Фотий. Повесть

Незнакомец во время всего монолога проникновенно смотрел в глаза Фотию, а напоследок взглянул инквизиторски и, не поклонившись, скрылся за колонной.

«Сейчас встану и запишу. Нет, вначале приму душ, чтобы сбросить оцепенение от смутных грёз и чарующих восторгов. Красиво… А вот ещё: перескакиваешь эдак через пространство-время и сосредоточиваешься на точках, о которых грезит сердце. Там и тогда… Явь уже или сон ещё?»

Тревожно-безотвязно… И из тёмной пустоты – любимая соната, повторение той, сыгранной в зале Дворянского собрания волшебным исполнителем. La Sonata Pathetiqie.

Медленно, медленно, трагично крадётся по нотному стану неумолимый глас судьбы. Возможно, предстоит борьба. Скорее всего…

А вот, кажется, это я… Поднимаюсь по лестнице в отеле к генералу. Бледный и слегка напряжённый. Генерал поинтересовался, куда я поведу гулять детей. Этот человек решительно не может смотреть мне прямо в глаза и, насаживая одну фразу на другую, наконец, дал мне понять, чтобы я гулял с детьми где-нибудь подальше от воксала, в парке. И круто прибавил:

– А то вы, пожалуй, их на воксал, на рулетку, поведёте. Вы ещё довольно легкомысленны и способны, пожалуй, играть… Во всяком случае, хоть я и не ментор ваш, да и роли такой на себя брать не желаю, но, по крайней мере, имею право пожелать, чтобы вы, так сказать, меня-то не окомпрометировали…

– Да ведь у меня и денег нет, – отвечал я спокойно, – чтобы проиграться, нужно их иметь.

– Вы их немедленно получите, – ответил генерал, покраснев немного, порылся у себя в бюро, справился по книжке, и оказалось, что за ним моих денег около ста двадцати рублей.

– Как же мы сосчитаемся, – заговорил он, – надо переводить на талеры. Да вот, возьмите сто талеров, круглым счётом, – остальное, конечно, не пропадёт.

Я молча взял деньги.

Какие выразительные интонации! Кажется, монументальные звуки вступления выпуклы и скрывают в себе слова, которые прячут мощные и глубокие душевные движения. Следок ноги, узенький и длинный – мучительный. Именно мучительный. Волосы с рыжим оттенком. Глаза – настоящие кошачьи. И голос, раздражённый и злой:

– Слушайте и запомните: возьмите эти семьсот флоринов и ступайте играть, выиграйте мне на рулетке сколько можете больше; мне деньги во что бы то ни стало теперь нужны.

Люблю ли я её? Я опять, в сотый раз, ответил себе, что я её ненавижу. Бывали минуты, что я отдал бы полжизни, чтобы задушить её! Клянусь, если б возможно было медленно погрузить в её грудь острый нож, то я, мне кажется, схватился бы за него с наслаждением. А между тем, клянусь всем, что есть святого, если бы на Шлангенберге, на людном пуанте, она действительно сказала мне: «Бросьтесь вниз», то я бы тотчас бы бросился и даже с наслаждением… Я вполне верю и отчётливо сознаю всю её недоступность для меня… Мне кажется, она до сих пор смотрит на меня, как та древняя императрица, которая стала раздеваться при своём невольнике, считая его не за человека… Да, она много раз считала меня не за человека… Однако нечего разглагольствовать… Покамест теперь было некогда: надо было отправляться на рулетку.

Контрасты, столкновения, властное принуждение, сумасбродный приказ, страстная тоска – вот внушительная, многогранная, экспрессивная, сочная, яркая фортепианная фактура десяти тактов.

Примечания