Дело о чудовище с четвёртого этажа
- -
- 100%
- +
***
Василиса снимала квартиру на втором этаже бетонной панельки.
В прихожей девушка стянула кроссовки, а затем и безразмерный свитер, оставшись в одной белой футболке без рукавов. На груди, довольно округлой для субтильного телосложения, болтался кулон в виде наконечника стрелы. Егор, до сих пор обиженный, молча разулся и проследовал в комнату, бросив мешки на ковёр. Верхний перевернулся, из раскрытой горловины хлынул шелестящий бумажный поток.
Одинцов огляделся. Чистенько, симпатично. У стены стояла односпальная кровать, застеленная клетчатым пледом, над ней висели забитые книгами полки. Егор вытащил том наугад – «Теория и практика ювелирного дела». Задвинул назад. Уюта комнате придавало мягкое кресло и напольная лампа с торшером, накрытым платком с пёстрой вышивкой из птиц и цветов. Место у окна занимал рабочий стол, заставленный коробочками, баночками, шкатулками с бисером и пуговицами, жгутами тесьмы и связками сушёных растений, испускавших аромат жаркого полдня в лесу. К краю столешницы были прикручены тиски, рядом крепились вальцы для прокатывания проволоки.
– Чай будешь? – с кухни донёсся звонкий голос, заглушаемый пущенной из крана водой.
– Из самовара? – заинтересовался Егор.
– Ага, с кулебякой и баранками. Я живу в том же веке, что и ты. Чай в пакетиках.
Участковый снова насупился.
– Так будешь или нет?
– Нет! – Ответ прозвучал излишне резко.
– Как знаешь.
Егор присел на корточки и перевернул первый мешок. Во все стороны разлетелись страницы из альбомов, тетрадей и блокнотов разного формата. Девочка любила рисовать… Он постарался отогнать лишние для расследования мысли. Это просто улики. Их надо изучить. Из-за сырости в квартире Водяного многие рисунки слиплись между собой, а почеркушки фломастером растеклись и превратились в малопонятные абстракции. Одинцов принялся сортировать кучу, откладывая просмотренные картинки в отдельную стопку. Больше всего девочка любила изображать семью (бабушка в очках и с гулькой на голове, мама с волосами до пят, папа в галстуке), принцесс в платьях куполом и смешных улыбающихся животных.
Подошла Василиса, удивилась:
– Ты чего на полу? Садись в кресло.
– Обивка фермой провоняет, – процедил участковый, подставляя свету очередной листок.
Девушка замешкалась, а потом неуверенно уточнила:
– Ты что, обиделся?
И, не дожидаясь объяснений, сделала вот что: опустилась на колени рядом с Егором, уткнулась носом в отворот рубашки и втянула воздух.
– Фермой, конечно, пахнет. Но за ней я чувствую запах туалетной воды и тренированного мужского тела. Мир?
Так же быстро вскочила на ноги и пересела на кровать.
Егор растерянно заморгал и не сразу сообразил, что сказать.
– А-а-а… Да на полу просто удобней…
– Тогда ладно.
Василиса потянулась к полкам над головой, провела пальцем по корешкам и выдернула толстую книжку в серо-коричневой обложке.
– У меня есть несколько монографий Майи Георгиевны и учебники по фольклору. Раз ты занят, поищу информацию о детских кошмарах.
Каждый углубился в свою работу. Поползли часы, наполненные шелестом и шуршанием бумажных страниц. Рисунки, рисунки, рисунки… Егор отсидел себе зад, попробовал стоять на коленях, но быстро устал. Колючий ворс натирал кожу через штаны, пока он не догадался подложить снятую с кресла подушку. Солнечные лучи за окном окрасились в золотисто-розовый, затем потускнели до жидко-голубого. Зажёгся торшер. Свет от лампочки, проходя через платок-абажур, ложился цветными пятнами на обои. Под рукой незаметно возникла тарелка с бутербродами с толсто нарезанной ветчиной, бессознательно опустошённая участковым.
Перелопатив два мешка, Егор позволил себе отвлечься и продемонстрировать хозяйке квартиры любопытную картинку. На ней глазастый треугольник с копьеобразной косой держался за руки с квадратным существом не менее устрашающего вида. Перекошенные буквы над парочкой складывались в подпись: «Васелиса при мудрая и её жиних».
– Ты глянь на портретное сходство!
В ответ донеслось тихое фырканье.
– Что за жених?
– Наверное, Иван-дурак, – вздохнула девушка. Кинула книгу на плед, положила руки на поясницу и глубоко прогнула затёкшую спину. Футболка натянулась, обрисовав соблазнительную грудь. Егор отвернулся, напоминая себе, что видит лишь обманку, человеческую ипостась древнего и непонятного существа. Чтобы скрыть смущение, спросил:
– Как дела с кошмарами? Нашла что-нибудь?
– С кошмарами всё хорошо. Я бы сказала, обильно. Ты когда-нибудь слышал про заложных покойников?
– Нет. Это кто?
Егор подтянул к себе последний, третий по счёту мешок. В глазах уже рябило от цветов, облаков, фей и котят. Сказочные персонажи попадались намного реже, по большей части царевны-королевны, никак не связанные ни с Ксюшей, ни с её комнатой. Ничего пугающего и странного разглядеть в них не удалось.
– Нечистая сила, мертвецы, не нашедшие успокоения. Любят пугать людей и скот. Или вот другая версия: восточные славяне поддерживали культ предков. Считалось, что родственники не уходят навсегда, а остаются частью семьи, просто невидимой. Духам-дедам оказывали уважение, подносили дары, справляли поминки. Если духа обращение устраивало, он семье помогал. А если нет, то мог устроить беспорядок или кого-нибудь покалечить. Мстили духи именно по ночам, в том доме, где встретили смерть.
– Раз Ксюша жила с бабушкой, в анамнезе имелся и дедушка, – подхватил Егор, листая угодившую в общий набор раскраску. – Надо проверить, что с ним случилось.
– Не спеши, это не конец списка. Следующий пункт – упыри. По некоторым поверьям, они способны летать, оборачиваться животными и просачиваться в дома сквозь щели. Далее, домовые…
– Домовые-то здесь при чём? Они же добрые. – Просмотрев раскраску до конца и не найдя никаких зацепок, Одинцов швырнул её в груду изученного материала. Взял толстую тетрадь в клетку, обложка которой была щедро обклеена сердечками из фольги.
– Это сейчас они добрые. Раньше домовых считали мелкими демонами. Они похищали некрещённых детей, насиловали вдов, душили людей во сне, усаживаясь на грудь. Кикиморы тоже подходят, они способны становиться невидимыми. Попадают в человеческое жильё вместе с каким-нибудь предметом, изгнать их почти невозможно. Игоши – уродливые дети кикиморы. Есть ещё злыдни, цыцохи, ночницы, завистливый дух Жердяй, Мара, Бабай, Страшило, Бука, Баечник. У нас в области даже Бугимен живёт. Приехал с группой американских студентов, изучавших архитектуру Сибири.
– Как-то не верится, что у вас с таким контингентом до вчерашнего дня было тихо.
Последнюю тетрадь Егор пролистывал с особым вниманием. Оставленные в ней рисунки выглядели многообещающе. Яркие цвета исчезли, на смену оранжевым и голубым карандашам пришли серые и коричневые. Вот и спальня – взгромоздились друг на друга подушки, похожие на стопку вареников. Растопырила ножки кровать, пространство под ней Ксюша густо зачирикала, даже бумагу порвала.
– Да, многие из нас созданы как злые духи. Но мы разумны. И умеем обуздывать свои наклонности. – В голосе Василисы просквозил холодок. – Ты не имеешь права считать всех домовых убийцами на том основании, что кто-то из них в семнадцатом веке кого-то придушил. Точно также как я не имею права мести всех людей под одну гребёнку, хотя среди вас жили Джек Потрошитель, Чикатило и Гитлер.
Егор хмыкнул, признавая аргумент. На следующей странице снова изображалась спальня. Рядом с кроватью, где притаилась плотно заштрихованная тьма, стояла девочка. Из глаз её били фонтаны крупных, нарисованных отдельными каплями слёз.
– Надо съездить в архив. Посмотреть, с кем из нечисти связывают мяту. Я такого не припоминаю.
– Не мята, а мета…
Последняя картинка была нарисована в два цвета, красным и чёрным карандашами. Вся та же схематичная спальня и раскоряченная кровать. Из темноты под ней таращились две злобных щели с узкими полосками зрачков. К низу темнота сужалась и клинообразным отростком выдавалась вперёд. Лапа? Или борода? Но самое главное, над кроватью плясали кривые буквы, выведенные неумелой рукой: «Метасказка». Одинцов мысленно повторил нелепое слово, пытаясь вызвать хоть какие-то ассоциации. Тщетно.
Василиса слезла с кровати и подошла к участковому. Посмотрела на рисунок, склонившись над плечом. Так близко, что Егор ощутил запах её волос, напомнивший об уставшем от летнего зноя поле. Похожий аромат витал в дачном доме его бабушки, любительницы добавлять в чай разные травы вроде ромашки и чабреца.
– Это наверняка он.
– Узнаешь кого-нибудь из фольков? С длинной тёмной бородой?
Девушка подняла глаза к потолку, припоминая имена.
– Бородатых полно. Черномор, Банник, Блуд, Чернобог, Дед Пихто, Кудеяр, Финист, Полевик, Лесовик. Богатыри тоже все бородатые, кроме Алеши Поповича… – как бы оправдываясь, смущённо добавила – В славянском фольклоре бритых мужчин и нет почти…
М-да, вот тебе и особая примета. Одинцов выдрал листок, сложил его в приготовленный файлик и убрал в карман.
– А про метасказку что-нибудь слышала?
Василиса покачала головой. Села на ковёр, собирая ненужные рисунки и расталкивая их обратно по мешкам. Егор взялся ей помогать.
– Надо в интернете поискать.
– Бесполезно. В Московской общине есть специальная служба, которая подчищает информацию в сети. В интернете ты не найдёшь ничего про настоящее волшебство. Зато я знаю, у кого можно спросить. Администрация сегодня работает допоздна, успеем.
Глава 5. Сказочная бюрократия
22 августа 2012 г. Среда, вечер, около восьми.
Услышав про администрацию, Егор подумал о сером трёхэтажном здании в центре города, где скрывался тихий незаметный мэр, раз в четыре года выбиравшийся в общественное пространство, чтобы напомнить о своём существовании.
Однако помощница Бабы Яги потащила его на окраину, за насыпь с железнодорожными путями, к закрытому НИИ сельскохозяйственной микробиологии. В советское время институт являлся научным центром всесоюзного масштаба. В девяностые финансирование сократили, и НИИ тихо загнулся, как и многие учреждения тех времён. Осталась огромная территория за забором: несколько корпусов, своя котельная, большой сквер. Но на всём лежала печать заброшенности и разрухи. Фонари горели через один. Бетонная плитка во дворе растрескалась, между стыков проросла трава. Краска на зданиях облезла и встопорщилась хлопьями, круглую чашу фонтана заполнила дождевая вода, на поверхности которой плавали листья и мелкий сор.
Ощущение безвременья усиливал холодный вечерний свет. Из разросшихся елей торчали руки какой-то статуи. Крепкие бронзовые ладони поднимали к небу конструкцию, похожую на схему атома из школьного учебника по физике. Один из эллипсов, изображавший траекторию электрона, опутывала лента с лозунгом «Слава советской науке!». Над восклицательным знаком сидела ворона.
Впрочем, приглядевшись повнимательней, Егор начал замечать отдельные признаки жизни. На калитке у пустой проходной висело объявление, что въезд на территорию осуществляется по пропускам, оформляемым у коменданта. Кое-где на этажах блестели пластиковые окна, за которыми виднелись опущенные жалюзи. В урне валялся бумажный стаканчик из-под кофе. У парадного крыльца с десятком выщербленных ступеней цвели петуньи в гипсовых вазонах. Рядом висела растяжка с надписью «Отель Лукоморье» и жирной стрелкой, указывающей направо.
Заметив недоумённый взгляд участкового, Василиса пояснила:
– Община выкупила здание десять лет назад. Недавно мы решили одно крыло оборудовать под отель, а доходы пустить на социальные нужды.
Егор усмехнулся.
– И как, много тех доходов?
– Пока не очень. Половина номеров пустует, иногда вообще два-три клиента живут.
Ничего удивительного. Верхне-Волчанск и в лучшие времена не мог похвастаться потоком туристов. Историческая застройка в городе не сохранилась, не считая пары образчиков советского конструктивизма, вроде того же НИИ или кинотеатра «Космос». Из посторонних сюда приезжали только редкие командировщики, связанные со строительством или деревообработкой. Но и они предпочитали селиться по съёмным квартирам.
Возле входа в центральный корпус висело ещё одно объявление про отель со стрелкой, на этот раз распечатанное на простом листке а-четыре. Должно быть, для самых рассеянных постояльцев. Егор поднялся по ступеням и придержал дверь идущей следом Василисе. Интерьер помещения соответствовал фасаду. Свет фонаря у крыльца с трудом просачивался сквозь пыльные стёкла. Дальнюю стену покрывала мозаика со снопами колосьев и учёными в белых халатах, за спинами которых ползли по полю трактора. Несколько кресел с деревянными ножками, окружённые фикусами в напольных горшках, терялись в сумраке вестибюля. Звук собственных шагов показался Одинцову слишком громким и неуместным.
Из вестибюля они попали в коридор с лампами дневного света, где по стенам тянулись оставшиеся с институтских времён плакаты под оргстеклом, перечислявшие виды насекомых-вредителей. Егор узнал колорадского жука и бабочку-капустницу. Старый линолеум вспучился волнами. Тихо жужжали лампы, издалека наплывал недовольный бубнёж.
Коридор закончился просторным холлом. У дверного проёма на стуле посапывала старушка в толстой мохеровой кофте. Дремала чутко: Егор едва не наткнулся на выставленную поперёк прохода руку.
– Гостиница не здесь. Вернитесь назад, выйдите из здания и поверните направо.
– Всё в порядке, это со мной. – Василиса взяла участкового под локоть. – У Филина есть кто-нибудь?
– Демидыч. Полчаса как зашёл.
– Тогда мы следующие. Придётся подождать.
Последняя фраза была обращена к Егору. Он машинально угукнул, пожирая глазами обстановку администрации.
Ремонт здесь не обновлялся с перестройки. Именно тогда появился унылый подвесной потолок и скамейки в виде скреплённых по трое дырчатых сидений, верный признак учреждений с плохим бюджетом. Из остатков былой роскоши уцелела мраморная плитка на полу и лепной барельеф со знамёнами и профилем вождя. В холл выходило шесть дверей, на ближайшей значилось: «Ярослав Мудрый, В. К. Приёмные часы: вторник и четверг, с десяти до четырнадцати ноль-ноль». На другой – «Бухгалтерия и отчётность», на следующей «Дежурная служба», за ней виднелся «Юридический отдел». Последним шёл «Ведьмовской совет по вопросам социальной защиты населения», напротив которого толпилась самая большая очередь. Возле архива никого не было, но Василиса на всякий случай заняла позицию поближе. Между бухгалтерией и дежуркой висел стенд с правилами поведения, откуда участковый узнал, что фолькам запрещалась передвигаться по улицам в ступах, сапогах-скороходах, сидя на помеле, лёжа на печи, на собачьих и заячьих упряжках, летучих кораблях, а также «при помощи иных транспортных средств, использующих нетрадиционную (волшебную) тягу». Регламентировался и внешний вид горожан: крылья, рога и хвосты перечёркивал красный крест.
Четверть стенда отводилась доске позора. К ней кнопками крепилась плохо пропечатанная чёрно-белая фотография, где было запечатлено озеро у песчаного карьера. Из воды торчали три каких-то кочерги, причём средняя дымилась. Из-за ночной съёмки детали и контуры сливались между собой в зернистые кляксы. Егор прищурил глаза, вчитываясь в мелкий текст: «За злостное нарушение пункта 3.1 Устава Общины, а именно, купание в поселковом озере в ненадлежащем виде, а также за многочисленные поджоги помоек и урн, Змей Горыныч лишается права на проживание в Яви сроком на два года. Заместитель В.К. Ярослава Мудрого Наина Киевна Финн». Под датой стояла размашистая подпись синей гелиевой ручкой.
Очередь в холле вела себя в точности как толпа, осадившая кабинет терапевта. Фольки переругивались, жаловались на нехватку стульев, собачились, кто за кем идёт, и убивали время в телефонах. Некоторых Егор даже узнал. Возле кабинета ведьм, утомлённо понурив голову, стояла официантка Алёнушка. Наверное, надеялась выбить денег к школьному сезону. За ней привалился к стеночке плечом армейский друг Тимур. От него на весь холл несло перегаром, залитым одеколоном. Стоявшие рядом посетители морщили нос и отворачивались, но Тимура это только забавляло.
По идее, Егор должен был изумиться, или обрадоваться знакомой круглой физиономии, или почувствовать себя обманутым. Но он столько раз удивлялся, начиная с самого утра, что сил на это уже не осталось. Поэтому он кивнул в ответ на обалдевший Тимуров взгляд и спросил у Василисы:
– Ваша администрация всегда допоздна работает?
– Когда ведьмы шабаш затевают. Отрабатывают заранее, чтобы завтра на смену не выходить.
– А Баба Яга тоже здесь?
– Нет, она уехала на другое мероприятие, – с непонятной интонацией протянула девушка.
Егор напомнил себе попозже поинтересоваться у друга, из какой он сказки, и продолжил разглядывать толпу.
За стайкой девиц, занявших очередь после Тимура, стояла незнакомая тётка, за ней – сгорбленный старичок с седой бородой и совсем молодой парень в кедах и джинсовой куртке. У порога дежурной части, поджав копыта, лежал Храбрый Баран, из-за позы похожий на кудрявую тахту. Заметив, что за ним наблюдают, зверь сощурил бесноватые глаза и проблеял: «Ме-е-ерин ме-е-ентовской». М-да, благодарности за спасение ждать не приходилось. Юридический отдел караулил Тугарин Змей, на его лысине играл отблеск лампы дневного света. В холле собралось несколько десятков фольков, уставших от долгого ожидания. Над очередью витал сердитый гул. Алёнушка, не выдержав, приоткрыла дверь «Ведьмовского совета»:
– Когда закончится перерыв? У меня дети дома одни!
– Да, вы бы хоть кресел ещё поставили. – К бунту присоединился отлипнувший от стенки Тимур. – Колени скоро развалятся. Харэ чаи гонять!
В поддержку Тимура полетели разрозненные выкрики. На пороге кабинета возникла женщина с длинными угольно-чёрными волосами и строгим выражением лица.
– Мы с восьми утра на ногах. Дайте спокойно поесть, в конце-то концов!
Очередь зашумела активнее. Одновременно со стороны коридора донеслось:
– Гостиница не здесь. Вернитесь назад, выйдите из здания и поверните направо.
Оглянувшись, Одинцов увидел, как в холл прорывается Светкин кавалер со смартфоном в одной руке и большой туристической сумкой на колёсах в другой. Он почти уступил натиску вахтёрши, но некстати заметил Егора, а затем и разлёгшегося на полу Барана.
– Это ты?! Значит, Светлана была права, ты специально натравил животное на машину! Я звоню адвокату. Во-первых, ты обязан оставить мою девушку в покое. Или мы подаём иск о незаконном преследовании. Во-вторых, ремонт обойдётся тебе в двести тысяч, для начала…
Всё это возмущённый москвич вываливал на ходу, отбиваясь от вцепившейся в него мёртвой хваткой бабульки, что волочилась следом с воплем:
– Проход запрещён! Охрану позову! Андре-е-ей! Андрей, где тебя черти носят, скаженный?
Фольки с удовольствием переключились на скандал, один Тугарин Змей скорчил брюзгливую рожу и отвернулся. Черноволосая женщина, стоявшая на пороге кабинета, с болезненным видом наморщила переносицу и помассировала виски.
«Как ты достал…» – подумал Егор, но всё же выступил навстречу обвинителю.
– Ты заявление подал? Подал. Люди по нему работают? Работают. Иди в свою гостиницу и жди. А со Светой я и сам общаться не собираюсь.
– Э, братюнь, ты чё такой борзый? – Измаявшийся от безделья Тимур не сумел остаться в стороне. – Тебе сказали – вали в гостишку. А не хочешь, давай выйдем, поговорим.
Светкин кавалер побледнел, но упрямо стиснул челюсти и не сдвинулся с места. Отпустив телескопическую ручку дорожной сумки, он принялся рыться в смартфоне, приговаривая «Сейчас, сейчас… сейчас попляшете…».
– Метасказка? Ты уверена? Есть метаанализ исследований в области синтаксиса сказочного текста за две тысячи первый год.
– Нет, именно метасказка.
Участковый обернулся. Василиса стояла у распахнутой двери архива и разговаривала с сутулым мужчиной в круглых очках с очень толстыми линзами, благодаря которым его глаза выглядели огромными, как у японских школьниц из аниме. Эти двое преспокойно обсуждали единственную зацепку, не обращая внимание на обилие чужих ушей.
Беззвучно выругавшись, Егор метнулся к Василисе, схватил её за руку и втащил в архив, захлопнув за собой дверь.
– Эй, ты чего?!
– Как, говоришь, твоё полное имя?
– Василиса Премудрая.
– Можешь смело сокращать до просто Василисы. Следи за языком. Ты в который раз вываливаешь информацию при посторонних.
Девушка смутилась и опустила взгляд, но тут же перешла в ответное наступление:
– А тебя надо сократить до хамоватой деревенщины!
– А это точно короче, чем Егор? – хмыкнул участковый. Тоже мне, оскорбление. Светка под конец отношений и не такое придумывала.
Василиса против воли прыснула, показав ямочки на щеках.
Дверь приоткрылась. В щель просочился забытый снаружи очкастый дядька, судя по бейджику –библиотекарь.
– Простите, вас молодой человек зовёт. Тот, что искал гостиницу.
– Пусть зовёт, – отмахнулся Егор. Не хватало тратить время, разбираясь с нелепыми притязаниями столичного мажора.
– Вы бы его угомонили, раз он ваш знакомый. – Библиотекарь поправил съехавшие на кончик носа очки. – Для его же блага. У Наиночки сегодня голова с утра раскалывается. Может не сдержаться.
– Ничего, ему на пользу. Пусть учится нормально с людьми разговаривать.
В коридоре что-то тяжело бухнуло, следом будто застучал барабан. Фольки заорали, то ли возмущённо, то ли предвкушающе. Поддавшись любопытству, Егор скользнул к двери и заглянул в оконце из рифлёного стекла. Видно было неважно, но всё же он различил, как по мраморному полу покатились две сцепившиеся фигуры, одна из которых, более мелкая и проворная, быстро взяла верх. Снова раздался стук – это Храбрый Баран, цокая по мрамору, атаковал дорожную сумку москвича. С силой поддел лобастой башкой, швырнул вверх. Ты-дыщ! Сумка распахнулась, в воздухе рассыпались цветные пятна командировочного скарба. Егор ощутил, как по телу разливается тёплая волна злорадства. А потом случилось непонятное. Черноволосая женщина у кабинета вскинула руки, из кончиков пальцев с треском вырвались фиолетовые молнии, и помещение по ту сторону стекла заволокла тьма.
– Ну вот, там всё уладили. Можем заняться нашим вопросом. – Одинцов вернулся к библиотечной стойке. Из холла повеяло озоном. Свежая струя наложилась на пропитавший помещение запах старых книг, пыли и деревянных ящиков с картотекой.
– Что ж… – Библиотекарь покосился на дверь, из-под которой просачивался лиловый туман. – Как я уже сказал Василисе, термин «метасказка» мне не знаком. Отталкиваясь от его составных частей, могу предположить, что речь идёт о некой сказке, обобщающей содержание других сказок. Или способствующей переходу к какому-то новому состоянию, как в «Метаморфозах» Апулея.
– Скажите пожалуйста…
– Старый Филин.
– Скажите пожалуйста, Старый Филин, а до нас кто-нибудь интересовался этим словом? В архиве ведётся статистика запросов?
Библиотекарь снял очки, протёр их подолом вязаного жилета. Водрузил обратно на нос и постучал кончиком пальца по лбу.
– Вся статистика хранится вот здесь. Людское слово наградило меня прекрасной памятью, поэтому могу с уверенностью сказать: никто из посетителей не запрашивал данных о метасказке.
Егор окинул взглядом просторное помещение с высоким потолком. На первый взгляд Филин говорил правду: цифровизация свои виртуальные щупальца сюда не дотянула. Ни намёка на компьютер, одни бесконечные шкафы. На боковины пришпилены таблички с названиями разделов: «История», «Краеведение», «Фольклористика», «Мистика, магия и оккультизм». На одних полках стояли книги, на других лежали картонные папки, коробки с ярлыками или сложенные стопкой дощечки. Имелись и застеклённые витрины, где хранились хрупкие на вид страницы рукописей.
Пол покрывал выложенный ёлочкой паркет, рассохшийся и скрипучий. Простенок между шкафов украшали картины в загогулистых рамах. Верхний портрет Егор легко распознал – точно такой же Пушкин, с умеренными бакенбардами и романтическим белым воротничком, висел в школе в кабинете литературы. А вот нижний поставил его в тупик. На нём изображался мордатый кот в пенсне и изумрудном бархатном жилете, из кармашка которого свешивалась цепочка от часов. Особенно художнику удались длинные, завитые на концах усы, и снисходительный взгляд жёлто-зелёных кошачьих глаз. В следующем простенке стоял здоровенный камень, метра два в высоту, покрытый значками из линий, дуг и кружков. Может, этими… рунами?
– Давайте поступим следующим образом. – Голос библиотекаря вывел Егора из раздумий. – Я уверен, в архиве нет ни одного источника, где бы упоминалась метасказка. Но я собираю пожертвования для фонда, разместил объявление в газете. Последние поступления пока не разобраны. Для очистки совести я сегодня их просмотрю, а завтра смогу подвести итог. Подходите после полудня. Видите ли, я предпочитаю работать по ночам, так что утром меня лучше не беспокоить.