Как всё начиналось
Вот что пен…животворящий, ну, вы понимаете, делает! Один отзыв читательницы, и Баюн мне всю голову промурчал, требуя полноценную книгу про себя!
А ведь на самом деле, книг про драконов, у нас уже пальцев на руках и ногах не хватит. Про Ягусю тоже с лишечком. Даже про Ведьм есть.
А про Баюна отдельной ни одной, ни единой! А ведь это фигура мирового масштаба! Где-то даже космического (это мне по секрету сказал).
Так что, будем исправляться! Поехали!
Когда я был слабым и маленьким котейкой, то чуть не окончил жизнь свою в том самом состоянии.
Ибо по младенческому недоразумению попался под ноги и руки жрецу.
То что от меня после его воскурений осталось, чуть не добито было кадилом. Или паникадилом. Не помню уже.
И что такого я сказал?! Всего-то:
– Хозяйка, а чего этот дяденька в длинном платье нашу колбасу себе под подол пихает?
А дяденька как взвизгнет, как тетёнька, как замахает тем самым не то кадилом, не то паникадилом, как заорет:
– Свят, свят, нечистая сила в избе!
Да как давай в меня яйцами швыряться! А с чего это всё?! Да с того, что я хозяину сказал, что тот, когда ручку хозяйке целовал, куда-то в ворот платья активно заглядывал.
Вот чего за правду пузырём-то кидаться?! И о бесах орать?!
Но так как пообещал он хозяевам гнев какого-то там дядьки с облаков, если от меня не избавятся, то отвезли меня, горемычного в лес темный, и там бросили.
И как я за ихей каретой не бежал, догнать четверку гнедых слабому котеночку было не под силу.
Ох, и долго же потом тянулись мои мытарства страдательные, ох и мучительно!
А всё за что? За правду, матушку, за неё родимую. Не, было пару раз что просто камнями кидались, стоило мне дорогу к библиотеке посреди села спросить, мол, нечисть нечистая, кот говорящий, было чего уж тут. Но чаще страдал я за истину!
Вот с какого этот мужик на меня с вилами кинулся, когда я просто его жене посоветовал искать его на том самом сеновале? Откуда ж я знал, что он там с соседкой, совсем не сено ворошит?!
А купец заморский чего вызверился?! Я его просто спросил, а почему в его гирьке снизу дырочка?
А чего та мадама на меня зверем кидалась, когда я подсказал её мужу, куда она деньги спрятала? Я ж не знал, что от него, для любовничка, я ж думал, от воров нечестных!
Так и маялся я, маялся, пока однажды не решился на дело страшное, жутко жуткое.
И пошёл к глубокому омуту. Ибо, зачем мне жистя такая, если она вся жестяная?!
А в том омуте, …вы что, не знаете, кто в омуте водится? Вот, вот, они самые!
Меня выловили, да к местной Смотрящей над всей нечистью и доставили. Мол, на воротник.
Она их самих чуть на холодец не пустила. А чего с их рогов и копыт ещё-то сваришь? Вот то, то и оно.
И с тех началась у меня жизнь привольная, сытая, да приключенческая. Очень даже приключенческая.
И царей мы спасали, и их же на чисту воду выводили, и богатырям прически причесывали. А! Да много чего было. А будет ещё больше.
И вы обо всём узнаете.
Ибо такой мой непреложный приказ биографу Ягуси. А что? Про неё пишет, пусть и про меня поведает.
Да только правду чистую.
Поелику нонеча меня за правду никто не накажет. В силу я вошел.
А биограф наш с вашей помощью от любых хейтеров отобьётся.
И это истина истинная!
Начнём сначала
И начнём мы, друзья дорогие, любимые читатели и Баюна почитатели, с начала начал.
А началось всё очень, очень, ОООЧЕЕЕНЬ давно. Когда лукоморского дуба ещё и в желуде не намечалось, когда для цепи златой ещё кузнец ювелирный не народился.
Когда атланты не намудрили ещё со своими кристаллами до того, чтоб Пангею по кусочкам раскидало.
И гора Меру стояла на своём месте, там, где ей и положено, чтоб не городили сейчас всякие фантасты.
В центре Рипейских гор. Где эти горы? Так Уральские же. Вы что, забыли?
Ладно, у нас здесь не урок древней географии, а вообще-то биографическая повесть. И автор обязан соблюсти все тонкости, и передать всё до точной точечки, честно и непредвзято.
Для сказочного биографа, что главное? Правда, только, правда, и ничего кроме правды!
Как вы помните, начало жизни Баюна не слишком веселое. Довелось ему, и огрести, и поскитаться.
Но как только он попал в Избушку к Смотрящей, читай Яге, всё стало налаживаться.
Яга тогда ещё была холостой, или как там про женщин-то говорят? Безмужней, короче.
Потому летала по лесам, полям и всяким весям бывало целыми сутками. И ничего она не шлялась! Смотрела! Смотрящая же.
Это уж потом, когда она везде камер наростила, и те ей стали обо всяких нарушениях али нуждах жителей докладывать, поменьше беготни стало, а тогда трудновато ей приходилось. Ой, трудновато.
Народ был ещё диковатый. Ладно бы просто с пальм слез, так нет ведь! В наших – то краях всё больше сосны с ёлками произрастают.
Пока с них слезешь…мда,…штанам он самый, сам в смоле по самую маковку изгваздаешься. Да ещё шишками по маковке схлопочешь. Хотя, кокосом, наверное, чувствительней.
Так что, все страшные байки про Ягусю и Баюна, это не более чем оговоры недоброжелателей, которых они приводили в ум и разум.
Ладно, это всё тоже для общего фона так сказать.
Итак, Баюн нашел теплое местечко, был этому очень рад. И очень полюбил домашние, свежие сливочки. И на тех самых сливочках, рыбке, котлетках и прочем всяком вкусном вырос он в шикарного, пушистого, импозантного, обладающего сногсшибательной харизмой и обаянием, кота.
Уж так вырос, ах, как вырос.
И наступила весна! А весна, дамы и господа, это такое время, такое…
– Баюн! Я на облёт, – сказала Ягуся, деловито проверяя уровень масла в коробке ступы, – ты за старшего!
– Чегой-то он за старшего?! – недовольно высунулся из-за печки Домовой, – я старше!
– А ты как к бочке с огурцами припадёшь, так тебе всё вокруг травой не расти! – отмахнулась хозяйка, и переключив скорости, ломанулась в небо.
Баюн самодовольно посмотрел на хмурого Домового, и, распушив хвост, решил обойти территорию.
Но вы же помните, дорогие и любимые, что весна? Помните, да?
– Мррр, – сказал кто-то из-за кустов, растущих вокруг полянки, – мррр, мррр, мррр!
Баюн насторожился. Кроме него в Избушке котов не было, а значит…
Он крадущимся шагом истинного охотника аккуратно обогнул кусты, и застыл на месте.
Очаровательная красотка, изумительно белая кошечка кокетливо моргнула ему ушками, и прыгнула на тропинку.
– Куда же вы, сударыня! – взвыл кот, и ринулся следом.
– Мррр, мррр, мррр, – слышалось насмешливое от удаляющей по тропочке кошечки.
Её совершенно очаровательный, изумительно привлекательный хвостик мелькал в листве, не давая Баюну поймать себя.
Кот забыл и про Избушку, и про Домового, и про старшинство. Им овладела одна мысль. Догнать и познакомиться.
– Попался! – последнее, что услыхал кот, оказавшись в плотном мешке.
Возмущенный мяв кошечки, потерявшей поклонника, быстро стих, как будто её тоже куда-то засунули. В плотное и темное.
Баюн пытался прорвать прочную ткань всеми когтями, но у него ничего не получалось. Ткань была соткана на совесть!
Мешок болтался на чьей-то спине, вызывая у кота приступы морской болезни и страха.
Да, он ещё очень хорошо помнил, как безжалостны бывают люди!
– Полежи здесь! – мешок кинули на что-то твердое, и захлопнули скрипучую дверь.
Баюн, получив передышку от тряски, начал вспоминать всех Кошачьих Богов, к кому можно было воззвать о помощи.
Домовой долго дулся в своём уголке на несправедливость, и потому не сразу понял, что кота слишком долго нет.
– Баюн, ты, где там? – заскучав, наконец-то вылез он из-за печки.
Послышав тишину, понял, кто котом и не пахнет.
Привязанный к Избушке дух дома не мог отойти от крыльца, и нервно метался в ожидании, на нервах сгрызя полбочонка огурцов.
Ягуся, вернувшись с облёта, застала полупустой бочонок с плавающими где-то внизу остатками солёных огурчиков, пустой дом, и кряхтящего где –то в районе отхожего места Домового.
На вопрос:
– Где Баюн, – услышала только:
– Не знааааюююуууу, УУУУУУ!!!
Ну, и зачем в мешок-то?!
– Госпожа, всё сделано! Говорящий кот доставлен! – услышал Баюн через дверь и мешок.
После скрипа двери послышался новый голос:
– Ах, ах! Вы зачем его в мешок-то?! Я же просила просто познакомить их с Бьянкой! Ах, ах! – закудахтал кто-то.
Но Баюн уловил в этом голосе неискренность. Вот прямо хвостом почуял!
Первый, мужской голос что-то забубнил в своё оправдание, развязывая мешок.
Баюн вылетел из узилища, выставив вперед когти, зубы и полтонны взъерошенной шерсти. Грозный мяв, больше похожий на ряв, прокатился по комнатушке.
– Ах! Господин Баюн! Не извольте гневаться! Мой слуга не правильно понял задание! Перестарался!!! Простите его!!! – распластавшись по стене, зачастила красивая дама, с капризным лицом.
И вдруг взвизгнула:
– Ты что?! И Бьянку в мешке тащил?! Уррррооооююуууу!!!
Бьянка, вытряхнутая из второго мешка, была полностью солидарна с хозяйкой, что сразу же отразилось на заросшем лице похитителя.
– Ойёйёй!!! – заголосил тот, – снимите её с меня! Снимите!!! Она же мне сейчас всю бороду снимет!
Борода под острыми коготками летела во все стороны по комнатушке. Хозяйка бегала вокруг своего слуги, которого драла белоснежная Бьянка, что-то кудахтала, но кошку брать боялась, ибо понимала, что тогда её платью будет то же самое.
Баюн, от восторга действиями красотки, забыл про своё унижение, и, раскрыв пасть, смотрел, как красотуля разделывает похитителя под бритый кокос.
Несколько минут ничего кроме дикого кошачьего мява, воплей слуги и кудахтанья хозяйки расслышать было невозможно.
Наконец, белоснежная Бьянка слегка устала и благосклонно позволила хозяйке взять себя на руки.
Она что-то долго и извинительно объясняла Баюну на мяве. Тот слушал с гордым видом, не проникаясь.
Но снизошел к приглашению заесть стресс. Заесть такое дело, вообще, святое, согласитесь?
Совместное лакание сливок очень сближает, чтоб вы знали, и к концу четвертой мисочки, Баюн уже спокойней воспринял Бьянкины объяснения.
– Он мне сказал, – между глотком сливок поясняла она, – что мы с тобой просто познакомимся! Поверь, мне даже в голову, – она потрясла очаровательными ушками, – не приходило, что он так сделает!
К выглянувшему дну шестой мисочки, Баюн уже совсем всё простил, и начал заигрывать с Бьянкой. Она не возражала.
Идиллию разбило разбитое окно, в которое фурией внеслась Ягуся. Её глаза горели жаждой разрушения, отмщения и вообще, жутью жуткой.
Увидев своего любимца целым, невредимым в сливках рядом с очаровательной кошечкой, Ягуся немного выдохнула. Чтобы вдохнуть, когда хозяйка усадьбы, привлеченная звоном разбитого окна, влетела в комнату.
И оказаться бы хозяйке без парика и прочих начесов, если бы не некоторое обстоятельство.
Ягуся увидев давнюю закадычную подружку, пошла на неё буром. Та, увидев разъяренную хозяйку Баюна, начала пятиться, пытаясь слиться со стенной.
Но так как по инерции она успела пронестись в центр комнаты, то пятясь, не заметила банкетки, стоящей на пути.
Ноги, взметнувшиеся над банкеткой, и совершенно ошалевшее выражение глаз хозяйки дома, пытающейся выпутаться из юбок, не располагали к дальнейшему скандалу.
– Ну? – требовательно посмотрела на неё Ягуся, – и зачем всё это было? Что нельзя было просто прийти, поговорить, познакомить Бьянку с Баюном?
Хозяйка усадьбы, шмыгнула носом, поправляя локоны:
– Ты ж мне сама сказала, чтоб я к тебе больше не ногой! А мне так говорящего котеночка хотелось…
– Ага! – поймал её на слове Баюн, – значит, ты таки своему человеку приказала меня в мешок?
Хозяйка усадьбы совсем смешалась. Прокололась-то сама, никто не подставлял!
– Я компенсирую! Компенсирую всё, всё!!! – умоляюще сложила она ладошки.
– И что ты можешь нам предложить? – чуточку презрительно сморщилась Ягуся.
Хозяйка усадьбы сделала таинственное лицо:
– Я могу с гномами договориться, они твоему Баюнчику карборундовые коготочки наладят!
– Я и сама могу, – нахмурилась Ягуся.
– Но ты же даже не подумала, я вот предлагаю. И оплачу сама!
Баюн заинтересованно смотрел на подруг. Похитительница была полна раскаяния, и готова проставляться. И коготочки, это интересно!
А ещё Бьянка сидит рядом, и так приятно мурлычет… Кот тронул Ягусю лапкой и кивнул.
– Ладно, – кивнула Ягуся, – ему коготочки, а вот мне, – она хищно прищурилась, – услугу будешь должна! И тогда, когда она мне понадобится!
Ведьмочка слегка сникла. Но косяк серьезный, к тому же на нём поймали, вот если бы прокатило,… а так, куда деваться?
– А котеночка мне? – умоляюще посмотрела она на Ягусю.
– А это уж как они сами решат! – твердо ответила Ягуся, глядя в сторону Баюна.
Коварная разлучница
С трудом, но конфликт был улажен. Ягуся полетела домой, а Баюн напросился в гости. К Бьянке, конечно, её хозяйка была не более чем приложением к красавице.
Баюн был молод, горяч и влюблён! Влюблен от кончика хвоста до самых подрагивающих кончиков ушек. Да у него даже вибриссы были влюбленными! Ах, как они дрожали, когда он смотрел на белоснежное очарование.
Он целую неделю прожил в поместье той, что украла его сердце. И щедро делился с ней своей порцией своих обожаемых сливочек.
Дарил ей букеты мышей, доводя хозяйку усадьбы до нервной икоты. Пел серенады, такой интенсивности, что хозяйка купила себе и всему персоналу, работающему в поместье, беруши. Только так они могли спать.
И всё шло к тому, что холостяцкая жизнь говорящего кота на том бы и закончилась.
Вот только как всегда, бы помешало.
В гости к хозяйке прилетела её подруга. Тоже ведьма, вы ж понимаете, что у ведьмы все подруги такие же.
Со своей кошечкой. Красотка была неописуемая!
Грациозная, пушистая трёхцветка смотрела на всех слегка свысока, и мигом покорила всех представителей низшей формы жизни.
Свысока-то она смотрела, когда никто не видел. А в глаза персоналу, хозяйке поместья и той, что считала её своей хозяйкой, смотрела таким нежным взглядом, что все разом бросали все дела, даже ленту в елеграмме, и неслись угощать очаровашку. Или гладить. Или вышивать новую, супер мягкую лежаночку. Или…
Через пару дней у трёхцветки скопилось столько подарков, что для их вывоза хозяйке пришлось заказывать грузовую ступу.
А ещё от неё пахло лавандой и кошачьей мятой. Духи у неё такие были.
Баюн держался. Он держался два дня и полторы ночи! Он очень любил Бьянку, и держался изо всех котовьих сил.
Но Акварелька, так звали соблазнительницу, а она была именно она, то и дело попадалась ему на глаза, делая при этом такой скромно неприступный вид, что в душе Баюна просыпался древний охотник.
Проаилурус, тот самый что жил на деревьях, охотился там же, и умело отбивал у любых соперников понравившихся красавиц.
Самого его тоже иногда отбивали. Но это уже частности.
А тут и отбивать никого ни от кого не надо! Просто…
Но Бьянка, ах, Бьянка!
Сначала её очаровательный образ помогал Баюну держаться. Но потом,…знаете, как это бывает? Когда сам косячишь, что важно? Найти кто в этом виноват.
Баюн быстренько нашел такое. Он начал уговаривать сам себя, что Бьянка коварно заманила его в свои сети, что он просто попался первой симпатичной кошечке. И что это она виновата, что он оказался в том мешке.
Эта мысль прочно поселилась в неокрепшем уме ловеласа, и…
Бьянка с грустью видела, как её поклонник всё чаще приносит букеты мышек Акварельке.
Сначала она, как мудрая женщина, попыталась открыть неверному коту глаза. Но он не открывал.
Она отлупила разлучницу. Да ещё как! Шерсть летела во все стороны. А эта…коварная, сразу побежала ябедать хозяйке, и влетело Бьянке.
И тогда Бьянка решилась. Она потребовала от хозяйки, чтобы та отправила гостя домой.
Ведьме пришлось седлать метлу, и уносить орущего и возмущенного Баюна к нему, в Избушку.
Баюн сразу раскусил, кто виноват в его изгнании, и убедил себя лишний раз, что он был прав насчет бывшей, да, да, уже бывшей возлюбленной.
Не выдержав разлуки с Акварелькой, мечтая вдохнуть её неземной аромат, он сбежал в ночи из дома, и помчался в поместье, где она, наверняка, ждала его, своего любимого и единственного, и лила слезы.
Баюн несся на крыльях любви, подмахивая себе ушами для скорости. И впереди него неслось его сердце.
Которое чуть не остановилось, когда он увидел свою обожаемую Акварельку в объятиях здоровенного серого кота.
Баюн ринулся в бой за любимую. И был бит по всем частям тела. Всё же тогда он ещё не вошёл в полную силу, а карборундовые коготки были ещё в процессе изготовления.
Но самое нижайшее унижение он испытал, когда противник просто сел ему на морду своим охвостьем, чуть не придушив его!
И горечь. Ох, какая горечь заливала его сердечко!
Акварелька, та которой он посвящал стихи, поэмы, серенады и мышек, сидела, вылизывала лапку, и смотрела.
Она просто смотрела! Она даже попытки не сделала разнять борцов за её лапку и сердце.
А потом…Баюн думал, что тут его жизнь и остановится.
Она просто положила изящную головку на плечо победителю, и они ушли.
Ушли, не проверив, как он там! А он и там и тут был очень даже не очень. Вообще не очень. Совсем.
Просить помощи у Бьянки ему было стыдно. Кот кое-как отполз в лес, отлежался под кустиками, и побрел домой.
Ягуся только охнула, увидав любимца. И бросилась его лечить. Время шло, раны физические зажили. Но душевные…
Ягуся не узнавала веселого и шебутного кота. Даже Домовой, не раз, раньше ворчавший на его шкоды, начал беспокоиться, и от сердца оторвал целый соленый огурчик!
Баюн вяло поблагодарил, и отвернулся к стенке носом. Ему не хотелось ничего!
Сюрприз!
Баюн не сразу по-настоящему, до конца осознал размер той грязной лужи, в которую свалился по собственному желанию.
Подумаешь, самодовольно думал он, посматривая во все отражающие его неотразимость поверхности!
Пара, тройка кринка сливочек, жалобные глазки в ассортименте, десяток букетиков мышек, приправленные тем же истинно котячьим взором, серия серенад под её окном, комплименты водопадом, и она простит!
Разве можно, долго сердиться на такого красавца?! И умника! И вообще, кота в полном расцвете сил и красоты! Конечно же, нельзя!
После того, как первая кринка сливочек, под нежную улыбочку Бьянки стекла с его ушек по всей моське, и странным образом растеклась до хвоста, кот слегка заносчиво хмыкнул про себя в духе:
«Рассерженной женщине прощается!»
После того, как во второй визит кухарка отхлестала его тем самым букетом из мышек, притараненным им же самим, и гнала шипящего кота всё тем же злополучным букетом до самых ворот, Баюн решил, что просто его тут недопоняли.
Но когда третий визит закончился тем, что сторож, схватившись за метлу, вымел настойчивого ухажера за ворота, Баюн понял, что просто не будет.
Что и подтвердило ведро помоев, радостно выпрыгнувшее, не без помощи всё той же кухарки, всем содержимым на него из окна.
Предпоследнюю точку в попытках поставил пёс Полкан, правдоподобно, внятно и вразумительно надравший упорному коту хвост, и немного загривок.
Пояснения Полкана, что Баюну тут совсем, совсем не рады, были весьма, весьма чувствительны. Весьма.
После этого Баюн долго вздрагивал, и на какое-то время умерил свою настойчивую активность.
Последней точкой стало ведро чего-то очень, очень вонючего и такого же липкого, свалившееся на кота, мутузившего закрытые ворота.
И только эта, последняя точка помогла Баюну осознать, что его в той усадьбе больше не ждут. Совсем. Абсолютно. Совершенно не ждут.
Времени на осознание у него оказалось вполне достаточно, так как показываться на люди с выстриженными клоками шерсти, он категорически отказывался.
А выстригать пришлось знатно. Шерсти на коте осталось намного меньше, чем выстриженных проплешин.
И вот тут-то на него окончательно накатило! Накрыло по полной программе.
Он лежал в своём закутке, и вспоминал ехидный взгляд через плечо Акварельки, когда она уходила со своим ухажером.
И прекрасно понимал, что если бы она увидела его сейчас, то сбежала бы сразу, поджимая лапки.
А вот Бьянка, да…Бьянка может быть, и пожалела его, окажись он в подобном положении, но без вины перед ней.
Вой, от которого, икая в испуге разбежались все волки в округе, всполошил всю Избушку.
Но…Ягуся ещё и подлила маслица, высказав коту, всё, что она думает по поводу его поведения.
А он даже и оправдываться не стал. Лежал, свернувшись бесполезным комком в своём закутке, и…да, лежал. Долго. Очень.
Ягуся уже начала себя ругать за резкость, и думать, как вытащить Баюна из депрессняка.
Но кот, обладающий весьма живучим нравом, опомнился сам.
Нет, он далеко не сразу вновь стал тем жизнерадостным хулиганом, каким был до этой истории.
Но всё же когда он выбрался из своего закута, слегка покачиваясь от слабости, в его глазах горела решимость начать жить. А это уже было немало!
Он предпринял ещё несколько робких, через посредников, попыток помириться, но, не добившись ничего вообще, сдался.
И решил просто жить.
Баюн резко повзрослел после этой трагедии, устроенной им самим себе. Исчезла юношеская бесшабашность, он уже не носился за бабочками, и просто выполнял свою роль в качестве помощника Ягуси.
Дни текли сурово, но мирно, и Яга радовалась уже этому хотя бы.
И вот представьте себе почти неподъемное счастье кота, когда примерно через пару месяцев ему принесли записку на лопухе от Бьянки! Да он чуть из себя не выпрыгнул, подскакивая от счастья.
– Ягусенька, я к Бьянке! – уже вылетая с родной полянки, крикнул Баюн.
И только хвост мелькнул между кустов.
Ох, как он несся! Да что там несся?! Он летел на крыльях любви и надежды! Преодолев расстояние между Избушкой и поместьем ведьмы в считанные минуты, кот влетел в распахнутую суровым сторожем дверь, и, распахнув объятия, хотел прижать Бьянку к мужественной, кошачьей груди.
Но был остановлен строго поднятой лапкой.
– Ты помнишь, – спросила его спокойная кошечка, – как тебе было больно, когда Акварелька ушла с тем котом?
Баюн вздрогнул и кивнул.
– А теперь умножь эту боль многократно. Потому что, ты был просто увлечён. А я тебя любила!
Баюн с надеждой поднял глаза на свою первую любовь. Но она была странно спокойна. Бьянка вела себя совсем не так, как должна была бы вести себя кошечка, решившая простить изменника.
– Так вот, хоть я и не смогу простить тебя, не смогу! – твердо сказала она попытавшемуся кинуться к ней Баюну, – но считаю, что дети должны знать своего отца!
И она сдвинулась в сторонку.
Челюсть Баюна медленно, но очень целеустремленно коснулась пола. Силы покинули его, и он плюхнулся всем собой на охвостье, раскинув лапы по сторонам.
За спиной Бьянки копошились четыре очаровательных, черно-белых, пушистых котёнка. Они были ещё слепенькие, и очень трогательно что-то пищали, тыкаясь нежно розовыми носиками в маму и между собой.
Баюн несколько секунд ошеломленно смотрел на это счастье. А потом припал к полу, и осторожно, медленно подполз к котятам, двигаясь максимально аккуратно, чтобы не напугать малышню.
Что он почувствовал, когда один мокрый носик ткнулся в его нос, словами не передать! Баюн растаял.
Он так благодарно посмотрел на Бьянку, что та чуть не простила его окончательно. Но таки удержалась.
Она была мудрой кошечкой. И понимала, что если и прощать, то после долгой, очень, очень долгой дрессировки.
Но детки должны знать папу!
С этого момента шаловливый, хулиганистый подросток исчез окончательно.
Взамен родился ответственный, полностью осознающий своё право на воспитание подрастающего поколения, добросовестный, серьезный отец.
Ягуся в ближайшие месяцы почти не видела своего любимца, но узнав, где он пропадает, только радовалась за Баюна.
А он стал таким солидным! Таким…ох, каким добросовестно серьезным.
У малышей не было ни малейшего шанс сползти со своей лежанки. Кот бдил денно и нощно!
Бьянка только облегченно вздыхала, принимая его помощь.
А уж когда у котят начали открываться глазки…
И когда первый мяукнул:
– Папа…
Баюн чуть в обморок не выпал. Не стал, потому что шкодная четверка с завидным упорством пыталась расползтись во все стороны, и Бьянка одна точно бы не усмотрела.
Кошечка понимала, что отец её детей всё же скучает по своей хозяйке, и, придя полностью в себя, стала отпускать Баюна домой. Когда он сам об этом просил. Отпрашивался он не часто, прекрасно видя, что без него маме шкодной четверки придётся более чем весело. Но всё же бывало.
И вот в один из таких визитов домой, кот рассказывал Ягусе о проделках своих отпрысков, которые уже вполне уверенно носились везде, куда успевали добраться, стоило только отвернуться.
Из-под шкафа их уже вытаскивали. Из клубка ниток выпутывали. Недокопченный окорок отбирали. Из корзинки рыбака доставали.
Ягуся весело смеялась над этими рассказами, не забывая угощать любимца, параллельно накладывая в корзинку гостинцы для Бьянки, когда раздался стук в дверь.
Баюн шустро соскочил с лавки и пошел открывать.
Громкий бряк и странный звук чуть не выбил корзинку из рук Яги. Она чуть ли не бросила её, и скакнула на помощь любимцу.
В слегка приоткрытую дверь виднелась только абсолютно растерянная спина кота.
Ягуся выглянула. Кот сидел на ступеньках крыльца. Рядом валялся уроненный дрын.
Баюн сидел на охвостье, широко раскинув лапы во все стороны, и громко икал. Очень, очень громко.
Перед ним стояла корзинка. Из неё выглядывали, жалобно мяукая, четыре очаровательных, разноцветных котенка.