Древняя Русь. От скифов до Ярослава Мудрого

Но я, не вступая в рассмотрение сих баснословных и неосновательных требований, предложу только то, что священное писание и последующие писатели о сем нам извещают; что скифы и другие народы, под сим именем разумеемые, происходят от Мосоха, шестого сына Иафетова, сие не только засвидетельствовано светскими писателями, но также утверждено и священным писанием: ибо Иезекииль Магога, Росса и Мосоха в пророчествах своих вместе соединяет, да и яко сильные уже народы.

Иосиф Иудей Мосоха праотцом скифов почитает; и так по расточении языков, когда все главные родов пошли населять назначенные божественным провидением им земли, Мосох, оставя налево брата своего Гомера, сам пошел к перешейку между Каспийским и Черным морями, где имени своего и населил народ мосхи и другой росси, и оттуда его потомство из-за размножения, или быв выгнано от других, час от часу более к северу подвигаясь, на Дон, Волгу и Азовское море, даже и во все северные страны, ныне знаемые под именем России, распростерлось.

Ясно есть по свидетельствованию многих писателей (Геродот, Иустин) и по тому, что упоминают о многих их царях, что монаршье правление было у скифов; хотя не подлинно известно, вся ли Скифия под власть единого была подвержена, или каждое племя, или область имели собственное себе правление и особливого государя; и сие утверждено тем, что когда Дарий, царь Персидский, изготовлялся учинить нападение на их страну, тогда царь скифский, чаятельно владетель называемого царского колена, послал послов просить помощи от прочих князей скифских, в чем они ему отказали, так что из всего можно заключишь, что либо власть царская не весьма над прочими коленами распростиралась, либо их правление было, яко швейцарское, когда каждое колено имело свое особливое правление и было яко союзное главному, или царскому, так что во многих случаях могло ему и не повиноваться. Хотя можно мнить, что многие из сих колен и республиканское правление имели, яко то является по Новгороду, когда он призвал к себе Рюрика на царство; хотя не можно подлинно сказать, когда и в которых коленах сие правление началось и было.

Что касается до их государей, над коими коленами они царствовали, то по малому числу наследников, обретающихся в истории, является, что престол был наследствен; однако власть царская так была сокращена, что единый из их царей был казнен своим братом за то, что нарушил законы своей страны и стал вводить обычаи греческие, и занял его место.

Для народа, такого справедливого и бедного, каковы были скифы, конечно, не много законов надлежало для безопасного утверждения собственности имений, и следственно, мы обретаем весьма малое число оных в писателях, коих суть нижеследующая. Всякий, кто тщился переменить обычай своей страны, смертию наказывался, которое наказание и претерпел не только Анахарсис, брат царя Кадвидаса, но также и единый их царь за сие казнен был, как уже о сем выше сказано.

Всякая кража у них строго была запрещена и за величайшее преступление почиталась, и сие было причиною, что их многочисленные стада, не быв подвержены похищению, без стражи паслися. Побежденный на поединке отрублением правой руки наказуем был, также и малейшее учиненное кому озлобление законы их без возмездия не оставляли; а за малостию имений их вероятно, что обидевший телесное же наказание претерпевал: и словом сказать, и все их законы клонилися к вложению добродетели и неустрашимой храбрости, что еще более по их нравам и обычаям будет видно.

Все древние писатели, которым случилось говорить о скифах, единогласно похваляют их добродетель и справедливость между прочими, едиными словами об их нравах и обычаях изъясняется. «Они не имеют домов и никакого утвержденного жилища, а только упразднены пасти свои стада. Странствуют по не украшенным земледелием пустыням, и возят с собою жен и детей в колесницах, покрытых кожами, которые их от дождя и снега вместо домов защищают. Правосудие у них наблюдаемо по природной их склонности, а не по строгости законов.

Они не стараются так, как другие смертные, о приобретении злата и серебра, питаются млеком и медом. Употребление шерсти и одежды ими не знаемо, и хотя они беспрестанно подвергнуты жесточайшим стужам, однако не имеют иного одеяния, кроме кожи диких зверей или сшитого платья из кожи мышей».

Сия строгость их нравов тем их правосуднее делает, что они и не знают, что такое пожелать имения другого; и в самом деле, удивительно, что природа одарила скифов тем, что греки и через помощь, даваемую им через столь долгие леты наставлениями их мудрецов и философов, не могли приобрести, и что варварские народы имеют справедливейшие нравы, нежели самая изученная нация в свете.

Можно сказать, что незнание пороков полезнее скифам, нежели знание добродетели других. Посему довольно можно видеть, сколько скифы были добродетельны. Луциан же особливо похваляет их верность в дружбе.

Прочие же их достойнейшие примечания обычаи, которые мы в писателях обретаем, суть: когда они заключали какое обязательство, то, уколов пальцы, нацеживали кровь в сосуд, в которой, обмоча конец шпаги, друг друга отведывали кровь, что у них за твердейшее обязательство почиталось.

Когда кто от чужестранца обижен был и не мог иначе отмщение получить, то, убив быка, зажаривал и изрубал в мелкие куски мясо, сам же садился возле мяса на растянутую бычью кожу, имея руки, яко невольник, завязанные назад, и приходящие, кто хотел ему помогать, каждый, съевши кусок мяса, становился ногой на кожу, обещая, сам ли один с ним пойдет на войну или скольких с собою приведет; через что вскоре собирались великие воинства, тем страшнейшие, что лишь младые войну любящие и храбрые люди оные войска сочиняли.

Для побуждения людей к храбрости во всякий год наместник каждой области должен был делать пир для всех тех, которые умертвили одного или многих неприятелей. В сих пиршествах черепа умерщвленных были вместо чаши, и каждый имел право столько выпить, сколько убил неприятелей; те же, которые никого не убили, не могли быть участниками сих пиров; также и девы, которые никого из неприятелей не умертвили, не могли в супружество вступать.

Когда скифы выступали в поле и пересматривали свои войска, то имели обычай для исчисления воинов повелевать каждому кидать острие стрелы в единый сосуд, из которых, яко повествует Геродот, Аргантес, единый из их царей, сделал великий медный сосуд; однако можно думать, что сей сосуд служил и для собирания сих стрел.

Еще обретаем мы у них достойные примечания обычаи, касающиеся до болезни и погребения их царей, которые суть: когда их царь занеможет, то созывали трех славнейших их пророков и вопрошали: от чего сия болезнь происходит?

Которые обыкновенно сказывали, кто из подданных нарушил учиненную им клятву престолом царским, которая является их торжественнейшей, и тогда призывали обвиняемого человека, которого также вопрошали, и если он запирался, то призывали величайшее число пророков; ежели и те тоже сказывали, тогда немедленно отсекали голову обвиненному, а имение его между трех первых разделяли: но если сии вторые пророки обвиняемого оправдывали, то еще других призывали, и ежели наконец по множеству голосов он невинен находился, тогда, связав руки и ноги трем первым пророкам, клали на колесницу, везомую быками и наполненную хворостом, и ее зажигали, так что и сии лживые пророки вместе с колесницею бывали сожжены, что, с одной стороны, давало великую власть пророкам; а с другой – чинило их быть осторожными, не взяв своей меры, никого не обвинять.

Когда же их царь умирал, они, намастив его тело, возили по всем областям, которые должны были в обряде погребательном подражать царским скифам так: выбрить себе голову, отрезать часть уха, поранить себя на лбу, на носу и на руке и пронзить стрелою левую ладонь; и в таком состоянии быть при теле царском до ближней области.

Сие исполнялось даже, как оно бывало привезено в область Гарриенов, отдаленнейшую ото всех, лежащую тут, где Днепр зачинает глубок становиться. В сей области его погребали таким образом: вырыв во все стороны четвероугольную великую яму, поставляли одр с телом, окруженный копьями, закладывали его дровами и сверху поставляли балдахин, потом в пустые места клали одну из его наложниц, повара, комнатного слугу, чашничего, гонца, несколько задавленных лошадей и все нужные приборы, между которыми обреталось несколько чаш златых; и на всю сию великую кучу земли насыпали.

По прошествии же года избирали пятьдесят юношей между служащих в дому царском, которые долженствовали быть все скифы, ибо монарх сей страны мог всех, кого хотел, брать к себе в услужение и никогда невольников при себе не имел. Сих пятьдесят юношей задавливали с таким же числом лошадей, выпотроша их, набивали тела соломою и, посадя на сих лошадей, становили на нарочно сделанные доски, в пристойном расстоянии одного от другого, вокруг могилы, привязывая узду каждой лошади к нарочно вкопанному для сего столбу.

Что касается до их веры, то не только по греческим писателям, но и по нашим летописцам подлинно известно, что они до времени Владимирова были идолопоклонцы. Кумиры же, которым они поклонялись, были следующие: Юпитер, которого они называли Полеус, чаятельно единый с Перуном, также бог грома, молнии и дождевых облаков, которому поклонялись на высоком пригорке над Буричевым потоком. Болван его был сделан из дерева, имея голову серебряную, уши золотые, а ноги железные, держал камень, наподобие пылающего Перуна, и был многими драгоценными камнями украшен. Перед сим идолом горел неугасимый огонь, и если который жрец допускал сему огню угаснуть, того, яко законопреступника, смертью казнили.

Жена его греческая Юнона, которую называли Алга, или земля. Веста, называемая ими Табити, которую они вместе с Юпитером основательницей их нации почитали; также они поклонялись Аполлону, Венере Небесной и Нептуну, которых называли Остозирус, Артимпза и Фамисадес: но почтеннейшим из всех богов был у них Марс, бог войны, поскольку в честь лишь одного него ставили большее число кумиров и строили алтари. И хотя Геродот и упоминает об их храмах, но поскольку сей писатель только понаслышке знал об их вере, то весьма может статься, что он за храмы почел посвященные сему кумиру прекрасные рощи и старые дубья, которые они кровью поливали и столь великое почтение к ним имели, что яко безбожника и достойного злейшей смерти почитали того, кто хоть малый сучок отламливал.

Сверх же сего мы обретаем, что они поклонялись воздуху их страны и мечу яко главностям жизни и смерти. Но по многим векам после, то есть в царствование великого князя Владимира, является, что они число идолов своих приумножили; ибо окромя вышеупомянутого нами Юпитера, или Перуна, мы обретаем Велеса, бога скота, Подпиза, или Похниета, или Вихра, бога воздуха, чаятельно того же, о котором Луциан упоминает. Лада, богиня веселия, ей жертвовали, когда готовились к браку. Купала, бог плодов земных, которому и жертвы в начале жатвы приносили; также поклонялись источникам и озерам и в честь их сами кидалися в воду или топили в них людей, почитая, что сие приумножит плодоносие земли. Коляда, которому праздновали праздник 24 числа декабря месяца, и многие другие. Ибо, окромя сих, упоминается об идолах Усляде, Корше, Дашубе, Страбе, Симаргле и Макоше, которым, вероятно, всем разные свойства и силы приписывали.

По учиненному исчислению в нашем Синопсисе многих оставшихся доныне суеверий от древнего идолопоклонения, каково пение ладо, ладо, что иногда творилось в честь богини Лады; скакание вокруг огня, и увенчание себя венцами, творимое иногда в честь Купалы; игрища, и надевание рож о святках, подражание тому, что иногда чинилось в празднество Коляды, представляется, что в честь сих идолов бывали и игры, но за незнанием тех обрядов описать их не можем.

Касаемо их веры, еще мы обретаем, что в каждой области они должны были иметь один жертвенник в честь бога войны, что делался из мелких веток, связанных пучками, долготою и широтою по три поприща, но не высокие; три стороны были ведены стеною, а четвертая делалась скатом, дабы возможно было на нее взойти. На сем алтаре постановлялся старый меч, чаятельно как знак бога войны, под которым видом, может быть, они ему и поклонялись, и на каждый год приносили по сто пятьдесят связок хвороста для починки сего алтаря вместо сгнивших во время зимы.