Консультация мертвеца. Эпизод 1
Или он псих, или психологи преувеличивают свое понимание человеческой психики. Процентов двадцать понимают, а остальное… Потемки и психоаналитическая яма. Гаденькая неопределенность, как сейчас модно. Может то, что с ним случилось в последние месяцы – последствия вируса? Вирусу не жалко, он готов стать причинностью любых загадочных явлений.
Однако, после карантина привычная жизнь свое отвоевала и психолог вернулся в любимый офис на Смоленке, чему был очень рад. Трехмерные клиенты с руками и ногами радовали до слез. Он смертельно устал от он-лайна. Коллеги два месяца ожесточенно спорили в сетях о терапии в он-лайне. Профанация или творческая адаптация? Есть контакт – нет контакта? Что делать с телом и как работать с травмой? Спор об истине вышел жаркий, соцсети пучило от злости и полярностей. Работы тем временем только прибавилось. В психоаналитической яме оказалась большая часть населения, которому наплевать на споры психотерапевтов. Многие решили немедленно развестись, некоторые боялись умереть, большинство вынуждены были остановиться и посмотреть на себя пристально, без спасительной суеты. От себя стало не отвертеться.
Саша Косулин энергично крутит руль, ища парковку. Около офиса есть несколько бесплатных мест, но их не поймать. После трех накрученных кругов он паркуется за шлагбаумом типографии. Охранники типографии вышли на новый уровень сервисной коррупции и деньги за нелегальную парковку получают переводом на карту, а также присылают в мессенджере поздравления на 23 февраля и Рождество. Москва двадцатых – королева сервиса. Он поднимается по лестнице, задерживается взглядом на соседнем офисе, в котором пожилой рокер дает уроки игры на гитаре. Дверь открыта и он видит перебирающих струны учителя и его ученицу – лохматого подростка невнятного пола, фанатеющего от рок-кумиров родителей. Психолог улыбается и заходит в офис.
Понедельник – приемный день. Семь рабочих часов. В начале новый клиент Тимофей Михайлов от Гали Донецкой. Запись сделана еще три недели назад по смс. Смутно знакомое имя и аватарка, может он уже когда-то приходил? Клиенты, которые заходят на разок, запоминаются редко, зато при следующем посещении сразу вспоминаются, неважно, сколько лет прошло. Память у психолога прекрасная.
Любимая работа ждет, и вот уже новый клиент спрашивает код домофона. Косулин пишет номер, хотя уже отправлял его в стандартной установочной смс-ке. Есть такие растерянные люди, которые легко путаются в трех дверях. Психолог идет навстречу и, открыв дверь, сталкивается с клиентом нос к носу.
– Однако, вы быстрый! – удивился психолог. Он только-только отправил код домофона, а Тимофей уже стоит перед его кабинетом на четвертом этаже.
– Да, могу, когда захочу, – соглашается высокий темноволосый мужчина средних лет. Его изящное лицо с тонко прорисованными чертами на фоне черной дубленки кажется бледным и безжизненным.
Косулин приглашает его в кабинет. Тимофей быстро устраивается на диване, не снимая дубленку.
– Вам холодно? – удивляется Косулин. В кабинете очевидно тепло.
– Да, прохладно. Тимофей поеживается и остается в одежде.
– Вы от Галины Донецкой, верно? Косулин предпочитал клиентов по рекомендации.
– Да, верно. Меня зовут Тимофей, когда-то я был с Галей близко знаком, и она порекомендовала вас как отличного специалиста по сложным и… эмм… необычным ситуациям.
– Вы как раз в такой? – подбодрил Косулин. Под необычными ситуациями его клиенты обычно подразумевали то, что они сходят или уже сошли с ума.
– Да, я в очень необычной ситуации и беспокоюсь, что Вы мне не поверите. Больно уж странно то, что я собираюсь рассказать.
В Косулине зашевелилось профессиональное любопытство – клиент предварил свою историю многообещающим анонсом. И нет, он никогда не видел Тимофея раньше.
– Видите ли, я – мертв, – сказал Тимофей, аккуратно заглядывая Косулину в глаза, явно опасаясь его реакции.
– В каком смысле "мертвы"? – не менее осторожно поинтересовался психолог. Я умер, уже довольно давно. Точно не могу сказать, когда. Сейчас время для меня – очень сложная категория. Чтобы понять, во сколько у нас сегодня встреча, мне пришлось несколько раз спросить у прохожих. По часам и телефону я не ориентируюсь . Один доктор объяснил мне, что у меня специфический вид агнозии, которую невозможно вылечить, – Тимофей замолчал, явно расстроенный воспоминанием о встрече с доктором.
– Значит, если я скажу, что у нас есть один час, Вам это ни о чем не скажет?
Тимофей пожал плечами.
– Скорее всего нет, поэтому Вы сами скажите, когда время закончится.
Косулин поник и откинулся на кресле. Внутри медленно растекалась пустота. Он представил себя мертвым человеком, забывшим ход времени. И неожиданно для себя сказал:
– Видимо, Вам очень грустно быть мертвым.
– Да, быть мертвым – грустно. Вы правильно заметили, – Тимофей посмотрел на Косулина с благодарностью. А еще – утомительно…
– Ни за что бы не подумал, – удивился Косулин. – Утомительно?
– Да, – подтвердил Тимофей. – Я очень устал. Устал думать о своей прошедшей жизни. Очень неудачной жизни. Обыкновенной, суетной, банальной и не имеющей никакой ценности. Так себе жизнь, одним словом, – на троечку, – Тимофей встал с кожаного дивана и начал глазами искать стаканчик для воды.
Косулин вскочил и подал стаканчик. Его опять распирало от любопытства. Еще ни один клиент в его практике не утверждал так убедительно, что он мертв. Как странно. Что это, если не бред? Опухоль? Отравление? Наркотики? Депрессия с дереализацией?
Тимофей вернулся к дивану, привычным движением скинул туфли и прилег, заложив руки за голову. Бровь Косулина медленно поползла вверх: поведение клиента явно намекало на частые сеансы у психоаналитика, укладывающего пациента на кушетку.
– Вы раньше проходили психоаналитическую терапию? – поинтересовался Косулин. Его пациенты редко ложились на диван, а зря: лежа проще говорить "из души", как будто становишься маленьким и немного больным. А кто-то сидит рядом и слушает про все твои невзгоды. Защиты слабеют и удается отвлечься от роли взрослого человека. Здорово отдыхаешь.
– Проходил. Около года. Но потом внезапно умер, и не закончил.
– Я понял. Что же Вы хотите от меня? Вы могли бы вернуться к своему старому терапевту.
Так уж заведено у психологов – не радоваться тому, что к тебе пришел чужой клиент, а предположить, что отношения не закончены, а терапия прервана. Иногда следует помочь вернуться и продолжить терапию вместо того, чтобы начинать заново.
– Нет, к старому я не могу. Она знает, что я умер. Что я хочу от Вас? Это очень хороший вопрос. Я думал, Вы сразу направите меня к психиатру, подумаете, что я сумасшедший. Но я никогда не был сумасшедшим. Я просто умер и не могу успокоиться. Ну, вы наверное слышали… мертвые хотят покоя, а у меня сплошное беспокойство. Меня это пугает! Понимаете? – Тимофей привстал на локтях. Показалось, что легкий румянец заиграл на его лице. Но то была всего лишь тень от занавески.
– Да. Я могу это понять. В жизни ведь то же самое – иногда хочется просто покоя! И определенности. Особенно определенности. – Косулин запнулся. Он удивился созвучию со своими тревожными мыслями, так и не додуманными с утра. Помолчав немного, продолжил:
– Полный покой – это смерть, в жизни покоя не видать, так хоть после смерти. Как награда! Нирвана, отключка, черное ничего, прелести Вальхаллы, одесную Отца – все они обещают что-то и покой в придачу! А если покоя нет – на вашем месте, я был бы страшно возмущен и разочарован. Даже обижен! Мало того, что вы умерли внезапно, прервали терапию… – тут Косулин позволил себе усмехнуться. – Все же незаконченная терапия в масштабах целой жизни не кажется мне таким уж страшным событием, хотя… Тимофей был первым клиентом-мертвецом в его практике, но Косулин прекрасно понимал его состояние. Дальше – больше: мало ему неожиданных "скачков" в своих клиентов, этих психических завихрений, о которых не писали ни в одном учебнике, а теперь еще и мертвецы. Зато какая клиентская база!
Тимофей слушал Косулина и благодарно кивал. На его белом худом лице, сменяя друг друга, появлялись то возмущение, то обида и разочарование.
– Наверное, Вы уже многое перепробовали, раз умерли давно? Когда, кстати, и от чего?
Тимофей развел руками и пожал плечами.
– C ощущением времени после смерти стало хуже некуда.
– А, ну да, простите. Эта наша привязанность к датам, к биографии… Ну так, чисто для понимания: до или после вируса? Может, во время? – психолог спросил и перестал дышать. Вирус узурпировал все страшное в смерти, украл все кошмары и ужасы, установил монополию на всей планете, оставив всем иным причинам смерти скромное и скучное место. Даже говорить с человеком, которого убил вирус, казалось рискованным.
Тимофей задумчиво поднял брови и непонимающе взглянул на психолога.
– От вируса? Вряд ли. В этом было бы хоть что-то необычное. Нет, я умер в обычной аварии, нелепо и случайно. Раз-два и на том свете, без всякой подготовки! Прямо скажем, я до сих пор в шоке. Надеялся жить долго, спортом занимался и питался правильно. Уж лучше вирус.
Теперь Косулин задумчиво слушал Тимофея. Конечно, на вкус и цвет товарищей нет, как говорится, но предпочтение смерти от вируса не казалось ему убедительным. Он точно не хотел бы такого конца, более того не видел в нем ничего героического, о чем и решил сообщить клиенту. Они даже поспорили немного, какая из преждевременных смертей была бы более стыдная. Пришли к выводу, что для мужчины – любая, если только не на священной войне. Потом решили, что дело вообще не в смерти, а в том, что нет покоя. Тимофей продолжал рассказывать:
– Я испробовал многое. При жизни я был человеком действия. Навестил свою могилу. И, знаете, мне это вообще нисколечко не помогло! Ну вот ни капельки! И кладбище дурацкое, и могила… Не уютная. Посадил бархотки, лучше не стало. Я не хотел, чтобы меня закапывали в землю. Всю жизнь этого боялся, но никому не говорил. Меня бы устроила кремация и чтобы прах развеяли, так, знаете ли, экологично и для моей никчемной жизни более подходяще. Никаких следов. А так осталась никчемная могила..
Косулин соглашался, новые московские кладбища вызывали отвращение, до них не добралась «новая городская стреда». Заинтересовался, почему бархотки? Выяснилось, что их продавали перед кладбищем, да и нравились они Тимофею, он любил оранжевое.
– Тимофей, Вы с кем-нибудь общались из близких? С вашей семьей, с теми, кого Вы любили?
– Нет, конечно…
Он сел на диване и отвернулся от Косулина.
– Но почему?! – Косулину казалось самым логичным пообщаться со своими близкими, с теми, кого ты любил. Примерил на себя ситуацию и подумал, что поступил бы именно так. «Ага, поперся бы к Лиде? – тут же срезонировал Внутренний критик. – Ли-и-ида! Я так любил тебя! Простиии! И костюм привидения для пущей убедительности».
Идея совершенно дурацкая. А что же делать? – подумал он и растерянно взглянул на Тимофея.
– Ну вот, Вы и поняли. Делать нечего. Не хочу их пугать, чтобы они видели меня в таком виде. Живое должно быть отделено от мертвого. Это закон.
– И все-таки Вы здесь, – подытожил Косулин. – Кстати, прошло тридцать минут.
Тимофей кивнул, инстинктивно взглянул на часы, сдвинул брови и решил спросить по-деловому:
– Да, я здесь. Вы – психолог, специалист по необычным ситуациям. Ваша консультация стоит немало. Как мне обрести покой? Что на эту тему думает наука?
– Наука на вашу тему, боюсь, не думает… Никакой терапии умерших не существует. Вот если бы Вы были живы.. С точки зрения гештальт-терапии, у вас типичная незавершенная ситуация. Шоковая травма. Вы умерли внезапно, не завершив дела и важные отношения. Надо придумать, как это сделать. Вы со всеми попрощаетесь, скажете, что у Вас там на душе, за душой и так далее. Честно, раз уж вы все равно умерли, какая теперь разница? Можно ничего не стесняться.
Косулин помолчал немного и продолжил:
– С точки зрения некоторых психоаналитических теорий, в вас явно избыток Танатоса, Вы уже и мертвый, и на кладбище были и могила банальная вам не понравилась. А где Эрос? Где любовь? Надо уравновесить Танатос Эросом, думаю, в ваших обстоятельствах этого будет достаточно… Было же в вашей жизни что-то хорошее: любовь, удачи?
Тимофей внимательно слушал, кивал и просил психолога продолжать. Психолог все больше воодушевлялся. Задачка оказалась творческой. Он почесал бороду и продолжил:
– Что еще думает наука? Когнитивная терапия может помочь, но позже. Можно записывать ваши мысли о ничтожности прожитой жизни, отслеживать, в какой момент они появляются, нарушают покой. Также перспективна работа с частями вашей личности – наверняка какая-то ваша часть прожитой жизнью вполне довольна и гордится ей, можно собрать внутренний Совет Директоров или Милосердный Суд и решить на нем, заслужили Вы покой или нет.
У Косулина разыгралась фантазия, он хотел еще рассказать про психодраматические техники и экзистенциальный анализ. У Тимофея слегка закружилась голова от многообразия вариантов и вдруг он понял, что времени осталось мало. Стало теплее, он снял дубленку и нагнулся всем телом к Косулину.
– Так, я понял. Мне понравилось про Совет Директоров и Милосердный Суд, а также про завершение отношений, я ведь даже завещание не оставил. Про любовь тоже.. Я готов! Как это сделать? У нас осталось меньше тридцати минут, в голосе появилась прижизненная его деловитость и стремительность. Сразу видно: человек действия.
И тут Косулина озарило! Старые-добрые терапевтические письма. Помогают в самых безнадежных ситуациях. Когда адресат их никогда не прочтет.
– Слушайте, есть прекрасный способ: напишите всем, кому важно, письма, терапевтические письма. Выскажите все, что не успели. Признайтесь в том, что не дает покоя. Выразите чувства, наконец. Это должно помочь. Теоретически Вы даже можете их отправить, хотя обычно так не делают. Но написать Вы можете их прямо сейчас! Согласны?
Тимофей кивнул – писать письма – самое простое из всего, предложенного наукой.
Косулин пододвинул к Тимофею столик и дал бумагу с ручкой. К удивлению психолога, Тимофей не раздумывая, сразу начал писать.
Косулину захотелось выйти из кабинета и он не стал задерживаться .
Вышел в коридор, попил воды и вдруг подумал, что так и не поставил клиенту диагноз, что надо бы дать ему контакты психиатра и найти грамотного невролога, а это всегда проблематично. Потом представил, что он войдет в кабинет, а Тимофея там нет. И тогда уже психиатр понадобится самому Косулину. Он быстро отмел эту мысль, поскольку вряд ли сможет рассказать кому-то из коллег, что к нему приходил за консультацией мертвый клиент. Ну, разве что книжку напишет на пенсии.
Спустя двадцать минут Косулин вернулся в кабинет. Тимофей написал четыре коротких письма: брату, бывшей жене, сыну и любимой женщине.
– Вот, готово. Я уложился в ваше время. Он перебирал письма в руках, вглядывался в них, улыбался. – Мне понравилось писать и стало легче.
Он встал, за окном почти стемнело, тени от занавески стали глубже и лицо его не казалось уже таким мертвенным, скорее благородным и чуть несовременным. Письма аккуратно сложил и положил в карман.
– Спасибо большое. А на карту перечислить деньги за консультацию можно? По номеру телефона? – Тимофей открыл в телефоне мобильный банк.
– Я рад, что Вам удалось написать письма. И не одно! Придете еще раз – можем с ними поработать. У науки есть для Вас варианты. Насчет денег – да, пожалуйста, можно на карту, я плачу с них налоги. А разве у Вас остался мобильный банк? После смерти можно как-то оставить деньги в мобильном банке? – Косулин был поражен.
– Да, – хитро улыбнулся Тимофей. – Есть у меня спрятанные счета, которые еще не скоро найдут. Хоть к чему-то успел подготовиться, – он коротко усмехнулся, а глаза стали хитрыми и очень живыми.
– Спасибо Вам большое. Я, может быть, приду еще, если получится.
– Да, пожалуйста, запись за две недели. О времени я Вам напомню, не проблема.
Тимофей застегнул черную дубленку, поднял воротник, пожал психологу руку и вышел из кабинета.
За дверью ждала своего приема яркая девушка в короткой юбке. Она встала и улыбнулась Тимофею. Он тоже улыбнулся, рассматривая ее ноги. Во все бедро красовалась тщательная татуировка женского лица. Это было лицо ее матери.
Девушка с татуировкой матери. Эпизод 2.
Изабель вошла в кабинет Косулина, с интересом оглядываясь через плечо. Сегодня она была одета в коротенькую, в стиле 70-х, юбочку и красный короткий свитер. Эдакая хиппи нового тысячелетия. Татуировка на голой ноге смотрелась весьма интригующе.
– Кто этот красавчик? – Изабель с места в карьер принялась пытать Косулина о вышедшем из кабинета высоком мужчине с бледным красивым лицом.
Понравился? – спросил Косулин, про себя усмехнувшись: некоторые и после смерти умудряются производить впечатление.
– Да, даже очень. В моем вкусе. Жаль, что Вы ничего мне про него не расскажете, – конфиденциальность, правила, то, да сё…
– То, да сё..? – Косулин искренне веселился.
Действительно, почему бы не рассказать Изабель про только что вышедшего мертвеца из кабинета, про его душевные терзания, проблемы со временем и спрятанные банковские карточки. Про то, как он пытался помочь ему с помощью терапевтических писем. И до сих пор в шоке, от того, что происходит в его профессиональной жизни. То мертвецы на приеме, то загадочные «психические прыжки» в своих клиентов. Изабель не подозревает, что он в любой момент может очутиться внутри ее психики и она ничего не почувствует. Он уже пытался ей об этом рассказать, но вовремя передумал.
А ведь совсем недавно все было предсказуемо и скучно. Наступили двадцатые годы. Часики Новейшего времени тикали быстро, не отдыхая ни минуты. Кризис середины жизни психолога Саши Косулина остался в прошлом, его любовные раны зажили, а частная практика вышла на новый уровень. В целом он был доволен собой. Он вернулся в семью из дурацкой, снятой в приступе отчаяния и злости, неуютной однушки. Лида оценила жест, стала мягче, решив наладить их совместную жизнь.
Жизнь радовала, хотя энергии стало меньше, и это беспокоило. Психолог изучал медицинские сайты, откладывал деньги на лечение у дорогого эндокринолога-андролога. Косулин отчаянно сопротивлялся старению: ходил по врачам, научился читать анализы и находить правильные лаборатории. Здоровье стало очередным жизненным проектом. И ему это нравилось. Его клиенты также взрослели, он и их заставлял лечиться и требовал приносить анализы. «Любовь к себе в нашем возрасте выглядит именно так, – приговаривал он, поощряя очередного трудоголика съездить отдохнуть в санаторий. “Лежать на диване, соблюдать шаббат, смотреть сериалы и обязательно гулять на свежем воздухе».
Отношения с Лидой вышли на новый уровень родственности. Они знали все болячки друг друга, изучали анализы, советовали друг другу врачей. Иногда их симптомы были настолько схожими, что, казалось, они болеют одинаковыми болезнями, а потом выяснилось, что разными.. Ко всему прочему жена нашла гинеколога для грамотного прохождения менопаузы и после лечения стала страшно активной; заставила кухонное окно десятком баночек с бадами и витаминами, дисциплинированно втирала тестостерон по утрам и прогестерон по вечерам. Приставала по утрам, чего сроду между ними не было. Косулин знал: когда женщина обретает силу, главное, не мешать ей, а тихо и мирно подчиниться, позволив изменить их совместную жизнь к лучшему. Таковы уж эти женщины.
У Илюши начался переходный возраст, который Косулин обзывал “быдлокризисом”. Сын хамил, запирался в комнате, не спал ночами, залипая в сети. Стал хуже учиться и на мотивирующие разговоры отвечал злобными взглядами и молчанием. И тут неожиданно случилось это..
Когда оно случилось впервые, Косулин жутко испугался. Каждый психолог, в особенности клинический, где-то на разных глубинах сознания, боится сойти с ума. От этого ведь никто не застрахован; две трети населения планеты накапливают счета в банке психических расстройств, названия фобий перевалили за тысячи, а панические атаки считаются теперь чем-то обыденным, типа головной боли.
Видимо, его постигла та же участь. Сбой нейронных сетей, глюки в генах, недостаток витаминов, подкрадывающийся атеросклероз, головные боли и профессиональная деформация – все это может быть признаками скорого путешествия крыши в неизведанные дали .
Раньше он точно знал, что никогда не сможет сойти с ума. В конце концов, что такое психоз он знал отлично. И дело даже не столько в опыте, полученном за годы работы в остром отделении известной психиатрической больницы. Кто в 90-е не пробовал ЛСД? На самом деле немногие пробовали. Для бандитов и бизнеса 90-е были лихими, для психонавтов – магическими. А Косулин, будто предчувствуя свою профессиональную судьбу, читал запоем Фрейда, Юнга, Уотса и т.д. Ну а потом понеслось…
Целый год расширения сознания, заучивания наизусть Рам Дасса (1) и Джона Лилли (2), Кастанеды (3) и других лучших друзей психоделии и отцов российской Саньясы 90-х. Каждый российский психонавт тогда сходил с ума много раз. Истории о разговорах с грибами, раздвоении тел и приключениях сознания, космической музыке, яснослышании и ясновидении передавались друг другу из уст в уста и остались прекрасными сказками о магии людей того времени. Российские наследники американских 60-х ждали перемен и они их получили. Как всегда перемены оказались не совсем те, о которых мечталось.
Отношение к молодости у Косулина было двойственным. И Косулин, и его друзья к 25-ти годам были уже взрослыми, повидавшими жизнь людьми, с весьма разнообразным жизненным опытом. Полностью готовыми к тому, что безопасность мира может закончится травматически внезапно, а вслед за этим откроются новые возможности для дерзких и бесстрашных людей. Взросление в 90-х принято считать чем-то вроде сертификата на адаптацию и дежурной страшилкой. Из таких поколений в более зрелом возрасте получаются убежденные консерваторы, желающие любой ценой уберечь своих детей от своего же опыта. С другой стороны – скучать о молодости тоже случалось: многие ведь там и остались навсегда, вечно молодыми и пьяными, не пережившими драмы расширяющегося сознания, которому в будущем была уготована уютная буржуазная суета довоенного путинского периода.. Их духовные поиски и прозрения не опошлились культом достижений, скорости и внешнего лоска. С ними вместе умерла и дерзость духовного и равнодушие к материальному. Одним словом, молодость была страшна и прекрасна.
В конце концов, если бы не психонавтское прошлое, поперся бы он работать в психиатрическую больницу? Нет, ни за что бы не решился, слишком страшно и непонятно. А от страха и непонимания даже самые лучшие специалисты становятся довольно агрессивными. В таком состоянии мало чем поможешь своим пациентам.
Но все это было в прошлой жизни и вроде не имело никакого отношения к тому жуткому моменту, в котором Косулин внезапно обнаружил себя в теле своей клиентки Изабель, девушки с татуировкой матери на ноге. Сейчас она сидит, болтает голой татуированной ножкой и мечтает о спонтанном сексе с мужчиной, с которым столкнулась в дверях психологического кабинета. Если бы не прием, за отмену которого надо было заплатить, Изабель пригласила бы его на кофе и добилась бы своего. Но, увы, Изабель – девушка из небольшого приморского городка, ежемесячно выкладывающая круглую сумму за московскую квартиру, не позволяла себе такого легкомыслия. Оплаченная психологическая помощь должна быть получена. Изабель лечилась около года. Курс лечения антидепрессантами в сочетании с терапией. Постепенно все многообразие телесных симптомов ее красивого тела стало ослабевать. Ее больше не тошнило и не проносило от каждого, даже самого незначительного стресса. Больших панических приступов уже давно не случалось, а к маленьким она училась относиться как к чему-то нормальному.
Все бы ничего, если бы в глубоких психоаналитических ямах не застряли одновременно желание и недостижимость счастливых любовных отношений. Как только она замечала симпатичного мужчину, ей становилось мучительно необходимо затащить его в постель. Она делала это вполне осознанно, в чем- то по-мужски, собирая постели как индеец снятые скальпы врагов. Секс как таковой ей не очень нравился, как правило, нет. Она представляла кого-то другого, не особо вовлекаясь в процесс , а скорее исполняя роль, в которой было место техничному соблазнению, кружевам, постельным навыкам и удачным ракурсам. Все бы ничего, но как только, у нее начинались серьезные отношения, сексуальное влечение полностью заканчивалось, сменяясь отвращением. А мужчинам она нравилась – добрая, умная и провокационно красивая девушка.
У Изабель выдающееся тело: ее высокая, стройная фигура вся покрыта татуировками. Самая заметная из них – портрет матери во все бедро. Изабель любила короткие юбки, так что Косулин за время сеансов успел рассмотреть татуировку в деталях. Выбор Изабель удивлял Косулина. Он даже хотел описать ее случай и послать в психотерапевтический журнал. «Девушка с татуировкой матери» – настоящий триллер или наглядная иллюстрация незавершенней сепарации с мамой. Всегда вместе, одним словом. Но потом подумал: почему бы и нет? Носят же родители фотографии маленький детей в кошельке? А последняя мода – носить свои детские фото. Почему бы детям не запечатлеть образ матери на своем теле, если это единственное существо в мире, которому мало-мальски можно доверять?
Как ни странно, отношения с мамой Изабель удалось выстроить всего за полгода. Две-три хорошо охраняемые границы, и мама перестала быть психическим младенцем, звонить по пять раз на дню и использовать дочь как психотерапевта, няньку и кредитное учреждение. После этого Изабель перестало все время тошнить.
Работа с Косулиным шла хорошим путем психотерапии – два шага вперед, один назад. Пока не случилось ОНО.
Ничто в тот день не предвещало безумия. Воскресенье, выходной, в Москве солнце и лето, Патриаршие пруды. Толпы красивых и молодых людей гуляют по району. Косулин тоже погулял и выпил кофе перед стрижкой. Дочь посоветовала модный барбершоп. В ее соцсетях его новый лук собрал кучу лайков. Косулин в свой не выложил, вид получился откровенно дебильный – особенно глупо смотрелись подкрученные, как у Кота в сапогах, усы. Но для психолога любая глупость может стать экспериментом и Косулин решил, что достиг возраста, когда мужчины начинают молодиться, носить дурацкую одежду и прически. Ну что же – ничто человеческое нам не чуждо, подумал Косулин, поймав заинтересованный взгляд молодой женщины со спутником.
После домашнего обеда заслуженный психотерапевт, с подкрученными усами и в прекрасном расположении духа, прилег поспать на полчасика. Закрыл глаза, аккуратно разложил усы, чтобы не помялись, обнял подушку и вдруг раздался… короткий звук зеленого цвета! Не громкий, но очень четкий зеленый звук, похожий на хлопок ладоней. В следующее мгновение он увидел татуировку Изабель, но с неожиданного ракурса: она на него смотрела снизу, а он на нее – сверху. Теперь она неприятно кривила тонкие синие губы, будто укоряя: «Никак ты без меня, доченька, жить не сможешь. Мама – главный в твоей жизни человек».
Косулин потряс головой, потер глаза, сплюнул и чихнул. Ничего не изменилось – мать Изабель смотрела все также снизу, только теперь ее чуть потряхивало: тоненькие коленки дрожали мелкой дрожью и нестерпимо хотелось в туалет. Что за чертовщина??? Он вскочил, быстро-быстро перебирая непривычно тонкими ногами, побежал в туалет.
Это было как сель, мощный грязевой поток, обрушивающийся во время ливней и сметающий все на своем пути. Он вспомнил, какое большое значение имело для его клиентки наличие двух изолированных санузлов в квартире и ее нежелание жить вместе с молодыми людьми как раз из-за таких природных явлений. У Косулина никогда не возникало проблем с желудком, он любил все острое и с удовольствием ел на азиатских улицах. Пережитое казалось чудовищным новым опытом, который совершенно не хотелось повторять.