След Патагонии

Посылка, отправленная мертвецом

Дождь над Хайгейтским кладбищем казался срежиссированным. Мелкая, холодная морось, которая не лила, а висела в воздухе, цепляясь за черные пальто и вуали, превращая землю под ногами в вязкую, чавкающую грязь. Идеальная погода для похорон легенды. Джулиан Ортон получил бы удовольствие от этой драматичности.

Майя стояла чуть поодаль от основной группы скорбящих, объектив ее старенькой «Лейки» был единственным, что отделяло ее от происходящего. Она не плакала. Слезы высохли много лет назад, где-то между третьей пропущенной им рождественской елкой и десятой открыткой, присланной с другого конца света с короткой подписью: «Думаю о тебе. Папа». Он всегда думал о ней. Просто всегда – издалека.

Через видоискатель толпа превращалась в композицию из черных пятен и бледных лиц. Вот редактор «National Geographic» с тщательно скорбным выражением, которое завтра сменится заголовком «Мир потерял своего последнего героя». Вот куратор из Британского музея, чьи мысли, вероятно, были не о покойном, а о его непереданной коллекции артефактов. А вот – целая делегация из Королевского географического общества, люди, которые финансировали его экспедиции и теперь выглядели так, будто потеряли не друга, а самую выгодную инвестицию.

Они говорили о нем, как о явлении природы. Джулиан Ортон, покоритель вершин. Джулиан Ортон, первооткрыватель затерянных городов. Джулиан Ортон, человек-загадка. Для Майи он был человеком-открыткой. Человеком-треском в телефонной трубке из аэропорта где-нибудь в Катманду или Каире. Отцом, которого она знала больше по его фотографиям в журналах, чем по воспоминаниям.

Щелчок затвора прозвучал оглушительно тихо. Она поймала кадр: капли дождя, застывшие на крышке гроба из темного дерева, и отражение голых ветвей в лакированной поверхности. Символично. Пусто и холодно.

– Май, – тихий голос раздался прямо у ее уха. – Может, хватит?

Она опустила камеру. Рядом стоял Том Хенли. Высокий, широкоплечий, со спокойным лицом, которое, казалось, ничто не могло вывести из равновесия. Он был скалой. Скалой, о которую разбивались все ее подростковые бунты и взрослые истерики. Том был другом ее отца – настоящим, а не протокольным, как остальные. Он был спасателем, инструктором по выживанию, человеком, который вытаскивал Джулиана из таких передряг, о которых не писали в журналах. И он был единственным, кто видел за легендой просто человека. А за колючей, саркастичной Майей – девочку, которая все еще ждала отца домой.

– Я работаю, – коротко бросила она, делая вид, что поправляет настройки на объективе. – Это то, чем я занимаюсь. Снимаю.

– Ты снимаешь его похороны, – мягко поправил Том. В его голосе не было осуждения, только усталая печаль. – Он бы не хотел этого.

– Откуда тебе знать, чего бы он хотел? – ее слова прозвучали резче, чем она планировала. – Он ни с кем не делился своими желаниями. Только координатами.

Том вздохнул, и облачко пара смешалось с дождевой взвесью. Он не стал спорить. Он никогда не спорил, когда она была в таком настроении. Вместо этого он просто накинул ей на плечи свой тяжелый шерстяной пиджак. От него пахло дождем, озоном и чем-то неуловимо знакомым и успокаивающим. Запах надежности.

– Пресса ждет у ворот. Я разберусь. Ты поезжай домой. Я приеду позже.

Она кивнула, не глядя на него. «Домой». Ее квартира в Кэмдене, заваленная фототехникой, непроявленными пленками и книгами, казалась чем угодно, но не домом. Это было скорее убежище, студия, место, где можно было спрятаться от мира, который постоянно напоминал ей, что она – всего лишь «дочь Ортона».

Пробираясь сквозь толпу к выходу, она ловила обрывки фраз.

«…трагическая случайность… лавина в Альпах… он всегда рисковал…»

«…такое наследие оставил… его дневники бесценны…»

«…говорят, он был на пороге чего-то грандиозного…»

Майя усмехнулась про себя. Грандиозного. Вся его жизнь была чем-то грандиозным. Настолько, что в ней не оставалось места для чего-то простого. Обычного. Для нее.

*

Квартира встретила ее тишиной и запахом пыли. Майя сбросила мокрую куртку на пол, прошла на кухню и механически поставила чайник. За окном лондонский вечер тонул в сером сумраке. Она прислонилась лбом к холодному стеклу, глядя на мокрые крыши напротив.

Официальная версия гласила: несчастный случай. Опытный альпинист Джулиан Ортон погиб во время одиночного восхождения в Швейцарских Альпах. Сорвался. Не рассчитал погоду. Ирония судьбы. Человек, выживший в амазонских джунглях, перенесший песчаные бури в Сахаре и не замерзший в арктических торосах, погиб на вполне изученном европейском маршруте.

Майя в это не верила. Ни на секунду. Ее отец был слишком осторожен. Слишком педантичен в вопросах выживания. Он мог быть безрассудным в погоне за тайной, но никогда – в подготовке. Он скорее бы отменил экспедицию, чем вышел на маршрут с неверно завязанным узлом на веревке.

Чайник оглушительно засвистел, вырывая ее из размышлений. Она налила кипяток в кружку, даже не бросив туда чайный пакетик, и вернулась в гостиную. На кофейном столике лежала утренняя почта. Счета, рекламные буклеты, журнал о путешествиях с улыбающимся лицом ее отца на обложке. Она с отвращением отодвинула его в сторону. И тут ее взгляд зацепился за невзрачный сверток из плотной коричневой бумаги.

Он лежал под счетом за электричество, маленький и плотный. На нем не было обратного адреса. Только ее имя и адрес, выведенные знакомым, чуть угловатым почерком. Почерком ее отца.

Сердце пропустило удар.

Она схватила пакет. Бумага была жесткой, почти как картон. Почтовый штемпель был размыт, но она смогла разобрать название – «Пуэрто-Наталес». Чили. И дата – три недели назад. За несколько дней до его поездки в Альпы. За несколько дней до смерти.

Руки слегка дрожали, когда она разрывала обертку. Внутри не было письма. Ни единого слова объяснения. Только несколько предметов, завернутых в промасленную ткань.

Первым она достала его полевой дневник. Не тот глянцевый, с тиснением, который он вел для публикаций, а его личный, рабочий. Потрепанный блокнот в кожаном переплете, который был с ним во всех экспедициях. Его страницы были испещрены картами, формулами, зарисовками и заметками, сделанными на нескольких языках. Этот дневник был его мозгом, его памятью. И он отправил его ей.

Вторым предметом был старый латунный компас. Тяжелый, с поцарапанным стеклом и потускневшим корпусом. Семейная реликвия, принадлежавшая еще ее прадеду. Отец никогда с ним не расставался. Он говорил, что этот компас всегда указывает верный путь, даже когда спутники молчат. Отдать его было равносильно тому, чтобы отдать часть себя.

И последнее. Маленький, герметично запечатанный металлический пенал, какие используют для хранения образцов пород. Он был холодным и гладким на ощупь. Майя повертела его в руках, пытаясь найти защелку, но крышка была плотно притерта. Понадобился нож, чтобы поддеть край. Крышка со щелчком открылась.

Внутри, на бархатной подложке, лежал не камень и не артефакт. Там была туго свернутая полоска водонепроницаемой бумаги.

Майя осторожно развернула ее. На бумаге, все тем же знакомым почерком, были написаны всего две строчки цифр.

50°58'11.2"S

73°14'48.9"W

Координаты. Ничего больше. Никаких объяснений. Никаких прощальных слов. Просто загадка. Последняя загадка от Джулиана Ортона.

Она уставилась на цифры, и внутри вместо горя поднялась глухая, привычная злость. Даже после смерти он не мог просто поговорить с ней. Он должен был устроить квест, ребус, очередное приключение. Он не оставил ей письмо, он оставил ей карту без сокровищ.

Майя подошла к огромной карте мира, занимавшей всю стену ее гостиной. Это было его единственное наследие в этой квартире, подарок на шестнадцатилетие. Карта была испещрена его пометками, маршрутами, красными флажками, отмечавшими места его открытий. Она провела пальцем по ледяному щиту Гренландии, скользнула через пустыню Гоби, коснулась сердца Конго. И опустилась вниз. Далеко вниз. На самый южный край Южной Америки.

Патагония. Край света.

Координаты указывали на точку в самом сердце национального парка Лос-Гласьярес. Дикая, необитаемая местность, известная своими ледниками, гранитными пиками и абсолютно непредсказуемой погодой. Место, где можно было исчезнуть без следа.

Что он там искал? Почему отправил это ей? И какое отношение это имело к его гибели в Альпах, на другом конце планеты?

Вопросы роились в голове, но ответов не было. Был только блокнот, компас и точка на карте. И глухое, интуитивное чувство, которое она научилась распознавать за годы жизни с отцом. Чувство, что официальная версия – ложь. Что его смерть не была случайностью.

Она снова посмотрела на посылку. Пуэрто-Наталес. Он был там. Он отправил это и сразу же полетел в Альпы. Навстречу своей смерти. Это не было похоже на совпадение. Это было похоже на план. Как будто он знал, что может не вернуться. И оставил ей хлебные крошки.

Телефонный звонок разрезал тишину, как скальпель. Она вздрогнула. На экране высветилось имя «Том».

– Да, – ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Я разобрался с репортерами, – сообщил он. – Они не будут тебя беспокоить. По крайней мере, сегодня. Ты в порядке?

«В порядке ли я? Мой мертвый отец только что прислал мне посылку с загадкой. Я в полном беспорядке».

– Да, – солгала она. – Все нормально.

– Я скоро буду. Хочешь, захвачу еды?

– Том, – перебила она его. – Ты не приедешь. То есть, не сейчас. Нам нужно встретиться. И не только нам.

На том конце провода повисла пауза. Том хорошо ее знал. Он понял по одной интонации, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

– Что случилось, Май?

– Он прислал мне кое-что, – она смотрела на разложенные на столе предметы. – Перед… перед всем этим. Из Патагонии.

– Что прислал?

– Приглашение, – выдохнула она. – Кажется, он оставил мне работу.

*

Через час ее маленькая гостиная напоминала штаб по подготовке нелегальной операции. На столе, рядом с посылкой от отца, стоял ноутбук, по громкой связи шло совещание. Четыре угла карты, как однажды в шутку назвал их команду ее отец. Четыре совершенно разных человека, которых объединяло только одно – Джулиан Ортон.

Том сидел напротив, скрестив руки на груди. Его лицо было непроницаемо, но Майя видела, как напряглись мышцы на его челюсти. Он изучал координаты на экране ноутбука, где уже была открыта спутниковая карта местности. Он видел не просто точку на карте. Он видел ледовые трещины, лавиноопасные склоны, ледяные ветра и десятки способов, которыми это место могло убить неподготовленного человека.

– Это территория национального парка, – произнес он своим ровным голосом. – Но очень удаленная его часть. Ближайший населенный пункт в двух днях пешего хода, и то, если повезет с погодой. Маршрутов там нет. Никто туда не ходит.

– Кроме моего отца, – уточнила Майя.

– Кроме твоего отца, – согласился Том.

Из динамиков ноутбука донесся сухой, академический голос Камиллы Роше.

– Джулиан упоминал этот регион в своих последних письмах. Очень туманно. Говорил, что наткнулся на следы старой, забытой экспедиции. Я копалась в архивах, но ничего не нашла. Никаких официальных данных. Полная тишина.

Камилла была историком, архивистом. Мозгом их неофициальной группы. Она могла найти иголку в стоге сена, если этот стог был сделан из пыльных документов и старых карт. Она работала с Джулианом много лет, систематизируя его находки и превращая его безумные догадки в научные гипотезы. Для нее Джулиан был гением, которого не понимали в академических кругах. И она была готова на все, чтобы доказать его правоту.

– «Полная тишина» – это плохо, – раздался третий голос, резкий, с легким испанским акцентом. Голос Рафа Моралеса. – Это значит, что кто-то очень хорошо поработал, чтобы ее обеспечить.

Раф был бывшим оперативником Интерпола. Специалистом по безопасности, которого Джулиан иногда нанимал для особо «сложных» экспедиций, где главную опасность представляли не дикие звери, а люди. Раф был циником и скептиком. Он не верил в затерянные города и древние проклятия. Он верил в человеческую жадность, коррупцию и хорошо спланированные преступления. Он был тем, кто всегда задавал неудобные вопросы и видел угрозу там, где остальные видели приключение.

Его лицо появилось на втором окне видеоконференции. Темные волосы, проницательные глаза и трехдневная щетина. Он выглядел так, будто только что проснулся, но Майя знала, что его мозг работал на полную мощность.

– Итак, подытожим, – сказал Раф, барабаня пальцами по столу где-то за кадром. – Ортон едет в одно из самых диких мест на планете. Что-то там находит. Что-то, связанное с пропавшей экспедицией, о которой никто не знает. Вместо того, чтобы трубить об этом на весь мир, как обычно, он молча отправляет посылку своей дочери и летит в Альпы, где удобно падает со скалы. Вам это не кажется подозрительным? Мне – чертовски.

– Он хотел, чтобы мы продолжили, – тихо сказала Майя. Это была не догадка. Это была уверенность. – Он оставил нам ключ. Дневник, компас, координаты. Он знал, что я обращусь к вам.

– Он оставил нам проблемы, – поправил ее Раф. – Если он что-то раскопал, и из-за этого его «случайно» уронили со скалы, то те, кто это сделал, не будут рады видеть нас, идущих по его следу.

– Но что он мог там найти? – спросила Камилла, ее голос был полон научного любопытства. – В этом регионе нет ничего, кроме льда и камней. Никаких известных руин, никаких месторождений…

– Вот это мы и должны выяснить, – перебил ее Том. Он поднял глаза от карты и посмотрел прямо на Майю. В его взгляде она увидела то, чего не было в голосах остальных. Не просто профессиональный интерес или азарт. Он видел ее – напуганную, злую, потерянную девочку, которой снова подсунули головоломку вместо отцовского объятия. И он был готов решить эту головоломку вместе с ней. – Когда вылетаем?

Вопрос был адресован всем, но смотрел он на нее. Решение было за ней. Она была наследницей. Не его состояния – отец почти все тратил на экспедиции – а его незавершенных дел.

Майя посмотрела на дневник. На его потертую обложку, хранившую отпечатки его пальцев. Всю жизнь она пыталась сбежать от его тени, доказать, что она – не просто продолжение его имени. А теперь он, мертвый, тянул ее за собой в самое сердце своей тайны. И впервые в жизни у нее не было желания бежать. Было желание понять.

– Раф, можешь проверить списки пассажиров на рейсах из Чили в Европу за последние три недели? И посмотри, не интересовался ли кто-то в последнее время деятельностью моего отца. Неофициально.

– Уже делаю, – без эмоций ответил Раф.

– Камилла, тебе нужен его дневник. Там могут быть зацепки, которые поймешь только ты. Я отправлю его тебе экспресс-почтой. Ищи все, что связано с Патагонией. Исчезнувшие люди, закрытые проекты, геологические отчеты. Все, что выглядит странно.

– Поняла, – голос Камиллы дрогнул от возбуждения. – Я начну с архивов Королевского общества.

– Том, – она повернулась к нему. – Нам нужно снаряжение. На двоих. Рассчитывай на худшие условия.

Он кивнул. Просто и молча. Никаких «Майя, это опасно» или «Ты уверена, что хочешь этого?». Он понял. Это было уже не ее желание. Это была необходимость.

– Я забронирую билеты на послезавтра. В Буэнос-Айрес, оттуда в Эль-Калафате. Это ближайший аэропорт. Там встретимся с Томом. Раф, Камилла, вы будете нашей поддержкой отсюда. Ежедневная связь.

Она говорила четко и властно, удивляя саму себя. Словно внутри нее включился какой-то неизвестный ей до этого механизм. Механизм, унаследованный от отца. Способность видеть цель, прокладывать маршрут и вести за собой людей.

Когда видеозвонок закончился, и в комнате снова воцарилась тишина, Майя почувствовала, как спадает напряжение. Она опустилась в кресло, чувствуя себя совершенно опустошенной.

Том подошел и сел на подлокотник.

– Ты уверена? – тихо спросил он.

Она подняла на него глаза.

– Нет, – честно ответила она. – Я не уверена ни в чем. Кроме одного. Он умер не просто так. И я не смогу жить спокойно, пока не узнаю, почему.

Он положил свою тяжелую, теплую ладонь ей на плечо.

– Тогда я с тобой. До конца.

Майя посмотрела на карту на стене. На маленький красный флажок, который она мысленно уже воткнула в дикие земли Патагонии. Отец оставил ей так много пустых мест на этой карте, так много белых пятен в своей собственной жизни. Карта его жизни была неполной. И теперь дорисовывать ее предстояло мне.

Четыре угла карты

Зал заседаний Королевского географического общества, который Камилла умудрилась забронировать под предлогом «срочной архивной работы», был полной противоположностью ее маленькой квартиры. Здесь все было большим, старым и внушительным. Высокие потолки тонули в полумраке, стены были увешаны картами в тяжелых рамах – картами миров, которых больше не существовало. Воздух пах полированной древесиной, старой бумагой и едва уловимым запахом трубочного табака, въевшимся в кожаную обивку кресел за последние полтора века.

Майя чувствовала себя здесь чужой. Она сидела за длинным овальным столом, отполированным до зеркального блеска, и ее отражение казалось бледным и неуместным на фоне портретов бородатых исследователей в пробковых шлемах, сурово взиравших со стен. Она была одета в джинсы и темный свитер, в то время как эти люди, казалось, рождались в смокингах и с секстантом в руке. Мир ее отца. Мир, который она всегда наблюдала со стороны.

Напротив нее сидел Том. Он не выглядел неуместным. Он выглядел как скала, которую принесло сюда ледником и оставило посреди бального зала. Он молча пил остывший кофе из бумажного стаканчика, и его спокойствие было единственным, что удерживало Майю от желания вскочить и сбежать.

На большом экране, установленном в торце стола, светились два лица. Камилла, в своем кабинете, окруженная стопками книг, выглядела взволнованно и сосредоточенно, как будто ей предстояло защищать диссертацию. И Раф, чье лицо было подсвечено снизу синеватым светом монитора, создавая впечатление, что он вещает из секретного бункера. Что, впрочем, было не так уж далеко от истины.

– Итак, – Майя нарушила тишину, и ее голос прозвучал слишком громко в этом храме географии. – Мы здесь, потому что мой отец, даже умерев, не может оставить людей в покое. Раф, ты первый. Что у тебя есть?

Раф на экране кашлянул, словно прочищая горло.

– Чисто, – коротко сказал он. – По крайней мере, на первый взгляд. Я прогнал списки пассажиров всех рейсов из Пунта-Аренаса и Пуэрто-Наталеса в Европу за неделю до и после даты на посылке. Никаких известных имен, никаких красных флажков. Джулиан летел в Женеву через Сантьяго и Мадрид. Билет был куплен на имя Артура Блейка, одного из его старых псевдонимов. Стандартная процедура для него, когда он не хотел светиться.

– То есть, за ним не следили? – спросила Майя.

– Я не сказал этого, – поправил Раф. Его глаза сузились. – Я сказал, что хвост был не из дилетантов. Никто не покупал билет на тот же рейс в последний момент. Никто не сидел у него на плече. Если за ним и шли, то делали это профессионалы. Они могли вести его, используя разные команды в разных аэропортах. Или… – он сделал паузу, – они могли просто ждать его в конечном пункте. В Альпах.

Том поставил свой стаканчик.

– Они знали, куда он направляется.

– Похоже на то, – кивнул Раф. – Что еще интереснее. Я проверил его финансовые следы. За три дня до вылета из Чили он оплатил наличными фрахт небольшого самолета для облета территории к северу от горного массива Фицрой. Как раз там, где находятся твои координаты, Майя. Но в последний момент он отменил заказ. И в тот же день купил билет на самолет в Европу.

– Почему? – спросила Камилла, подавшись к камере. – Что-то его напугало?

– Или он нашел то, что искал, и ему больше не нужен был самолет, – предположил Раф. – Или он понял, что его вот-вот накроют, и решил убраться оттуда по-тихому. Я копаю дальше. Проверяю частные аэродромы, чартерные компании. Есть одна мутная контора, «Avis Aeris», которая сдает в аренду вертолеты горнодобывающим компаниям. У них в совете директоров сидит пара человек, связанных с корпорацией «Lyra Dynamics».

При этих словах Майя замерла. «Lyra Dynamics». Это название она видела в записях отца. Глобальная корпорация, занимающаяся всем – от фармацевтики до телекоммуникаций и, по слухам, частных военных контрактов. Отец несколько раз упоминал их в своих дневниках в связи с незаконной разработкой ресурсов в Конго.

– «Lyra»? – переспросил Том. – Что им делать в Патагонии? Там нет ничего, кроме туристических маршрутов и пингвинов.

– Официально – ничего, – ответил Раф. – Но такие, как они, не появляются где-то просто так. Они появляются там, где есть деньги. Или то, что скоро станет деньгами. Я буду следить за ними. А пока мой совет: считайте, что за вами наблюдают с того момента, как вы сойдете с трапа в Аргентине. Никаких кредитных карт на ваши имена. Телефоны – только одноразовые. Связь – только по зашифрованному каналу, который я вам настрою. Вы для них – призраки. Понятно?

Майя кивнула. Холод пробежал по ее спине. Это переставало быть просто расследованием смерти отца. Это приобретало очертания чего-то гораздо большего и опасного.

– Понятно, – сказала она. – Камилла, теперь ты. Что говорит дневник?

Лицо Камиллы на экране просветлело. Она надела очки и взяла в руки блокнот в потертом кожаном переплете. Майя почувствовала укол ревности. Этот дневник был самой личной вещью ее отца, а сейчас его препарировал чужой человек, пусть и с самыми добрыми намерениями.

– Это просто невероятно, – начала Камилла, ее голос дрожал от возбуждения. – Здесь записи за последние полгода. Большинство – это его обычные наблюдения: геологические формации, флора, фауна, наброски маршрутов. Но между строк… Майя, твой отец был гением шифрования. Он использовал систему, основанную на каталожных номерах книг из библиотеки Королевского общества. Без доступа сюда я бы никогда этого не взломала.

Она перелистнула страницу.

– Он не просто так заинтересовался этим районом. Около двух месяцев назад кто-то анонимно прислал ему старую фотографию. На ней – группа из пяти человек в альпинистском снаряжении образца восьмидесятых годов. На заднем плане – узнаваемый пик Серро-Торре. Подпись на обороте: «Ледяной хребет, 1988. Мы нашли это».

– Что «это»? – нетерпеливо спросила Майя.

– Вот это и пытался выяснить Джулиан. Он начал копать. И обнаружил, что в 1988 году в этом районе работала небольшая частная геологическая экспедиция. Руководитель – доктор Алан Кейн, блестящий, но очень неуживчивый минералог. Официально они искали редкоземельные металлы. Экспедиция состояла из пяти человек. И все пятеро пропали без вести.

Том напрягся.

– Я помню эту историю. Смутно. Тогда решили, что они попали под лавину. Их искали несколько недель, но нашли только обрывки палатки.

– Именно, – подтвердила Камилла. – Дело закрыли, списав на несчастный случай. Но твой отец в это не поверил. Он пишет: «Погода в тот месяц была стабильной. Кейн был слишком опытным, чтобы разбить лагерь в лавиноопасной зоне. Их не искали. Делали вид, что ищут».

Камилла снова заглянула в дневник.

– Джулиан выяснил, что экспедицию финансировал некий геологический фонд, который прекратил свое существование сразу после их исчезновения. Ниточка оборвалась. Но потом он нашел ключ. В личных бумагах Алана Кейна, которые хранятся в архиве его университета, он обнаружил упоминание о проекте под кодовым названием «Перистерит».

– Что это такое? – спросил Том.

– Перистерит – это разновидность полевого шпата, лунный камень, – пояснила Камилла. – Красивый минерал, но не особо ценный. Я думаю, это было просто кодовое название. Но вот что странно. Рядом с этим словом Джулиан сделал пометку. Одно слово. «Изотоп». А дальше – сложная химическая формула, которую я отправила на анализ знакомому физику. Он сказал, что это похоже на описание стабильного изотопа гелия. Гелий-3.

Раф на экране присвистнул.

– Гелий-3? Это же топливо для термоядерного синтеза. Святой Грааль энергетики. Его практически нет на Земле. Его добывают на Луне.

– Именно, – кивнула Камилла. – Если Кейн нашел земное, доступное месторождение гелия-3… это не просто изменит представление о природных ресурсах региона. Это изменит мир. Это триллионы долларов. И мотив, достаточно веский, чтобы заставить замолчать не одну, а сколько угодно экспедиций.

В зале повисла тишина, густая и тяжелая. Портреты бородатых исследователей на стенах, казалось, прислушивались. Они искали новые виды бабочек и истоки рек. А отец Майи, похоже, наткнулся на ключ к будущему всей планеты. И заплатил за это жизнью.