- -
- 100%
- +
Часть первая ,глава 1:
Старый армейский миноискатель со страшной силой пищит в наушниках.
Лезу в сугроб, разгребаю снег, но автомата нет. Снегу по пояс. Разгребаю его руками. Руки немеют. Вытащил уже немало разных ржавых и гнутых гвоздей, поштучно, их целый пакет. В наушниках усиливается писк, переходя-
щий в звон. За забором огорода стоят промёрзшие понятые. Майор Ухтимский показывает мне средний палец правой руки, хохочет. Потом крутит указательным пальцем у виска: «Сначала коты», – кричит он мне. На голове у него краповый берет спецназа, потом, вдруг, сфера. Лицо круглое, красное от мороза. Он ещё что-то прокричал, но на голове уже не сфера, а разрезанный резиновый мяч. Двух цветов: зелёного и красного.
Откуда-то, сзади, появляется Шаврин и тоже орёт:
––Атас, немцы в Алексеевке…
С трудом просыпаюсь. В комнате довольно светло от соседнего уличного фонаря, на длинном бетонном столбе, и невыключенного света в ванной комнате. Телефон, прервав мой глубокий сон, продолжает нагло звонить.
Разминаю затёкшие руки. Они находились под подушкой, где сверху располагалась соответственно моя голова,58 размера. Погладил голову. Это был страшный сон, можно сказать, сплошной кошмар. Ужасник. Можно сказать, что и крыша поехала.
Включаю ещё торшер. Часы на тумбочке показывают ровно два часа ночи. Нехотя беру трубку. Так и есть, кто ещё может звонить, в ночь, глухую…
––Так, кто это, кто беспокоит, кто этот добрый человек?—переспрашиваю хриплым спросонья голосом. – Так это вы, товарищ Патрушев? Ах ты мой дружище, дорогой ты человек, безумно рад тебя услышать в очередной раз
и, особенно, заметь, в два часа ночи! – Сомнений не остаёться никаких.
Всё, как обычно, это дежурный по УВД. Только доблестная милиция, её неспящая ночью дежурная часть, может запросто позвонить ко мне, как к легендарному герою Чапаю, «полночь за полночь», и разбудить. Слов нет никаких, пока одни слюни.
Выслушиваю сообщение. Оно несколько необычно… Ехать нужно на «труп», но ехать некому. Дежурный следователь прокуратуры, базирую-
щийся на «02», заболел или даже может мертвецки пьян. Лежит на кровати и просыпаться не собирается.
В моём воображении сразу возникает бородатая физиономия, для меня в этот час просто рожа, следователя Дубкова, этого «замечательного» гавнюка, который уютно посапывает в казённой постельке, выставив вверх заросший подбородок. Да, вот это пёс! Слюней у меня похоже стало сразу больше, но не плеваться же в собственной квартире на пол? Категорически нет! С детских лет ознакомлен, можно сказать, «под подписку», что плеваться некультурно и, даже, негигиенично!
Патрушев обстановку не накаляет и дипломатично говорит, что перезвонит. У него появляется какая-то весьма срочная информация, а у меня возможность обдумать «заманчивое» предложение в этой ситуации.
––Следователь будет спать, а ты, «любезный», будешь ездить,– медленно соображаю, анализируя обстановку.– Очень «неплохой» вариант, для Дубкова! Но, не для меня. Это опять ночь без сна, море крови, масса «приятных» впечатлений и всё для чего? Не для чего, а за кого?.. «За того парня»! За парня, Дубкова! Классно! «О, кей»!– Как говорят англичане: «Вери мач»!
Похоже, он начинает оправдывать свою фамилию, этот Дубков, если его старослужащие вынуждены прикрывать. Тогда не устроить ли ему что-то, вроде «дедовщины», потаскать за бороду? Почему его коллеги с райгорпрокуратуры не прикрывают и вообще, почему звонят мне, «подымают» облпрокуратуру? С сердитым ворчанием разбуженного зверя одеваю тапки.
––А потому,– подсказываю сам себе, что твой квартирный телефон рабочий и безотказный. Его из розетки не выключают. Утром не делается удивлённое лицо, по поводу появления информации о новом преступлении, как у некоторых сослуживцев, которых не «подымали»!
Опять звонок телефона.
–– «Заболел»?! Говоришь!..– Сердито рычу в трубку.– Ну, Патрушев, я тащусь, и что же говорит врач? Может Дубкову скоро и судмедэксперт понадобиться, чтобы осмотреть «скоропостижного»? Так это можно мигом организовать, судмедэксперт у тебя есть, в соседнем кабинете, или он тоже заболел?.. Здоров! Ну, ладно! А кто медик? Никифоров! Ну, этот не заболеет!
Чтобы не подводить «больного», соглашаюсь выехать.
Выезды на убийства, совершенные в условиях очевидности, так называемые «бытовые», не мой профиль. «Поднимают», когда не известны виновные лица и, часто, сами потерпевшие.
В последние года выезды участились. Выехать на несколько трупов стало обычным делом, в том числе убитых почти одновременно. Это случается при «разборках» или «заказных». Повреждения в таких случаях, как правило, огнестрельные.
По сообщению дежурного труп упакован в мешок. Отсюда может следовать вывод о сплошном криминале, в котором предстоит разбираться. Не известны виновные и потерпевшие. Выходит выезд подходит нашей команде, команде прокуроров-криминалистов, «криминалистов широкого профиля».
Так значились мы в некоторых старых телефонных справочниках КГБ.
Не забываются координаты в ФСБ и, конечно, в оперативных подразделениях милиции. В «Управе» нас называют по всякому: «пожарная команда», «силы быстрого реагирования», «похоронная команда», «стервятники», «бертельёны», даже «ангелы смерти». Как только не обзывают!
––О, «стервятники»! Уже слетаются!– привычно орёт вчера, как потерпевший, Мешковский, журналист криминальной хроники. В это время мы с Шавриным подъезжаем к УВД на «ПКЛке», передвижной кримлаборатории, смонтированной на базе автомашины «Газель»,– значит что-то будет! И он с удовольствием потирает руки.
Не будем отрываться от жизни! Он тоже, по своему, борец с преступностью, но, кого заинтересует серьёзно в наше время «бытовуха», криминальный репортаж, как муж убил жену или наоборот? Вот репортаж о маньяке, который резал всех подряд в военном городке месяц назад и вырезал девять человек, вот это да! Репортаж вызвал неподдельный интерес читателя. Один заголовок чего стоил: «Ночь маньяка»!
Обзывает, он, подлец, громко, но, как-то мягко, машинально, беззлобно – «автоматом». Он радуется нашей встрече, как ребёнок. Для него, профессионала, это новый интересный материал, для нас ещё одно нераскрытое убийство.
***
Вставать не хочется, и я продолжаю вспоминать вчерашний день. Как минимум, минут пять-десять в запасе есть, если не больше, практикой это доказано.
––За Ухтимским приехали? Вся стая будет в сборе? В колпаки, что-нибудь плеснёте? Задав три вопроса, Мешковский, улыбаясь, смотрит на наши крупные «мигалки» – «проблесковые маячки», установленные на крыше автомашины, своими маленькими «мигалками». Затем начинает конкретизировать:
–– Где, что случилось, «мокруха»? – Спрашивает быстро, с надеждой в голосе, продолжая беззлобно улыбаться, показывая «рыжьё» нижнего зуба во рту.-Кого замочили? Может «заказное»?.. Его, конечно, устроило бы больше «заказное»! И трупов побольше, побольше трупов!
Обижаться за «стервятников» нам не хотелось. В чем-то он прав, называя нас так, одержимых или ограниченных, постоянно выезжающих на «трупы». В его криминальных историях, наша «убойная» команда выглядит вполне достойно и даже положительно. Для нас это имеет немаловажное значение. О «команде» не всегда объективно судят! Некоторые озабочены или озадачены только процентом раскрываемости. Тем более, что распили мы с Мешковским, в ходе дачи экслюзивного «интервью», не один флакон.
––Размечтался! Не много ли тебе будет в такие большие колпаки? -озабоченно соображает Шаврин, как бы собираясь налить-Тут ведь больше флакона войдёт! Тебе, мальчик, это много, – разъясняет он,– ты пьяный не хороший! Нет, не пойдёт! Иди к маме! И вообще, в рот бы тебе… килограмм капусты! Не стервятники, а орлы! Запомни это, строго!
Петрович!– Обращается он ко мне,– не сделать ли мне из него быстро «отбивную» или «суповой набор» за «Стервятников»? Последнее больше подходит в виду его ограниченной упитанности. Посмотри на него – «Крепыш из Бухенвальда». Умственное развитие пока не трогаем, ясно, что оно тоже ограниченное, как и упитанность. «Загасить» бы его без всяких комментариев!
Ты, вот что, господин Мешковский, бери лучше с собой ассистентку, ту «фею», с которой выезжал в прошлый раз, «подгузники» и полезай в машину. Видеокамера у нас есть.– И он замолчал, уткнувшись подбородком в чемодан кримкомплета, собираясь поспать, поскольку не спал двое суток.
Нам предстояла «веселенькая» работа. На окружной дороге, в картонной каробке из-под «Панассоника», «нашлись» чьи-то три отчленённые головы.
Интенсивный поиск туловищ или их частей уже вёлся. И мы поехали…
***
––Да, в принципе, труп в мешке это наш труп, вот если бы кота в мешке,-
подумал я,– но дураков круглых нет! Когда вытаскивали из воды мешок, ощупали и досмотрели. Какой ещё кот? – символически сплёвываю.– Какие ещё коты привязались?
Размышляя, таким образом, окончательно проснулся и натягиваю носки. Быстро одеваю обычную экипировку, состоящую из собровской камуфлированной куртки и джинсовых брюк. Теперь можно работать на крышах, чердаках, квартирах, в подвалах, погребах, туннелях, под мостами и в прочих интересных местах.
Впрочем, форму одежды, при необходимости, можно и поменять. Приходилось утеплятся в летнее время в ватный костюм, обувать резиновые сапоги и ползать в узком, ограниченном, тёмном туннеле по трубам теплотрассы. Такое передвижение было организовано под территорией одного неслабого заводика. А костюм одевался, чтобы не обжечься. Температура в туннеле была очень плюсовая, под 100 градусов.
Спецкостюм одевался при пожаре никелевого комбината, взрыве на мелькомбинате, при спусках в шахты, выездах на происшествия на некоторые промышленные предприятия, аэропорт и прочее. Аэропорт, вокзалы, слава богу, отошли к «транспортникам».
По полученному телефонному сообщению предстояло работать для нача-
ла где-то в лесу, у водоёма, то есть на природе. Природу я, бесспорно, люблю, когда не холодно, не течёт за шиворот дождь или ещё что-нибудь.
В сельском районе, во время осмотра места происшествия, при обнаружении обугленного трупа с ножом в груди, активные, как сперматазоиды, пожарники, при тушении почти сгоревшего дома, у леса, залили из брандспойта мою новую фетровую шляпу и «парадный» плащ. За «шиворот» тоже налили прилично, быстро и много. Переодеться до выезда тогда не довелось. Было некогда.
Выпиваю кружку кофе, засовываю в поясную оперативную кабуру писто-
лет «Макарова» с запасной обоймой, осматриваю «типаж» в зеркале. Остаюсь весьма доволен. Супермен! Подумав, кладу в карман укороченную электрошоковую дубинку, но затем вынимаю.
На прошлой неделе, при неосторожном нажатии на кнопку со сдвинутым предохранителем, она меня крепко долбанула. Даже больно об этом вспоминать.
–– «Электропогоняло для скота» более безопасное средство для самозащиты,– сказал тогда Шаврин, имея в виду такую неплохую дубинку из нашей коллекции различного оружия.– Ладно, отмахнёмся, если надо, как обычно. Теперь я готов. Выхожу на лоджию и с удовольствием закуриваю.
Внизу улица пересекается с проспектом Ленина. Крупный универмаг,
стоящий на углу, частично просматривается, освещённый жидкой рекламой и подсветками уличных фонарей. Лет пять назад освещение было покруче,
гораздо ярче и обильнее. Теперь электричество скудное, жёстко экономится.
Погода стоит июльская. Днём сильная жара, ночью жарко. Практически без дождей. Смотрю вверх. Небо без туч. Заполнено до отказа звёздами. Значит, с утра, обычная сильная жара.
Около магазина, на остановке, шумит кучка запоздалых, подвыпивших, прохожих, желающих тормознуть «мотор». Общественный транспорт уже не ходит. Слегка поматерившись и сунув кому-то в «пятак», они останавливают «тачку» и уезжают.
С высоты 7-го этажа, за деревьями, хорошо видна проезжая часть дороги, возле угла дома, куда должна подрулить дежурная машина. Теоретически и практически, если у нас получается как в кино, мы прибываем на место происшествия быстро. Примчавшись, спокойно, без матюгов, работаем по «горячим следам». Выходим на виновных лиц, точнее стараемся это сделать. Не спорим о территориальности и подследственности, не перетаскиваем трупы «глухарей» «соседям», для улучшения раскрываемости района, что когда-то бывало у наших предшественников.
В реальной действительности, бывает, если не всё, как в кино, после «сообщения», обычно телефонного, можно не только побриться, но и поспать,
если события разворачиваются ночью и не круто. Это в ожидании, когда найдут машину, бензин, соберут участников выезда. Тех, которые нужны, но не находятся вблизи дежурной части. За это время топчутся, пропадают, добавляются или уничтожаются следы преступления.
Исчезают или добавляются они по разным причинам. От погодных условий, неосторожности граждан или ранее прибывших коллег, от умышленных действий вернувшегося преступника.
Есть и другие варианты. По убийству Климовой и её матери, Фёдоровой, прибывшие вперёд всех сержанты, охраняя место происшествия, курили и бросали свои «бычки» на пол. Бросали со словами: «приедут криминалисты и разберуться, чьи». И криминалисты разобрались…Мало им тогда не показалось.
Бывает, что нам повезёт, пока ждёшь и добираешься, преступление раскрывается местными силами, без нас. К сожалению, такое везение бывает не часто. Сегодня на это вообще трудно расчитывать. Труп в мешке! Добровольно в мешок никто не полезет и в водоёме в мешке плавать не станет!
Размышляя о такой нашей беспокойной детективной жизни, докуриваю сигарету и щелчком отправляю окурок вниз. Это не культурно с моей стороны, но о приличии в этот момент не думается. Огонек летит вниз, где в темноте начинают появляться знакомые габариты и очертания дежурной машины.
Оглядываюсь, за спиной освещенное окно. Это соседи. Лоджия у нас совмещенная. У меня на лоджию дверь, у них два окна с дверью. Соседи не спят. Слышен и частично виден работающий телевизор. Через тюлевую занавесь хорошо видно, что Игорь полулежит на кровати, жена Елизавета сидит рядом и курит. Оба совершенно раздеты. Им жарко. Досматривают последние телепередачи.
––Могли бы и шторки задвинуть, незакомплексованные идиоты,– думаю,
уходя к себе,– а то, вдруг, попрашусь на телевизор?– Однако, глазу артиллерийского наводчика приятно.
***
Закрываю все двери, для надёжности проворачиваю на два оборота оба замка входной двери и с опаской вхожу в лифт. Недели две назад, также ночью, лифт внезапно встал. Нажал кнопку вызова и объяснил ситуацию.
Лифтерша, тётя Дуся, оказалась общительной женщиной, но, вникать глубоко в проблему не стала. Я получил несколько разъяснений, которые сводились к тому, что не надо прыгать в лифте, как кенгуру.
–– Вот тебе и работа «по горячим следам»!– Подумалось мне тогда,– сидеть в лифте. Необходимости прыгать в лифте у меня в тот момент, конечно, не было, и спуск в нём проходил без прыжков, даже без приседаний. Тут, тётя Дуся меня своей необъективностью достала! За «кенгуру» она тут же получила в ответ: «Мочалку дранную», «нутрию астраханскую» и даже «бановскую биксу». Последнее ей было непонятно, и она запросила разъяснение.
В доступной для понимания форме, оно было дано. Получив разъяснение и узнав, что она «вокзальная Шехерезада » тетя Дуся не успокоилась. Ко мне «прилетело» что-то, вроде приветствия, как «недоделанному «алкашу». Как будто алкаши могут быть доделанные, переделанные и, как я.
На том радиосвязь сразу прекратилась, но, после моего извлечения, общение продолжилось напрямую, накоротке, не не долго, машина уже ждала. Мне пришлось оставить несколько «озадаченную» тётю Дусю, но смотрела она вслед с некоторым уважением. Дополнительно ей было сказано немало «тёплых» слов. У меня, благодаря Шаврину, скопилось их, оказывается, для таких случаев, немало. Это скрасило её боевое дежурство.
В этот раз все обошлось благополучно и вскоре я был у подъехавшего
УАЗика дежурной части.
Пустынные в это время улицы проезжаем мгновенно, и через двадцать минут выезжаем на окраину города. За окраиной, сразу, начинается сосновый бор, водохранилище, плотина. Природа!
За плотиной машина резко сворачивает влево и въезжает в причудливые
в лучах фар лесопосадки. Тут начинаются приседания и подскоки. Дорога
практически отсутствует, и только водитель пытается угадать чуть ее замет-
ную коллею в траве, стараясь попасть между деревьев и крупных кустов.
Это делается в тех случаях, когда в траве колея теряется совсем.
–– «Амур», «Амур», ответьте 23-ему,– надрывается водило по рации, пытаясь уточнить маршрут. Рация что-то ему одному понятное хрипит и шипит.
Мы стремительно спускаемся в какую-то низину, съезжая с сидений вперед. Затем откидываемся на спинки этих же сидений, подымаясь вверх,
и держась все время то одной, то двумя руками за спинки сидений и за все,
что придётся.
Наш экипаж-четыре человека. Помимо водителя, состоит из судебного ме-
дика – Никифорова Валерия Ивановича. Он сидит впереди, на командирском месте. Эксперта- криминалиста- Нестеровой Веры Александровны. «Дежурного следователя» прокуратуры. Дежурного следователя в эти ночные часы, тёплой июльской ночи, представляю я, прокурор-криминалист Петров Аркадий Петрович.
Увидев состав экипажа, был сразу приятно удивлен. Кроме знакомых до боли и надоевших физиономий, здесь находилось тоже знакомое, но совсем не надоевшее смеющееся личико Нестеровой Веры. Видимо Никифоров, до моего появления, красочно пояснял ей моё состояние после пробуждения.
––Это, в общем-то, хорошо, что Дубкова не просыпается,– сразу приходит в голову первая мысль.– Пусть парнишка поотдыхает, поспит! Петров Аркадий за тебя с удовольствием подежурит. Без проблем!
Свет фар скользит по деревьям, освещая их снизу вверх и сверху вниз,
взависимости от нашего расположения на этой, далеко не очень ровной местности. Временами лучи фар пытаются пробится к усеянному звездами небу. Параллельно нашему маршруту, слева от нас, угадываются неясные очер-
тания большого водохранилища.
Где-то, впереди, возможно в километре, стал просматриваться проблесковый маячок милицейской машины. Нас ждут «центральщики», дежурный экипаж РУВД.
Включаю фонарик. Батарейки еще не сели, и он светит вполне прилично.
Успеваю захватить лучом и боковой разрез на платье Веры. Увидев такую
подсветку, она натягивает юбку, прячет ногу куда-то в глубину складок.
А ноги у неё, на мой взгляд, очень приличные и вообще фигура красивая. Короткая стрижка темно-русых волос ей идет. Она не замужем.
Аналогичная ситуация в этой жизни, кстати, и у меня. Ей 28 лет, мне на десяток больше. Заметил, при своей острой наблюдательности, на неё многие обращают внимание и даже оглядываются! Это…
Мысли прерываются, нас начинает значительно потряхивать, машина преодолевает какие-то невидимые, но глубокие канавки, заросшие травой. В это время Валера успевает прикурить и начинает рассказывать знакомый для меня анекдот про танкиста-наркомана. Наркоман тоже ездил по канавкам, но на танке. Козе понятно, что на танке проще ездить по канавкам. От непристойностей Валера ловко уходит. В другое время, в отсутствии Веры, мы ехали бы, скорее всего, молча, возможно сумели даже вздремнуть. Курили одновременно все, а не по очереди.
Никифоров опытный медик. Вспоминаю, как мы, с ним, выдалбливали замурованный в стене подвала дома труп кооператора Скрипника. Осмотр продолжался двое суток. «Вонизм» был необыкновенный. Причину смерти, следы пыток, мы установили. Собрали все необходимые доказательства. Но, это представилось возможным тогда сделать только после проведения всех необходимых следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий.
На это ушло около двух месяцев. Было проведено множество экспертиз, допрошены и опрошены сотни людей. По полной программе использовались преимущества, заключающиеся в процессуальном положении прокурора-криминалиста. Это возможности, предусмотренные законом для следователя и прокурора, кроме возможности «чекушить» санкции на аресты и обыски, утверждать обвинительные заключения. Эти вещи делает обычный райпрокурор, в пределах своей компетенции.
В Уфимском следственном изоляторе состоялась встреча с виновными лицами. Держались они ещё довольно бодро. Ребята – отпетые бандиты,
«беспредельщики». Золотые зубы у потерпевших вырывали плоскогубцами хладнокровно и небрежно. Сбрасывали трупы в арыки, «гуляя» по Средней Азии.
В машине душно, несмотря на все открытые окна. Слегка пахнет бензином и немыслимыми духами от Веры.
––Вера, не прижимайся,– говорю я, и осторожно отстраняю от неё подальше прикуренную сигарету,– меня просто дрожь берет!
––Я не прижимаюсь,– отвечает как-то озорно Вера, но не может отодви-
нуться.– Это Леша так рулит, что я съезжаю.
Лицо её совсем близко, рот приоткрыт, обнажая ровные видимые зубы,
блестящие, как и глаза, в подсветке щитков электроприборов.
Машина делает резкий поворот влево и чуть не врезается в дерево.
Вера тихо ойкает и, слева – направо, наезжает на меня, оказавшись прямо на
моих коленях. Тут меня действительно зазнобило.
––Ой,– смеётся она, – помогите! – И долго пытается слезть. Я, почему-то, не пытаюсь ей помочь. В это время её щека на какой-то миг прижалась к моей, моя рука, с уже выброшенной сигаретой, оказалась для её страховки где-то между разрезом юбки и ощутила мягкую бархатную кожу. Она пытается слезть, но Леша «рулит» все влево и влево. Глубокий овраг появляется справа от нас. Валера глядит в темную его впадину и присвистывает. Когда он оглядывается на нас, то, мы уже сидим на своих местах.
––Чкалов,– говорит Валера,– уважительно кивая головой в сторону водилы. От пережитого волнения, вызванного несостоявшимся спуском нашей автомашины в глубины оврага, закуривает внеочередную сигарету. Я тоже курю, но не от волнений, связанных с внезапным появлением этого опасного препятствия. Я всё ещё продолжаю ощущать близость Веры.
––Аркаша, извини, я тебя не очень придавила,– говорит Вера, как-то запы-
хавшись, будто быстро пробежала дистанцию. Она ждет ответа, и я что-то отвечаю, навроде того, что можно ещё «придавить». Вера смеётся.
Плеханов в который уже раз связывается по рации с «центральщиками».
Они опять предлагают двигаться на «маячок». Легко сказать… Их машина, как они прокричали, стоит где-то, на возвышенности. Догадались хоть заехать на бугор.
«Маячок» с нашего местонахождения, после проезда мимо оврага, пока
не видно. Они могли встретить нас у съезда с плотины. Места здешние для них известны. Но, не встретили…
Наконец, выезжаем из лесопасадок, едем по полю, но впереди опять тем-
неет полоса лесопосадок. Въезжаем в них. Нас ещё несколько раз встряхивает. Мы дружно подскакиваем вверх, опускаемся вниз, в исходное положение. Опустившись в очередной раз, ощупываю голову, задел об перекладину.
––Тише, Чкалов, кричу водителю, своевременно поймав за талию Веру.
––Задел об крышу своей крышей,– объясняю ей,– как бы моя не «поехала».. Ощупываю голову.
––Верочка!– Обращается довольно фамильярно Валера, и это мне не нравится,– похоже адский водитель из нас хочет сделать потерпевших.
Обернувшись, рассказывает, как мы с ним чуть не перевернулись на такой же машине, под Златоустом, проезжая в туннеле, под железной дорогой.
Перевернуться тогда нам не позволила стена узкого туннеля, в которую мы
уперлись. С нами был Шаврин, который поимел законный повод проявить своё мастерство в виртуозной матершине.
––Тише езжай, изверг,– говорит Вера. Чуствую, как она мягко, осторожно трогает мою макушку своей рукой.
––Сильно болит?– Спрашивает участливо она.
––Уже прошло,– отвечаю, прижимая ее прохладную руку на своей макушке, -твоя рука, это сплошной бальзам!
––Не ври,– тихо, только для меня, говорит Вера.
Я задумался…
––Мать твою,– вдруг, как-то обрадованно, чуть ли не с восторгом и удивле-
нием в голосе, восклицает Плеханов. Мотор тут же глохнет. Но уже показались вспышки проблескового маячка. Плеханов крутит стартер, бесполезно.
Мои приятные размышления о Вере обрываются на самом интересном для
меня месте.
–– Ну и что?– Спрашивает Валера.
–– Менять нужно прокладку,– наконец неуверенно говорит Плеханов.
Тут меня чуть не понесло, как Шаврина в такие моменты, но я сдержался.
–– Это хорошо, что ты догадался об этом, не знаю правильно ли, главное
своевременно! С досадой щелкаю зажигалкой, прикуриваю и, выпустив дым в окно, как можно ехидней добавляю, что он, несомненно, знает, где находится эта прокладка.
Конечно, имея ввиду, его самого. Сидящего между рулевым колесом и сиденьем водителя. Это обидное замечание для водителей, но Плеханов виновато молчит. Включаю фонарь. Часы показывают 2 часа 47 минут. Юбка у Веры задвинута наглухо. Она, потихоньку, чтобы не слышал Плеханов, смеётся. Мы с ней выходим из машины.