Изменить одиночеству (сборник)
- -
- 100%
- +
Дима слушал спокойно. Жена и не догадывалась, что его сердце сейчас может выбить ребра и полететь горящим снарядом в ее голову. В том, что она говорила, не было и капли правды. Он очень хорошо представлял себе, что произошло. Но все проверил: задал ей несколько уточняющих вопросов. Кира отвечала так же прямолинейно и нагло, как говорила с полицией. Но Дима – не мент. Он хороший и опытный журналист. И вышел к ней с разговором, имея улики про запас.
– Говоришь, набросилась в ответ на мирное замечание? Уронила тебя и душила? А почему царапина только на руке? На той руке, которой ты ее избивала. Маша никому не показала свои синяки. Такие хорошие профессионалы – твои полицейские, врачи, да и учительница: они именно ее не осмотрели. А на скуле у нее синяк, и на шее именно у нее пятна от твоих пальцев. У нее просто появились силы, чтобы тебя оттолкнуть, вот ты упала и поцарапала руку. Я даже знаю, обо что ты ее оцарапала: стеллаж в комнате Маши немного сдвинут. Кира, или ты сама даешь всем отбой, предварительно озвучив правду, или это делаю я. Но во втором случае я пойду дальше. Подниму всех своих знакомых юристов и врачей. В стационар лечиться поедешь ты. Ты – больная, сумасшедшая садистка. И тебя должны по суду лишить материнских прав. Я больше не могу оставлять свою дочь наедине с потенциальной убийцей.
Кира долго и тупо молчала. Она ждала, что неожиданно сильная реакция Димы, как обычно, быстро сойдет на нет. Ушла на кухню, повозилась там с обедом. Когда Дима отказался есть, поела сама с отличным аппетитом. Затем легла отдыхать. Она изменилась в лице и повадках, лишь когда Дима вошел в спальню в сопровождении пяти мужчин. Это журналисты, юрист и психиатр. Люди известные, с авторитетом, именами.
Беседа была четкой, информативной, Дима все записывал на диктофон. Когда все точки над «и» были расставлены, он произнес:
– Я обещал ей, что не стану нападать сам, если она даст отбой и во всем признается. Но я передумал. Я на самом деле хочу освидетельствования, суда, лишения материнских прав. И если врачи скажут, что Кира не сумасшедшая, пусть отвечает за истязание ребенка, как преступница. Впрочем, я забыл, что в России это не преступление. Но что-то же я могу потребовать как отец. И я хочу, чтобы она на дух никогда больше не приближалась к Маше.
Кира возмущалась, жаловалась, что у нее был нервный срыв. Изображала рыдания без слез: плакать она не умела. Каялась. Когда привели Машу, она даже пыталась на колени плюхнуться. Маша брезгливо отвернулась и сказала отцу:
– Не надо, папа, с ней связываться. Не нужно никаких судов. Я не хочу, чтобы мы тратили на это жизнь. Я взрослая. Помоги мне уехать в другую страну. Здесь она мне все испортила. Я хочу закончить нормальную школу, стать нормальным свободным человеком. А ты ко мне приедешь.
Это было самой трудной, правильной и главной работой Димы – он все сделал, как хотела Маша. Все друзья объединились для помощи ему. Когда Маша уехала учиться в колледж в Париже, Дима отнес заявление в суд о разводе.
И наступила его счастливая пятница. После работы он поехал к Василисе. Он не был у нее два месяца, пока занимался делами дочери. Он мечтал, как они вместе отдохнут, отогреются у костра своей любви. И с понедельника начнут совсем другую, удивительную жизнь.
Она прильнула к нему в прихожей, выдохнув свои тоску и страхи. Сказала, что у него высокая температура, наверное грипп. Два дня поила его чаем с малиной, кормила с ложечки куриным бульоном. Диму мучил озноб. Но он отсчитывал каждую минуту своего неслыханного блаженства.
Так они прожили два дня. В понедельник Дима собрался на работу, подошел к входной двери и вдруг беспомощно произнес:
– Не могу отсюда уйти. Такое ощущение, что все убийцы мира ждут меня на улице, чтобы выстрелить в сердце. Так оно ноет. Для него слишком много любви.
Василиса помогла ему вернуться в комнату, сесть в кресло. Вышла за сердечными каплями и водой. Когда она вернулась с лекарством, Димы уже не было. Он улетел в облаке своей непереносимой любви подальше от земли с ее темной водой.
Антипов
За двадцать лет многое изменилось в жизни Антипова. Неизменной осталась лишь одна привычка. Или потребность. Он выходит из дома и смотрит по сторонам в любое время суток. Он ищет взглядом Лену. Каждый день, много раз на дню. Если увидит ее, надвинет бейсболку на лоб поглубже и пойдет в другую сторону или мимо с безразличным, холодным выражением лица. В последний месяц он с ней не здоровается.
Он идет или один, или с собакой – агрессивным ротвейлером Ральфом, бейсболка в любое время года скрывает раннюю лысину. Он держит голову по обыкновению заносчиво. Взгляд – в никуда, подбородок – вверх. Походка, отработанная десятилетиями, с подростковых времен, должна демонстрировать суть альфа-самца. Плечи чуть назад, сильные бедра картинно вперед, ноги в обтягивающих джинсах ступают легко и небрежно. Расступитесь, бабы, ваша беда идет. Плейбой, прожигатель жизни, смертельный номер для серой публики. И вроде бы не было осечек, по крайней мере с первым впечатлением. А тут такой облом. Злая и нахальная дамочка с рыжим хромым волком вдруг звонко произнесла после того, как Ральф их обрычал:
– Убери ты своего урода. И вообще, смотреть нужно за агрессивной собакой, а не выгуливать торжественно свои дряхлеющие яйца.
Антипов впервые в жизни утратил защитную реакцию и не огрызнулся, не отшутился. Он поймал сочувственный взгляд своего Ральфа, и они быстро пошли домой, как будто оба потерпели поражение в драке.
Как назло, дамочка была очень даже ничего, она недавно появилась в районе, и Антипов все собирался познакомиться поближе. Но после этой встречи он понял, что возненавидел ее на всю жизнь. Он очень злопамятный. А то, что произошло с ним сейчас, изменило в момент отношение к себе. Он даже по квартире не смог пройти обычной небрежной походкой. Да, яйца мешали. Да, наверное, дряхлеющие. Антипов двадцать лет скучно женат. Скоро станет дедушкой. Что может быть убийственнее для альфа-самца, чем добропорядочная семейная жизнь?
Он вдруг подумал о том, что его всегда называли только по фамилии, даже в школе, даже в постели. В этом было какое-то всеобщее уважение, признание силы. И только Лена и жена Тамара называли его по имени – Андрей. Но как по-разному у двух женщин звучало это имя. «Андрей», – выдыхала потрясенная и трепещущая Лена, и он таял от ее семнадцатилетней сладости, купался в глубокой синеве ее глаз. «Андрей», – произносила Тамара, и Антипов чувствовал себя то мальчишкой, которому сейчас дадут очередное распоряжение, то провинившимся мужем-подкаблучником, которому нужно безропотно выслушать суровую мораль.
Как сложилась бы жизнь Антипова, если бы он двадцать лет назад не влюбился в девочку из соседнего дома? Он ведь для всех в той истории главный виновник.
Он тогда только начал работать, успешно закончив юридический факультет. И ему прочили блистательную карьеру адвоката: говорили, что дар публициста, психолога и драматурга сочетался в его выступлениях с актерским мастерством. Он выиграл два серьезных дела. К нему выстроилась очередь клиентов. И он был уже женат на Тамаре. Тамара тоже закончила юридический, сейчас у нее абстрактно-лицемерное занятие – «общественный деятель». Она вписывается в политически важные акции не без пользы для семейного бюджета. Стала амбициозной, категоричной и уверенной в собственной непогрешимости. А двадцать лет назад она была искренней и влюбленной женщиной, которая встретила свой идеал мужчины.
Их дочка Катя была смешным и прелестным ребенком, а стала некрасивой и не очень умной девушкой, которая выскочила замуж за первого встречного. Не надеялась, что позовет кто-то еще. Зять Антипова – Слава, худой и неприветливый тип с вечным насморком, – не любил Катю. Он вообще никого не любил, кроме себя. И женился на дочери неплохого адвоката, чтобы избавить себя от труда зарабатывать. Слава говорил о своих мечтах – заниматься только «творчеством», а вынужден был бегать по мелким заданиям газет и журналов после журфака. А это творчество… Антипов как-то заглянул на его страничку «Прозы. ру». Тут-то и пропали его последние иллюзии по поводу зятя. Пальцы надо отрубать таким графоманам, чтобы не засоряли мир розовыми слюнями романтических бредней, фальшивых и косноязычных до ужаса. По жизни Слава был меркантильным и изворотливым сукиным сыном, в нем не было нежности и жалости ни для Кати, ни для их будущего ребенка.
Антипов не стал выдающимся адвокатом, его семья не получила того комфорта и уровня возможностей, при котором у людей практически не бывает недостатков, скрытых за общим блеском. Не сложилось, потому что двадцать лет назад Антипов влюбился в Лену. Потому что его преступление: связь с несовершеннолетней, измена жене, несмываемое пятно на репутации, козырь для врагов, – только оно и было величайшим счастьем его жизни. Все можно искупить, исправить, из всего реально выбраться и оказаться победителем, но только при одном условии. Если прошлое оставить в прошлом. Если запретить ему тревожить выношенное, продуманное, укрепленное настоящее. Запретить ему влиять на душу, цепляться за взгляд. А этого не случилось. Лена в свои тридцать семь лет осталась той же синеглазой русалкой-мечтой, перед сиянием которой не устоял когда-то Антипов, сильный, мужественный, на самом деле очень трезвый, сдержанный и даже расчетливый во всех эмоциональных и физических проявлениях. Он пал, чтобы никогда не подняться. Сейчас об этом, наверное, не догадывается даже Лена. То есть она точно уверена, что все давно прошло. Она разговаривала с ним в последние годы, как со стариком-соседом. А ее муж – долговязый и, к сожалению, очень красивый мужик, при встрече пожимал ему руку и говорил о вчерашнем футболе. Петр, муж Лены, был ровесником Антипова. Наверное, ей нравятся мужчины, которые ей в отцы годятся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.