Договор с демоном Бездны
- -
- 100%
- +
– Да, – подтвердила Ариадна. В ее голосе не было ни жалости, ни сожаления. Лишь констатация. – Их задача – продержаться двадцать семь минут. Это расчетное время, необходимое «Железным Грифонам» Вульфа, чтобы полностью пересечь брод и начать построение на нашем берегу. В этот момент наши основные силы, скрытые в прибрежном лесу, ударят по ним с двух сторон. Они окажутся в котле. Река за спиной, наши мечи – впереди. Их тяжелые доспехи, их преимущество на открытом поле, станут их могилой в вязком прибрежном иле. Мы уничтожим элиту его армии за один час.
Она обвела взглядом застывшие лица генералов. Она видела их ужас, их отвращение. Она регистрировала эти эмоции как переменные, которые могли повлиять на исполнение приказа, но не на его суть.
– «Стражи Грифона» – это ресурс, генерал, – обратилась она к Крессиану. – Ценный, но ресурс. Его необходимо использовать с максимальной эффективностью. Потеря одной тысячи ветеранов для уничтожения трех тысяч элитных солдат противника и полного изменения хода кампании – это приемлемый обмен. Математически оправданный.
В этот момент в штаб вошел сам лорд-командующий Элиан Вэнс, вызванный ранее. Высокий, прямой, с гривой седых волос и добрыми, чуть усталыми глазами. Он все еще видел в ней ту маленькую девочку, которую носил на плечах во время дворцовых праздников. Он улыбнулся ей, и эта улыбка была реликтом из другого, ушедшего мира.
– Ваше Высочество. Генералы. Чем могу служить?
Никто не решался ответить. Ариадна сделала шаг вперед. Она смотрела прямо в глаза старику, в глаза, которые светились преданностью ей и ее роду.
– Лорд-командующий, – ее голос был ровным и деловым, как у казначея, зачитывающего отчет. – Ваш полк получает приказ занять и удерживать предмостную позицию на реке Скарн. Вы должны выдержать лобовую атаку превосходящих сил противника. Ваша задача – создать видимость основного сражения и продержаться до особого сигнала. Подкреплений не будет.
Элиан Вэнс не был глупцом. Он был солдатом до мозга костей и понимал язык приказов лучше, чем кто-либо другой. Он посмотрел на мертвенно-бледные лица других генералов, на карту, где позиция его полка была обведена жирным угольным кругом, словно петлей. И он все понял. Его улыбка медленно угасла, но в глазах не появилось ни страха, ни обиды. Лишь глубокая, всепонимающая печаль.
– Как долго мы должны держаться, Ваше Высочество? – спросил он тихо.
– Двадцать семь минут с момента начала основного штурма, – ответила Ариадна с той же бесстрастной точностью.
Старый воин на мгновение прикрыл глаза. Затем он распрямил плечи, и в его фигуре снова появилась несокрушимая стать. Он опустился на одно колено, и звук металла, ударившегося о камень, гулко разнесся по штабу.
– «Стражи Грифона» никогда не подводили корону, принцесса. И не подведут сейчас. Для нас это будет честью.
Ариадна кивнула. – Я в этом не сомневаюсь, лорд-командующий. Можете идти. Готовьте своих людей.
Он поднялся, в последний раз обвел всех взглядом, задержав его на Ариадне на долю секунды дольше, словно пытаясь что-то разглядеть за ее ледяной маской. Затем он развернулся и вышел, не сказав больше ни слова. Его шаги в коридоре были тяжелыми и мерными. Шаги человека, идущего на собственную казнь.
Когда дверь за ним закрылась, генерал Крессиан с глухим стуком опустил кулак на стол. – Это не война, – прохрипел он. – Это бойня.
– Война и есть бойня, генерал, – ответила Ариадна, поворачиваясь обратно к окну. – Просто теперь у нее есть цель и расчет. Готовьте остальные войска к маршу. Мы выступаем через час.
Она наблюдала за битвой с вершины поросшего вереском холма, с которого открывался вид и на мост, и на брод. Холодный ветер трепал штандарт с королевской лилией, установленный за ее спиной, и полотно издавало резкие, хлопающие звуки. В руках она держала нордхеймскую подзорную трубу, снятую с убитого офицера – прекрасный инструмент с линзами из горного хрусталя, дававший ясное, четкое изображение. Без искажений.
Внизу, у моста, разворачивался ад. Три тысячи легионеров, сомкнув щиты в непроницаемую стену, медленно, неотвратимо теснили горстку защитников. В центре этого обреченного островка реяло потрепанное знамя с золотым грифоном. «Стражи Грифона» умирали. Они умирали молча, профессионально, без криков и паники. Их построение ломалось и смыкалось вновь, как живой организм, который продолжал бороться даже после смертельной раны. Ариадна наводила трубу на лица. Она видела сэра Гэвина, седоусого рыцаря, который смеялся, отбивая удар топора, и в следующий миг падал с разрубленным плечом. Она видела молодого оруженосца, сына одного из придворных, который плакал от ярости и страха, закрываясь щитом. Она видела лорда Вэнса в центре, его меч двигался с усталой, но смертоносной грацией.
Она смотрела на это, и ее разум фиксировал информацию. Формация продержалась на три минуты дольше расчетного времени. Высокая эффективность подразделения. Потери противника на данном участке выше прогнозируемых на семь процентов. Положительная динамика. Эмоциональное состояние личного состава защитников – агония, переходящая в фатализм. Не релевантно.
Она опустила трубу и перевела взгляд на брод. Там, как она и предвидела, из утреннего тумана выходили темные фигуры. Легион за легионом. «Железные Грифоны» во главе со своим командиром, фигура которого выделялась даже на расстоянии. Генерал Вульф собственной персоной, уверенный в своей победе. Они пересекали реку, вода пенилась вокруг их тяжелых сапог. Они выходили на илистый берег, начиная строиться в идеальные, смертоносные когорты.
Ариадна посмотрела на солнце, едва пробивавшееся сквозь свинцовые тучи. Затем на песочные часы, стоявшие на походном столике рядом. Время пришло.
Она подняла руку. Сигнальщик, стоявший рядом, затрубил в рог. Пронзительный, чистый звук пронесся над полем боя. И в тот же миг лес по обе стороны от брода ожил. Из него хлынули тысячи эларских солдат, до этого момента невидимых и неслышимых. Они ударили во фланги не успевшим построиться легионерам.
Ловушка захлопнулась.
Ариадна снова подняла трубу. Картина изменилась. Безупречный порядок «Железных Грифонов» сменился хаосом. Те, кто был на берегу, пытались развернуться, чтобы встретить атаку с двух сторон. Те, кто был в воде, мешали им, создавая давку. Эларская пехота, легкая и быстрая, вгрызалась в их ряды, не давая им воспользоваться своим главным преимуществом – несокрушимым строем. Вульф, оказавшийся в центре этого котла, ревел приказы, пытаясь восстановить контроль, но его голос тонул в лязге стали и криках раненых.
А у моста умирали последние «Стражи Грифона». Они выполнили свою задачу. Их агония купила эту победу.
Через час все было кончено. Остатки «Железных Грифонов», прижатые к воде, либо сдались в плен, либо были перебиты. Самому генералу Вульфу с горсткой телохранителей удалось прорваться и уйти, но его элитные легионы перестали существовать. Войска, штурмовавшие мост, узнав о катастрофе у себя в тылу, в панике отступили, преследуемые эларской легкой конницей. Победа была полной. Ошеломляющей. Решающей.
Ариадна медленно опустила подзорную трубу. Она не чувствовала ни триумфа, ни радости. Она чувствовала завершенность. Словно сложная математическая задача наконец нашла свое изящное решение. Она спустилась с холма, ее сапоги вязли в размокшей от дождя и крови земле. Она шла по полю битвы.
Вокруг был мир, лишенный порядка. Хаотичная геометрия брошенного оружия, разбитых щитов и тел. Тела людей и лошадей лежали в неестественных позах, переплетенные друг с другом. Воздух был густым, сладковатым от запаха крови и сырой земли. Раненые стонали – низкий, многоголосый звук, похожий на гудение гигантского растревоженного улья. Вороны уже слетались, усаживаясь на трупы с деловитым карканьем.
Ариадна шла сквозь это, и ее взгляд был взглядом инспектора, оценивающего результаты работы. Она отмечала качество вражеских доспехов, типы ранений, эффективность эларских копий против нордхеймской стали. Ее солдаты, встречавшиеся ей на пути, расступались, глядя на нее со смесью благоговения и страха. Их принцесса, их спасительница, шла по этому полю смерти с таким видом, словно прогуливалась по дворцовому саду.
Она дошла до моста. Здесь лежали тела «Стражей Грифона». Почти все. Она нашла лорда Вэнса. Он лежал, прислонившись спиной к каменному парапету, и в его руке все еще был зажат обломок меча. Его седые волосы были спутаны и пропитаны кровью, но на лице застыло выражение упрямого, сурового покоя. В другой руке он сжимал древко своего знамени, золотой грифон на котором был пробит в нескольких местах.
Ариадна остановилась перед ним. Она смотрела на его мертвое лицо. Она обратилась к своей памяти. Всплыли образы: его смех, когда он подбрасывал ее, маленькую, в воздух; его рука на ее плече после смерти матери; его гордый взгляд, когда она впервые надела парадные доспехи. Эти образы были четкими, как дагерротипы. Но они не вызывали никакой ответной реакции. Ни боли, ни скорби, ни чувства вины. Это были просто файлы в архиве. Данные о человеке, который был полезен и срок службы которого истек. Инструмент, который сломался, выполнив свою функцию. Она заметила, что край ее сапога испачкан грязью. Она машинально вытерла его о плащ мертвеца.
Она подошла к краю берега и посмотрела на реку. Воды Скарна, обычно мутно-серые, теперь были окрашены в багровые и бурые тона. Кровь тысяч людей, ее солдат и врагов, смешивалась с речной водой, уносясь вниз по течению. Река стала алой. Это было не метафорически, а буквально.
Ариадна смотрела на эту алую реку. Она не видела в ней трагедии. Она видела в ней символ. Символ эффективности. Символ правильно уплаченной цены. Сострадание, эмпатия, способность чувствовать боль другого как свою собственную – все это было помехой. Шумом. Сегодня этот шум был окончательно удален. На его месте воцарилась идеальная, кристально чистая тишина. Теперь она могла принимать любые решения, не отвлекаясь на сентиментальную чепуху вроде человеческих жизней.
– Ариадна!
Она услышала свое имя и медленно обернулась. К ней, спотыкаясь о тела, бежала Лира. Она, должно быть, приехала с обозом. Ее лицо было искажено ужасом, по щекам текли слезы, оставляя светлые дорожки на слое пыли. Она подбежала к принцессе и остановилась, задыхаясь. Ее взгляд метался от безмятежного лица Ариадны к горам трупов, к алой воде.
– Боги… – прошептала она. – Что ты наделала?..
Ариадна слегка склонила голову набок, с искренним недоумением разглядывая подругу.
– Я одержала победу, Лира. Решающую. Война, возможно, будет окончена в течение нескольких месяцев. Разве это не то, чего мы все хотели?
– Какой ценой? – Лира указала дрожащей рукой на тело лорда Вэнса. – Элиан… он… он любил тебя как дочь! А ты!..
– Он выполнил свой долг, – спокойно поправила Ариадна. – Его жертва была необходима и полностью оправдана результатом. Эмоциональные оценки здесь неуместны.
Лира смотрела на нее, и ужас в ее глазах сменился чем-то другим – медленным, страшным осознанием. Она смотрела не на подругу. Она смотрела на чудовище в ее оболочке.
– Ты даже не плачешь, – выдохнула она. – Ты ничего не чувствуешь, да?
– Чувства – это неэффективно, – ответила Ариадна. Она шагнула к Лире и подняла руку, чтобы стереть слезу с ее щеки, но ее движение было не утешающим, а исследовательским. Кончики ее пальцев были холодны, как камень. – Эта физиологическая реакция. Выделение солевого раствора из слезных желез. Она не решает проблему. Она лишь мешает ясно видеть.
Лира отшатнулась от ее прикосновения, как от огня. Она смотрела на Ариадну, и ее губы дрожали, но она не могла произнести ни слова. Человек, которого она знала, исчез. Здесь, на берегу алой реки, посреди тел тех, кого он принес в жертву, он умер окончательно. И на его месте стояло нечто иное. Победительница. Спасительница. Королева. Идеально пустая.
Королева-призрак
Победа имела вкус заморозков. Когда уцелевшие войска вошли обратно в Эларис, их не встретил тот бурный, отчаянный восторг, что последовал за чудом у Белых Скал. Теперь в глазах горожан, высыпавших на улицы, читалось нечто иное: благоговение, смешанное с первобытным страхом. Они смотрели на принцессу, едущую во главе колонны на своем белом жеребце, не как на свою спасительницу, а как на живое, непостижимое оружие, на клинок, вынутый из ножен самой Бездны. Ее доспехи, забрызганные грязью и кровью, сияли в тусклом свете дня ярче, чем парадные латы на турнирах. Но сияние это было холодным, как свет далекой звезды, не несущий тепла. Ее лицо под поднятым забралом было безупречно и безмятежно. Слишком безмятежно для того, кто только что вернулся с бойни.
Шепот начался в тот же день. Он зародился не во дворце, а на улицах, среди солдат, которые видели все своими глазами. Они рассказывали не о ее храбрости – храбрость была понятной человеческой добродетелью. Они говорили о ее спокойствии. О том, как она стояла на холме, пока внизу умирали «Стражи Грифона», и ее рука с подзорной трубой не дрогнула ни разу. О том, как она отдавала приказы голосом, лишенным малейших колебаний, словно диктовала бакалейщику список покупок. О том, как она шла по полю, усеянному телами, и ее взгляд был взглядом землемера, оценивающего участок, а не женщины, видящей смерть своих подданных. Этот шепот просочился сквозь дворцовые ворота вместе с гарнизонной пылью, расползаясь по гобеленам и позолоте, как невидимая плесень.
Придворные, мастера недомолвок и намеков, уловили его мгновенно. Они научились читать атмосферу, как моряки читают небо. И небо над Эларисом переменилось. Принцесса Ариадна вернулась, но на ее месте воцарился кто-то другой. Королева-призрак. Она двигалась по залам дворца с той же грацией, но в ее шагах больше не было жизни, лишь выверенная механика. Она говорила те же слова, но из них исчезла всякая интонационная окраска, оставив лишь пустую оболочку смысла. Она присутствовала на советах, принимала послов, подписывала указы, но ее глаза, казалось, смотрели сквозь людей, видя за ними лишь схемы, цифры и векторы сил.
Ее мир сузился до военного штаба. Раньше это была комната для экстренных совещаний, теперь она стала ее святилищем и тюрьмой. Ариадна приказала вынести оттуда все лишнее: тяжелые портьеры, портреты предков, резную мебель. Остался лишь огромный стол с картами, несколько стульев и стеллажи, заставленные свитками с донесениями. Здесь, в этом аскетичном пространстве, она чувствовала себя на своем месте. Мир за стенами был хаотичен, нелогичен, переполнен бессмысленными эмоциональными всплесками. Здесь же царил порядок. Каждая линия на карте имела значение. Каждая цифра в отчете была фактом. Здесь не было места для скорби или радости. Лишь для анализа и решения.
Она могла часами стоять над картой, не двигаясь, и ее фрейлины, заглядывавшие в комнату, чтобы принести еду или сменить свечи, отступали в суеверном ужасе. Она не замечала их. Ее разум был далеко, он парил над выжженными землями, проникал во вражеские лагеря, просчитывал логистику поставок зерна и фуража для армии Нордхейма с точностью до последнего мешка. Она знала, сколько арбалетных болтов осталось в колчанах у патруля на северной дороге, и какой процент ее собственных солдат страдает от цинги из-за недостатка свежих овощей. Ее мозг превратился в идеальную счетную машину.
Она перестала посещать госпиталь. Раньше она проводила там часы, держа за руку раненых, слушая их истории, утешая. Теперь визиты в лазарет были исключены из ее расписания как «неэффективное расходование времени командующего с низким коэффициентом полезного действия». Вместо этого она читала сухие отчеты лекарей. «Ампутаций за сутки – 17. Смертность от раневой лихорадки – 9. Требуется дополнительно: бинты – 200 локтей, настойка мака – 3 галлона». Это были просто цифры. Она подписывала указ о выделении необходимых припасов, и на этом ее участие заканчивалось. Человеческая боль превратилась для нее в статью расходов в бюджете войны.
Лира видела все это. И для нее это было хуже самой войны. Ее подруга, ее Ари, та девочка, с которой они вместе прятались от гувернанток в дворцовой оранжерее и читали при свете огарка рыцарские романы, исчезала на ее глазах. Каждый день от нее откалывался еще один кусочек, как от тающей ледяной скульптуры, пока не осталась лишь холодная, бесформенная сердцевина. Лира не могла смириться. Она должна была попытаться. Еще один, последний раз.
Она нашла Ариадну, как и ожидала, в военном штабе. Был поздний вечер. За окном лил нескончаемый осенний дождь, его монотонный стук по стеклу был единственным звуком в комнате, не считая шелеста пергамента в руках принцессы. Ариадна стояла у стола, освещенная единственным канделябром, и ее тень на стене была огромной и неподвижной. Она изучала донесение разведки.
Лира вошла тихо, без стука. В руках она держала небольшую, потрепанную книгу в тисненом кожаном переплете. Ариадна не подняла головы, лишь ее пальцы на мгновение замерли над свитком.
– Что-то срочное, Лира? – спросила она, не отрывая взгляда от текста. – Если это касается распределения пайков для беженцев, я уже подписала указ. Увеличение нормы на десять процентов. Дальнейшее повышение нецелесообразно, это подорвет запасы для гарнизона.
Ее голос был ровным, бесцветным. Голос администратора, решающего рутинную задачу.
Лира подошла ближе, положив книгу на край стола, на свободное от карт место. – Я пришла не по этому поводу. Я нашла это, когда разбирала вещи в твоей старой детской. Помнишь?
Ариадна наконец подняла глаза. Ее взгляд скользнул по книге. Это была «Баллада о Рыцаре Плакучей Ивы», их любимая сказка. История о доблестном рыцаре, который пожертвовал своей жизнью не ради королевства или славы, а чтобы спасти единственный цветок, который любила его покойная дама сердца. Глупая, сентиментальная, прекрасная история.
– «Баллада о Рыцаре Плакучей Ивы», – констатировала Ариадна, словно читая инвентарную бирку. – Автор неизвестен. Примерно XIV век. Иллюстрации выполнены в примитивистской манере. Да, я помню этот артефакт.
Слово «артефакт» ударило Лиру, как пощечина. – Артефакт? Ари, мы читали ее сотни раз! Мы плакали вместе над последней страницей, помнишь? Ты говорила, что его любовь была сильнее смерти.
– Весьма нелогичное утверждение, – заметила Ариадна, возвращаясь к своему донесению. – Смерть – это необратимое прекращение биологических функций. Любовь – сложный нейрохимический процесс. Они не являются сопоставимыми величинами. К тому же, действия главного героя были крайне неэффективны. Жертвовать своей жизнью, жизнью обученного воина, представляющего ценность для государства, ради одного растения с ограниченным жизненным циклом – это тактически неоправданно.
Лира смотрела на нее, и у нее перехватило дыхание. Это была не просто стена. Это была бездна, разверзшаяся между ними. Бездна, в которой тонули все слова, все воспоминания, все чувства.
– Но это же… это же было красиво, – прошептала она, понимая всю тщетность своих слов.
– Красота – субъективная категория, не поддающаяся количественной оценке, – ответила Ариадна, делая пометку на полях свитка. – Следовательно, она не может служить основанием для принятия стратегических решений. Тебе что-то еще нужно, Лира? У меня много работы. Генерал Вульф перебрасывает два отряда арбалетчиков к восточному периметру, и мне нужно просчитать вероятные направления их атаки.
Отчаяние придало Лире сил. Она схватила книгу, открыла ее на зачитанной до дыр странице с самой трогательной иллюстрацией – рыцарь, умирающий у корней ивы, и на его ладони распускается белый цветок.
– Посмотри! – ее голос дрогнул. – Просто посмотри, Ари! Вспомни, что ты чувствовала!
Ариадна подняла взгляд. На долю секунды ее глаза сфокусировались на картинке. Ее зрачки чуть расширились, как у аналитической машины, сканирующей объект. Она молчала несколько долгих, звенящих секунд. В ее сознании в этот момент не было ничего, кроме анализа. Цветовая гамма: преобладание сепии и индиго, что должно вызывать у зрителя меланхолию. Композиция: диагональная, ведущая взгляд от умирающей фигуры к цветку, что создает нарративное напряжение. Эмоциональный посыл: трагедия, самопожертвование, посмертная награда. Вывод: произведение искусства, созданное для манипуляции эмоциональным состоянием реципиента.
– Я проанализировала изображение, – наконец сказала она. – Техника исполнения любопытна. Но я не могу извлечь из него никакой полезной информации. Лира, я ценю твою… привязанность к прошлому. Но сейчас у нас нет на это времени. Война требует полной концентрации.
Она взяла со стола другой свиток, давая понять, что разговор окончен.
Лира стояла, сжимая в руках бесполезную книгу. Слезы застилали ей глаза, превращая фигуру принцессы в расплывчатое, мерцающее пятно в свете свечей. Она проиграла. Проиграла не Ариадне. Она проиграла той пустоте, что поселилась внутри нее. Нельзя достучаться до того, чего больше нет.
Она молча положила книгу обратно на стол, рядом с картами, усеянными значками вражеских легионов. Маленький островок глупой, сентиментальной красоты посреди холодного океана стратегии. Затем она развернулась и вышла. Она не плакала. Слезы высохли, оставив после себя лишь выжженную пустошь горечи. Она шла по гулким коридорам дворца и понимала, что только что попрощалась со своей подругой навсегда. Та, что осталась в штабе, была лишь ее безупречной, ледяной оболочкой. Призраком, носящим ее лицо.
Тем временем лорд-канцлер Валериан наблюдал. Он был старым, опытным царедворцем и видел в происходящем не трагедию, а смещение сил. Он сидел в дворцовой библиотеке, якобы погруженный в изучение династических хроник, но его уши, как локаторы, улавливали каждый шепоток, каждый косой взгляд. Он видел, как генералы выходят из штаба принцессы – бледные, с пустыми глазами, словно только что говорили с оракулом. Он видел, как фрейлины шарахаются от своей госпожи. Он видел, как сама Лира, тень Ариадны, стала тенью самой себя.
Он не верил в демонов и сделки с Бездной. Это были сказки для простолюдинов. Он верил во власть, в амбиции и в безумие. И он видел, что принцесса, их неожиданная спасительница, опасно балансирует на грани последнего. Ее гениальность была неоспорима, но она была холодной, нечеловеческой. А все нечеловеческое – хрупко. И опасно. Государство, по его мнению, не могло держаться на гении одного человека. Оно должно было стоять на фундаменте традиций, союзов, понятных человеческих интересов. Ариадна разрушала этот фундамент одним своим существованием.
Этим вечером к нему подсел лорд Гастингс, толстый, вечно потеющий аристократ, чьи земли на юге были разорены войной.
– Канцлер, – просипел он, нервно теребя перстень на пальце. – Вы видели ее сегодня? Она прошла мимо меня в коридоре… и даже не узнала. Взгляд… словно я был частью стены. Это не к добру. Народ называет ее Ледяной Принцессой. Они боятся ее больше, чем любят.
Валериан медленно перевернул страницу тяжелого фолианта, давая словам Гастингса утонуть в почтительной тишине библиотеки.
– Страх – это тоже инструмент управления, мой друг, – мягко ответил он, не поднимая глаз от текста. – Порой, куда более эффективный, чем любовь. Наша принцесса постигла эту истину. Она спасает королевство. Разве не это главное?
– Спасает? – Гастингс понизил голос до шепота. – Или перекраивает его по своему образу и подобию? Что останется от старой Элары, когда все это кончится? Страна, управляемая не сердцем, а… счетами? Я разговаривал с Октавианом. Старик раздавлен после истории со «Стражами Грифона». Он сказал, что она пожертвовала ими так, словно сбрасывала с доски пешки.
Валериан наконец поднял взгляд. Его глаза были холодными и ясными, как осенний лед.
– Пешки иногда необходимо жертвовать ради победы в игре. Главное, чтобы игрок помнил, какова конечная цель этой игры. И чтобы он не решил в один прекрасный день, что и остальные фигуры – тоже всего лишь пешки.
Он закрыл книгу с глухим, окончательным стуком. – Нам нужно быть терпеливыми, лорд Гастингс. И внимательными. Очень внимательными. Сильный мороз может спасти урожай от гнили. Но если он затянется, он убьет и сами корни. Наша задача – следить за погодой.
Он поднялся и оставил Гастингса одного, переваривать его слова. Валериан не собирался плести заговор. Пока нет. Он лишь расставлял на доске свои собственные фигуры. Он был садовником, который видит, что прекрасная роза в центре сада начала превращаться в хищное, ядовитое растение. И он начал неторопливо точить свои секаторы.