Доели Полечкину курицу и пирожки, выпили чаю и улеглись с книжками.

Дымчик был явно не в настроении, и Лиза чувствовала себя виноватой: и за поездку, и за шубу. Но к вечеру он повеселел, разговорился и, отбросив книгу, стал рассказывать ей о своей первой любви.

История приключилась в девятом классе.

Любовь звали Любовью. Смешно. Познакомились они в интернате, девочка была дочерью чилийского коммуниста.

– До поры все было невинно, – рассказывал Дымчик. – Но в какой-то момент Любовь забеременела, и начался вселенский шухер. В интернат заявились чилийский коммунист, горластая русская мама и представитель чилийского посольства. Все трое грозили международным скандалом.

Виновник событий от ужаса терял сознание.

Бедная девочка тряслась и рыдала.

А закончилось все банально: подключился всемогущий Васильич. Провел переговоры с чилийскими коммунистами, напомнил им, кто вырвал их из рук режима и предоставил политическое убежище. Припомнил и приличную квартирку в дипломатическом доме, и прикрепленный автомобиль, и чеки из магазина «Березка». Они и притихли. А дальше он устроил бедняжке аборт в ведомственной клинике, дал по физиономии скисшему племяннику и пригрозил его выпороть.

– И все? – удивилась Лиза. – Больше ты с ней не виделся?

Дымчик удивился:

– А зачем? Кажется, они уехали из Союза, вроде бы в Польшу, но точно не знаю. Но переживал я еще долго. Но и положительное в этой истории было: дядя забрал меня из этого «концлагеря». Родаки были в командировке. Жил один, ходил в обычную школу, валял балду и играл на гитаре! В общем, дядька мой для меня спасатель и спаситель. Хороший мужик, крепкий. – Дымчик вздохнул. – Я не в него.

– И что? – уточнила Лиза. – Потом появилась Полечка?

Дымчик кивнул:

– Ну да, наша Полечка. Вернее, твоя. Васильич решил жениться. Я рад за него, она хорошая женщина, но… Я не понимаю – зачем идти в загс? Встречались бы на досуге, в конце концов, съехались бы! Но в загс в их возрасте! Ей-богу, смешно!

– А мне не смешно, – возразила Лиза, – я их понимаю. Хотелось по-человечески, понимаешь? Законные муж и жена, все как положено.

– Господи, и ты туда же. Как – положено, кем? Кто придумал эти дурацкие правила? Что, после загса сильнее любят? Или начинают нежнее относиться? Чушь! Я вот за своими предками наблюдаю. Тоска! Осточертели друг другу дальше некуда, видеть друг друга не могут. Но не разводятся, что ты! Статус, мать его, командировки! Как это – развод? Для них это, – он грустно усмехнулся, – катастрофа! Вселенского масштаба! Ну и все прочие сложности – квартиру делить, дачу дербанить… Сервизы там, меха, мать их! Мебель, ковры – столько лет пахали, и все пополам?

Он болезненно поморщился и махнул рукой.

«И там, в сытом и благополучном мире, тоже все как-то не очень», – подумала Лиза.

– Послушай, – вдруг спросила она, – а если Любе твоей аборт не сделали, если она родила? Ее родители не согласились, Васильич наврал, чтобы тебя успокоить, ты об этом не думал?

Дымчик уставился на нее.

– Ну ты даешь, Лизка! Ну и фантазии у тебя! Конечно, не думал! А зачем? Ну о’кей, даже если это так – что я мог сделать? Мне было пятнадцать, сопляк. Я мог на себя взять ответственность? Мог жениться и воспитывать ребенка? Ей-богу, смешно!

И тут же добавил:

– Я вообще постарался забыть поскорее эту историю. У кого не бывает?

– Почему ты поехал со мной? – неожиданно спросила Лиза.

Дымчик пожал плечами.

– Ну… интересно, наверное. Вряд ли когда-нибудь мне бы пришлось попасть в такую глушь. Романтика! – усмехнулся он. – Ну и каникулы.

Но поймав ее взгляд, тут же добавил:

– Ну и тебя поддержать! Как представил, что ты одна в такой глуши и в таких обстоятельствах…

– Выкрутился, – усмехнулась Лиза. – Ты, Димка, всегда выкрутишься. Из любой ситуации.

«С помощью дяди, – добавила она про себя. – Сам-то ты ничего не можешь. И что я в тебе нашла? Во что влюбилась? Что же будет дальше?..»

Поезд прибывал ранним утром.

Проснулись с трудом. За окном было темно и серо. Мела метель, похоже, дул сильный ветер: от окна заметно тянуло холодом. Кое-как умылись, надели все теплое, что было с собой. Настроение, и так бывшее не очень, испортилось окончательно.

«А вдруг она давно оттуда уехала?» – снова думала Лиза.

Или такой вариант: она не захочет видеть непрошеных гостей. У нее давно другая жизнь – новая семья, муж, возможно, дети, – и незнакомая московская дочка ей не нужна, она давно ее забыла.

А если она дряхлая и больная? А если Лизе придется ее забрать?

Мыслей было много, и страху было не меньше.

Да и Дымчик сник, уставился в стену. Точно жалеет, что подписался на эту авантюру. А может, его отправить обратно, купить на вокзале билет и тю-тю?

Поезд остановился. По занесенному снегом перрону бродила женщина, по самые глаза укутанная в платок. Поодаль курили и хохотали два юных, с красными от мороза лицами, солдатика.

Народ быстро рассосался – еще бы, такой холод.

– Идем! – решительно сказала Лиза. – Узнаем, где у них справочная.

И, не дожидаясь ответа, бодрым шагом пошла к маленькому деревянному домику с облезлой вывеской «Вокзал».

Внутри было тепло и пахло едой.

Несколько деревянных скамеек, окошко кассы, столик с разложенной прессой. За столиком, развалившись на стуле, с открытым ртом крепко спал старичок, одетый в старую солдатскую шинель и шапку-ушанку.

Буфет, короткий прилавок с разложенными бутербродами, коржиками и булками, титан с кипятком. Молодая накрашенная девица в высокой красной вязаной шапке, с ярко-алыми губами и в длинных золотых серьгах полулежала на прилавке, разглядывая явно нездешних пассажиров с московского.

– Красная Шапочка, – шепнул Димка Лизе.

Лиза подошла к прилавку и приветливо улыбнулась:

– Добрый день! А можно горячий кофе и что-нибудь перекусить?

Красная Шапка нехотя сползла с прилавка и принялась за прямые, но явно осточертевшие обязанности. На лице застыли скука и раздражение.

– Покушать нечего, какое покушать в такую рань? Покушать привезут после одиннадцати, – монотонно бубнила она. – Кофе пожалуйста, титан горячий. И бутерброды вон, – кивнула она, – с сыром и селедкой, желаете?

«С селедкой с утра? – Лиза поморщилась. – Ладно, обойдемся бутербродами с сыром».

Главное – горячий кофе, это было необходимо.

Какой там кофе! Напиток из титана – светло-бежевый, невыносимо сладкий и совсем не горячий – вряд ли мог называться прекрасным словом «кофе».

Дымчик отхлебнул, сморщился и отставил граненый стакан.

Лиза допила, чтобы не обижать буфетчицу. Та, кстати, следила за ними в оба глаза.