Валежник

XI

На следующий день, проснувшись и приведя себя в порядок, Алексей на пустой желудок уже целенаправленно двинулся к ребятам точно по тому же пути, обочине, чуть ли не по своим же, оставленным сутками ранее, следам. Он поймал азарт, и для него было особенно важно начать новую главу своей жизни правильно.

По приходе на озеро никого из троицы он не обнаружил, что слегка его выбило из колеи, потому как, придя в то же, послеобеденное время, что и вчера, по его мнению, он должен был лицезреть точно такую же картину, где трое молодых людей беззаботно резвятся на том же месте. Однако никого из них не наблюдалось даже поблизости.

– Где они? Куда они подевались? – Алексей задался вопросами в воздух.

Он резко поменялся в лице и будто обратился в грустного мима, к которому применим наивысший балл по шкале сочувствия.

Ещё одним из теперь известных ему мест, где можно было бы найти ребят, конечно же, являлась мазанка Макария, куда он и направился. Обогнул по дуге озеро и, пройдя вглубь ещё несколько метров, стоял уже напротив двери. Но постучать в неё он не решился, поэтому сел на сырую траву, рассчитывая на оправданное ожидание, что, может быть, кто-нибудь из ребят всё-таки выйдет сам.

Полчаса длились медленно, но никто так и не вышел. Тогда Алексей ещё минут пять морально готовил себя к тому, чтобы собраться с духом и постучать в дверь, но не произошло и этого. Как бы это странно ни звучало, но просвещённого с ног до головы человека он боялся как огня. А именно, отсутствия опыта общения с представителями церковных каст.

Ему ничего не оставалось, кроме как дойти, наконец, до железнодорожной станции, коль он был неподалёку от неё.

К его безмерному удивлению, ребят он нашёл именно там, сидящих на одной из лавок. Они были втянуты в какой-то спор. Со стороны всё это было похоже на обсуждение знатоками непростого вопроса, в поиске ответа на который они выдвигают самые невероятные версии, как в той известной интеллектуальной игре.

Боковым зрением Катерина, сидевшая на краю лавки, уловила силуэт Алексея, что стоял на путях и наблюдал за дискуссией, словно призрак ребёнка, очи которого на свету сузились чуть ли не до кошачьих размеров. В них с трудом ещё можно было прочитать мир успокоение и наивность, что только придавало ему особый шарм, изюминку, получая, в конечном счёте, образ умилительного персонажа, с которым хочется дружить и которому хочется сочувствовать.

– Ну чего встал там?! Иди сюда, к нам! – с улыбкой кричала Катерина издалека, обнажая свои белоснежные зубы.

Алексей ещё вчера, при первой встрече на берегу, разглядел в Катерине безумно красивую девушку, а сегодня не мог оторвать взгляда от неё, на расстоянии фокусируясь на каждой мелочи в одежде, очертаниях лица, обтянутых колготками стройных ножках; русых волосах, собранных в пушистый хвостик на затылке; и сбоку свисающей у лба завитушкой. А также характерном для хороших девочек белом сарафане в цветочек, слегка выступавшем из-под ветровки в области талии.

Поэлементный разбор Катерины как цельного субъекта больше походил на визуальное расчленение, что со стороны выглядело весьма маниакально, если за таким высматриванием скрывался бы злой умысел. Но, как бы сказал харизматичный Каневский Л. С., – «это уже совсем другая история».

Алексей перешагнул через рельсы, аккуратно поднялся по побитым крутым ступенькам и уже стоял возле ребят.

– Хорошо, что я нашёл вас, – сказал он так, будто прошла целая вечность с момента их расставания.

– А ведь мы приходили сюда пару раз, а после твоих вчерашних суждений вдруг захотелось приходить чаще. Как, оказывается, здорово в простых вещах видеть прекрасное, – с ходу начал Саша.

– П-правда? – Алексей, приняв эти слова не меньше чем за признание, осторожно, в полтона произнёс свои так, будто только что открыл для себя целый мир в подарочной упаковке.

Тем не менее, после Сашиных слов о прекрасном он сразу вспомнил проведённую черту своей гипотезы по вопросу отличия между закатом и рассветом, на что ещё раз указывал тот факт, что Алексей – любитель проводить аналогии и параллели.

– Именно так. Мы вот, как видишь, решили остаться и не рисковать. Может быть, и придётся потом жалеть, кто знает, но неизвестность пугает больше «у-у», – передразнил Егор, ссылаясь на разговор сутками раньше.

– Ой! Через час богослужение. Нам пора возвращаться, чтобы не разочаровывать отца, – сказала Катерина.

Все молча кивнули.

– Ты с нами? – спросил Саша у Алексея.

– Да, конечно, – ответил тот, вызвав у Саши некоторые сомнения.

И это было более чем логично после панической атаки Алексея в гостях у настоятеля. Впрочем, сомнения были правильными, но по неправильной причине. Как считал Саша, тот был попросту не готов к подобным процессиям, ведь предлагая Алексею пойти с ними, имелось ввиду не просто проводить ребят до места, составив им таким образом компанию, а стать прямым участником мероприятия. Однако у него, разумеется, даже и в мыслях такого не было. Во-первых, к тому времени начали сгущаться тучи, а во-вторых, он лишний раз желал побыть рядом с Катериной, пусть даже условно, лишь бы впредь не упустить любой из таких поводов. Ведь если хотя бы для одного человека это что-то значит, то едва ли справедливо или даже допустимо говорить, что романтизм себя практически исчерпал, а всё живое стоит на пороге гибели, когда внутри каждого сознательного существа хранится росток с невероятным сгустком энергии, готовый вырваться наружу. И только оно – это существо – само решает, в какое русло направить его.

Пока бравая четвёрка шла до молельной, Алексей старался максимально аккуратно выхватить взглядом хотя бы профиль Катерины, поскольку шагали все почти в одну линию, заняв без малого всю дорогу, по которой изредка проезжало всего несколько окрестных автомобилей в день. Кому ещё из близлежащих заселённых территорий надумается поехать в сторону тупика, выходящего на железнодорожные пути.

Когда все дошли до места, возле которого около часу назад Алексей вхолостую поджидал ребят, у него подступил ком к горлу, но пойти на попятную было равносильно преступлению. Такова являлась цена за его излишнее присутствие.

В дом друг за другом компания зашла как по ранжиру: сначала Саша, как самый высокий из них, потом Алексей, а вслед за ними Катерина и Егор. Небольшое скромное владение внутри молодые люди заполонили сию секунду, и вот уже в периметре всего светлого, куда бы только ни пал взгляд, стало менее свободно.

Пока Макарий Алякринский, стоя полубоком от ребят, ставил последние в паникадило свечи, Алексей заворожённо осматривал всё то, что не попалось ему на глаза в прошлый раз, учитывая его недолгосрочное пребывание. И это большая часть вещей помимо тех, что встречают приходящих практически у порога.

Тусклый желтовато-тёмный отсвет от свечных огоньков хаотичным мерцанием особенно отражался в верхнем над паникадилом углу, но также доставал и до близстоящей мебели, утвари, вплоть до выжидавшей у входа ребятни, словно загадочно обличая их неразборчивые черты лица́ на фоне едва заметного древесного закутка. В тот момент в каждом можно было рассмотреть хранителя своих каких-то секретов, которые бы унести с собой в могилу, лишь бы они так и остались собственностью только их носителей. И никак иначе.

Наконец «четвёрка» продвинулась дальше, ближе к центру хижины. Макарий установил оставшуюся свечу и медленно, всем телом повернулся к ребятам. Серая густая трапециевидная длинная борода по грудь была как бы визитной карточкой образа церковного деятеля, лет семидесяти на вид.

Основным нарядом, при виде которого его нельзя было спутать с кем-либо ещё, конечно, являлось православное облачение, состоящее из чёрной рясы и камилавки, которую он тут же снял, засветив среди седых рогаликов небольшую залысину в области темени.

– Здравствуй, мой юный друг, – насыщенным растянутым баритоном Макарий поприветствовал гостя, глядя ему точно в глаза.

Алексея, подобно пуле, окутали смутные сомнения по вопросу подлинности личности священника, ведь, как ему казалось, богослужители так обычно не обращаются. Хотя откуда ему было знать такие нюансы, будучи неосведомлённым в этой теме. Однако шестое чувство чаще пробуждалось в самый ответственный момент, даже если до тех пор пребывало долгое время в спячке где-то в неизученных недрах подсознания.

Алексей отвёл взгляд в сторону.

– Моё почтение, – скромно ответил он, будто и от себя услышав что-то новое.

На фоне затишья свечные огоньки беспорядочно издавали глухие звуки потрескивания.

– Как тебя звать, юноша?

– Алексей. То есть Лёша.

Последовала как будто неловкая пауза. Ребята переглянулись, прежде никогда до этого не приводившие в дом незнакомца, даже если бы он являлся для них общим другом, как сейчас.

– Светло тут у нас, не правда ли? – Макарий взглядом обвёл дом в полукруг.

И это при всём том, что наяву же в нём было на тот момент достаточно темно, чтобы называть это место как минимум светлым, не считая только того же угла, под которым свечи вот-вот синхронно выгорят почти на четверть. Но Алексей по критерию проницательности был далеко не робкого десятка и сразу прочитал эту аллегорию, а посему не согласиться с этим было трудно.

– Мои дети (так Макарий легитимно на правах опекуна спустя время представлял «троицу») доселе под крыло дома возвращались одни. Но, я полагаю, ты особенный мальчик. Ты ведь считаешь себя таким? – через каждые три-четыре слова, делая паузы, не без труда проговорил Макарий Алякринский.

Алексей задумался.

– Я считаю, каждый человек по-своему особенный, кем бы он ни был.

Макарий с чрезмерным любопытством смотрел на Лёшу, слегка приподняв правую бровь. Он был приятно удивлён тем, как рассудительно он отвечал, при этом был не намного младше Саши, самого взрослого из троицы, но от которого настоятель вряд ли услышал бы что-то похожее.

Макарий развернулся и всё внимание переключил на ребят и на то, для чего они всей семьёй собираются каждый день, чтобы оставаться духовно сильными и защищёнными.

Частная литургия не заставила себя долго ждать, а Алексей в свою очередь, просидев около пятнадцати минут, отделался одним лишь присутствием, тихонько придвинув в угол ювелирно выструганный самодельный деревянный стул, что идеально сочетался с таким же не менее рукодельным столом, описанным выше.

Как всё закончилось, все вышли из хижины и врассыпную разошлись кто куда. Алексей, попрощавшись до скорого времени, двинул в сторону дома, ребята – в другую, куда-то по своим делам. Макарий Алякринский, последним замкнув на щеколду дверь, а после, опершись на трость, попутно поковылял за детьми, но в ста – ста пятидесяти метрах от мазанки разминулся с ними на первом перекрёстке.

XII

Со дня на день, по прогнозам синоптиков, должна была наступить климатическая зима. А пока капризный атмосферный фронт только подавался из крайности в крайность. Зной и вьюга за считанные минуты будто схлестнулись в эпичном противостоянии стихий. На обратном пути, приблизительно в сорока пяти минутах от лачуги, Алексей оказался в эпицентре этого противостояния, будто попав под перекрёстный огонь. За это время он успел как промокнуть от промозглого мерзкого дождя со снегом, подначиваемые не менее злым ветром, так и почти обсохнуть ближе к своему приходу. Таким образом, тех, кому по разным причинам не ютилось под кровом в тот разносортный промежуток времени, погода наградила кнутом и пряником.

По приходе Алексей навернул целую тарелку супа, ещё один свой день из отведённого ему времени на отдых, потратив на знакомство с новыми приятелями и их укладом. Умывшись перед сном, он попутно в одних шортах и футболке с принтом персонажей из культового мультфильма «Котёнок по имени Гав» отворил главную дверь, провожающую на улицу, надел тапки и вышел на ступень. Пронизывающий от пят до макушки холод провоцировал фриссон по всему телу, открывая второе дыхание и насыщая кислородом буквально каждое кровяное тельце в организме. Много времени было не нужно для того, чтобы сполна насытиться морозной свежестью.

Алексей зашёл обратно, закрыл дверь на засов, затем на ключ и быстрым шагом направился к кровати, потому как после мимолётной закалки хотелось лишь уйти с головой под мягкое тёплое одеяло, набитое лебяжьим пухом.

Через несколько минут он ощущал максимально комфортную температуру, что плавно убаюкивала наряду с мечтами и грёзами в голове о состоятельности себя как личности, а также об ощущении себя человеком в принципе, у которого не было бы желания эпизодично перематывать жизнь назад, дабы вновь и вновь списывать допущенные огрехи, за которые стыдно до сих пор. О спокойствии как внутри, так и вокруг. Всё это вкупе отяжеляло и без того свинцовые веки, и Лёша уснул.

Утро выдалось прохладным, но солнечным, а точнее сказать – ярко-солнечным. Это была запоздалая золотая осень. Практически от всего лучи отражали свет, который в определённых местах бил в глаза, а листья на деревьях превращал будто в золотые монеты, колыхаемые на ветру, так что, можно сказать, день начался миролюбиво.

Казалось, Алексей бодрствовал как никогда раньше, даже когда это происходило ночью, но именно сегодня его едва ли можно было заставить пустить на самотёк желание вернуться на станцию. Зато всё это с лихвой компенсировалось позитивным настроем и боевым расположением духа. Да только куда девать всё это? За территорию выйдешь, по обе стороны бесконечная дорога. Одна – ведущая далеко в зелёные степи, что на горизонте сливаются с лесополосой, другая – протянувшаяся до крошечных милых домиков, которые придают с высоты птичьего полёта особый колорит небольшой, но достаточно самобытной окраине. Однако когда стоишь на перепутье, иногда остаётся только пойти прямо, даже если впереди ещё никем не протоптанная местность, покрытая сорняком от безобидного осота до омежника.

Одетый в ветровку поверх утеплённого свитшота, брюки-карго и демисезонные кроссовки, Алексей побрёл окольным путём сквозь заросшее поле. По такому неординарному, но кратчайшему пути можно было выйти на дамбу, но молодой исследователь ещё об этом не знал, потому как такой маршрут выбрал на свой страх и риск впервые. Да и потом, сам Лёша был со своими причудами; в какой-то степени действительно особенным, в чём можно было неоднократно убедиться, и что зорко подметил священник Макарий с первых же минут знакомства с ним.

А пока парящие в воздухе летучие вещества, выделяемые бесконечным разнообразием растений, врезались в ноздри с такой силой, что казалось, вот-вот может хлынуть кровь из носу, а после произойти кислородное отравление, потому что приблизительно на половине пути, где-то в центре поля, Алексей захворал, почувствовав боль в груди и тошноту.

– Чёртово давление, а-г-х-х, – ноюще произнёс он, схватившись за голову.

В любую секунду всё могло закончиться плохо, поскольку из пустого места ситуация зашла так же далеко, как сам Алексей, который оказался в положении не более выгодном, чем утопающий посреди океана. Потеря сознания теперь не являлась какой-то диковинкой, как это было спустя неделю после приезда, когда его, по предположению Катерины, окутало так называемое транзиторное расстройство. Сейчас же он был на грани того, чтобы «отключиться» по-настоящему.

И вот всё лучезарное и приветливо манящее, наряду с насыщенным почти безоблачным голубым небом, в мгновение ока превратилось в темноту.

XIII

– Тише, не разбуди его.

– Какой славный карапуз. И как величать эту спящую милаху?

– Ну перестань. Вообще… я ещё не дала ему имя.

– Хи-хи-хи, серьёзно? Насколько мне известно, почти все мамаши заранее «обзывают» своё чадо. А особенно активные подходят к этому с таким азартом и фанатизмом, что посвящают сей процедуре целый ритуал. Например, узнают, какое имя на каком языке что обозначает, его историю и т. д. А самое смешное, что после подобных копаний в итоге останавливаются на самом нелепом варианте из возможных.

– Да ну брось, тебе-то откуда знать о таких тонкостях?

– Журналы читать надо. Ладно, мне пора, а то проснётся ещё раньше времени, мне ж мало не покажется, хи-хи-хи.

– До встречи. Заходи, как свободна будешь. И дверь, не забудь, прикрой. Я потом защёлкну за тобой.

– Хорошо. Увидимся.

– (Шёпотом). Indubitablement (с фр. – несомненно). Лёшей ты у меня будешь. А-лек-сей. Но только тс-с, мы пока об этом никому не скажем. Пусть это будет нашей первой общей тайной.

Материнские глаза стали влажными, а одна слеза успела стечь по щеке и капнуть на ребёнка.

Очнувшись, Лёша не без труда открыл глаза и почувствовал влагу на лице. Начинался дождь. Однако это было бы слишком невыразительно на фоне сгустившихся чёрных туч, поднявшегося ветра, что склонял стебли растений к земле, а также подбирающихся громовых вспышек вдалеке.

Невесть сколько он пролежал без сознания, но очухался он будто на другой планете. Медлить было себе дороже, поэтому, издавая саднящие звуки, он поднялся, отряхнулся и быстрым шагом пошёл обратно в сторону дома, аккуратно перебирая ногами, дабы не споткнуться о бугорок или не вляпаться в оживлённую осадками грязь.

По приходе Алексей разэкипировался и принялся замывать пятна на верхней одежде. За окном в это время хлынул ливень как из ведра, образовав одну гигантскую водяную стену, из-за которой видимость была не дальше соседнего дома.

Когда паренёк переждал бурю, то из принципа решил всё-таки повторить ранее начатый поход в неизвестность. Однако теперь, разумеется, пошёл в обход по огибающей поле дуге, за поворотом которой на одной только устоявшей кирпичной плите простаивало полуразрушенное здание, чуть ли не со времён перестройки, натуральную этажность которого можно было определить только навскидку. Красно-оранжевые руины характерно сочетались с потрескавшимся фундаментом, заваленным песочными горками и с поросшей по периметру травой.

Невзирая ни на что, Алексей шёл дальше, попутно запечатлев насыщенную в небе радугу. Казалось, за один неполный день он стал свидетелем чуть ли не всех природных явлений, иногда напоминающих о себе в тех краях.

Он преодолел ещё несколько сотен метров по безлюдной, но не вызывающей доверия степи, и дорога вывела его на небольшую, ничем не примечательную сопку, за которой как раз и скрывалась вышеупомянутая местная дамба. Впрочем, даже если слегка заплутать, уже приблизительно в двухстах метрах от неё можно сориентироваться, если хорошо прислушаться.