«Город, что люблю всей кожею…»: Москва в 100 стихотворениях. Москва в отражениях

Михаил Бибичков

Издательство:

Автор

Метки:

современная русская поэзия,Москва,поэтическая библиотека,московская поэзия,тематический сборник

Жанры:

стихи и поэзия,серьезное чтение,cтихи, поэзия

Аннотация

Читать онлайн

Cкачать на Литрес

-
100%
+

Размышляя о новой книге Германа Гецевича

При слове Москва каждому из нас невольно приходят на память хрестоматийные строки: «Москва… как много в этом звуке // Для сердца русского слилось! //Как много в нём отозвалось!» Или: «Москва, Москва!.. Люблю тебя, как сын, // Как русский, сильно, пламенно и нежно!» Или: «Москва – какой огромный, // странноприимный дом». Или: «Ах, Арбат, мой Арбат»… Кто из русских поэтов не писал о Москве? И Пушкин писал, и Лермонтов, и Цветаева, и Окуджава… Легче сказать, кто не писал о ней. Но больше всего стихов о Москве у поэта Германа Гецевича! Не два, не три, не десять, а сто!!! Из них теперь сложилась целая книга – она вся о нашей столице, в которой поэт родился и умер и без которой не мог жить, о чём в своём «Заклинанье» он так и говорил Москве: «Я не могу без тебя».

Герман в своих стихах показывает нам свою Москву, ведёт нас «средь гуляющих зевак и зевающих гуляк» разными своими маршрутами, исхоженными им самим вдоль и поперёк. Тут и места его детства и юности, Сокольники с Сокольническим кругом, который помог Герману «стать собой и на круги своя… возвратиться», тут и Чистые пруды, «где люди, будто Чистые пруды» (такие чистые), тут и улицы и переулки, названия которых (и вообще топонимы) он искусно обыгрывает в стихах, как, например, Мерзляковский переулок, в котором он не замёрзнет, или Стромынка, которую он рифмует со «стремянкой», или Садовая-Триумфальная, «где не растут давно сады», тут и метро «Красные ворота», а самих ворот нет, тут и бульвары и мосты, тут и москвичи, и иногородние жители, и «мужики из ЖКХ», и гастарбайтеры, и «трёхвокзальная толпища», и стихи, посвящённые близким ему поэтам Семёну Кирсанову, Генриху Сапгиру, Белле Ахмадулиной и «андреевскому Гоголю» «в районе Арбата» (эти наши классики идут с ним по жизни и сопровождают его), тут и Измайлово с собором, сверкающим «изразцами», где Герман гуляет со своей любимой, которая для него, как и любовь, – «богатство дороже, чем золото»: «Моё золотце – рядом со мной».

Показывает он и рисует яркими красками своей палитры слов и старую Москву с её усадьбами, с её «сталинским ампиром», с Иваном Великим и Василием Блаженным, и с домом Веневитинова, и с коммуналками и бараками в «стиле» не «Барокко», а в стиле (неологизм Германа) «Баракко», и с «хрущобами», и новую Москву с новой архитектурой, с воскресшим Богородским храмом, с «собянинскими плитками», с МКАДом, похожим на «орбиту» Сатурна, с пейзажами, которые хороши в каждое время года, как в стихах «Ноябрь» («Дожди… Холодные дожди»), «Зимние экспромты», «Мартовский снег», «Июль», и с ярмаркой – «Эх, гуляй, Москва – // Нынче ярмарка», и с «Артистическим кафе» «в переулке Камергерском», где «познакомились когда-то мама с папой» Германа Гецевича.

Это у Германа получился такой своеобразный – очень эмоциональный, лирический, культурологический, философский, биографический, художественный, калейдоскопный и историко-просветительский – стихотворный путеводитель по Москве, по дорогим для поэта достопримечательным местам, которые, как и вся Москва, так или иначе дороги не только ему и не только москвичам, и будут ещё дороже после прочтения этой книги, которая не для одноразового чтения и может стать настольной.

…«Немало городов», в которых побывал Герман Гецевич, которые видел воочию или не воочию, а по телевизору или в интернете, на картинах и фотографиях: «Я видел разные города», – пишет он.

Прекрасны – спору нет,И Лондон, и Берлин,И Хельсинки…Но для меня роднейТот город, что люблюВсей кожею.

Прекрасен и Париж со своими достопримечательностями, но Москва Герману всё равно родней и дороже: «Прекрасен Люксембургский сад, // Но Александровский – родней», и Ямское поле ему «дороже в сотню раз», «чем Елисейские Поля», а Арбат «дороже, чем Монмартр».

Книга Германа Гецевича о Москве – это уникальная, беспрецедентная, великая книга коренного москвича, поэта-урбаниста, о своей великой любви к Москве, к столице нашей Родины, это такой гимн ей, такая Песнь Песней, это ценнейший вклад выдающегося поэта нашего времени в Золотой фонд, в сокровищницу русской и мировой поэзии о Москве.

НИНА КРАСНОВА,

член Союза писателей СССР с 1980 года,

член Союза писателей Москвы и других союзов писателей и Русского ПЕН-Клуба, член редсовета журнала «Юность», основатель и главный редактор альманаха «Эолова арфа», лауреат нескольких международных премий, а также премий им. А. Ахматовой, им. Н. Рубцова, «Писатель XXI века», «Парабола», обладатель спецприза «За талант» от Благотворительного Фонда им. А. Вознесенского, академик Международной организации развития литературы и искусства (МАРЛИ)

Москва Германа Гецевича

У каждого поэта своя Москва. Герман Гецевич обладал счастливой для поэта профессией: он был врачом скорой помощи. Эта профессия предполагает множество черт, полезных для человека, пишущего стихи: умение решать задачу в кратчайшие сроки, решительность в решении самой задачи, наконец, главное – необходимость спасать и давать человеку надежду на спасение.

Герман Гецевич отлично знал Москву. Честно говоря, у меня были сомнения, так ли хорошо Москва знает поэта, как он знал её. Но вечер Гецевича в Центральном доме литераторов, уже после его такой неожиданной смерти, эти сомнения полностью развеял. Да, поэзию у нас любят не толпы. Но зал был переполнен, и люди, сидящие в нём, хорошо знали, куда пришли и чьи стихи услышат.

Москва для Гецевича – город, вобравший в себя всю его жизнь.

Любой перекрёсток, любая улица центра или окраины – это часть биографии, это далёкое воспоминание или близкий человек:

И растворяясь в городской толпе,Спешу я на окраину пробраться,Чтобы наполнить грустью о тебеМеж двух домов зажатое пространство.

Москва – источник горя и радости и для поэта, и для городского пространства, и даже для дождя и снега: Город участвует в жизни поэта всеми своими памятными ему местами. И поэт участвует в жизни этих мест: Герман Гецевич очень разнообразен в свой ритмике. У него много стихов, положенных на музыку. Это можно почувствовать даже без гитары или аккордеона:

Устав лежать горизонтально,Тот снег, бледнея от обид,На мир глядит суицидально:Всё прыгнуть с крыши норовит…А мы подымемся на лифтеДо самых звёзд, до облаков…И комья грязи, что налипли,Собьём у входа с каблуков.Помимо прочных свай, пролётов и столбов,У городских мостов надёжней нет посредников:На этом – повстречал я первую любовь,На том – без лишних слов я проводил последнюю…Между строк,Без обид скажу и без обиняков,Что в долгахКак в шелках погрязая, память стольких чувств,Дай мне срок,Растяни его на сорок сороков,Всё отдам,Хоть расплачусь я скорей, чем расплачусь.

Поэты, увы, уходят. Но остаются города, где они жили, любили, иногда, как Герман Гецевич, спасали людей. Так было всегда. Так будет и дальше.

ЮРИЙ РЯШЕНЦЕВ,

российский поэт, прозаик и сценарист, автор стихов

к песням для театра и кино, мастер мюзикла, переводчик,

член Союза писателей России, член русского ПЕН-центра,

трёхкратный победитель Всесоюзных конкурсов

по стихотворному переводу, лауреат Государственной

премии имени Булата Окуджавы

Родившись в Москве, всю жизнь прожив в этом городе, поэт Герман Гецевич не только сам писал о нём, но и собирал антологию стихотворений о Москве русских и советских поэтов XХ – XXI веков. И даже написал к ней вступительную статью «Поэзия московских улиц». Эта статья и открывает книгу.

Поэзия московских улиц

(в сокращении)

Последнее время всё меньше и меньше уделяется внимания одной из самых выразительных сфер словесного искусства – Поэзии. А ведь поэтическое Слово – это духовная перекличка корней и листьев дерева, где стволом является великая русская традиция.

Если Москва – столица нашего государства, то поэзию можно уверенно назвать столицей литературы. Современная поэзия, разумеется, моложе Москвы, но по мере своего существования и развития она всегда обращалась к теме большого города. Город был и остаётся сердцем поэзии, а поэзия является ритмическим выражением культуры урбанизированного общества.

Нет, пожалуй, ни одного великого русского поэта, который так или иначе не коснулся бы темы Москвы. Стихи о городе – это своего рода художественная летопись эпохи, её история. Каждый поэт по-своему воссоздаёт образ Москвы в своих произведениях, используя детали с такой топографической точностью, что возникает эффект соприсутствия, ощущение экскурса в историю города, в его быт и бытиё.

В этих произведениях заключено Время, которое движется беспощадно и необратимо. Проходят годы и столетия, изменяются многие реалии прошлой жизни, но в стихах поэтов они остаются навсегда в своей первоначальной сущности. Я не говорю уже о вечных ценностях и достижениях города в области архитектуры, которые не раз вдохновляли и будут вдохновлять поэтов следующих поколений.

Стихи будут формироваться вокруг названия самых известных литературных мест города, таких как Арбат, Чистые пруды, Патриаршие пруды, Сокольники. <…> Книга станет своеобразной прогулкой из настоящего «Прошлого» в настоящее «Настоящее». <…> Думаю, что такое издание <…> может быть презентабельным подарком к очередному Дню города, а также путеводным знаком для тех, кто видит не только Москву в поэзии, но и Поэзию в Москве.

Это своеобразное приглашение к путешествию по любимому городу. Я уверен, что такая книга необходима городу, потому что у человечества нет шансов выжить, если оно откажется от своих святынь, от самого возвышенного и прекрасного.

ГЕРМАН ГЕЦЕВИЧ,

член Союза писателей г. Москвы, поэт

2020 г., Москва

Вот здесь я родился

Road blues

Я видел разные города,Но этот вряд ли забыть смогу:Там все дороги ведут в никудаИ друг равен врагу.Там все дома на один покрой,Блочно-панельные корабли,И дым асфальта застыл горой —От неба и до земли.И я в этом самом городе,Забыв о вражде и голоде,Со всеми дворами в сговоре,Как рыба в ладонях бьюсь…Деревья обриты на́голо,Все двери закрыты на́глухо,Но эхо поёт мне на́ ухоСвойRoad Blues.Там за се́мь бед лишь один ответИ безнадёжен любой визит:Свернёшь налево – проезда нет,Направо – «кирпич» висит.Там жизнь отложена на потом,Любое дело там – не в цене:Быть наяву страшно в городе том,Во сне – опасней вдвойне.Там звёзды тревожно светятся,Медведем бредит МедведицаИ юзом грозит гололедица,Но юза я не боюсь,Ну мало ли что покажется?Не поздно ещё покаяться,Пока мне поют пакгаузыСвойRoad Blues.Не повернуть это русло вспять,И дважды путь свой нельзя пройти,Где на развязке судьбы опятьСходятся все пути.Кольцом бульваров я взят, как в плен,И словно в замкнутой западне —Не я проживаю в городе N,А город живёт во мне.Но я, не повесив голову,Шагаю походкой гордою,Чужой и домам, и городу,Как пятый в колоде туз,Пока, распрямляя волосы,Дождю, что рисует полосы,Мне ветер поёт вполголосаСвойRoad Blues.

Монолог асфальта

Я – асфальт раскалённый. От зноя и пылиДеформирован я и в полуденном гамеРазутюжен колёсами автомобилей,Приплюсован к земле паровыми катками.Я – асфальтовый призрак, я – серый на сером,Моя мёртвая жизнь – городская волчица —Приучила меня к пуританским манерам,Но из каждой расщелины зелень сочится.Я – асфальт, чьё дождями изрытое тело,Как суровый наждак в трёхвокзальной толпище,Где стальные заточки штампует умелоИскромётное солнце – небесный точильщик.Меня клал гастарбайтер в оранжевой куртке,Я – асфальт, почерневший от дней непогожих,На который плюют и бросают окурки —Пузырящийся пласт под ногами прохожих.Я – асфальт… Я спрессован, распят, утрамбован…И, фатальную быль превратив в небылицу,Я к примятой земле Прометеем прикован:Неужели всё это до смерти продлится?

Два окна

На отшибе столицыИз судьбы городскойДве любимых страницыКто-то вырвал рукой.Два окна, два недуга,Белой вьюгой в ночиОкольцованы туго,Будто в связке ключи.Где былое добито,А грядущего нет,И вино не допито,И не выключен свет.Но без мыслей о гневеМы у тьмы на крючке:Ни журавлика в небе,Ни синицы в руке.Наши чувства на граниОбречённой вражды,Словно буря в стаканеКипячёной воды.Кораблей потонувшихНам не сжечь всё равно,Наши дни, наши душиПогрузились на дно.Мы зашли, вероятно,Далеко в том пути,И вернуться обратноНевозможно почти.И ни тросы, ни строфыНе поднимут со дна:Две панельных Голгофы —Два закрытых окна.

Городская поэма

В городе, что от жираЧасто сходил с ума,Сталинского ампираВысились терема.Вид из окна был сотканКровью «святых» основ:Зубья семи высотокВместо семи холмов.Выхлопами распорот,Хлопьями снега сшит,Этот помпезный городСтал только тем знаменит,Что на доске из клеток,Пешкою сделав шаг,Ходки всех пятилетокВ сумме слагались в шахПамяти, чья шкатулкаЗнала почти на зубокКаждый излом переулка,Каждый его завиток.Каждый дом, где с нахрапомВремя навернякаВлажной побелкой на полПадало с потолка.Город играл азартноВ розу семи ветров,Но состоял из асфальтаИ проходных дворов.Из кутерьмы, из мрака,Из коммунальных ссор,В стиле того «Баракко»,Что уцелел с тех пор.Пробками сплошь забитый,Город был окружён,Будто Сатурн орбитой,МКАДом со всех сторон.Бился в угаре с горяИ от обид лютей,Кольца сжимал на горлеКаждой из площадей.В городе было трудноПротиворечить судьбеИ отыскать друг другаВ многолюдной толпе.И, укрощая гонорРазноголосых шумих,Был этот зимний городТолько для нас двоих.Но возводя улыбкиСудеб в квадрат беды,Город скрывал уликиИ заметал следы.Строился, расширялся,Каялся, предвещал…В прошлом – не умещался,Прошлое – не умещал.С кем бы ни спорил: с теми,С этими – всё равно:Вмиг вырастали стены,Тенью затмив окноИстины, что не ложь ведь,Но, чтоб не слиться в тень,Нужно очистить площадьОт равнодушных стен.Город склонял к авантюрам.Он добивал живьём.Тайных и явных тюремБыло немало в нём.В камерах мыслей чёрныхСердце спешило скорейСделать для заключённых —День открытых дверей.Будто бы в окна пряжа,Ловко вплетались мыВ тему того пейзажа,В изморозь той зимы.Вскоре нам стало тесноВ рамках имперских вех,Как дрожжевое тесто,Мы поднимались вверх.Снежная крошка липлаК мокрым воротникам,Выпрямив шахтой лифтаБелую вертикаль.Тщетно мечтая в стужуГород перебороть,Ночь возвышала душуИ окрыляла плоть.Оторопью вокзалаНам диктовала страстьВечный сюжет Шагала,Что не давал упасть.С бытом вступая в сговор,Новый обжив объём —В нас растворялся город.Мы растворялись в нём.

Сокольнический круг

Это мои юношеские стихи, написанные

40 лет назад. Казалось бы – надо стесняться.

Но в них всё уже заложено: и форма, и звук,

и основные эстетические ориентиры…

Сокольнический круг. Исхоженный маршрут.Кинотеатр «ЛУЧ» и парк немноголюдный.Характер ноября неимоверно крут:То оттепель, то хмарь, то smok, то ветер лютый…Сокольнический круг. Водителей зевки.Часы над мостовой напоминают бубен.И прячутся в душе, как тёплые зверьки,Гадания о том, что было и что будет.Покрыто слоем льда трамвайное кольцо.Ноябрь обглодал деревья и афиши.Охотничьи дворы мне кашляют в лицо,К прохожим недобры их сгорбленные крыши.И думаешь: «А вдруг раскручена не зряРулетка ноября, чьи ставки так неброски?»Сокольнический круг при свете фонаря,Как без поводыря – слепой на перекрёстке.Позёмку стелет снег, но всё, что ей дано, —Бежать по рельсам вслед, как будто кровь по жилам,Когда ночной трамвай торопится в депо,Гуманность проявив к последним пассажирам.Прудов Оленьих грусть слилась с моей судьбой,Но мне знаком тот путь, я – стреляная птица…Сокольнический круг помог мне стать собойИ на круги своя однажды возвратиться.

Трамвай № 7

трамвайтрамвайтрамвайскорейскорейскорейседьмойседьмойседьмойбегомне отставайдавайдавайдавайнароднароднарода ну ещё чутока ну ещё малёка ну ещё разокне стойте у дверейпройдите же вперёдупёрся как баранведь это вам не товедь это вам не тамведь это не таксиоплачивай проезднашёлся моралистда сам ты педераста ведь товарищ правна линии контрольхоть место уступипрошу не кантоватьмне скоро выходитьмогу и звезданутьвот это молодёжьчто ждать теперь от нихещё очки наделналил шары и раднажрался так молчибесстыжие глазану ладно мне порамне тоже до метроа мне через однувставайвставайвставайв стекляшкуи домойда здравствуеттрамвай!да здравствуетседьмой!

Улица-богородица

1я живу на Краснобогатырской(речь идёт об улице моей)ну а мог бы жить наКраснопруднойКрасносельской(Верхней или Нижней)КраснопресненскойКрасноармейскойКраснопролетарскойи т. д.ну а мог бы жить на Богородской(ради Пресвятой родившей Бога)и трамваем от Преображенкине трястисьа в лодочке уютнойплыть домой по Яузе-рекеесли бы префекта-гамадриланевзначай идея осенилаулицу пере —именоватьи вписать в её пейзаж прекрасныйфабрику гандоновцех колбасныйи назвать неКраснобогатырскойи отнюдь неКраснобогородскойа какой-нибудьКрасногандоннойильКрасноколбаснойНапримерно идеи фикса у префектак счастью возникают очень редкожаль одночто не наБогородскойа наГрязнобогатырскойяживу2Бог,затырканный красным,проживает по адресу:Краснобогатырская ул., д. 21, кв. 283,шестой подъезд, двенадцатый этаж,кода нет, звонок не работает, просьба – стучать,а вокруг:коррида трамваев,быки-иномарки,кровавые разборки,бритые затылки…и так – день за днёмочередью автоматной,а Бог расхристанный,но не распятый,жвачку жизни жуёт(живёт),ему бы в хрущобахпешком на пятый,а он – отращивает животи, глядя на улицуиз окна,не может понять в свои тридцать три:почему —Бога родила Она,а вы —Бога —тыри.

Стереть и забыть

Как будто со лба испарину,Движеньем ладони – дерзкоВремя стёрло из памятиСобытья далёкого детства.Трущобы забыл коммунальные,Учителей упрёки,Но помню, что криминальныеДавала мне жизнь уроки.Забыл я соседку бешеную,Вредительские нападки:Её бельецо развешанноеКапало мне на тетрадки.Что видел я в жизни вздорной,Помимо квартиры загаженной:С одною на всех уборной,С коптящей колонкой газовой?..Хоть было обочиной проще мнеПройти отчий путь с беспечностью,Но незачем безотцовщинеБыть сыном тому отечеству,Где столько совместно прожитоОбиды и безучастья,Что в это суконное прошлоеНе хочется возвращаться.

Богородский храм

От надбровья до переносицыНа путях времёнЗа трамвайным звонком проноситсяКолокольный звон.Там под пряжей рассветной путаницы,В перехлёсте драмНа углу Миллионной улицы —Богородский храм.Дважды сруб деревянного зодчестваСквозь кромешный дымИз огня, выгорая дочиста,Выходил живым.Рукавами к земле прижатая,Словно к сердцу шрам,Не смогла каланча пожарнаяУберечь тот храм.Но из пепла, в завесе муторной,Он воскрес и вотС колокольни звонит к заутренней,Прихожан зовёт.Слышу осень с распевом Всенощной,Выйдя на балкон,Где с трамвайным звонком соперничаетКолокольный звон.Но забыв, что весь опыт прошлогоВ каждой щели скрыт,Строят храмы теперь задёшево —Из панельных плит.Богомольни растут в юдоли той,Будто на дрожжах,Не на крови, годами пролитой,А на гаражах.Окружила себя хоромамиНечестивых прыть,На строительстве наворованноеМожно вмиг отмыть.Ряд частиц перепутать с целыми,Со святыней – хлам,С крупноблочными новоделами —Настоящий храм.

Красные ворота

На Красных воротах налётом блестит известковымТот снег, что вовек белизны мостовым не вернёт,А в сердце Москвы, что кольцом пережато Садовым,Одно лишь названье осталось от Красных ворот.Тот снег вдоль высотки прошёлся маршрутом нечётким,На Красных воротах облазил он все тупики:Свернул в Хомутовский, в Басманный и по КаланчёвкеБомжистой походкой к вокзалам побрёл от тоски.Сквозь клочья тумана тот снег видел прошлого абрис,Топтался на месте, чтоб мысленно выбрать пути,Как будто искал затерявшийся в памяти адресИ вдруг понимал, что не вспомнить уже, не найти…

Чистые пруды

А на Чистых прудах, а на Чистых прудахИзощряется осень в напрасных трудах,И с разбега ныряет сухая листваПод колёса трамвая по имени «А».И от мутных дождей на бульварах темно,Как в рентген-кабинетах и в залах метро.И уже в переулках сгущается тьма,И во тьме цепенеют жилые дома.И гадаю, как прежде: была – не была,Доверяя надежде любые дела,Но внезапно, окурок зажав в кулаке,В отходящий трамвай я сажусь налегке.А на Чистых прудах за оградой витой,Как в эдемских садах – облака над водой,Где пунцовые клювы седых лебедейХлеб хватают из рук проходящих людей,Где кофейные запахи сеет с верандГордость Моспищетреста – кабак «Джалтаранг»,Где мелькают солдатским шинелям сродни —Друг на друга похожие ночи и дни.Где холодный каскад средь гриппозной хандры,Словно белый халат медицинской сестры…И глядит «Современник» (читай «Колизей»)Молодыми глазами умерших друзей.

Вальс на Чистых прудах

Перевёрнуты в Чистых прудахОтраженья домов и деревьев.Меркантильные счёты сведя,Тень со светом почти наравне,Но кривым зеркалам впопыхахКаждый шаг свой надёжно доверив —Различаю под чёлкой дождяЧёткий профиль в трамвайном окне.Ресторанная гарь шашлыковТак шипит в городских переливах,Что ныряет прохожий туда,Будто в храм Покрова на Нерли.В этом месте наивный ТальковГоревал о застенчивых ивах,Только ивы на Чистых прудахИ в эпоху Петра не росли.«Современник» (в былом «Колизей»),Будто римская меркнет тиара,Нет нужды, придираясь к судьбе,Вспоминать о минувших годах.Растерял наилучших друзей,Но в толпе на ступенях театраЯ назначу свиданье тебе:Ровно в полдень на Чистых прудах…Ты придёшь с опозданьем на жизньИз дождя, что рискнёт в серых бликахПересечь все границы без виз,К небесам запрокинув лицо,Сотни линий трамвай закружитИ, споткнувшись на рельсовых стыках,Вдоль бульваров потянется вниз,Влажных рук разрывая кольцо.В перекличке надежд и потерьПод фонтанами радужной пылиЗдесь немало воды утекло,Разбежались кругами следы,И кому интересно теперь,Что когда-то погаными были?..Если чувства чисты, как стекло, —Снова Чистыми станут пруды.

Красный вагон

Струнами ливня исхлёстан бульвар наш,Над оркестровою ямой прудаВтянуты искры в чудовищный чардаш,Рвутся трамвайные провода…К пультам деревьев тенями прижатый,Над какофонией нот и минутВетки считает вагоновожатый,Тридцать девятый проделав маршрут.Виолончели то громче, то тише…Домры вступают и тают в конце,Ветер листает сырые афиши,Мокнет на стенде венгерский концерт.Прячет свой купол, лесами закован,Между старинных домов Стратилат,Мёрзнет сверчком в переулке СверчковомДождь на асфальте – потерянный альт.Редкий прохожий стрельнёт сигаретуИ к Маросейке потянется вниз…Вряд ли он знает, что изморозь этуСтрунный состав исполняет на бис.Тонет бульвар в электрических бликахИ наблюдает, вздыхая вдогон,Как, спотыкаясь на рельсовых стыках,Мчится по городу красный вагон.Арки партера зевают отверсто,Над бельэтажем балконы торчком,Полночь, как первая скрипка оркестра,Сердце Москвы полосует смычком.Но не наступит финал, как бывало,С рельс никогда не сойдёт колесоИ хороводом отставших бульваровНе разомкнёт роковое кольцо.

Последний переулок

В часы дневных прогулокМой путь предельно крут:Последний переулок,Исхоженный маршрут.Последнему цейтнотуОтставку дав на миг,От Сретенки к ЦветномуШагаю напрямик.Где пялят свои зенки,Сводя меня с ума,Смыкаясь в две шеренги,Доходные дома.Безлюден и не гулок,Ведь, что ни говори:Последний переулокНе с краю, а внутри.Внутри, а не снаружиОн тянет вновь наверх,Чтоб коридором душиСоединить навек.Чтоб где-то в середине,На уровне «Трубы»,Кольцо замкнуть в низине,Захлопнуть люк судьбы.Ход времени навязчив,Уча за годом год:Жить только настоящим,А прошлое не в счёт.Пусть памяти окурокПредательски погас,Последний переулокДержу я про запас.Ведь он – живой свидетельТех лет и тех ладов,Когда впервые встретилЗдесь первую любовь.Но всё, что было, – сплыло,От сердца отлегло,И наледью покрылоОконное стекло.Всей дрожью штукатурок,Сосульками звеня,Последний переулок,Как в первый раз, меняВновь одарил дарамиИз камня и стекла:Подъездами, дворами,Где молодость прошла.Но выпала утрата,Он имя поменял:Ведь был Мясным когда-то,Потом Последним стал.Вложил билет посредникТой Сретенке в карман,На свой сеанс последнийВ кинотеатр «УРАН».Вернись я в эту замятьС обрезками нужды,Я б выбрал в тёмном залеПоследние ряды.Но цепь домов-шкатулокНе удлинит года.Последним переулокНе будет никогда.

12>