Валежник

XIV

Сильный грохот в прихожей заставил Лёшу мгновенно проснуться посреди ночи. Сердце ушло в пятки. Громкий топот сумбурно перенёсся на кухню, где сменился на звуки шебаршащих трапезных принадлежностей. Единственный персонаж из тех, кто мог в любое время беспрепятственно войти в дом помимо Алексея, – очевидно, его владелец.

Хозяином квадратов являлся бывший ухажёр Лёшиной мамы, он же Н. В., роман с которым оказался скоротечным.

Тем не менее, он в диалоге с Алексеем сообщил, что лично против него ничего не имеет, мол, не его это распри, а посему он по-прежнему может приезжать в данные апартаменты когда заблагорассудится и чувствовать себя как дома. В этот же день Н. В. вручил Лёше дубликат ключей.

По сути же, такой поступок являлся не более чем бумажным благородством, попыткой дерзко хлопнуть дверью перед носом Лёшиной матери, дабы напоследок выставить себя в хорошем свете.

Сам Алексей в любой другой ситуации ни под какими пытками не стал бы отыгрывать роль третьего лица в чьих-то ролевых играх, но за время кратковременной в них идиллии он нашёл для себя нечто большее, что дороже даже собственных принципов, а именно, отвязность от проблем и упокоение.

Сосудом с ценной манной являлась уже небезызвестная ж/д станция, особенностью которой было её расположение, неподалёку от лона природы, где по обе стороны круглый год возвышается красующийся ельник, а разделяют его две платформы, и только. Прообраз этого места можно смело сравнить практически с любым пейзажем, который многим доступен только на картинках.

За кухней следом шла гостиная, в которой располагался Алексей. Только он решил отойти в дальнюю комнату от греха подальше, как с кухонным ножом в руках ворвался пьяный Н. В., одурманенный явно не одной баклажкой спиртного. Мирная спокойная обстановка в одно мгновение превратилась в один тяжёлый эпизод, остановивший время, психологически непростой, отнюдь, не только для слабонервного пацана, перечитавшего достаточно описаний из реальной жизни о безрассудной физической расправе на почве алкоголизма. Впрочем, не обязательно быть книголюбом, чтобы на ощупь приблизительно понимать достоверные цифры удручающей статистики.

– О, какхие люди! – выговорил стоящий в дверном проёме Н. В., язык которого спотыкался буквально на каждом слоге. – Ну и чё ты встал там в одних трусах какх гоблин какхой-то? Иди к папке своему. Иди-иди, не бойся.

Тогда-то Алексей прочувствовал на собственной шкуре все те ощущения и эмоции, испытываемые заложниками. Тот факт, что бесноватое тело к тому моменту рассталось с ножом, отброшенным куда-то в сторону кухни, ситуацию не облегчал.

Лёша тихой сапой, осторожно подошёл к Н. В., тем самым достигнув опасной близости с человеком, от которого можно было ожидать чего угодно.

– Присаживайся, хватит стоять. В ногах нет правды, – с опущенной, потерявшей рассудок головой Н. В. предложил парню не суетиться и сесть на кровать, употребив избитое клише. – Ну, сын проститутки, как поживаешь? Хорошо, смотрю, устроился. У-у ладно, ты мне лучше вот что объясни, щегол, в чём разница между этим и этим? Ик! – Н. В. из двух внутренних карманов кожаного тёмного пальто вытащил одну чекушку с ирландским бурбоном, другую с обычной русской водкой. – Вроде между ними пропасть, а мне ни в одном глазу. Одна бодяга.

Алексей смиренно молчал, дожидаясь момента, когда противный мужик, наконец, оставит его в покое.

– И что ты всё сидишь, молчишь, как осётр какхой-то? Хотя не-е, осётр – рыба благородная, а ты так, сельдь обычная. Ох и утомил ты меня, мальчишка, – с этими словами Н. В. прямо в верхней одежде рухнул на чистую постель, ту, что Алексей изначально приготовил для себя.

Ему ничего не оставалось, как пройти-таки в дальнюю комнату и остаток ночи провести там.

После подобного бедлама тягу ко сну как рукой сняло. Вплоть до наступления серого утра, около трёх часов к уже имевшимся, Лёша провёл в полном одиночестве. Буквально. Без мыслей, а также рассуждений множеств «я», как это обычно бывало. Опустошённый эмоционально, он, сидя на подоконнике, становился свидетелем постепенной смены звёзд на пучину хмурых облаков и вместе с тем вялых звуков, издаваемых через стенку виновником беспорядка.

Спустя какое-то время, ближе к утру, этот самый виновник, еле протрезвевший, совестливо постучал в дверь.

– Ну, ты это, обиды придержи. Отнесись с пониманием. Оступился, бывает. Все мы люди, – таким нелепейшим образом Н. В. лениво пытался оправдать своё поведение, выдавая весь сюр за фальшивую монету.

Насчёт последней фразы, прозвучавшей из уст Н. В., Лёша сильно сомневался, однако метать бисер перед свиньями никогда не было в его планах.

Дверь перед своим «благодетелем» он отворил уже одетый, с рюкзаком на плече, а также тоской о расставании не столько с домом, сколько с местностью. Алексей одним только взглядом с ног до головы осудил на пороге впереди стоя́щего опухшего в лице мужика.

– Разве можно обижаться на человека, которого жаль?

Это стало первым за долгое время и последним, что Н.В. услышал от парня. В этот момент он и сам оказался тем, перед кем не менее дерзко хлопнули дверью, а задетое эго, безусловно, не могло смолчать.

– Эй, себя лучше пожалей, молокосос! Такой же, как и твоя мать, два беглеца на пару!

Однако нахал слишком долго приходил в себя после такого короткого, но точного удара, поэтому обиженно собранную грязь он бросил уже в закрытую доводчиком дверь, а Алексея и след простыл. От него остались только брошенные на подоконнике ключи.

Безусловно, что касается отношения к себе, дело у Лёши обстояло крайне щепетильно. Он никогда не давал фору, уж тем более второго шанса любому, кто, по его мнению, преступил нравственную черту.

Спустя час он сидел на станции, на той же лавке, мимо которой пройдёт не то один, не то другой отщепенец, а за ними несколько обычных среднестатистических людей. Так, в общей сложности, они образуют кучность на платформе, что для этого места характерно только за несколько минут до прибытия состава.

Поезд прибыл. Алексей вместе с толпой зашёл в открывшиеся двери, но людей в вагоне оказалось не очень много, и он занял одно из свободных мест где-то в конце возле окна.

Память не без намёка вернула в тот день, когда он объяснял бравой троице важность выбора, казалось бы, в ничем не примечательной для простого человека рядовой ситуации. «Произвести посадку = рискнуть, проигнорировать = жалеть». Арифметика до боли простая, но, как из школьной программы, никому не интересная и не нужная.

Это стало ещё одним поводом уверенно пополнить личный список нелепых эпизодов в довесок к тем, что уже вплоть до гроба не дадут покоя своему горемыке, время от времени напоминая о себе. Особенно это прослеживается при разборе полётов от третьего лица, когда с виду адекватный парень, чей портрет не запятнан ни серьёзными проступками, ни внешне, толкует типичной компашке какую-то дикость, сравнивая поезд с шансом, а железную дорогу – с линией жизни. Наверняка все они как один подумали, что парень и вправду с мозгами набекрень, но никто об этом не сказал прямо только из вежливости.

Алексей прокатался целых два часа, пока не вышел на станции под названием «90 км». Она являлась почти конечной, с учётом следующих за ней последних двух остановок в данном направлении, если верить схеме маршрута. Что побудило его выйти именно там – неизвестно.

На первый взгляд, местность не многим отличалась от той, в которой он провёл большую часть беззаботного времени, однако это был вопрос нескольких сотен метров от точки прибытия. За бетонной дорожкой, ведущей в ближайший населённый пункт, скрывалась самая настоящая глушь, над которой возвышались четыре колонны котельной; пара чуть пониже, но не менее внушительных размеров домен, похожих на две гигантские турки без ручек; и небольшая по площади, огороженная забором электростанция, провода которой переплетались между собой как паутина. Подобный «экзотичный» вид легко бы мог отпугнуть впечатлительного новичка, но это было бы слишком просто для человека, у которого в запасе ещё две недели выходных, а пути для отхода, мягко говоря, вызывали смешанные чувства, а именно: либо в противовес гордости наладить отношения с Н. В., что в корне противоречило свежему конфликту, либо вернуться в столичное пристанище, напичканное убогими жильцами и не менее сытыми насекомыми.

Пока Алексей, как по течению, устремлялся вдаль под стуки колес, покоряя горизонты один за другим, ещё тогда он открыл для себя примечательный факт, что чем больше он отдалялся, тем активнее фактура области превращалась в пустоту. Исходя из такого наблюдения, кажется, стоило лишь доехать оставшиеся две станции, чтобы оторваться от цивилизации окончательно. Но так ли это, Алексей проверять уже не станет.

Вместе с тем, вопреки увиденному, за грозной металлической ширмой скрывался типичный посёлок городского типа, в котором в меру своего минимализма инфраструктура сформировалась настолько плотной, что до жизненно важных для обычного человека учреждений было рукой подать. Среди них больница, почта, пара магазинов, несколько газетных киосков и одна средняя общеобразовательная школа, предназначенная для местных подростков и детей младших классов.

На фоне невзрачной серой панорамы улицы особенно выделялся стоящий посреди неё неработающий фонтан, над которым покровительствовала невозмутимая Минерва из базальта, характерно сжавшая в руке копьё. Контраст невероятный. Очевидно, фонтан этот являлся визитной карточкой данного района, и всё, что прилегало к нему в зоне видимости, являлось ничем иным, как его центром.

Алексей присел на одну из скамеек и ещё несколько раз осмотрелся, быстро изучив местность.

– Ну и что дальше? – задал он себе вполне логичный в такой ситуации вопрос.

Тогда он достал из кармана своей сумки ранее пострадавший дневник и открыл первую страницу, на которой в качестве эпиграфа аккуратно было выведено: «Даже ювелир иногда допускает помарки», – и чуть ниже дата записи. Потом он открыл следующую, где с красной строки простирался сплошной текст, вместе с которым он ментально перенёсся в прошлое вновь.

«Когда я был совсем маленьким, я, как и многие другие детишки, любил фломастером разрисовывать стены. Именно стены, а не обои, потому что на большее мы рассчитывать не могли. Так мне рассказывала мама.

Из семи цветов радуги, что хоть как-то украшали невзрачные бетонные плиты, свой след оставили не только бессмысленные кляксы, но и вполне заманчивые каракули, если проявить фантазию. Со временем они превратились в буквы, а их выстроенная последовательность наполнилась более ценным содержанием, с возрастом открыв в сознании автора дополнительную чакру. Остались ли ещё вопросы относительно того, для чего я завожу данный сборник изложений? Думаю, да, но в одном я не сомневаюсь точно: когда бесконечные записи займут последнюю страницу, откроется новая книга. И так до тех пор, пока рука будет способна двигаться, а разум задумываться».

Алексей закрыл ежедневник и, в вновь доверившись интуиции, из пяти направлений на выбор предпочёл пойти немного правее, минуя два сомнительных переулка по центру, ярмарку выходного дня и ведущую до проезжей части аллею с другого края. Так продолжилось его приключение.

Пройдя сквозь местную площадь, он также прошёл через арку и, будто переступив невидимый портал, очутился в глухом, отгороженном от внешних звуков жилом дворе, богатом растительностью, практически полностью увядшей. Несмотря на не характерный для такого времени года ландшафт, окружённый домами дворик пришёлся бы по душе опытному живописцу, а само его существование принималось не менее чем за здешний оазис на фоне неприметной местности, не считая, конечно, вышеописанной богини мудрости и войны.

Не спеша Алексей дошёл до противоположной арки. А далее возникло обманчивое ощущение дежавю, будто он бывал здесь раньше, ведь встречала его, словно дружелюбно протягивала руку одна длинная, уходящая вдаль дорога из песка и щебня, вдоль которой по обе стороны друг за другом выстроились частные домики в разных стилях.

Стрелки часов на левом запястье показывали 18:20, а значит, билет обратно был действителен ещё пять часов без малого, ведь именно в это время, согласно расписанию, на станцию прибывал последний состав. Сокращение рейсов в системе железных дорог было напрямую связано с переходом на зимнее время, поэтому ежегодные изменения в графике являлись обычной практикой.

На фоне наступавшего зимнего вечера в домах один за другим постепенно зажигались огни, причем, если обратить внимание, у кого-то источником света являлась современная люстра, у кого-то обычные восковые свечи, а у кого-то даже керосиновая лампа – винтаж на фоне двадцать первого века. Это определяло не столько разницу между состоятельностью и бедностью, сколько культурную разобщённость живущей в данном районе немногочисленной группы лиц, учитывая половину брошенных домов.

Во многих окнах можно было наблюдать быт того или иного дома, поскольку мало кто смог позволить себе сплошное ограждение, скрывающее участки от посторонних глаз. В остальном через решетчатые заборы Алексей видел не то ругань с элементами рукоприкладства, не то идиллию, семейные скрепы и, как следствие, своими руками созданный где-то рай, где-то ад. Среда из крайности в крайность. Но стоять высматривать частную жизнь как одну большую живую инсталляцию для порядочного человека является не самым приятным занятием, поэтому он потихоньку продвигался дальше вглубь по безымянной неосвещённой дороге, с потемнением словно превратившейся в подземный тоннель. Разумеется, это всё не было похоже на обычную прогулку чтобы скоротать время, ведь частичный выброс адреналина был бы не лишним, дабы разбавить накопившуюся смуту.

Лай сторожевых собак приводил в смятение нежданного и единственного на тот момент гостя, поэтому Алексей, чтобы не принимать на себя внимание, развернулся в обратном направлении и пошёл назад. Так было спокойнее. Тогда за одной из калиток в глаза ему бросился мальчик, одетый в свитер, спортивные штаны и резиновые сапоги. На вид – лет десяти, с жалостливым взглядом и полностью отсутствующей левой рукой. Алексей остановился.

– Привет.

Мальчик смолчал.

– С незнакомцами лучше не разговаривать. Ты делаешь всё правильно, – прошептал Алексей.

– Угу, – скованно ответил малой.

Решив, что юнец всё-таки ещё не настолько сообразителен, чтобы пресечь бестактность, Алексей немного помялся, но всё же спросил про руку.

Мальчик опустил голову и указал на клетку, в которой тут же, будто приняв движение в свою сторону за недоброжелательный жест, на все четыре лапы в стойку встала агрессивно настроенная псина породы ротвейлер, как голодная гиена скалившая свои белые на фоне темноты клыкастые зубищи. Таким образом Алексей получил донельзя точный живой ответ. Не по себе становилось только оттого, что лучший друг человека так хладнокровно мог поступить, с, на первый взгляд, невинным мальчонкой, являясь при этом членом семьи. А главное, что даже после такого уровня жестокости он по-прежнему им оставался, несмотря ни на что.

Алексей быстро ретировался, лишь бы не провоцировать пса на собачью истерику. Шумиха на пустом месте была бы ни к чему.

Когда он снова взглянул на часы, стрелки на них так и показывали 18:20, а означало это ровным счётом то, что в одно мгновение севшие батарейки сбили парня с толку, застывшие цифры не являлись правильными ещё часа два, а может, и три назад. Точное время можно было узнать теперь только на площади в центре района на электронном информационном табло, принадлежавшем скромному продуктовому магазинчику.

Через несколько минут Алексей уже вышел через арку с другого конца и вернулся туда же, откуда начал своё шествие чуть ранее. По опустевшей улице и закрытым организациям, даже не глядя на неоновую бегущую строку над козырьком магазина, можно было с полной уверенностью сказать, что время уже явно не детское, а спешная смена поры суток, отличавшаяся скорым переходом со дня на ночь, не без помощи остановившихся часов коварно спутала горе-проходимцу все карты.

Всё оставшееся время Алексей посвятил очередному самоанализу, в данном случае – самовредительству, браня себя за то, кто он есть, а также признаваясь в вещах, кои в обществе преподносятся совсем под другим соусом, лишь бы не дать даже малейшего повода очернить себя. Но от этого они никуда не деваются и всё равно как паразит поедают своего хозяина, постепенно превращая его в один ходячий закомплексованный мешок.

Вдалеке прозвенел гудок последнего состава, что колёсами приглушённо отбивал рельсовые стыки. С одной из соседних скамей, окружавших фонтан, донёсся молодой, чистый, как бальзам на душу, голос, без присущей заядлому курильщику хрипотцы, ведь примерно из таких клише состоит образ обыкновенного босяка. А тёмный задумчивый на сиденье силуэт оказался в точности им.

– Извини, друг, у тебя не найдётся, может, пара червонцев на кармане? – с ходу он начал выклянчивать у парня подачку, но делал это как-то нехотя. Даже в какой-то мере стыдливо.

– Найдётся, но мне самому нужны.

– Что ж, честный ответ иногда дороже денег.

К бездомному отряду несчастных Алексей с давних пор относился нейтрально, не проявляя как неприязни, так и сочувствия. В его понимании все они были из той же категории, что и его коллега, только порядочнее. У того хоть кров есть, да и бомж, отнюдь, сам не станет сетовать на судьбу до тех пор, пока кому-то в голову не взбредёт вдруг подсесть к нему.

– Ты ведь не по своей воле околачиваешься в центре микрорайона холодной ночью? – продолжил бродяга.

– Относительно. Вы правда желаете знать, почему я здесь?

Бродяга выдержал паузу.

– Вообще-то я собирался спать, – чумазый человек с густой небрежной растительностью на лице потянул на себя потрёпанный плед, практически полностью усеянный заплатками разных цветов и узоров, пожелал чудному путнику доброй ночи и действительно лёг спать.

Для Алексея было дико поступить так же, да и мурашки от холода, казалось бы, ни за что не дали бы уснуть в таких экстремальных для простого горожанина условиях, поэтому теперь, больше от отчаяния, он и сам заговорил с босяком.

– Разве вы не хотели бы всё это изменить, прямо сейчас?

– Изменить что?

– Ну как же, вот, например…

– А зачем? У меня всё есть, – перебил босяк.

– Как это всё? Вы же бездомный.

– Во-первых, не бездомный, а во-вторых, бездомный – не значит бедный.

– Неужели так бывает? Несмотря на вашу пышную бороду, эти фонари над нами проливают свет на ваши глаза, которые выдают в вас молодого человека, немногим старше меня. Это против всего здравого смысла. Если вы только не игрок.