На корке кожаного переплёта надпись:
Частная собственность Авело Велтара. Нашедшему: немедленно сжечь! В противном случае, оторву башку.
4 зенриль 937 год от эры слияния материков по календарю Аркаса.
Дригос, знакомый трактирщик и мастер по делам душевным, посоветовал мне записывать всё, о чём думаю. Говорит, это поможет отсортировать мысли – как ему в своё время помогло пережить потерю руки и адаптацию к протезу.
Чёртово «чудо инженерной мысли Ниидов», между прочим.
Металл, вшитый в плоть, гудит, как проклятый улей, когда ветер с севера дует. Но если я вдруг потеряю память, хоть пойму, каким идиотом был.
Придётся теперь каждый привал заполнять эти страницы. Во всяком случае, кроме этого дневника, у меня ничего не осталось.
Велина… Наверняка хотела, чтоб я вёл его…
Чёрт.
Думаю, стоит отправиться в Элурию. Там мой старый знакомый, алхимик, изучающий энергию душ – лэтт, как её зовут в старых свитках Ниидов. В тайне от Совета, конечно.
Год назад я вытащил его из-под обрубленных когтей зверолюдов в трущобах Гортара – он тогда выменял у бродячих полукровок какой-то артефакт, а расплатиться не смог. Клялся, что жизнью обязан.
Настало время возвращать долги. Пусть попытается исцелить мою руку. Всё-таки, это не просто шрам – под кожей что-то скребётся, будто осколки того проклятого кристалла Ниидов ищут путь к сердцу.
Алхимик знает, как лэтт вплетается в плоть, он изучал секретные документы доктора Вирды. Или как сжечь его – вместе с собой.
7 зен. 937 год по э.с.
Кажется, я ещё не привык вести этот чёртов дневник.
Пропустил несколько дней.
Чувствую себя… глупо.
Будто разговор с самим собой, а собеседник я не лучший.
Точно!
Буду писать тебе, Велина.
Может, твой дух преследует меня за то, что я натворил, и ты щуришься через плечо, как тогда в таверне, когда я пытался объяснить, зачем нам этот проклятый артефакт… Думаю, если духи существуют, они умеют листать страницы. Или впитывать слова из пепла – когда-нибудь я ведь и правда сожгу эти записи.
Я бреду от Пармы уже почти неделю. Встретил только пару «скороездов», которые чуть не сшибли меня на полном ходу, битком набитых людьми. Выглядели они как покойники на подогреве – лица землистые, глаза пустые, будто лэтт вычерпали ложкой. Наверное, бежали из Нивары.
Значит, мой путь лежит туда.
Начинает холодать. Плащ уже не справляется – руны слабеют с каждым днём. Всё из-за этих проклятых «башен-поглотителей» Ниидов, что высасывают лэтт из земли.
Раньше такая нить грела даже в стужу. А теперь… Теперь это просто кусок ткани, пропитанный потом, кровью и пылью.
Проклятье…
Облака пара, что я выдыхаю, чуть солнце коснётся горизонта – тот же едкий дым, что валил из труб их «прогресса».
А ведь мы с тобой смеялись над их жестяными телегами, что плевались пылью, как пьяные подмастерья… А теперь эти уродцы стали нормой.
Зима вступает на трон, и мне придётся разводить костёр. Если найду хоть одно дерево, не изъеденное их кристаллами, как та яблоня у матери во дворе…
08. зен. 937 год от э.с.
Надеюсь, ты это видишь, Вел.
Я и сегодня пишу в этот проклятый дневник! О Всесоздатель…
До Нивары ещё день, а запах гари уже жжёт ноздри. Не простой гарью – это вонь жжёной плоти и ржавчины, будто в кузнице сжигают раненых.
Ты бы сказала: «Пахнет, как сгоревшие надежды». И была бы права.
Видно, и в этот раз мне не удастся насладиться тёплым ужином. Последнего зайца, что попался на пути, скоробеги размазали по камням – ровно как ниидовские механики мозги по чертежам. Я лишь успел выхватить окровавленный кусок шкуры… хоть на портянки сойдёт.
А мягкая кровать… Ха! Всё, что осталось от их «самонагревающихся ложементов» – ржавые пружины да осколки лэтт-стёкол. Помнишь, как мы воровали их у патруля, а ты хохотала, когда я обжигал пальцы? Говорила, что я «сопливый дилетант»… Теперь эти стёкла и украсть-то не у кого.
Проклятье. Снова спать на плаще… а ведь когда-то ты грозилась вышвырнуть меня из нашей постели, если я не перестану ворчать во сне.
10 зен. 937 год от э.с.
Снова пропустил день записи. Не то чтобы мне нравилось это признавать, но усталость берёт своё.
Деревня оказалась именно такой, какой я ожидал – мёртвой.
Но не просто разорённой, а вычищенной.
Стены домов испещрены следами арбалетных болтов с королевскими гербами, а в центре поселения – аккуратная воронка, словно кто-то выжег землю дотла.
Знакомый почерк. Королевские охотники называют это «санацией», Нииды – «стабилизацией». А местные жители, которых уже нет, наверное, называли это концом.
Тела сложены в груду – небрежно, словно мусор.
Некоторые изорваны когтями зверолюдов, другие убиты куда аккуратнее: пробитые сердца, перерезанные глотки. А есть и такие, что просто… рассыпались.
Лэтт-разложение. Значит, здесь была не просто резня, а настоящая охота.
И не только на зверей. Я обыскивал развалины в поисках чего-нибудь полезного – еды, оружия, хоть чего-то, что можно продать или обменять.
В одном из домов, под грудой обугленных досок, нашёл люк в подвал. На мгновение мелькнула надежда, что там сохранились припасы.
Наивный.
Вместо винных бочек меня встретил летящий в голову сундук.
Там была девочка. Маленькая, с золотистыми волосами и глазами, полными страха и злости. И с силой – той самой, из-за которой королевства, Нииды и охотники готовы резать друг друга.
Она швырнула в меня этот проклятый сундук, даже не прикоснувшись к нему! Пришлось успокаивать её – или, скорее, себя.
Если она способна на такое, значит, за ней уже идут.
Королевские охотники, ниидовские сборщики, а может, и те твари, что теперь бродят по лесам.
Она сказала, что на деревню напали сначала люди с «железными птицами», а потом пришло оно. Не зверолюд, не солдат – что-то другое.
В подвале я нашёл следы – лужицы странной жидкости, будто ртуть, смешанная с кровью. Ниидовский уборщик. Значит, сначала здесь поработали люди, потом – машины.
А она выжила.
Девочка представилась Айлерией. Назвала фамилию – Швеллен. Будто это что-то объясняет. Судя по её манерам, она из тех, кого называют «благородными отбросами» – тех, у кого остались только имя да гордость.
Теперь она спит, свернувшись в углу подвала. А я сижу здесь, пишу эти строки и думаю. Если за ней охотятся королевства, Нииды и прочие – значит, она ценна. А всё, что имеет цену, можно использовать.
Возможно, она – мой билет в Элурию.
Или мой гроб.
Но об этом завтра.
11 зен. 937 год от э.с.
Собирался уйти на рассвете.
Тихим, как воровской шаг, пока эта малолетняя наглая морда ещё сопела в углу.
Но не вышло.
Проснулся от того, что она тыкала мне в бок обломком кирпича.
«Ты мне должен» – заявила, как королева, раздающая приговоры. «За то, что не прикончила тебя вчера. И за кров на ночь».
Рассмеялся бы, если б не осознавал, что она права.
Снаружи – пепелище, зачищенное королевскими охотниками и ниидовскими машинами.