Хроники Архипелага

– Здравствуйте, назовите код экипировки, – безличный голос системы прозвучал прямо в сознании.

– Номер 12-с6, стандартная форма путешественника из Бельведера 1-альфа, – отчеканил я вслух, и мысленно добавил: …которая так нравится Айне. В которой, как она говорит, мои плечи выглядят особенно широкими, а взгляд особенно потерянным. Последнее я, разумеется, не стал произносить вслух, позволив мыслям на мгновение уйти в прошлое, в тот теплый свинец воспоминаний, что всегда тянул ко дну, когда приближалась опасность.

Завершение обучения. Тот день, пропитанный запахом озона от плазменных разрядов и пота. Все мои однокурсники, выстроенные в безупречные шеренги, стояли, застывшие как истуканы, и хором, с одним лицом, читали клятвы верности перед тем, как навеки вступить на службу нашей Империи, стать винтиками в машине Великого Замысла. А нам с Айной, двум бунтарям, чья кровь не желала подчиняться даже в такой судьбоносный миг, удалось украдкой слиться с тенями и спрятаться в пыльной, пахшей машинным маслом подсобке, где, прижавшись друг к другу, мы молча, с яростью обреченных, наслаждались последними секундами того, что можно было назвать нашей личной жизнью. Ее губы были солеными от слез радости или пота, ее дыхание, сбившееся и горячее, стало для меня настоящей клятвой, куда более важной, чем все те слова, что произносились на плацу.

После того, как будущие Агенты по корректировке, опьяненные пафосом и предвкушением власти, наконец собрались у подножия Башни почтения, мы с Айной, стараясь не смотреть друг на друга, примкнули к длинной, неторопливой очереди на выдачу нашего первого персонального усилителя квантовой раздробленности, того самого устройства, что должно было открыть нам врата между мирами, используя нашу кровь. Я тогда, глупый щенок, был невероятно радостным и воодушевлённым; сердце колотилось в груди с частотой отбойного молота, а в глазах стоял какой-то дурманный блеск. Словно я забыл, что мне, Архипелагу, чье имя, случайный набор звуков, всю оставшуюся жизнь предстоит заниматься методичным, расчетливым уничтожением чужих цивилизаций, стиранием с карты бытия целых культур, которые кто-то там, наверху, счел «некорректными».

Помню, моросил мелкий, назойливый дождь. Я держал в дрожащих, нетерпеливых руках еще неподключённый, холодный и тяжелый усилитель квантовой раздробленности, этот ключ от вселенной. И на моем лице застыла улыбка тупого, наивного вояки, горящее желание побыстрее ринуться и исполнить своё «предназначение» для Великого Разума. Лишь теперь, спустя годы, я понимаю, что смотрел тогда на собственное отражение в мокром стекле Башни, на идеальный результат многолетнего, тотального внушения в его самом оголтелом и эффективном действии.

Выйдя из барракона, я на секунду задержался, прежде чем заблокировать дверь ключом тройной биологической аутентификации. Сложная последовательность: отпечаток пальца, сканирование сетчатки и капля крови для ДНК-анализа. Это тоже было неотъемлемой, рутинной частью жизни путешественника, таким же привычным жестом, как застегнуть молок на униформе.

Агенту по коррекции, пожалуй, как никому другому в этой Империи, нужно обеспечивать максимальную, почти параноидальную безопасность своего жилья. Ведь за этой дверью находились не только личные вещи, но и артефакты, добытые в иных мирах, предметы, представляющие смертельную угрозу для людей без особого гена путешественника, способные свести с ума или разъесть плоть обычного человека… и, конечно, мой небольшой, но такой дорогой склад контрабандных безделушек, каждая из которых была немым укором системе и глотком настоящей, несинтетической жизни.

Снаружи, как это и бывало всегда в час пик, клубилась, гудела и переливалась пёстрая, многоликая толпа. Над головой, в вышине, чуть выше стратосферы, висели, подобно божественным ореолам, громадные круги порталов, ведущие к другим секторам, другим мирам. Ныряя в гиперпространство, огромные, как доисторические киты в безвоздушном океане космоса, грузопассажирские корабли, набитые до отказа толпами туристов, бизнесменов и прочего населения империи, бесцельно блуждали среди звёзд и уже ассимилированных, «прирученных» миров. Там, далеко за пределами видимой и понятной Вселенной, на обломках вражеских костей и пепле сожженных цивилизаций, мы, победители, построили бесчисленные питейные дома, казино и прочие увеселительные заведения, гордо работавшие под грифом «Совершенно развратно». Каждый, от утонченного эстета до примитивного маргинала, мог найти там удовольствие по своему члену и кошельку, покупая и продавая иллюзии, пока настоящий мир медленно гнил за окном.

И, вопреки всей срочности вызова, я решил прогуляться. Небольшая отсрочка, крошечный акт неповиновения, который хоть как-то возвращал мне чувство контроля над собственной жизнью.

Покупатели, словно стая прожорливых рыб, окружили сияющие витрины дистанционных магазинов, в которых физически не было ни единого товара. Вся продукция, от банальной еды до экзотических животных, отображалась в виде безупречных, манящих голограмм, крутящихся в воздухе. После оплаты заказ мгновенно доставляли прямиком в ваш барракон через систему квантовой телепортации. Но система, как и всё творение рук человеческих или машинных, была далека от совершенства, и досадные, а порой и курьезные ошибки случались с завидной регулярностью.

– Нет, вы меня не поняли! Мне нужны именно эти Solanum, именно этот сорт! – какой-то мужчина в дорогом, но мятом костюме, с лицом, побагровевшим от ярости, яростно ругался с безэмоциональным роботом-доставщиком. – Я за них заплатил в вашем виртуальном магазине, а вы их не привезли! Привезли какую-то синтетическую дрянь!

Андроиды, эти полые подобия людей, давно и тотально заменили живой персонал на всех позициях, связанных с обслуживанием. Их тела, собранные из полимеров с минимумом металла и видимых проводов, были всего лишь оболочкой, футляром; всё их существо было завязано на взаимодействии невидимых потоков энергии и данных. Сейчас, стоя в двух шагах, я видел, как внутри полупрозрачного корпуса бездушной машины судорожно крутились и переплетались светящиеся нити энергетических потоков, лихорадочно ища в своих базах ответ на нестандартную претензию покупателя. Может, издалека, в толпе, он и походил на человека, но при столь близком контакте эта иллюзия мгновенно рассеивалась, обнажая жутковатую, механическую сущность.

– Прошу прощения, – замерцал голосовой модуль робота, – но со вчерашнего дня, согласно циркуляру № 7-Гамма-Эпсилон главы Департамента Торговых поставок, томат сорта Solanum с генетической добавкой АД13 считается непригодным для употребления, так как содержит в себе следы аллергенов класса «Вета». Хотите оформить официальную жалобу на имя главы Департамента Торговых поставок?

– Да имел я это всё в твоем самом глубоком отверстии! – взревел мужчина, и его крик был полон такого немого отчаяния, что стало почти жаль. – Засунь свою жалобу и свои регламенты в свой блестящий металлический зад!

Рассерженный покупатель швырнул в неподвижную грудь андроида маленький чип, подтверждающий оплату, и, развернувшись, побрел прочь, потертое пальто развевалось за ним, как знамя поражения.

Со своей стороны «железный служака» не сделало ни малейшего движения; агрессия и гнев не были заложены в его первичную, заводскую комплектацию. Он лишь монотонно повторил, наклонившись, чтобы подобрать чип:

– К сожалению, ваш чип об оплате признан некорректным и не подлежит считыванию. Для разрешения данного вопроса вам необходимо направить официальную жалобу на имя главы Департамента Торговых поставок.

Я, не в силах сдержать горькую усмешку, быстро пересёк улицу и прошёл мимо этого андроида, который, видимо, получил новый приказ и уже готовился к телепортации. Нарастающий, высокочастотный звук индукционной катушки достиг своего пронзительного пика где-то в глубине жерла робота, воздух вокруг него задрожал, и он бесшумно испарился, оставив после себя лишь легкое облако озона. Да, машины без плоти и настоящего разума могли с легкостью перемещаться между точками в одной-единственной Вселенной. Ирония же заключалась в том, что я, существо из плоти и крови, мог свободно ходить между мирами, но был абсолютно привязан к физическому пространству внутри своего.

В эпицентре города, на площади Слияния Потоков, всегда было многолюдно, но сегодня толпа буквально вскипела, как перегретый бульон из человеческих тел, синтетиков и существ с других планет, собравшихся поглазеть на гигантские голографические экраны. Повод был более чем значительный: юбилейный, десятитысячный выпуск культового шоу Евама и Ады «Жизнь в тропиках».

Две тысячи лет! Целое тысячелетие эта мыльная опера длилась, и еще одно к нему прибавилось. Круглая, блестящая, как шлифованная кость, дата! Терпеть её вечные слезы, наигранные ссоры и примитивные драмы целых две тысячи лет. Для этого, наверное, нужно было не просто не иметь вкуса, а обладать каким-то особым, извращенным минимумом самолюбия, чтобы добровольно погружать себя в этот бесконечный ад китча.

«Жизнь в тропиках» – это был не просто контент. Это был краеугольный камень, самый популярный опиум для самой развитой, самой циничной цивилизации во всем известном мироздании. Нам, могущественным существам, покорившим гиперпространство, было великодушно разрешено с высоты своего величия лицезреть жизнь двух обнажённых, вечно находящихся в эйфории дикарей в каком-то условном тропическом лесу, который был настолько идеален, что вызывал тошноту. Никто доподлинно не знал, в каком именно секторе или измерении происходило это действо; ходили слухи, что это не настоящий мир, а симуляция, специально созданная для отвлечения масс. Но зрителей это не смущало. Сценарий, если он, конечно, был, не менялся веками: у пары постоянно возникали одни и те же, нарочито примитивные проблемы: коварная змея, соблазнительное яблоко, внезапный потоп. Столько накачанных, гиперболизированных событий на квадратный сантиметр экрана, что за их бездумным, гипнотическим просмотром действительно можно было на время забыть о всех своих насущных проблемах, о вечном страхе, о миссиях, о пустоте.

Айна, моя рациональная, смертоносная Айна, до странности обожала это шоу. Она могла часами, устроившись на диване, смотреть на приключения этих двух персонажей, и часто брала записи последних выпусков с собой на задания, что выводило меня из себя больше, чем любая тактическая ошибка. Подсматривать за какими-то дикарями, проживающими свою примитивную, лишенную смысла жизнь! Нет чтоб составить мне компанию в виртуальном симуляторе или, на худой конец, просто побыть в тишине, уделить внимание тому, что осталось от нашей собственной, такой хрупкой совместной жизни. Мы виделись так редко, так отрывочно в последнее время, что наши встречи стали напоминать случайные склейки в плохо смонтированном фильме. Она отправилась на свое очередное задание куда-то в сектор Тета, на подавление «культурной аномалии» больше месяца назад, и до сих пор не вернулась, не вышла на связь. Поэтому эти одинокие, тоскливые миссии в дальних, безжизненных измерениях стали для меня не работой, а своего рода единственным, убогим развлечением, способом убежать от самого себя.

Мысленно я вернулся в те дни, что теперь казались позолоченным веком. Было время, давно и безвозвратно канувшее в лету, когда мы с Айной были неразлучны и отправлялись исключительно на парные миссии, отточенные, как танец: кто-то шёл в лобовую атаку, кто-то в тихий, коварный обход. Мы дополняли друг друга, как ключ и замок, созданные для одной цели.

«Уничтожить дворец главы мятежного государства? Легко!» – говорила она, пока я наводил лазерный целеуказатель. «Затеять контролируемое вымирание редких видов животных, нарушающих экобаланс? Проще простого!» – вторил я ей, выпуская в атмосферу штамм генного вируса. «Стереть с лица планеты всех женщин репродуктивного возраста, дабы прервать линию наследования враждебного генофонда? Элементарно!» – хором подводили мы итог, наблюдая с орбиты, как гаснут огни городов.

У каждой пары, как говаривал наш инструктор, должно быть свое совместное хобби, знаете ли. Наше хобби заключалось в том, чтобы быть актом милосердия для одних и карающим мечом для других. Мы были не просто любовниками; мы были соучастниками, повязанными кровью бесчисленных рас.

– Здравствуйте, Архипелаг. Это служба доставки сектора-23. Мы получили ваш заказ на тринадцать с половиной килограммов товара под кодовым названием «Musa», но у нас возникло несколько вопросов по спецификации, – новый голос вклинился в мое сознание, свежий и деловитый. От этого нескончаемого хора в голове, от этого информационного вихря хотелось сбежать куда угодно: в другое измерение, в небытие, лишь бы обрести тишину.

– Да, слушаю вас, можете задавать свои вопросы, – ответил я, стараясь, чтобы в моем мысленном голосе не проскользнуло раздражение. Желание побыстрее прекратить этот бессмысленный разговор и продолжить наслаждаться «музыкой» города, гудением транспорта, отрывками чужих диалогов, шелестом энергии, с каждой секундой нарастало, как давление в перегретом котле.

– Да, хорошо. В общем-то, если быть точным, у нас всего один ключевой вопрос, – голос диспетчера, молодой и, вероятно, живого человека, дрогнул от любопытства. – А что, собственно, такое… эта «Musa»? В наших базах данных товаров такого наименования не значится. – Видимо, в том богом забытом секторе контрабанда из других измерений была явлением настолько редким, что даже диспетчеры о ней ничего не слышали.

– Это какая-то очевидная ошибка, – ответил я, вкладывая в мысленный посыл легкое недоумение и дозу раздражения. – Я ничего не заказывал в вашем секторе и понятия не имею, о чем вы говорите.

План, простой и элегантный, как удар стилета, сработал. Моим прошлым неофициальным заданием было выяснить, в какие именно из внутренних секторов некий предприимчивый контрабандист-путешественник, прикрывавшийся статусом курьера, сплавлял партии настоящих, немодифицированных бананов из измерения П5-17, где они росли в диком виде. Теперь, после этого звонка, я с холодной ясностью знал, что двадцать третий сектор в разветвленную сеть его поставок не входил. Очередной кусочек мозаики лег на свое место.

Сейчас, после того как самые «вкусные» миссии по зачистке и коррекции отошли к другим, более молодым и голодным командам, у меня остались лишь задания рутинной внутренней проверки, археологические по своей сути исследования уже вымерших по нашей же воле миров и инвентаризация тех, что стояли на очереди для заселения лояльными колонистами. Ничего примечательного, ничего, от чего бы в жилах закипала кровь. Да и оплата за такие миссии была куда скромнее, лишенных тех самых «премий за риск», что так украшали наш с Айной совместный бюджет.

Я снова мысленно вернулся к контрабанде. Она, эта тень свободной воли, каралась Империей по всей строгости её бездушного Положения. Фактически, речь шла не просто о тюремном сроке для виновных. Речь шла о полной, тотальной стерилизации всего сектора-нарушителя плазменным огнем с последующим его вымораживанием и заселением с нуля: клонированными, стерильными особями с отредактированной памятью. К сожалению, как нам внушали с первого дня обучения, это не была избыточная, варварская мера. Это был суровый, но необходимый вопрос выживания куда большего количества людей, вопрос сохранения хрупкого биологического и социального равновесия Империи. Всеобъемлющий Ум, этот гигантский кристаллический мозг, просчитывал триллионы вероятностей на микросекунду вперед, но он был слеп к одному – он неспособен был адекватно оценить и предсказать хаотическое, непредсказуемое влияние биологических и культурных вторжений из других, чуждых нам измерений. Вся наша стабильность, наше сытое, комфортное благополучие держалось на одном-единственном, железном принципе: пресекать подобные контакты в зародыше. Начинать войну до того, как противник осознал, что он противник.

Любой ценой. Даже если этой ценой становились миллионы тех, кого мы были призваны защищать.

Я мысленной командой вывел интерфейс часов общей сингулярности прямо на зрительный нерв, и цифры, пылающие киноварью тревоги, безжалостно подтвердили мои опасения: я опаздывал катастрофически, на целых семнадцать минут и сорок три секунды. Стоило поторопиться, иначе Риф и, что страшнее, сами Великие могли начать совещание без моего присутствия, вынеся вердикт, который я уже не смогу оспорить. И все же, та краткая, стихийная прогулка по городу того стоила: эта жизнь, буйная, неудержимая и слепая, что била ключом в самом сердце мироздания, на мгновение придала мне толику той бодрости, что уже давно выцвела под грузом бесконечных миссий.

Пустившись бежать по стерильным, отполированным до зеркального блеска коридорам, я на ходу ловил обрывки давно забытых лекций из Алиментария 13-гамма. Воспоминания накатывали, как приливы: нас учили не просто перемещаться. Нас учили сакральному акту. Нам рассказывали о Великих, этих смутных титанах, чья воля была законом для реальности. Нам растолковывали хрупкую, опасную структуру других Вселенных, их квантовый узор. Нас, будущих путешественников, буквально заставляли наизусть выучить принципы пересечения границ квантовых реальностей, метафору «разрыва ткани бытия» и последующего, ювелирно-точного соединения её по ту сторону барьера. Мне, ветерану, проделывавшему это сотни раз, вновь предстояло совершить этот прыжок в неизвестность. «Не бойся, Вселенная, – пронеслось в голове знакомой, нахальной мыслью, унаследованной от того юного выпускника. – Архипелаг тебя спасёт!» Ирония этой фразы отзывалась в душе горьким осадком.

Внешне Бельведер 1-альфа был нарочито серым, аскетичным и неприметным, как будто стыдился собственного величия. Самое важное здание во всем мироздании, мозговой и административный центр Империи, и такая нарочитая, почти оскорбительная невзрачность. Лишь немногим избранным, получившим высочайший допуск, было известно, что именно в этих стерильных стенах, уходящих вглубь на километры, проходят тайные собрания Великих и пульсирует, подобное исполинскому сердцу, основное вычислительное ядро Всеобъемлющего Ума.

Прилегающие улицы были пустынны и неестественно тихи, будто сама жизнь боялась приблизиться к этому месту. Здесь несли свою бессменную вахту охранные дроиды, замершие в совершенной, каменной неподвижности. Сквозь их полупрозрачные корпуса было видно, как клубится, переливается и бурлит сконцентрированная энергия, напоминая миниатюрные, заключенные в саркофаг грозовые облака, готовые в миг извергнуть молнию. Я знал их протоколы наизусть: любое резкое движение, попытка потянуться за оружием и эти «железки» выпустят облако нейролептического газа, который не просто усыпит, а на несколько часов превратит твой мозг в бесформенную, неспособную к мысли субстанцию.

– В какой дыре тебя, чёрт подери, все это время носило?! – из мрачной глубины главного вестибюля, нервно размахивая руками, ко мне, нарушая гробовую тишину, приближался Риф.

Его появление заставило меня мысленно обратиться к основам нашего общества. Весь наш мир, вся его иерархия, базировалась на принципе полиструктурности поколений. Я, Архипелаг, относился к поколению «А» – «Атака», первый, самый расходный материал, линия натиска на враждебные миры, пушечное мясо с повышенными боевыми характеристиками. Риф же был частью от плоти поколения «Р» – «Рассудок», эрудиты и мозговики, чье предназначение заключалось в том, чтобы думать, анализировать и принимать решения, оставаясь в безопасных кабинетах. И было еще поколение «Н» – «Население», строители и чистильщики, те, кто приходил после нас, чтобы подметать осколки цивилизаций и заселять выжженные земли. Существовали и другие, более узкие или элитарные касты, но для моей прямой, как клинок, профессии они не имели никакого значения, а потому сведения о них до меня доходили скудные и обрывочные.

– Бла-бла-бла, зануда, – буркнул я в ответ, стараясь сохранить маску бравады.

Мой старый добрый друг, а в прошлом соперник, подбежал вплотную. Его синий мундир, как говорится, был с иголочки, каждый застегнутый клапан лежал идеально, а волосы, темные и густые, были аккуратно уложены на одну сторону, будто он только что вышел из рук робота-стилиста. Но в его глазах, обычно таких спокойных и расчетливых, бушевала настоящая буря.

– Хватит мне зубы заговаривать! – Он резко развернулся и почти побежал к скрытому в стене элеватору, а я, все еще не до конца отошедший от уличной суеты, еле поспевал за его энергичным шагом. – Совещание у Великих уже началось! Понимаешь? Началось! А тебя, ключевого фигуранта, до сих пор нет! Это дело… – он внезапно прервался, с силой потер переносицу, словно пытаясь вдавить обратно нахлынувшую мигрень, затем резко остановился, схватил меня за плечи и, впиваясь взглядом в мои глаза, прошептал так, что мурашки побежали по спине, – …это дело, Архипелаг, будет самым сложным в твоей жизни. До сих пор тебя посылали в миры, находящиеся лишь на пороге разрушений, в зародыше хаоса. Теперь… теперь всё изменится. Всё.

И в этот миг, впервые за все годы нашего знакомства, мне стало глубоко, физически некомфортно находиться с ним в одном помещении. Давление изменилось, воздух стал густым и тяжелым. Почему он, всегда такой холодный и собранный, так яростно печётся о моей безопасности? Эта внезапная, почти отцовская забота не была свойственна ни ему, ни, что важнее, нашим с ним суровым, солдатским отношениям.

– Тебе предстоит отправиться в миры, обречённые на смерть, – продолжил он, опустив голос до конспиративного шепота, пока элеватор беззвучно нес нас в самое нутро Бельведера. – Не просто в гибнущие, а в те, что уже мертвы, мы лишь наблюдаем за их последними судорогами. Туда, за Запретный Рубеж, никого не отправляли уже очень, очень давно. Мы лишь наблюдали за ходом событий, как врачи у постели безнадежного больного.

Дело, как он пояснил, было в самой структуре тех реальностей. Их пространство-время было запрещено для любого посещения из-за так называемого «туннельного направления» – нестабильной, коллапсирующей геометрии, которая не терпит малейших внешних вмешательств, как карточный домик не терпит дуновения ветра. Эти миры-апокалипсисы находились уже на самом пике, на финальном витке падения и тотального взаимоуничтожения: глобальная кровопролитная война на истощение, смертельный вирус, пожирающий плоть и разум, неконтролируемые генетические аномалии, превращающие живых в чудовищ… И самое горькое, самое циничное во всем этом – всё это, так или иначе, было делом наших рук, путешественников. Последствия «коррекций», семена, посеянные нами же, дали свои чудовищные всходы.

Мы подошли к цели. Огромной, от пола до потолка, двери, отлитой из цельного листа черного, поглощающего свет графена. Это был вход в Зал Великих. Только самым приближенным, таким как Риф, было дозволено переступать этот порог. Риф родился в поколении Р-389, он был лишен моего гена путешественника, но с лихвой компенсировал это своим острым, как бритва, логическим умом и тем качеством, что напрочь отсутствует в моем поколении А-145 – подлинной, всепоглощающей эрудицией. Именно этот дар и открыл ему возможность чаще других, простых смертных, контактировать с Великими, дышать одним с ними воздухом. И сегодня, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, их лики должен был увидеть и я.

– Там будут вопросы. Серьёзные, – его голос вернул меня из раздумий. Он стоял перед дверью, и его лицо было бледным. – Найди в себе силы, Архипелаг. Хотя бы на этот раз, не веди себя как клоун.

С этими словами он возложил ладонь на панель идентификации, и исполинская графеновая дверь беззвучно отъехала в сторону, открывая за собой лишь непроглядную, бархатную тьму. Риф жестом пригласил меня войти внутрь. Сам он не сделал ни шага. И пока я пересекал порог, осознание накрыло меня ледяной волной: тот, кого я все эти годы считал своим братом, своим настоящим другом, настолько смертельно боялся истинного положения дел, что буквально захлопнул эту адскую дверь прямо у меня за спиной, оставив меня один на один с самой судьбой.

Моему взору, привыкшему к четким линиям и ясным формам реальности, предстало нечто, что мозг отказывался воспринимать как целостную картину. Огромный зал, чьи границы терялись в сияющей дымке, был наполнен движением, не подчиняющимся законам физики. Странные, пульсирующие бержеры, сгустки сконцентрированного пространства-времени, плавно перемещались, не касаясь пола, который сам по себе был сплошным потоком энергии. Внутри этих бержеров то появлялись, то исчезали, мерцая, нечёткие, размытые фигуры; моя сетчатка буквально отказывалась фокусироваться на них, выдавая ошибку, как программа при попытке прочесть поврежденный файл. Это были не тела, а идеи, облеченные в подобие формы, мысли, принявшие видимость.

– Архипелаг! – голос, нет, хор голосов, слившихся в унисон, прорезал тишину моего разума. – Во Вселенной П5-18 саваджи содрали бы с тебя кожу живьем и посолили бы твое мясо за подобное непростительное опоздание. Вам несказанно повезло родиться и служить в цивилизованном мире. – Эти голоса звучали как один, но в их обертонах угадывались тысячи отдельных тембров, принадлежавших в прошлом всем и никому одновременно, призрачный хор давно растворившихся в Уме личностей.