Душевные разговоры

Иллюстратор Галина Валентиновна Милихина

Редактор Анна Столярова

Корректор Юрий Кудряшов

© Александр Милихин, 2025

© Галина Валентиновна Милихина, иллюстрации, 2025

ISBN 978-5-0068-4215-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Жизнь без борьбы

– Эй, Ноа, куда собралась?

– Хочу сходить в новый мир, протестировать идею жизни без борьбы.

– В тот, где одна форма жизни поедает другую, чтобы выжить?

– Ага.

– Кем будешь?

– Голой обезьяной.

– Ой, как интересно! Ждём результата. Расскажешь в субботу на приёме у главного?

– В каком смысле в субботу? Голые обезьяны спокойно живут до восьмидесяти.

– Всё, убегаю. До встречи в субботу.

– Какая чистая, незамутнённая психика! Здесь миленько. Кто тут босс? Ага, вот ты где. Слушай моё желание. Повелеваю жить без борьбы.

– Вообще без?

– Ага.

– Я правильно понял, что отряд бактерий, замеченный в верхних дыхательных путях, следует оставить без внимания?

– Конечно нет. Мы не прячемся от проблем. Будем вести наблюдение и переговоры.

– Но они вырабатывают токсины, нарушающие деятельность клеток. Мы не можем просто смотреть, как они нас медленно убивают.

– Да пойми же наконец, насилие приводит только к ответному насилию. Мы уже не в каменном веке. Мир изменился. Отзови своих головорезов.

– Ноа, привет. Шикарная вечеринка. Всё-таки главный умеет создавать атмосферу. Как там Земля? Ещё вертится? А ты чего такая мрачная?

– Привет, Энн. Да так…

– Дай угадаю: тебе удалось убедить мозг той голой обезьяны отказаться от борьбы – и через три дня её убила синегнойная палочка.

– Это был стафилококк.

– Да уж. Помутнение сознания, токсический шок, брр…

– Я не понимаю, переговоры были в самом разгаре, всё шло хорошо…

– Не переживай. Мы для того и воплощаемся, чтобы получать опыт. Пошли послушаем, как аллигатор съел проповедника, который решил показать своим последователям, что может ходить по воде.

– Это ж какую идею надо проверять, чтобы до такого дошло!

– Например, «все животные – братья, живущие в любви и согласии».

– Да не подкалывай ты, и так тошно.

– Выше нос, подруга, выше нос. То ли ещё будет.

Терапия миром насекомых

– Привет, Ноа. Как дела?

– Да какая-то психика странная в моём новом теле.

– А, ты опять в человека воплотилась?

– Ага. И он постоянно ноет. То солнце у него недостаточно яркое, то дождь слишком мокрый. Чувствую, у меня самой скоро депрессия разовьётся.

– А терапию насекомыми уже пробовала с ним?

– Какими ещё насекомыми?

– Да самыми обычными. Когда уснёт, отправь его в мир жучков на экскурсию.

– Не поняла.

– Ой, ну это ж классика. Если твоему человеку начинает казаться, что жизнь к нему несправедлива, а мир слишком жесток, покажи ему по-настоящему жестокий мир. Скажем, обычный день какой-нибудь многоножки или богомола. Заснёт он с мыслью, что жизнь – это боль, а проснувшись, возрадуется, как же ему повезло получить при рождении тело и нервную систему человека.

– Уже хочу! А делать-то что? – Ноа подалась вперёд и превратилась в слух.

– Как только твой нытик отключится вечером, сотвори ему сон, в котором он продолжает быть человеком и жить своей привычной жизнью, но только теперь по законам мира насекомых.

– Можешь пример привести? – попросила Ноа.

– Пусть ему снится, как чудесным майским утром он выходит из подъезда поохотиться…

– Погоди, погоди. Он не умеет охотиться. Каждое утро он ходит в офис и печатает какую-то ерунду на компьютере. За это ему на карту переводят цифры, которые он потом меняет на всякие штуки, которые его не радуют.

– Ноа, в мире насекомых нет стабильной оплачиваемой работы. Слушай дальше. Выходит твой охотник из подъезда своего человейника, на секунду замирает, щурясь от лучей тёплого утреннего солнышка, улыбается, и в этот момент бац – с подъездного козырька в него мгновенно втыкается чей-то хитиновый хвост с клешнями на конце. Клешни с чудовищным давлением сжимают его тело, ломая кости и разрывая плоть. Затем хвост изгибается и неторопливо поднимает жертву наверх, чтобы его хозяин смог отобедать ещё живым блюдом. А твой такой: «Хоть бы с головы начал, хоть бы с головы!»

– Чё-то жестковато как-то…

– Так в этом весь смысл. Мы же хотим, чтобы плохие мысли из его головы выветрились под натиском ещё худших мыслей. Клин клином вышибают… Или ещё вариант, – немного подумав, продолжила Энн. – Допустим, существо на козырьке уже позавтракало его соседом и твоему человеку короткими перебежками удалось добраться до автобуса. Он забегает внутрь, облегчённо выдыхает, но тут двери закрываются, из стенок начинает сочиться кислота, а к нему тянется обшивка, чтобы неторопливо расщепить его белковое тело на вкусные и питательные макронутриенты.

Также пусть узнает, что, проходя мимо канализационного люка, он может стать добычей гигантской личинки жука-скакуна, которая выпрыгивает из укрытия, хватает еду жвалами и затягивает под землю для неторопливой трапезы. А если он будет в бронежилете, то жилет она выкинет наружу. Поэтому пусть опасается мест, где в изобилии валяются бесхозные каски и бронежилеты. Ты ему это знание загрузи в голову до выхода из квартиры.

И вообще, неплохо бы, чтобы он помнил о необходимости непрерывно сканировать пространство во всех направлениях. В мире насекомых угроза исходит отовсюду. Глазом моргнуть не успеешь, как гигантская оса воткнёт в тебя жало с нейротоксином, потом отведёт в свою квартиру, где её дети на протяжении всего периода взросления будут откусывать от тебя небольшие кусочки. А ты при этом не сможешь пошевелить ни рукой, ни ногой, но будешь в сознании. Мы же знаем, какую огромную роль играют технологии сохранения пищи в мире, где нет холодильников. Вот и он пусть знает.

– А если его удар хватит во сне от такого?

– Не хватит. Люди специально потребляют разную жуть. Она им нужна, чтобы чувствовать себя живыми. Мы просто ему правильную жуть подкинем. А если даже и хватит его удар, найдёшь себе более оптимистичного. Чего ты теряешь? Кстати, у него дети есть?

– Двое. И он постоянно расстраивается из-за беспорядка в детской и их школьных оценок.

– Прекрасно. Покажи ему, что если он решит завести детей в мире насекомых, то рожать лучше сразу несколько сотен, а ещё лучше – тысяч. Так хоть у кого-то будет шанс выжить.

– Крутая техника! А как быстро сработает?

– Не знаю, у всех по-разному. Просто повторяй периодически, пока не зарыдает от счастья, как круто быть человеком.

Давайте жить честно

– Представляешь, какая была бы жизнь на Земле, если бы все жили честно! – мечтательно произнесла Ноа.

– Не-а. Не представляю, чтобы заяц вышел навстречу лисе и предложил его съесть, раз он всё равно находится внизу пищевой цепочки и предназначен природой для кормления хищников более высокого уровня, – улыбнулась Энн.

– Вот любишь ты всё утрировать.

– Ни капельки. Заяц живёт во лжи. Он постоянно путает следы и делает вид, что его нет, когда опасность рядом, вместо того чтобы выйти навстречу хищнику и предложить догнать его в честном состязании или сразу съесть, чтоб долго не мучиться.

– Ну ладно. Но это про выживание, тут особый случай.

– Так ложь – это всегда про выживание.

– Не может такого быть! – Ноа выглядела озадаченной.

– А ты приведи пример, где ложь используется для чего-то другого, – предложила Энн.

– Да легко. Вот смотри. Один партнёр втайне изменяет другому, а его жизни при этом ничто не угрожает.

– Так потому и не угрожает, что втайне, – расхохоталась Энн. – А вообще, – серьёзно продолжила она, – ложь для того и придумали, чтобы избегать опасности. Если угроза отсутствует, то и лгать незачем.

– Ага, значит, я права – и отказ от лжи мог бы привести к миру, в котором нет опасности. – Ноа торжествующе посмотрела на подругу.

– Да, пожалуй. Если все дружно договорятся вымереть, то воцарение идеального мира вполне реально, – улыбнулась Энн. – Жалко, в нём не в кого будет воплощаться.

– Не поняла. Зачем вымирать-то?

– А что будет кушать мухоловка, если честно вывесит предупреждение: «Каждая севшая на мой цветок муха будет съедена живьём и переварена в течение нескольких дней»?

– Э-э-э…

– Леопарду придётся отказаться от засад и тоже протянуть лапы, если он не найдёт антилоп, добровольно приносящих себя ему в жертву. Та же участь постигнет и всех других хищников, включая твоих любимых муравьёв.

– Ну и пусть, – не сдавалась Ноа. – Пусть все агрессоры вымрут и останутся только мирные травоядные – тогда на Земле наступят мир и гармония!

– Простите, – послышался тоненький писк.

– Кто здесь? – Ноа повертела головой в разные стороны, но никого не увидела.

– Это я, мятлик.

– Какой ещё мятлик?

– Луговой. Простите, что вмешиваюсь, но я не мог не слышать вашу беседу, потому что здесь расту, и у меня вопрос: а чем, по-вашему, корова лучше меня?

Подруги посмотрели вниз, откуда на них вопросительно уставились тысячи тонких травинок. Им, вероятно, также был интересен ответ на вопрос сородича, который был настроен решительно и с вызовом смотрел на незваных гостей.

Энн перевела вопросительный взгляд на подругу, присоединяясь к ожидающим, и Ноа поняла, что осталась в меньшинстве:

– Но я ничего не говорила про коров, – начала оправдываться она.

– Не говорили, но вы пожелали вымереть всем хищникам и при этом почему-то сделали исключение для травоядных. Нам непонятно, почему рогатые убийцы, поедающие и вытаптывающие своими копытами нас и наших детей, получили такие преференции.

Ноа уже пожалела о своём эмоциональном всплеске и была крайне удивлена тем, что луговая трава знает слово «преференции». Но сдаваться так легко, да ещё и растению, не хотела.

А мятлик, почувствовав её замешательство, усилил нажим:

– Вы знаете, сколько живых существ съедают коровы вместе с травой? Да панцирями съеденных на этом лугу улиток можно было бы берег озера отсыпать. Получился бы внушительный ракушечный пляж. А муравьи? А жучки разные? Да они тысячи жизней прерывают ежедневно!

Ноа почувствовала себя не готовой к диспуту:

– Хорошо, хорошо. Пусть корова тоже будет хищником, – примирительно пробормотала она.

– Да! И пусть она тоже сдохнет вместе с бактериями, расщепляющими наши тела в её желудке! – Глаза мятлика гневно сверкнули.

– Ладно, ладно. Рада была знакомству, но нам пора. Правда, Энн?

– Да, мы, пожалуй, полетим. Счастливо оставаться, – поддержала подругу Энн.

Удобно усевшись на низколетящем облаке, они посмотрели вниз. Пастухи гнали стадо коров прямо на луг с эрудированным мятликом.

– Никогда не задумывалась о том, какими страшными существами являются травоядные. – Рогатая скотина, уничтожающая всё живое на своём пути, теперь виделась ей совсем в ином свете.

– Всё не то, чем кажется на первый взгляд, – попыталась приободрить подругу Энн. – А ты знала, что зайцы едят мясо?

– Моя жизнь больше не будет прежней. – Ноа демонстративно закатила глаза. – И всё равно я считаю, что честность – это хорошо.

– Честность – это прекрасно, – согласилась Энн. – Просто для неё есть своё время и место.

– Почему тогда в мире её так мало? – спросила Ноа.

– Потому что честность – инструмент, предназначенный исключительно для установления близких доверительных отношений. А близкие доверительные отношения безопасными не являются. Чтобы попытаться их создать, придётся снять броню и отложить в сторону меч. Причём сделать это надо первым, пока второй участник ещё во всеоружии. А вдруг он возьмёт, да и ударит тебя, незащищённого? Поэтому люди, не желающие испытывать боль, в доверительные отношения не идут, а значит, и честность им без надобности.

– Но Энн, разве настоящая близость хуже безопасности?

– Конечно нет. Но за неё приходится платить, а платить готовы немногие. Честность требует доверия, а доверие на планете, где каждый кого-то поедает – шаг весьма отчаянный. Помнишь Колобка?

Ноа грустно улыбнулась.

– Нормальный мозг заточен под выживание и размножение и только потом под разные эксперименты, – продолжила Энн. – Сначала он будет пытаться выполнить обязательную программу и только потом, возможно, заинтересуется рискованными исследованиями того, как честность влияет на качество жизни.

– А я буду, – с вызовом ответила Ноа. – Выживанием пусть мозг занимается, а я несу вдохновение, интерес и радость.

– Конечно пробуй, – пожелала напоследок Энн. – Главное – не пытайся осчастливить этим всех. Насквозь лживый заяц чувствует себя прекрасно. Да и подло подкрадывающиеся к своим жертвам удавы тоже в последнее время на жизнь не жаловались. – Она обняла подругу. – Ну, мне пора.

– До встречи.

Оставшись в одиночестве, Ноа некоторое время созерцала неспешный геноцид, устроенный мирными жвачными на цветущем лугу, а затем, глубоко вздохнув, направилась в сторону дома.

Совершенство

Энн увлечённо дискутировала с мозгом, когда появилась Ноа.

– Творец должен отвечать за то, что создал. Ему должно быть стыдно за такую работу! – возмущённо кричал Мозг.

– То есть ты считаешь, что нести ответственность за поведение существ, обладающих свободой воли, правильно и разумно?

– Ой, как тут у вас интересно! – шепнула Ноа.

Энн подмигнула ей и продолжила:

– Разве Творец заставляет вас брать кредиты под сорок процентов годовых? Мне всегда казалось, что свобода воли подразумевает свободу выбора. А свобода выбора подразумевает возможность выбрать любое действие.

– А жить-то где? – не унимался её оппонент. – О каком выборе ты говоришь? Я не могу сам построить дом. Поэтому нет у меня никакого выбора – и приходится влезать в чёртову кабалу к банкам.

– Если мне не изменяет память, банки придумали люди. И займы под проценты тоже придумали они. В Африке, например, до сих пор проживают некоторые представители вашего вида, у которых строительство дома занимает пару дней без ипотечного кредитования.

– Я не в Африке, у меня зимой мороз минус тридцать! – отбивался Мозг.

– Разве это не твой выбор – жить в таком климате? Или тоже Создатель заставил?

– Меня тут папа с мамой родили, никто меня не спрашивал.

– Так ты уже большой мальчик, на самолёт до Африки хватит, а там будешь рыбачить, пасти коров, которых украдёшь у соседнего племени. Кстати, это ничуть не менее интересно, чем твои нынешние занятия.

Относительно разумный Мозг замолчал, переваривая сказанное.

– Допустим, что социум и правила игры в нём мы действительно создали сами и это наших кривых рук дело. Допустим. Но… – Он сделал торжественную паузу. – Как ты объяснишь, почему наш мир полон насилия, болезней и страданий?

– Возможно, потому что Создатель хотел сотворить живую саморазвивающуюся систему и посмотреть, что из этого получится, – ответила Энн. – А для этого элементы системы должны иметь возможность совершать действия, которые заранее не были предопределены. Если в каждого заложить строгий алгоритм поведения, скукотища будет смертная. Сами в таком мире жить не захотите. Поэтому всё устроено так, что каждый может творить то, что ему кажется интересным и полезным. А поскольку представления об интересе и пользе у каждого свои, то и получается то, что получается. Или ты предпочёл бы быть аналогом умного пылесоса, который делает много добра и не нарушает заложенных в него заповедей?

– Ага, – радостно воскликнул Мозг. – Вот за это ему и должно быть стыдно. Какой же ты Создатель с большой буквы, если создаёшь такие несовершенные миры?

– Веский довод, – усмехнулась Энн. – Есть только одна проблемка.

– Какая?

– Совершенные модели не работают. Совершенство – это состояние неподвижности, когда все точки находятся в равновесии. А когда всё в полном равновесии, движение отсутствует. Совершенная система изначально мертва.

– Погоди, погоди, можно помедленнее? Я чего-то не врубаюсь, – запротестовал Мозг.

– Ты любишь аквариумных рыбок? – спросила Энн.

– Сама знаешь. А при чём тут это?

– Представь, что у тебя совершенный аквариум.

– Представил. – Мозг начал излучать гамма-волны.

– Похоже, ты что-то не то представляешь, – вернула его в реальность Энн.

– Почему это?

– Вид у тебя слишком довольный.

– А то, – расслабленно промурлыкал Мозг. – Видела бы ты, какие у меня здесь астронотусы! А как грациозно они двигаются!

– Так я и думала. Ты представил несовершенный мир, в котором рыбы плавают. В совершенном они нашли бы одну совершенную позицию и пребывали бы в ней постоянно.

– Почему? – Мозг выглядел озадаченным.

– Потому что любое движение из состояния совершенства в любую сторону приводит к несовершенству. Зачем тебе куда-то двигаться, если лучше уже быть не может?

– А у тебя есть ещё какой-то пример? – попросил Мозг.

– Любишь хорошие автомобили? – спросила Энн.

– Ещё бы!

– Представь, что у тебя совершенный автомобиль, который невозможно улучшить.

Мозг погрузился в работу. Пауза затягивалась.

Вместо ответа визионер начал рассуждать вслух:

– Совершенный автомобиль должен быть лёгким, а самое лёгкое из того, что я могу представить – это ничто. Значит, такая машина должна не иметь веса.

– Интересная мысль, – улыбнулась Энн.

– Ещё он должен быть быстрым. А какая скорость самая большая? Самое быстрая скорость во Вселенной – мгновение. Был здесь, а потом раз – и мгновенно в другом месте.

Энн одобрительно кивнула. Но погружённый в размышления мозг этого, похоже, не заметил.

– Он должен быть максимально грузоподъёмным, – выдал он. – То есть способным перемещать бесконечное количество грузов и пассажиров за раз. А ещё машина должна быть красивой. Значит, такой, что её внешний вид уже нельзя улучшить.

– И как тебе быть владельцем тачки, которую нельзя улучшить? – спросила Энн.

– Как-то непривычно. – Мозг был явно озадачен. – Получается, я не могу с ней ничего сделать, не ухудшив её характеристик. От моего мастерства даже скорость перемещения не зависит. Хочется переключиться на что-то другое – туда, где я могу хоть как-то влиять на процесс.

– Кажется, ты начинаешь понимать, – мягко проворковала Энн. – А теперь вообрази, что вокруг тебя абсолютно всё совершенно и ты не способен ничего улучшить даже гипотетически.

Ноа ощутила, как Мозг впал в ступор. Разряды электричества хаотично проскакивали между нейронами, связывая разные структуры в единую сеть, и это зрелище завораживало. Энн выжидательно молчала.

– Пожалуй, свобода воли или хотя бы её иллюзия – это важно, – выдал наконец Мозг. – А совершенство – действительно скука смертная. Я бы, наверное, предпочёл больше жизни.

– Для любого творца самым страшным кошмаром является достижение совершенства, – кивнула Энн. – Теперь ты понимаешь.

– Понимаю, но всё равно ипотека – полный отстой, – проворчал Мозг.

– Согласна, но я бы одной ипотекой не ограничивалась, – рассмеялась Энн. – Люди, помимо этого, ещё столько интересного натворили.

Убить или не убить – вот в чём вопрос

– Как думаешь, почему самый совершенный мозг на планете Земля – такой несовершенный? – оторвавшись от созерцания водной глади, спросила Ноа.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Энн.

– Если он во что-то поверил, то разубедить его в этом практически невозможно, даже если его верование противоречиво и иррационально.

– На это есть минимум две причины. – Энн сделала небольшую паузу. – Во-первых, вера позволяет не тратить энергию на размышления. А во-вторых, она помогает мозгу решать стоя́щие перед ним задачи.

– Я была уверена, что назначение мозга – думать.

– Конечно нет, – рассмеялась Энн. – Думать мозг ненавидит. Его основная работа – сделать так, чтобы тело выжило и по возможности размножилось. А для этого в подавляющем большинстве случаев достаточно простых автоматических реакций.

– Ладно. Но вера не всегда помогает справляться с вызовами. Иногда она этому препятствует, – возразила Ноа.

– Тебе так кажется потому, что ты неверно понимаешь, что значит для мозга справляться, – улыбнулась Энн.

– И что это значит?

– Помнишь песню, в которой самец увидел свою самочку с другим, дождался ухода конкурента и зарезал её? А дальше мелодичный припев: «Моя, моя, моя Делайла, почему же, почему, почему, Делайла?»

– Кто ж её не помнит? – кивнула Ноа. – Но как такое поведение способствует выживанию и размножению?

– Никак. И в этом главный парадокс подхода мозга человека к исполнению своих обязанностей. Сначала он создаёт себе безопасную с его точки зрения реальность, а потом начинает её защищать любыми способами, даже если эти способы приведут его к гибели.

– Это ж какую реальность надо придумать, чтобы убить другого человека вместо того, чтобы с ним размножаться, когда твоя главная цель – размножаться? – Ноа недоверчиво посмотрела на подругу.

– Например, такую: выживает и размножается самый сильный, самый ловкий, самый умелый, самый желанный. И вот живёт он лет двадцать с верой в подобное, а потом в один прекрасный момент видит в окне свою женщину, страстно целующую другого. А это значит, что лучший для неё в этот момент вовсе не он. Его самооценка со стуком падает на пол, и откуда ни возьмись возникает мысль: «Неудачник, тебя никто не любит». В груди что-то сжимается, к горлу подкатывает комок, а из-за горизонта выплывает надпись: «Лузер». И это проблема, поскольку выживают и размножаются только лучшие, а значит, став лузером, он должен умереть, не размножившись. А это, как мы помним, противоречит главной идее среднестатистического мозга.

– Поняла. А убивать-то зачем? Он же мог решить, что женщина недостаточно хороша для него – и тогда его представление о себе как о лучшем не пострадало бы. Или вообще мог не увязывать её поведение со своей самооценкой. Мало ли чего делают другие, это их выбор.

– Мог, если бы у него стратегий было больше, чем одна. А она у него была единственной, и это значит, что привычная жизнь закончилась. В мозгу включается красная лампочка, требующая принятия срочных мер, ибо жить хочется, а варианты как – отсутствуют. И не найдя ничего лучшего, мозг решает задачу просто: устраняет источник угрозы. Вжик – проблема решена, самооценка возвращена, он снова лучший.

– Проблема решена, да здравствует ещё бо́льшая проблема! – продекламировала Ноа, подражая театральным артистам.

– Чем ленивее мозг, тем примитивнее реакции. Чтобы иметь более интересные ответы на вызовы Вселенной, надо готовиться заранее. А для этого нужна смелость подвергать сомнению уже имеющиеся аксиомы. Но, сомневаясь в уже существующей картине мира, мы покушаемся на безопасность, которую мозг так любит. Круг замкнулся. Нормальный мозг будет держаться за свои текущие верования до последнего. Поэтому он такой совершенный и несовершенный одновременно. Это просто инструмент, как скрипка: с её помощью можно и реальность новую создать, и гвоздь забить – всё зависит от того, в чьих она руках, – подытожила свою мысль Энн.

– Пойду разучивать со своим мозгом «Кузнечика» на одной струне, пока вы скрипичные концерты исполняете. – Ноа изобразила обиженную гримасу.

– Тренируйся, тренируйся, – рассмеялась Энн. – Главное, не дави на него сильно. Мозгам обычно нравятся цели души, но им сложно разжать пальцы, вцепившиеся в ремень безопасности.

– Да, да, с любовью и заботой, – тепло передразнила подругу Ноа прежде, чем раствориться в рассветном тумане.

Беги, Форрест, беги

– Ты чего ржёшь как ненормальная? – спросила Энн, увидев, что Ноа хохочет, листая ленту соцсети.

– Ты видела, как мозги мотивируют друг друга? – спросила Ноа и зашлась в новом приступе веселья.

– Это они могут, – улыбнулась Энн.

– Нет, ты послушай: «Каждое утро в Африке просыпается газель. Она должна бежать быстрее льва – иначе погибнет. Каждое утро в Африке просыпается и лев. Он должен бежать быстрее газели – иначе умрёт от голода. Не важно, кто ты – газель или лев. Когда встаёт солнце – надо бежать». Кто это сочиняет? Где они видели льва, который с рассветом начинает куда-то бежать? Это ж ночной хищник из засады! – Ноа хохотала не переставая.

– Так и газель с рассветом мирно пасётся на открытом пастбище, откуда врагов за километр видно. – Энн чувствовала, как заражается весельем подруги. – Представь: с первыми лучами солнца выбегают страусы, вылезают из нор дикобразы, выскакивают из реки бегемоты – и все начинают бежать в разных направлениях, толкаясь и падая! – Теперь хохотала и она.