Дедушкины сказки и байки

ДЕДУШКИНЫ СКАЗКИ

Клубок

Жил да был Клубок ниток. Большой, крепкий. Долго жил, и никому был не нужен. Никто в доме больше не шил, не штопал, не вязал. Всё покупали в магазине готовое. Купят, поносят, порвется если – выкинут. Штаны выбросили, Носки, Мешок. Лежал-лежал Клубок на полке, со счету уже сбился, сколько раз ёлку на Новый год ставили, не выдержал и сбежал из дома. Скатился с полки на пол, потом на порог и покатился по дороге. Быстро катится, догоняет Штаны, спрашивает их:

– Куда идете?

– Куда глаза глядят. Кому мы, драные, нужны?

– Давайте, зашью.

Зашил Клубок Штаны, те решили к хозяину вернуться, а Клубок дальше покатился. Тише катится, так как меньше стал. Катится-катится, догоняет Носки.

– Куда бредете? – спрашивает Клубок.

– А никуда, – отвечают Носки. – Кому мы дырявые нужны?

– Давай заштопаю! – предложил Клубок.

Заштопал дырки. Носки решили к хозяину вернуться, а Клубок дальше покатился. Совсем тихо катится, еще меньше стал. Видит, Мешок на ветке висит, ветер его треплет. Мешок весь в прорехах, и уже голоса не подает.

Пожалел его Клубок, заштопал прорехи. Ожил Мешок, поблагодарил: «Может, пригожусь кому!» – и по дороге пошел. А Клубок совсем маленький стал, обессилел, на траву прилег. Загоревал было, но тут его увидела Синица, подхватила, он развернулся в Нитку. Птица Нитку в гнездо свое унесла и скрепила ею несколько веточек.

«Вот, наконец-то я отдохну», – подумала Нитка, вспомнила славное время, когда она была Клубком, резвым и красивым, и уснула. А в гнезде скоро вывелись птенцы.

Дырка

Жила-была Дырка, и всем людям она мешала и вещи портила: штаны, рубаху, картину художника. Как увидят ее, бранятся и выбрасывают вместе со штанами, рубахой, картиной. Да еще приговаривают: «Глаза бы на тебя не глядели!» «Неужели я такая уродина? – думала Дырка, – Чистая, без пятен…» Скиталась-скиталась она по белу свету, зашла в булочную. Там в корзине бублик лежит, один-одинёшенек, да не обычный – без дырки, вместо нее у него горелое тесто посередке.

– Давно лежишь? – спрашивает Дырка.

– Неделю уже. Очерствел весь. Никому я прогоревший не нужен.

– И я всем помеха, – вздохнула Дырка. – Да ты не унывай, возьмут. Должны взять, ты такой круглый. Главное, надейся.

– Ты добрая! – сказал Бублик. – Оставайся! Вместе веселее будет.

Обрадовалась Дырка и осталась с Бубликом.

Тут мальчик зашел в булочную и купил бублик. Дома приставил его к глазу, смотрит в дырку, рад-радешенек:

– А я тебя вижу, бабушка!

Три яблока

После урока математики три ежа пошли домой. Первый ёж убеждал Второго ежа, что умножать проще, чем делить, а Третий ёж шел позади них, напевая песенку – ему было всё равно.

– Три умножить на один будет три! – горячился Первый ёж.

– Нет! Три разделить на один будет три! – не сдавался Второй.

– Хоть умножь, хоть раздели, всё равно получишь три! – пел Третий.

Шли они, шли, и наткнулись на три яблока. Первый ёж со Вторым тут же стали препираться, чья находка. Третий ёж предложил поделить яблоки поровну на троих, каждому по яблоку.

– Ишь, хитрый какой! Это мы их нашли! Наши яблоки!

– И пожалуйста! – фыркнул Третий ёж.

Стали спорить Первый ёж со Вторым, как поделить им яблоки. Ругались-ругались, а согласия нет. Третий ёж не выдержал:

– Хватит спорить! Кто первый увидел, тот два бери, а второй – одно.

– Я первый!

– Я!

– Мои два яблока!

– Мои!

Драться стали. Покусали, иголками истыкали друг друга, а договориться никак не могут.

Третий ёж предложил:

– Пошли к Сове. Она рассудит.

Пришли к Сове. Первый ёж и Второй закричали, что нашли три яблока и никак не могут поделить их на двоих.

– Чем докажете свою правоту? – спросила Сова.

– Я первый увидел! – кричал Первый ёж.

– Нет, я! – кричал Второй.

– Мои яблоки!

– Мои!

А Третий ёж всё свою песенку напевал.

Сове надоело слушать бестолковый спор, она и говорит Третьему ежу:

– Бери одно яблоко – хорошо поешь!

– А два яблока мне?! – в один голос крикнули Первый и Второй ёж.

– А два яблока мне, – сказала Сова. – За мудрость.

Блин и пирог

Печет баба блины. Первый, по обыкновению, комом вышел, да еще порвался весь, а второй ровнее, кружавистей получается. Увидел блин, что хозяйка не сводит с него глаз, и зарумянился от удовольствия. А как сняла его баба со сковороды да смазала маслом, блин и вовсе залоснился от гордости. Сгоряча он и не заметил, что порвался чуть ли не надвое, а хозяйка сковороду с печи убрала. Рядом другая тарелка стояла с первым блином.

– Что, брат, не удалась жизнь? – крикнул новоиспеченный блин, но первый ничего ему не ответил. – Не удалась!

Огляделся блин по сторонам. А рядом пирог стоит, высокий, пухлый, и запах аппетитный от него идет.

– Ты кто такой? – спросил блин.

– Пирог.

– А, холодом от тебя несет. Какой ты толстый! А я – глянь: горячий, стройный, круглый!

– Положим, и я круглый, – возразил пирог. – «Горячий»! Подожди, остынешь через пять минут. А что толстый – рот большому куску радуется, а не маленькому.

– Да что с тобой разговаривать! Завидуешь! – горячо бросил блин.

– Ты особо не чванься, блин, всё равно тебе пирогом не быть.

– Это мы еще посмотрим! – запальчиво воскликнул блин.

– Посмотрим, посмотрим.

Тут с мороза в дом зашел дед.

– Ух, замерз! Дай-кось, хозяйка, перекусить чего-нибудь. Этот блин не вышел, да? Я его…

– Бери.

– У, вкусный. Есть еще? Один всего? А что не печешь больше?

– Рвутся. Тесто не подошло. Вон, пирог отрежь.

Отрезал хозяин пирог, а тот во рту его так и растаял.

– О! – сказал дед. – Вот это пирог так пирог. А блин Жучке кинь. Она их любит.

Бросила хозяйка остывший блин Жучке, и та его, как корова, языком слизнула и проглотила. И нет блина. Увидели это дед с бабой и засмеялись.

С похвальбой поспешишь – людей насмешишь.

Часы

Часы пошли с первого же дня, как родились. Им не пришлось даже учиться ходить.

– Хорошо идут, – сказал часовой мастер. – Прямо настоящий хронометр.

Это был хороший мастер. Он сделал много часов, в том числе и особо точных – хронометров, и они очень редко ломались.

Потом часы попали в магазин, и их там купил хозяин. Принес домой и поставил на стол. Полюбовался ими. Красивые были часы! Глава дома был хороший, он регулярно заводил часы, и они никогда не останавливались. Хозяин очень редко подводил минутную стрелку, на одно-два деления, и часы начали считать себя самым настоящим хронометром. Они привыкли к тому, что день и ночь ходят без устали, что в комнате они самые главные, что от их хода зависит настроение хозяина и его гостей, которые изредка приходили к нему. Часам уже стало казаться, что весь мир должен подчиняться ритму их жизни. Они настолько уверовали в собственную значимость, что даже говорили о себе во множественном числе, как император – «Мы».

Когда хозяин принес резвого котенка, который как угорелый принялся носиться по комнате, часы с недоумением спросили его:

– Что ты носишься? Ведь всё равно ты не можешь обогнать нас. Ты ходи, как ходим мы.

– Ношусь, потому что нравится! – отвечал котенок.

– А нам это не нравится! – настаивали часы. – Ты ходи. Приказываем тебе!

Но котенок их не слушался и продолжал гонять по полу бумажку, прыгать с дивана на подоконник, с подоконника на кресло…

Часы не сдавались и упорно день за днем продолжали укорять малыша, призывая бросить мельтешить и начать ходить, как они сами – важно и значительно.

Однажды котенок прислушался к часам и стал всё меньше и меньше двигаться. Начал ходить, важно, повиливая хвостом. Ходил он так, ходил, какое-то время превозмогая свою природную прыть, потом ему это надоело. Просто ходить было неинтересно, а носиться лень. Он и сам не заметил, как превратился в толстого вялого кота. Конечно же, часам не понравилось и это! Они продолжали наставлять ленивца:

– Почему ты совсем перестал двигаться. Ты ходи! Приказываем тебе!

Кот нехотя поднялся, сделал пару шажков, брякнулся набок. Так ему было удобнее лежать, да и вообще, лучше лишний раз умыться, чем бестолково бродить по комнате!

Это крайне возмутило часы. Они с негодованием стали стыдить строптивца, но тот и не слушал их. Часы до того разошлись, что у них что-то лопнуло внутри, и они остановились.

Кот обратил внимание на то, что часы перестали тикать, с неохотой поднялся, зевнул, запрыгнул на стул, потом на стол. Понюхал умолкшие навсегда часы – они ничем не пахли – и философски изрек:

– Тоже мне, учителя! Ходи, ходи! А сами за всю жизнь не сделали ни одного шага!

Вот то-то и оно

Жили на свете три приятеля: Вот, То-то и Оно. Больше, чем они спорили друг с другом, никто не спорил. Часами препирались они по любому пустяку. С пеной у рта каждый доказывал свою точку зрения и опровергал чужую, какой бы убедительной она не казалась. Раздор чаще всего возникал на ровном месте, хотя при этом друзья и не знали, о чем спорят. Как-то раз они оказались на берегу реки и увидели Лягушку. Вернее, только ее голову, торчавшую из воды. Лягушка, выпучив глаза, уставилась на незнакомцев и, казалось, улыбалась.

– Глянь! – вскричал Вот. – Глаза улыбаются!

– Где ты видел улыбающиеся глаза? – спросил То-то.

– Вон они, перед тобой!

– Чепуха! Никакие это не улыбающиеся глаза! Это улыбка с глазами!

– Ага, умники! – воскликнул Оно. – Это огрызок огурца! С глазами! Ха-ха! И с улыбкой! Ха-ха-ха!

Лягушка долго слушала их вздор и спросила:

– А может, вы у меня спросите, кто я такая?

– Без тебя знаем! – отмахнулась троица. – Выискалась тут!

– Ну и кто же я?

– Улыбающиеся глаза! – Улыбка с глазами! – Огрызок огурца! – в один голос воскликнула троица.

– А вы сами-то кто такие будете? – спросила Лягушка. – Что-то я вас раньше не видела.

Вот, То-то и Оно свысока поглядели на огрызок огурца с глазами и улыбкой.

– Вот! – То-то! – Оно! – ударили они себя в грудь. – Мы самые главные на свете!

– Понятно. Спасибо, просветили, – сказала Лягушка. – Я думала, вы глупые, а вы, оказывается, самые главные. Когда чего-то не знаешь, оно всегда кажется глупым. Вот то-то и оно.

Тополь и черемуха

Тополь и черемуха появились на свет весной. Ростки радовались солнцу, пили влагу из земли и воздуха, росли, пока не стали в рост человека. Деревца перестали тянуться вверх, пытаясь разглядеть в конце аллеи проезжавшие машины, а огляделись по сторонам и вдруг заметили друг дружку. Оказывается, росли они рядом, по обе стороны парковой аллеи. С того дня они каждое утро приветливо кивали друг другу всеми веточками.

Черемуха, как всякая девочка, следила за каждым своим листочком, а через год она принарядилась в белоснежное платье. Прекрасный был месяц май! Тополь вдыхал чудный аромат черемухи и не мог налюбоваться на свою соседку. Он тоже хотел сделать ей что-нибудь приятное, но мог лишь аплодировать своими листьями, когда в аллею заглядывал ветер.

Черемуха была рада этому ненавязчивому вниманию, так как страдала от гогочущих подростков, ради забавы срывавших цветы, а еще больше от двух молчаливых старух, ломавших ночами распустившиеся ветки на продажу.

Каждую весну черемуха радовала своим цветением прохожих и тополь, заметно подросший с годами.. В пору цветения тополь предупреждал черемуху о подростках и старухах, и она старалась поднять свои ветки повыше, чтобы те не смогли обломать их.

Прошло еще семь лет. Как обычно, в мае черемуха покрылась цветами, и не успели еще все ветки толком распуститься, как ночью подъехал на грузовом мотороллере мужчина, срезал все ветки, побросал их в кузов и уехал. Тополь ничем не мог помочь черемухе, лишь гневно шумел листвой и пытался схватить злодея за шиворот. Едва не треснул ствол, но до похитителя было не дотянуться!

Черемуха заболела, стала вянуть, и тополь не знал, чем помочь ей. На месте цветущей красавицы остался жалкий куст. Прохожие сетовали:

– Кто же так ободрал ее, бедняжку! Куда смотрит полиция?!

Тополь затосковал, но тут плотные почки, пропитанные его слезами, стали клейкими и вскоре распушились. Когда в аллею заглянул ветер, тополь осыпал черемуху мягким воздушным пухом. Прохожие снова глядели на белоснежную черемуху и умилялись:

– Какая она красавица!

Черемуха поправилась и на следующий год расцвела вновь.

Две сосны

На берегу озера, заполнившего в давние времена каменную чашу, росли две сосны, стройные и высокие, как мачты старинных кораблей. Эти деревья и по сию пору называют корабельными соснами. Их предки становились теми самыми фок-мачтами, грот-мачтами, бизань-мачтами, которые терпеливо скрипели и пружинились под напорами шквалистых ветров и несли парусники в неведомую даль.

Эти две сосны с детства росли рядышком и знали друг о друге всё. Они были одинаковы и по величавому облику, и по красоте, и по высоте. Правда, одна из них – Большая – была чуть-чуть выше Малой. И хотя три метра – сущий пустяк для сорокаметровой сосны, Большую это очень радовало, и она каждый день напоминала Малой об этом. То и дело она спрашивала: «А ты видишь вон ту лодку на озере?» (Справедливости ради, лодки иногда и не было вовсе). Малая сосна не видела лодки, так как ей не хватало для этого трех метров. А вставать на цыпочки ради такого пустяка она не хотела. «Что ж ты! – смеялась гордячка. – Неужели не видишь? В ней два рыбака! Да вон она, вон!» «Не вижу», – вздыхала сестра. Она давно уже смирилась с тем, что Большая видит дальше ее.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.