Плот

Примерно так все и происходит: я сворачиваюсь в позу эмбриона, благо обстановка соответствующая – багровый воздух вокруг, темно-красные стены, пол и потолок; и занимаюсь методичным самоистязанием, поскольку не в силах остановить это. Мне бы подвигаться, поотжиматься, хотя бы просто подвигать конечностями и всем телом, разгоняя кровь, согревая себя, но я ничего из этого не предпринимаю, а занимаюсь совсем противоположным. И даже не могу объяснить, почему. Наверное, всегда так делаю, а данная обстановка и холод, как причина – это лишь частность, маленький эпизод из жизни.

***

Сильнейшая острая боль пронзила меня сквозь сон. Дернувшись всем телом, я согнулся и схватился за бедро правой ноги, из которого исходила эта боль. Стиснув зубы, я зарычал. Ничего не понимая, корчась, открыл глаза и увидел перед собой силуэт сидящего во тьме напротив человека, голова которого покрыта капюшоном. Я инстинктивно отпрянул от него к другой стороне плота, вжался всем телом в противоположную стенку. Вдруг понял, что боль мне причиняет не бедро, сведенное судорогой, в которое вцепился руками, а причиняет этот человек.

Не знаю как, но он делал мне больно, адски больно.

Стало страшно как никогда в жизни. Крупная и частая дрожь пробрала с ног до головы, по всему телу выступил холодный пот, дыхание стало частым. Трясясь, я не смог собраться духом и заставить себя еще раз взглянуть на человека напротив, а только застонал, заскулил даже, умоляя, чтобы он это прекратил.

Чисто механически, рефлекторно, я быстро выпрямил ногу и вытянул ее вперед, задирая кончики пальцев вверх. Одеревеневшие мышцы бедра начали расслабляться и боль немного отступила. Все еще извиваясь, как червяк, я собрал всю смелость, которая у меня осталась, и посмотрел на противоположную сторону.

Напротив, взгромоздившись друг на друга, лежали два моих спасжилета.

Черт. Черт. Черт.

Да пошел ты!

Проклятая судорога не унималась еще минут пять. Воды, надо пить больше воды. Но у меня её осталось совсем мало.

Когда боль совсем прошла, я подполз к выходу и расстегнул молнию. На улице была ночь, но ярко светила луна и видимость была хорошей. Сел у входа, поджал колени и обхватил их руками. Предо мной простиралась лунная дорожка, мелькающая на ребристом море. Почему ноги сводит только во сне? Почему не днем и не когда я бодрствую? Неужели это из-за холода, а не из-за недостатка воды?

Меня трясло еще полчаса, не меньше. Покой пришел только под утро.

***

Вечером следующего дня меня посетил старый знакомый – та самая нерпа. Без предупреждения, конечно. Но это тот самый случай, когда непрошеный гость только в радость.

На сей раз гость не торопился, это чувствовалось по его поведению. Он то всплывал рядом, то нырял, чтобы чуть погодя показаться уже в другом месте, но все также поблизости от плота. Усы на черной голове меньше за прошедшее время не стали, чернота глаз не изменилась, а вот настроение явно улучшилось.

Не знаю почему, но я был уверен, что это та же самая нерпа. Хотя, если взять любые две из них и поставить рядом, вряд ли бы их различил. Внешность тут не играет никакой роли. Видимо, здесь просто больше некому меня проведать.

– Привет, дружище, – говорю, – как поживаешь?

– Привет, – отвечает с первого раза, – хорошо. А ты как?

– Да все также.

Повисла неловкая пауза, как это всегда бывает с малознакомыми, смешно сказать, людьми. Я лихорадочно стал перебирать в голове все возможные темы для разговора, но те, что приходили на ум, были просто до безумия неуместными в данной обстановке. На самом деле, ведь не могу же я спросить у нерпы: «Слушай, у тебя, случайно, теплого одеяла нет с собой? Только сухого. Ну, или банки тушенки? Только уже открытой». Или такой еще вариант: «Наших не видел?» Каких еще наших? А если на вопрос о тушенке он ответит: «Есть, конечно. Специально для тебя принес. Только открывай сам, хорошо?» И что я с ней делать буду? Меня же здесь не трое в лодке, не считая собаки. Мне с банкой не справиться.

Тут я прищурился, вспомнив кое-что, о чем очень хотелось спросить:

– Ты не знаешь человека, в куртке меховой ходит, с капюшоном на глазах?

– Знаю. Зачем он тебе?

– Пусть поможет мне.

– Он тебе не нужен.

– Не поможет?

– Не поможет, потому что не нужен.

Интересно. Откуда тебе знать? Но спрашивать про это я не стал.

– А берег далеко?

Черная голова фыркнула, как будто усмехнулась.

– Близко. А какая разница?

От таких слов мне даже взгрустнулось. Невеселым голосом ответил:

– Правда, никакой.

Опять возникла неловкая пауза. Приятель мой, видимо, решил ее не затягивать:

– Не переживай, все в порядке будет. Пока.

Ныряя, ластами ударив по воде, он отбросил в мою сторону сноп брызг. Мне показалось, что это подобие прощального жеста и, на всякий случай, склонился за борт, зачерпнул ладонью ледяной воды и бросил ее в сторону расходящихся по воде кругов, в то место, где он только что плавал.

– Еще увидимся.

***

Меня разбудил легкий толчок. Подумал, что показалось или приснилось. Но буквально через несколько секунд толчок повторился. Вход был открыт. Обычно закрываю, когда собираюсь спать, но, видимо, сегодня вырубился незаметно для себя. Снаружи доносились звуки, ставшие уже непривычными для слуха. Я явно слышал легкое журчание воды. Сначала было трудно понять, что служит причиной этих звуков, но медленно до меня стало доходить, что так журчит небольшая волна, выходящая на берег. Вновь повторившиеся толчки подтвердили мою догадку.

Спал на спине, поэтому пришлось перевернуться на живот и на четвереньках подползти к выходу. Выглянув, я чуть не расплакался. Плот застыл, слегка покачиваемый слабым прибоем, в десяти метрах от линии песчаного пляжа. Первым желанием было переползти как можно быстрее через воздушный баллон, через вход, и бегом броситься к берегу, но я усилием жалких остатков воли поборол его.

Внимательно оглядев свое убежище, я откопал несколько брикетов аварийного пайка, рассовал их по карманам бушлата, сколько влезло, взял полулитровый пакет воды и запихал его за пазуху. Наверняка, по пути встретятся ручьи и речки, острой необходимости в пресной воде не должно возникнуть. Как еще один вариант, всегда можно попить из болота. Конечно, это невкусно, но за хорошим вкусом не гонюсь. Не совсем понимаю, зачем, но еще с собой я взял гелиограф, проще говоря – небольшое зеркало. Чем черт не шутит, а вдруг пригодится? Вдруг придется подать сигнал кому-нибудь солнечным зайчиком? Ножом, служащим для отрезания пускового линя плота, перетер каболку, на которой болтался у входа сам нож, и засунул его в карман ватников. Он, конечно, с большой натяжкой имеет право называться ножом, настолько он тупой и неказистый, но все же. Осталось главное – надеть спасжилет. Я переживал, что этот десяток метров, отделявший плот от берега, мне не покорится. Понимая, что глубина рядом с плотом не достигает даже моих коленей, тем не менее считал, что если упаду в воду, то уже не смогу встать. Наличие жилета на теле почему-то придавало небольшую уверенность. К тому же, он достаточно хорошо согревал.

Собравшись, напоследок оглядел свой плот. Как там пишут в книгах? Я буду даже немного скучать по моей маленькой случайной тюрьме? Боже упаси. Лично меня всю жизнь будет тошнить от одного вида спасательного плота, от одного запаха его резины, который пропитал одежду уже насквозь. Сколько времени я в нем провел? Неделю, две? Не могу сказать точно, но этого хватило с лихвой. Если бы имелась возможность, поджег его прежде, чем покинуть, да с удовольствием погрелся бы вдобавок.

Упершись локтями в баллон, я перевалился через вход. Насчет глубины ошибки не было – вода доходила лишь до щиколотки, но только ноги коснулись твердого дна, как сразу же отказали. Буквально отказали. Подкосились, как у немощного старика, не выдержав тяжести тела. Неприятная неожиданность, поэтому замороженной реакции не хватило, чтобы хоть как-то помешать падению. Тело камнем рухнуло в воду, но каким-то невероятным усилием воли руки быстро разогнулись и уперлись в дно. Так я оказался стоящим на четвереньках, грудь и живот касались поверхности моря, руки же и ноги промокли насквозь. В этой нелепой позе рванул к берегу, что было сил. И дикий вопль рвал горло, задавая темп.

В этот момент я, как мне кажется, больше всего напоминал хряка, которого тыкали вилами в зад, и он неуклюже бежал от боли, громко хрюкая. Только меня подстегивал страх, а не вилы, страх оказаться без сил в этой воде, остаться лежать там навсегда. Если не захлебнуться, то замерзнуть насмерть, так и не добравшись до берега, всего в нескольких метрах от него. Мысль о нелепости такой смерти пугала больше, чем возможность самой смерти.

Быстро мельтеша конечностями, я добрался до берега. Останавливаться не стал, а прямо так, не меняя позы, побежал дальше без остановки вдоль воды направо. Двигаться, двигаться, двигаться. Мысль прочно засела в голове, сделав меня практически невменяемым. Сознанием безраздельно владел только страх, что сил побежать дальше, а, тем более, встать на ноги, не будет. К тому же только через минуту до меня дошло, что ноги и руки уже окоченели до бесчувствия. Попытка согнуть прямо на ходу пальцы в кулак не дала результата, и я понял, что в тех местах, где тело сырое, оно уже превратилось в сплошную льдину. «Не останавливаться. Главное, не останавливаться», – повторялось в моей голове снова и снова.