Велесариум

Глава 1: Храм Знаний. Первые тревожные звоночки и тень гордыни

Годы моего ученичества в Храме Знаний текли подобно полноводной реке – неспешно, мощно и неумолимо. Я постигал законы симпатической магии, учился читать летопись мира по напластованиям горных пород и распознавать голоса стихий в шелесте листьев и журчании ручья. Казалось, сама Вселенная раскрывала передо мной свои свитки, написанные светом звезд и ритмом пульсирующих кристаллов.

Храм Знаний был не просто зданием. Это был гигантский организм, выращенный вокруг главного Хранилища Памяти – кристалла Ар-Шилены. Его вершина упиралась в купол Звездного Зала, а корни уходили так глубоко в недра земли, что, как говорили старцы, достигали самого сердца Мидгарда. В его многогранных глубинах мерцали искры сознания всех великих волхвов, воинов и творцов, когда-либо живших в Антлани. Прикоснуться к нему означало услышать шепот тысячелетий.

Именно здесь, в тишине залов для медитаций, я впервые воочию столкнулся с тем, что впоследствии назову «первой трещиной». Мы с братьями-послушниками изучали принципы резонанса, как тонкое вибрационное поле одного кристалла может привести в гармоничное движение целую сеть. Наш наставник, тот самый Игнат, объяснял, что так же и общество: каждый человек – это кристалл, и его чистота или диссонанс влияют на все мироздание.

Внезапно дверь распахнулась, и в зал вошел верховный жрец Зориан. Он был облачен в белоснежные ризы, расшитые не серебром, а холодным, почти жидким платиновым сплавом, что уже говорило о многом. Его фигура источала не столько мудрость, сколько несокрушимую уверенность. За ним следовали двое его приближенных – молодые, но уже с надменными взглядами.

– Старец Игнат, – голос Зориана был гладким и острым, как отполированный клинок. – Вы все еще кормите учеников сказками о гармонии? Век чистого созерцания проходит. Сила Стихий требует не благоговения, а воли, способной ее обуздать.

Игнат не пошевелился. Его спокойствие было подобно гранитной скале.

– Сила, не обузданная мудростью, подобна потоку, не направленному руслом, Зориан. Она сметает все на своем пути, включая того, кто возомнил себя ее повелителем.

Зориан усмехнулся, и в его глазах мелькнуло что-то холодное.

– Ваши «русла» и «равновесия» делают нас уязвимыми, старик! Пока мы шепчем заклинания и медитируем, враги у наших границ копят силы. Дети Змея уже строят козни! Они не станут слушать наши проповеди о гармонии. Им нужна лишь одна речь – речь силы!

Он подошел к макету города, над которым мы работали, – идеальной модели, где каждый элемент был связан незримыми энергетическими нитями.

– Вот, смотрите, – он резким движением руки нарушил схему, сместив несколько кристаллов. Энергетическая сеть вспыхнула и погасла. – Дисбаланс. Хаос. Это вы называете угрозой. А я называю это возможностью.

Он извлек из складок своей мантии небольшой темный кристалл, испещренный неестественными угловатыми гранями.

– Этот артефакт не просто проводит энергию. Он концентрирует ее. Умножает. Он может создать луч такой мощи, что испарит любой корабль врага. Без долгих ритуалов. Без просьб к стихиям. По моей воле.

В воздухе запахло озоном. От кристалла исходила тяжелая, гнетущая вибрация, заставляющая зубы ныть. Игнат побледнел.

– Ты впускаешь в наш дом яд, Зориан. Эта вещь… она не из гармоничного мира. Она из мира распада. Ты играешь с силами, которые не в силах постичь.

– Я не собираюсь их постигать, старик! Я собираюсь их использовать! – отрезал Зориан и, повернувшись, вышел, громко стуча посохом по мрамору.

Тишина, воцарившаяся после его ухода, была густой и тягостной. Игнат долго смотрел на дверь, а потом обвел взглядом нас, молодых и испуганных.

– Запомните этот день, дети. Запомните этот холод. Это не просто спор о методах. Это спор о самой сути нашего бытия. Одни из нас верят, что мы – часть великого Целого. Другие… другие начинают верить, что они – его центр и владыка.

В тот вечер, глядя на три Луны, восходящие над уснувшим городом, я впервые не чувствовал былого восторга. Величественный танец светил теперь казался хрупким. А внизу, в сияющих улицах Антлани, среди поющих фонтанов и сияющих садов, уже зрела та самая «тень гордыни», что отбрасывал черный кристалл в руке Зориана. Она была пока мала, но она пустила корни. И я, юный Велеслав, с ужасом понимал, что мы все стоим на пороге эпохи, когда молитва будет подменена приказом, а служение – владычеством. И что цена такой подмены будет ужасной.

Глава 2: Весть с Лели. Появление Кощеев и угроза с ближайшей Луны

Тот день начался с неестественной тишины. Воздух, обычно напоенный гудением жизни, застыл. Даже светофрукты на деревьях горели приглушенно, словно сквозь пелену. Мы с братьями-послушниками занимались ритуальными практиками в Атриуме Звука, где вода, стекая по резным желобам, создавала сложные музыкальные гармонии. Но сегодня и вода звучала фальшиво, ее переливы сбивались на тревожный, нервный ритм.

Первым признаком беды стал свет Лели. Она взошла, как обычно, но ее сияние, всегда такое чистое и дерзкое, было искажено. Вместо ровного серебристого свечения она пульсировала грязновато-лиловыми всполохами, а по ее поверхности пробегали темные, словно чернильные, пятна.

– Смотрите! – кто-то из учеников указал на небо. – Леля заболела?

Игнат, стоявший рядом со мной, не отрывал взгляда от светила. Его лицо стало суровым.

– Это не болезнь, отрок, – прошептал он. – Это рана. На нее набросились хищники.

Холодная волна пробежала по моей спине. До сих пор угроза Зориана и его последователей была абстрактной, философской. Но теперь она обретала форму там, в вышине.

Тревожный звон Кристалла Совета прорвал застывший воздух. Его звук, обычно плавный и призывный, теперь был резким, пронзительным, словно крик о помощи. Мы, послушники, бросились в главный зал Храма.

Картина, открывшаяся нам, была пугающей. Зал был полон. Помимо верховных жрецов в белых и платиновых robes, здесь стояли воины в доспехах из закаленного дерева и светостали, их лица были напряжены. В центре, на огромном полированном диске из черного обсидиана, парило голографическое изображение Лели. Оно было испещрено алыми точками, которые медленно, но верно расползались по поверхности спутника.

У ритуального огня стоял Верховный Жрец Антлани, старец Мирон. Его фигура, обычно излучающая невозмутимость, сейчас казалась согнутой под невидимой тяжестью.

– Братья и сестры! – его голос, усиленный магией, гремел под сводами, но в нем слышалась усталость. – Весть, которую мы все надеялись никогда не услышать, пришла. Проход открыт. Дети Змея, Кощеи, которых мы изгнали в иномирье, нашли лазейку. Они не просто проникли на Лелю. Они выстроили там свои крепости, свои темные заводы. Они буравят недра, выкачивая ее жизненную силу!

В зале пронесся гул. Кто-то вскрикнул от ужаса. Я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Кощей… Это слово из страшных сказок детства. Не человек и не зверь, а нечто холодное, машинное, питающееся жизненной энергией миров. Они были порождением хаоса и небытия, существами без души, чья единственная цель – потребление.

– Но… как? – раздался голос из толпы. – Наши предки запечатали все врата!

– Запечатали те, что знали, – раздался новый, твердый голос. Это был Зориан. Он вышел на середину зала, его платиновые доспехи сверкали в свете кристаллов. – Но мироздание нестабильно. Появляются новые разломы. И пока мы, – он с презрением окинул взглядом старших жрецов, – молились о равновесии и изучали травы, враг действовал. Смотрите!

Он взмахнул рукой, и изображение Лели увеличилось. Теперь мы видели не просто точки, а чудовищные сооружения: черные, угловатые башни, похожие на скорпионов, изрыгающие в небо фиолетовые выхлопы; огромные буры, вгрызающиеся в лунную кору; и потоки какого-то темного, маслянистого вещества, растекающиеся по поверхности, гася ее естественное сияние.

– Они не просто строят базы, – продолжал Зориан, и в его голосе звучала леденящая душу убежденность. – Они превращают Лелю в гигантское оружие. В плацдарм для атаки на Мидгард-Землю! Каждый час их укрепления растут. Каждая минута их машины становятся мощнее. Они выкачивают из Лели энергию, чтобы обрушить ее на нас!

Старенький Игнат шагнул вперед. Его тень, отброшенная на стену, казалась огромной и дрожащей.

– И что ты предлагаешь, Зориан? – спросил он тихо, но его голос был слышен в самой глубине зала.

Зориан повернулся к нему, и его глаза вспыхнули.

– Я предлагаю то, что должен был предложить любой, у кого есть хоть капля разума! Мы не можем ждать, пока они завершат свои приготовления. Мы не можем просить их оставить Лелю в молитвах. Есть только один язык, который они понимают! Язык силы!

Он снова взмахнул рукой, и изображение сменилось. Теперь это была схема некоего грандиозного сооружения – циклопического кристаллического массива, направленного в небо.

– Проект «Перун»! – провозгласил он. – Мы используем объединенную мощь Стихий Земли и Огня, пропущенную через усилительные кристаллы! Один удар! Всесокрушающий луч чистого света, который испепелит все их постройки, развеет их прахом в космической пустоте!

В зале повисла оглушительная тишина. Идея была чудовищной. Применить силу такой мощи против целого небесного тела? Это было неслыханно.

– Ты с ума сошел, Зориан! – крикнул Игнат, и в его голосе впервые прозвучал гнев. – Ты не знаешь, к каким последствиям это приведет! Леля – часть небесного равновесия! Ее разрушение может вызвать цепную реакцию! Ты можешь разорвать саму ткань мира!

– А их присутствие на ней не разрывает ее?! – парировал Зориан. – Их машины, пожирающие ее плоть? Я предлагаю хирургическое вмешательство! Очистить рану огнем! Да, Леля будет ранена. Но она исцелится! А мы сохраним наши дома! Или ты предпочитаешь увидеть, как эти твари спустятся с небес и превратят Антлань в такие же руивы?!

Спор разразился яростный. Зал раскололся. С одной стороны – сторонники Зориана, говорящие на языке силы, страха и немедленного действия. С другой – приверженцы старой школы во главе с Игнатом, призывающие к осторожности, к поиску иного пути, к дипломатии, к попытке восстановить древние печати.

Я стоял, разрываясь между двумя лагерями. Ужасные образы с Лели пугали меня до дрожи. Но и холодная, бездушная решимость Зориана вселяла не меньший ужас. Я смотрел на искаженное лицо своего учителя Игната и видел в его глазах не просто несогласие. Я видел пророческий ужас. Он смотрел не на Зориана, а сквозь него, в будущее, которое тому было неведомо. Или… в котором он не хотел признаваться.

В тот день Кристалл Совета не пришел к единому решению. Но семя было брошено. Идея удара, идея тотального уничтожения, впервые была высказана вслух и упала на благодатную почву страха. Тень с Лели медленно, но верно опускалась на Антлань, отравляя не только небо, но и умы. А я, юный Велеслав, впервые в жизни почувствовал леденящее дыхание надвигающейся катастрофы, еще не зная, что стану одним из немногих, кто переживет ее и будет нести ее отголоски в себе, как незаживающую рану.

Глава 3: Совет Жрецов. Тяжкое решение Тарха Даждьбога

Смятение, посеянное Зорианом, не утихало, а разрасталось, как пожар в сухом лесу. Весть о Кощеях на Леле и о безумном проекте «Перун» просочилась за стены Храма Знаний. В некогда гармоничных улицах Антлани теперь слышались не песни, а тревожные перешептывания. Воздух звенел от страха, и этим страхом мастерски пользовались сторонники Силового Пути.

Через три дня после рокового заседания был созван Вселенский Совет Жрецов – высший орган власти, собиравшийся лишь в моменты величайшей опасности. Местом его проведения был выбран Круг Равновесия – открытая площадка на самой высокой вершине Антлани, где не было ни крыши, ни стен, только небо над головой и три Луны в качестве безмолвных свидетелей.

Когда мы с Игнатом поднялись туда, площадка уже была заполнена. Сотни жрецов в ризах всех цветов радуги, символизирующих их специализацию, стояли, разбившись на группы. Между ними зияла пустота – не физическая, но энергетическая, пропасть во взглядах и намерениях. С одной стороны – белые и голубые robes приверженцев Старых Путей, с другой – алое, черное и холодное платиновое серебро последователей Зориана.

В центре Круга горел костер, но не обычный. Это был Огонь Совета – живое пламя, питаемое коллективным сознанием всех присутствующих. Его цвет и форма менялись в зависимости от настроения собравшихся. Сейчас он метался, выкидывая то ослепительно-белые языки ярости, то багровые клубы страха, то черные, дымные всполохи раздора.

Верховный Жрец Мирон поднял руку, и гул стих. Его лицо в свете нестабильного пламени казалось высеченным из древнего, потрескавшегося камня.

– Братья и сестры, – начал он, и голос его был полон бездонной скорби. – Наш мир стоит на пороге войны. Войны не только с внешним врагом, но и войны внутри нас самих. Мы должны принять решение, которое определит судьбу не только Антлани, но и всего Мидгарда. Предлагаю выслушать обе стороны.

Первым выступил Игнат. Он говорил негромко, но каждое его слово, усиленное силой воли, падало в гробовую тишину.

– Мы призываем к Разуму, а не к Страху, – сказал он. – Удар по Леле – это не хирургическое вмешательство. Это отсечение здоровой конечности, чтобы избавиться от нарыва. Мы не знаем последствий! Леля связана с Мидгардом незримыми нитями гравитации и магии. Ее разрушение может вызвать тектонические катастрофы, сдвинуть ось планеты, разорвать ее защитные поля! Мы предлагаем иной путь – найти способ восстановить Древние Печати. Это займет время, но это сохранит Равновесие!

– Времени у нас НЕТ! – голос Зориана прозвучал, как удар хлыста. Он вышел на середину, его плащ развевался, словно крылья хищной птицы. – Пока мы будем искать в пыльных свитках способы «восстановить печати», Кощеи построят на Леле армаду и обрушат ее на наши головы! Вы предлагаете рискнуть существованием всего нашего народа в надежде на гипотетическое «Равновесие»? Я предлагаю действовать! Да, удар будет мощным. Да, Леля получит раны. Но она – камень. Она переживет это. А наши дети – нет, если мы будем медлить! Проект «Перун» – это не слепая ярость. Это акт спасения!

Споры разгорелись с новой силой. Казалось, сам воздух раскалился от ненависти и страха. Огонь Совета вздымался к небу кроваво-красным столбом. И в этот момент, когда казалось, что Совет расколется навсегда, произошло нечто.

Небо над нами… изменилось. Свет трех Лун померк, затмеваемый новым, пронзительным сиянием. Сверху, из глубин космоса, хлынул поток ослепительной, почти невыносимой для глаза белизны. Он материализовался в центре Круга, и из него вышел… Бог.

Это был Тарх Даждьбог, Хранитель Земли и Покровитель Рода Великого. Он был высок, и его доспехи казались сотканными из солнечного света и молний. Его лицо было прекрасным и ужасным одновременно, полным такой мощи и скорби, что многие не выдержали и опустили взгляд. От него исходила вибрация, от которой дрожала земля и застывало пламя Совета.

Никто не осмелился издать звук. Даже Зориан стоял, потрясенный, его уверенность на мгновение испарилась.

Тарх обвел взглядом собравшихся, и его взгляд, казалось, заглядывал в самую душу каждого.

– Дети мои, – его голос был подобен гулу далекой, но приближающейся грозы. – Я слышу ваш спор. Я вижу раздор в ваших сердцах. И я видь ту тьму, что пустила корни на сестре-Леле.

Он помедлил, и тяжесть его молчания была страшнее любого крика.

– Путь восстановления Печатей… отнял бы годы, которых у вас нет. Бездействие есть смерть. Но и путь слепого уничтожения, что предлагают гордецы, – есть смерть иная, еще более страшная, ибо она отравит саму душу мира.

Сердце мое упало. Значит, выхода нет?

– Лелю… нельзя спасти, – продолжил Тарх, и в его голосе прозвучала бездна боли. – Ее ядро уже заражено. Машины тьмы пожирают его, чтобы создать оружие, что испепелит Мидгард. Через лунные циклы она станет гигантской бомбой, которую они направят на вас.

Ужас, холодный и окончательный, сковал всех присутствующих.

– Посему, – громовым голосом возвестил Даждьбог, – я беру эту тяжелую ношу на себя. Не вашим рукам, ослепленным гордыней или страхом, совершать сей акт. Я сам низрину огонь возмездия на Лелю. Но знайте… и запомните! За все надо платить. Расплата за спасение придет. Не сегодня. Не завтра. Но она придет. И будет она страшной.

Он поднял руку, и в ней засверкал огромный, пламенеющий меч, которого, казалось, не могла удержать и тысяча мужчин.

– И да падет вина сия на меня, Даждьбога, и на род Кощеев, ее погубивший! Да будут они прокляты во веки веков!

Он взмыл в небо, превратившись в ослепительный сгусток энергии. Мы все, как один, вскрикнули, подняв головы. На фоне диска Лели появилась новая, крошевая, но невероятно яркая звездочка. Она росла, пока не затмила собой все остальные светила.

И тогда из этой звезды ударил луч. Не луч огня в нашем понимании. Это была сама квинтэссенция разрушения, сгусток божественного гнева и безмерной скорби. Он был нем. Абсолютно беззвучен. И в этой тишине было нечто более ужасное, чем в любом грохоте.

Луч достиг Лели.

И она… не взорвалась. Она начала рассыпаться. Медленно, почти невесомо. Ее серебристая поверхность покрылась черной паутиной трещин, и затем она стала распадаться на огромные, плавно расходящиеся в стороны глыбы. Ее свет погас, сменившись фантасмагорическим зрелищем тихого, величественного распада.

Но это было лишь началом её агонии. В отличие от Лели, чьи осколки падали ледяным дождём энергии, Фатта, пронзённая в самое сердце ядовитым дыханием распада, не выдержала внутреннего напряжения. Её опаловая твердь, лишённая животворящей магии, не рассыпалась на глыбы – она взорвалась.

Величественный хоровод светила обратился в хаотичный вихрь обломков. Большинство из них, повинуясь слепой силе, умчалось в бездну, но некоторые, самые массивные, устремились вниз, к Мидгарду, влекомые роковым притяжением. Один из таких исполинских осколков, пылающий шар оплавленного камня и погасшего света, прочертил в небе Та-Кеми огненную рану и рухнул в местность с цветущими деревьями и садами, превратив в великую пустыню.

Удар был подобен падению горы. Земля содрогнулась, исторгая из своих недр огонь и чёрный дым. Все небо стало бурым от песка. Там, где ещё мгновение назад были сады, леса и реки, зиял теперь гигантский шрам – раскалённый кратер, на дне которого клокотала расплавленная порода. Но главное чудо, страшное и прекрасное, произошло потом. Невероятная энергия, что некогда питала Фатту, не могла просто испариться. В момент удара она высвободилась, спекая те пески которые были внутри нее в мириады причудливых форм. Воздух наполнился звоном, похожим на хрустальный перезвон, – это триллионы кварцевых зёрен сплавлялись в чистейшее, прозрачное как слеза стекло, пронизанное золотистыми нитями высвободившейся мощи. Эти золотые «слёзы» Фатты, застывшие в песчаной образовавшиеся гигантской пустыне, ещё долгие тысячелетия будут хранить в себе отголосок её тёплого, опалового сияния – немое свидетельство былой гармонии и безмерной цены её утраты.

Но тишина на Земле длилась недолго. Достигли нас первые последствия. Земля под ногами содрогнулась, издав глухой, протяжный стон, словно от невыносимой боли. Воздух завихрился, завывая ледяным ветром, пришедшим ниоткуда. А где-то вдали, на западе, донесся первый раскат грома – предвестник Великого Потопа.

Я стоял на коленях, рыдая, не стесняясь слез. Я видел, как плакал седой Игнат. Я видел, как побледневший Зориан смотрел на небо с странной смесью торжества и ужаса.

Спасение обернулось самой страшной карой. Мы были спасены. Но небо над нами навсегда изменилось. И мы все понимали – это только начало. Слово «Расплата», произнесенное богом, висело в воздухе, тяжелее любого камня. Танец трех сестер закончился. Навсегда.

Глава 4: Осколки Рая. Начало Великого Потопа

Тишина после падения Лели была не просто отсутствием звука. Это была собственная противоположность, всепоглощающий гул вакуума, вырвавшегося на место, где еще мгновение назад существовало целое небесное тело. Он давил на уши, на разум, на душу. А потом этот вакуум заполнился криком.

Кричала земля. Глухой, протяжный стон, шедший из самых ее недр, заставил нас всех, стоявших на Круге Равновесия, рухнуть на колени. Мраморные плиты под ногами вздыбились, пошли трещинами. Где-то внизу, в сияющих улицах Антлани, послышался первый звон бьющегося хрусталя и грохот рушащихся карнизов.

Но это был лишь аккомпанемент. Главное действо разворачивалось на небе.

Там, где еще недавно сияла юная Леля, теперь висела гигантская, медленно расползающаяся туча обломков. Они были разного размера – от городов до домов, и все они, повинуясь неумолимой силе тяжести, начали свое падение в атмосферу. Они входили в нее не с огненными хвостами метеоров, а с ледяным безмолвием, испуская лишь фосфоресцирующее, зловещее свечение. Это были не камни. Это были глыбы замороженной магии, лунной материи, пронизанной силой Стихий, которую теперь разрывало на части.

И тогда с небес полилась не вода. Полились слезы Лели.

Первые капли были размером с кулак. Они не стекали, а падали с неба тяжелыми, прозрачными шарами, внутри которых плясали сгустки погасшего света. Они разбивались о крыши и мостовые с сухим, хрустальным звоном, и там, где они падали, камень покрывался инеем, а живая древесина мгновенно чернела и рассыпалась в прах.

– Энергетический нектар! – закричал, захлебываясь, Игнат, прикрывая голову руками. – Она истекает своей сущностью! Бегите! В укрытия!

Но бежать было некуда. Весь мир стал эпицентром катастрофы. Небо превратилось в гигантское решето, из которого хлестали струи ледяной, мертвой энергии, смешанной с физическими осколками. Где-то вдали, над океаном, послышался нарастающий, чудовищный гул. То, что мы приняли за гром, было голодным ревом поднимающейся стены воды, высотой с небосклон. Великий Потоп, рожденный гравитационным ударом и падением массы, неумолимо надвигался на Антлань.

Хаос поглотил город. Сияющие башни, что мы растили веками, рушились, как подкошенные колосья. Мосты, живые и дышащие, рвались с глухим стоном, словно живые сухожилия. Сады, певшие днями ранее, были сметены ураганным ветром, который принес с собой запах серы и расплавленного металла. Защитный купол над городом, веками державшийся на энергии Стихий, вспыхнул ослепительным светом и погас, не выдержав диссонанса в самом сердце мироздания.

Я бежал, спотыкаясь о трещины в земле, уворачиваясь от падающих с неба горящих обломков и ледяных слез погибшей Луны. Воздух был густым от праха и криков. Я видел, как Вайтмана, пытавшаяся взлететь, была пронзена гигантским осколком и, объятая пламенем, рухнула на Храм Знаний. Я видел, как люди, еще вчера жившие в гармонии, в панике метались по улицам, давя друг друга, их лица искажены животным ужасом.

Светофрукты на деревьях вспыхнули разом, как миллионы крошечных сверхновых, и погасли навсегда. Весь город погрузился во тьму, нарушаемую лишь алым заревом пожаров и зловещим свечением падающих осколков.

Я добрался до нашего скромного жилища при Храме, но от него осталась лишь груда обломков. Из-под камня торчала рука моего наставника, Игната. Он лежал лицом вниз, прикрывая своим телом небольшой, но целый кристалл Хранилища Памяти. Я попытался сдвинуть камень, но был слишком слаб. Его глаза, еще полые минуту назад, смотрели в никуда, но его губы шептали что-то последнее.

Я наклонился.

– …Равновесие… – прошептал он. – Оно… требует жертвы… Бери… беги…

Он умер. И в тот же миг земля содрнулась с новой силой. Со стороны океана донесся оглушительный рев. Стена воды, темная, как сама ночь, и высотой с Рипейские горы, надвинулась на Антлань. Она поглощала все на своем пути. Дворцы, башни, целые холмы – все исчезало в ее черной пасти без следа.

Я схватил кристалл, выдернул его из-под остывающей руки наставника и побежал. Не думая, не видя, повинуясь лишь инстинкту. Я бежал в сторону Каменного Перешейка, в сторону будущей Рассении, как когда-то советовал Игнат. Я бежал, чувствуя, как ледяные брызги от падающих «слез» Лели жгут мне спину, а рев приближающегося Потопа заглушает все остальные звуки.

Я оглянулся лишь раз. Антлань, жемчужина Мидгарда, утопала. Ее сияющие спирали ломались и уходили под черную, бурлящую воду. Последнее, что я увидел, был шпиль Храма Единого Огня, который на мгновение вспыхнул прощальным светом и скрылся в пучине.