Огнеупорные

Ознакомительный фрагмент

Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.

1.

Третье марта

В депо пахнет смесью кофе, металла и свежей краски – странно уютное сочетание для места, где каждый день начинается с ожидания тревоги. За панорамными окнами – серое утро Сильвер-Крика, воздух холодный, с примесью снега и дыма, как будто город сам дышит воспоминаниями о зиме. В шесть утра, сквозь щели в воротах, просачивается бледный свет, ложится полосами на бетонный пол и блестит на хроме пожарной машины, которую наш инженер-водитель Дуглас Райдер с любовью полирует, бормоча себе под нос что-то вроде «эта малышка должна сиять».

Где-то дальше, в углу спортзала, Райан Броуди на спор отжимается с кем-то из другой бригады, толпа наблюдает и упрямо раззадоривает их – обычное утро, та же рутина, то же тихое предвкушение смены. Наш капитан – Артур Лин сидит в своем кабинете с открытой дверью, погруженный в бумаги, но все равно держит руку на пульсе, как будто чувствует, когда кто-то из нас начинает дышать не так. Все спокойно, размеренно – до тех пор, пока не раздается хлопок двери.

– Угадай что? – Рейчел влетает в общую комнату, сияющая как лампочка, с привычной кружкой кофе, которую я уже видела трижды за последний час.

Я даже не поднимаю взгляд от планшета.

– Даже боюсь предположить.

– До меня дошли слухи, что сегодня это чертово место сгорит дотла.

– Так ты решила сообщить о запланированном поджоге? – хмыкаю я, и уголки ее губ поднимаются еще выше.

– Имя Хэйз Брайар тебе о чем-нибудь говорит?

– Нет. А должно?

– Господь, Элоди, – закатывает она глаза, плюхаясь в кресло напротив. – Его перевели к нам неделю назад, и сегодня его первая смена. Я же говорила тебе!

– Извини, я не запоминаю сплетни.

– Это не сплетни! Я просто… делюсь информацией.

– Не начинай, Рейч, – стону я, откидываясь на спинку дивана.

Но она лишь вздыхает с преувеличенной драматичностью:

– Говорят, он настолько хорош собой, что на выездах из-за него вспыхивает огонь даже там, где это невозможно.

– Тогда ему стоит сменить работу, – усмехаюсь я, но внутри уже чувствую, как растет раздражение.

– Где еще в нашем захолустье ты такого найдешь? – продолжает она, и я понимаю, что этот разговор мне не выиграть.

– Роман на работе – последнее, что мне нужно.

– Никто не говорит о романе, – протягивает она, закатывая глаза. – Иногда приятно просто… смотреть.

Я собираюсь ей ответить и привести, как минимум пять аргументов почему и “просто смотреть” плохая идея, но Кэп появляется в дверях, пересекаясь с ее сиянием и превращая его в уважительное молчание.

– Рид.

– Кэп.

– Полагаю, ты уже в курсе, – он бросает на Рейч короткий, теплый взгляд. – У нас пополнение. Хэйз Брайар из Монтаны. Будет здесь через пару минут. Хочу, чтобы ты провела ему экскурсию.

Я уже открываю рот, пока Рейчел успевает шепнуть одними губами: это судьба.

– У него медицинская подготовка, – добавляет Лин. – Так что покажи ему свой отдел, где что лежит и как работает.

– Да, сэр, – выдыхаю я и поднимаюсь.

Коридор встречает меня прохладой и тихим гулом разговоров. Спускаясь со второго этажа, я слышу, как где-то внизу хохочет Броуди, как шумит кофемашина, как за стеной кто-то настраивает аппаратуру. Все это будто фон – привычный, заземляющий, пока мои шаги гулко отдаются в бетонном пространстве. Я поворачиваю за угол – и в следующую секунду врезаюсь во что-то твердое и абсолютно неподвижное. Воздух вырывается из легких, мир идет под откос, и я уже готова встретиться с полом, но не успеваю.

Чьи-то сильные руки – горячие, уверенные – хватают меня за талию и притягивают к себе. Мгновение – и я слышу, как сердце стучит в ушах громче, чем все звуки депо вместе взятые. Запах – теплый, с нотами дыма, кожи и свежего мыла. Тело будто узнает его раньше, чем разум: мышцы напрягаются, дыхание сбивается, в пальцы дрожат от близости.

Я поднимаю взгляд. Он выше меня почти на голову, плечи широкие, как будто созданные держать на себе весь мир. На лице легкая небритость, от которой его черты становятся еще резче, а челюсть – опасно притягательной. Свет падает на него так, что каждое движение кажется выверенным, будто замедленным. Волосы темные, чуть растрепаны, глаза – стальные, холодные на первый взгляд, но в них есть глубина, от которой внутри все сжимается.

Он держит меня крепко, но аккуратно, как будто боится причинить боль. И в эту секунду я забываю, как дышать.

– Ох, вау, – первым отзывается незнакомец, и я наконец от него отступаю, – женщины, конечно, и прежде оказывались в моих объятиях, но… ты явно оказалась быстрее их всех.

Его тон мягкий, словно он специально смазывает остроту слов, превращая их в флирт, от которого у меня предательски полыхают щеки, будто я только что вбежала в огонь без защитной экипировки. Я мгновенно беру себя в руки, глубоко вдыхаю и заставляю сердце биться ровнее. Нельзя дать ему то, что он явно пытается из меня вытянуть, потому что я понимаю, кто он, и… Рейчел не соврала ни на йоту.

– Элоди Рид, – представляюсь я, нарочито спокойно, игнорируя его замечание, – парамедик сто одиннадцатой бригады.

– Хэйз Брайар, – он лениво улыбается, будто само его имя должно меня развлечь, и пожимает мою руку. – Новый пожарный из сто одиннадцатой бригады.

Его ладонь горячая, сильная, пальцы обхватывают мои дольше, чем позволяет приличие. Взгляд намеренно цепляется за мое лицо, как будто он ждет, когда я дрогну. Приходится вырывать руку – резким, неловким движением, и только тогда он отпускает, снова растягивая губы в самодовольной усмешке.

– Ты, – я бросаю взгляд на часы, – раньше времени. Но это даже к лучшему. Я покажу тебе станцию, познакомлю с командой и…

– У тебя всегда такое радушное приветствие для новичков? Или я просто особенный? – хмыкает он.

– Я не приветствую тех, кто потом будет разносить по отделу идиотские шутки.

– Оо, – протягивает он, явно наслаждаясь, – тебе понравится моя харизма.

– Можешь рискнуть, – отзываюсь я, уже поворачиваясь и двигаясь по коридору, не оглядываясь, – если хочешь, чтобы я вылила тебе кофе в ботинки.

– Тогда буду держать язык за зубами, – почти обещает он, легко догоняя меня, – хотя, признаюсь, с тобой хочется его использовать иначе.

– Ты мерзкий.

– Ты еще не знаешь, насколько.

Я резко останавливаюсь, разворачиваюсь и прищуриваюсь на него, уже готовая ответить, но он снова успевает раньше меня.

– Ты ведешь себя так, будто я заразен.

– Просто не хочу подхватить твой самодовольный вирус.

– Поздно, – фыркает он, – судя по тону, симптомы уже начались.

– Уверен, что это не аллергия на твое эго?

– Если бы я знал, что тебе так интересно мое эго, пришел бы без формы.

– Тогда экскурсия закончилась бы быстрее, – закатываю я глаза, потому что ее бы вовсе не было.

– Значит, ты признаешь, что увидь ты меня без формы – мы оказались бы в первой попавшейся подсобке?

Я начинаю закипать. Его слова звучат слишком легко, слишком самоуверенно, а запах – смесь свежего мыла, дыма и чего-то чертовски мужского – лезет под кожу, мешая мне ясно мыслить. Я разворачиваюсь на пятках и иду вперед, не оборачиваясь, не проверяя, следует ли он за мной – но он, к сожалению, делает это.

Первый этаж мы проходим быстро: короткое знакомство с другой бригадой, быстрые рукопожатия, несколько шуток. Дальше – склад с медикаментами: металлические стеллажи, коробки, подписанные банки, порядок, который держу одна я. Все объясняю сухо и четко. Затем мы поднимаемся на второй этаж – в общую зону, и, как назло, там ни одной живой души.

– Это общая зона, или, как ее называет кэп – гостиная.

– Здесь мило, – почти серьезно говорит Хэйз, взяв в руки одну из фотографий в рамке на комоде.

– Это наш второй дом, – пожимаю плечами я. – Нам всем нужно иметь здесь что-то хорошее в конце смены.

– Но мы же в одной бригаде, верно?

– И?

– Ты будешь иметь меня до, после и во время смены, Элоди.

Он переходит черту так легко, будто ее и нет. Его надменность ударяет по нервам, и злость во мне вспыхивает новым пламенем. Я уже открываю рот, чтобы высказать все, но дверь распахивается.

– Смотрите-ка, кто здесь! – Райан взрывается восторгом, будто встречает старого друга. – Новое мясо!

– Очень вдохновляюще, приятель, – смеется Хэйз в ответ. – Хэйз Брайар.

– Райан Броуди. А это, – он указывает за спину как раз в тот момент, когда в дверях появляется моя рыжая бестия, – Рейчел Майколсон.

– Слава бежит впереди тебя, Брайар, – смеется подруга, протягивая руку.

И тут же, оборачивается так, чтобы видела только я, она беззвучно произносит губами: «вау». А потом, будто ничего не было, вливается в разговор – со смехом, подколками и планами на сегодняшний вечер. Они уже вовсю обсуждают, как отпразднуют его перевод, будто готовы закрыть глаза на его заносчивость и петь ему хвалебные оды.

Я отворачиваюсь, стараясь унять злость. Занимаю руки делом – готовлю себе сэндвич. Поджаренный хлеб, плавленный сыр, помидоры, ветчина. Разрезаю его по диагонали, но куски выходят кривыми, и злость только крепче цепляется за меня.

– Тогда сегодня все в силе? – уточняет Райан.

– Да, я уже целую вечность никуда не выбиралась, – признается Рейчел, бросая на меня обвиняющий взгляд.

– Вы с нами?

– Я хочу пойти, – кивает Хэйз, и оказывается рядом со мной.

Этого достаточно, чтобы внимание переключилось с меня на него. Но он не отходит, а наваливается спиной на столешницу – всего в полуметре. Его голос едва слышен, как будто только для меня:

– Но я действительно пойду, если увижу там тебя.

Это становится точкой кипения. Горло сжимает, дыхание тяжелое, в груди – огонь. Злость поднимается от самого живота, и я больше не могу держать ее внутри.

– Слушай, – мой голос звучит грубо и резко, но мне все равно, – не знаю, что за игру ты затеял, но тебе нужно остановиться. Мы на службе. Здесь все серьезно и нет места для твоих выходок. Если у тебя нет разделения между работой и личной жизнью – прекрасно. Но не нужно ждать подобного и от меня.

Его улыбка медленно гаснет, и впервые в его глазах мелькает что-то большее, чем пустое развлечение. Будто мои слова задели его глубже, чем он рассчитывал. Словно за его ребячеством действительно скрывалось желание узнать меня ближе. Но это не моя проблема. Я здесь не за этим.

Он уже открывает рот, будто собирается ответить – может даже извиниться. Но в этот момент громко срабатывает система оповещения. Красный свет вспыхивает над дверьми, сигнал бьет по ушам. И мы все вместе, оставив все свои дела и разговоры, выдвигаемся на службу, потому что в итоге – она всегда является для нас чем-то личным.

2.

Семнадцатое марта

Ночной Колорадо всегда казался мне странным, слишком суровым и непредсказуемым. Март здесь – это не весна, а грязный компромисс между дождем и снегом, который превращает асфальт в скользкую кашу. Сегодняшняя ночь именно такая. Фары пожарной машины выхватывают из темноты обрывки мокрого снега, что падает вперемешку с дождем, и каждый порыв ветра стучит по металлу кабины, будто хочет сорвать нас с дороги. Я сижу, вцепившись в ремень, и чувствую, как двигатель под нами ревет, натужно работая на трассе, которая будто дышит смертью.

Рейчел в наушниках звучит четко и ровно, но я знаю, как ей тяжело сохранять такой тон, когда каждое ее слово может значить для нас жизнь или смерть. Через рацию она передает Кэпу детали: три автомобиля, один из них слетел в кювет, возможные заблокированные пострадавшие, возгорания пока нет, но есть утечка топлива. Она говорит быстро, но спокойно. Райан, сидя рядом со мной, проверяет снаряжение: перебирает карабины, поправляет тросы, проверяет гидравлику. У него свои собственные ритуалы перед боем, но они успокаивают даже меня.

А напротив – Хэйз. Но он не тот Брайар, которого рисуют сплетни. Не веселый клоун, не балагур, который сыплет шутками и обаянием направо и налево. Он сидит слишком серьезный, уставившись в боковое окно. Челюсть сжата, пальцы барабанят по колену – будто отмеряют ритм, который слышен только ему. Его лицо в этот момент невозможно спутать с обычным. В такие минуты он будто перевоплощается в кого-то другого: собранного, выверенного, четко знающего, что делать. И это сбивает меня с толку сильнее, чем любые его ухмылки.

За последние две недели я заметила: стоит прозвенеть тревоге, он будто сбрасывает с себя всю легкость. Ни грамма страха в глазах, ни капли лишней бравады. Только концентрация и желание добраться до очага, вытащить людей и помочь своей бригаде. Это подтачивает мое мнение о нем – слишком быстро и слишком сильно.

Но потом смена кончается, и он возвращается в свою роль: беззастенчиво флиртует, подсовывает мне кофе, хотя я не просила, подает руку, когда я забираюсь в машину, как будто я какая-то чертова принцесса, и перехватывает мои самые тяжелые сумки, будто делает это мимоходом. Но я знаю – это вовсе не мимоход. Это демонстрация, вызов, давление – чтобы я дрогнула и сдалась, чтобы открылась ему так же легко, как большинство девушек до меня. Чтобы, в конце концов, раздвинула перед ним ноги.

И самое мерзкое – я завидую этим чертовым счастливицам!

Хотя… нет. Зависть стала моей горькой правдой ровно после той случайной встречи в продуктовой лавке. Потому что там – я видела его не на показ, не в компании, где он мог бы нарисовать на себе маску героя. Он даже не заметил меня – потому что помогал незнакомому мужчине, чья мать с болезнью Альцгеймера вдруг не узнала ни себя, ни его. Женщина дрожала, терялась, захлебывалась паникой, и Хэйз – тот самый Хэйз, которого я пыталась списать в категорию “смешливый ловелас” – оказался рядом, чтобы удержать ее руки, успокоить своим голосом, объяснить сыну, как говорить с ней мягче.

Он был спокоен, внимателен, тих. Никакой публики и никакой выгоды. Просто он. И я ненавижу себя за то, что эти тихие поступки врезаются в меня сильнее, чем его ухмылки, которые я могу игнорировать.

Но сейчас мы тормозим на трассе, и реальность рвет мои мысли. Мокрая дорога блестит от света аварийных мигалок, слепые зоны в этой метели – словно черные дыры. Картина перед глазами ужасает: одна машина перевернулась и съехала в кювет, перед этим сбив другую, а та протаранила следующую. Металл смят, побитые стекла рассыпаны по земле, как ледяные крошки. Другая бригада уже работает с машинами на дороге, когда мы направляемся к перевернутой машине в самом кювете.

– Рид, осмотрись там. – Голос Кэпа режет воздух. – Броуди спустит тебя. Брайар, ты займись вторым пострадавшим в той же машине. Сначала займемся ими, потом вытащим машину. Вперед!

Райан закрепляет трос, проверяет мою страховку, и я чувствую, как холод металла карабина бьется о мою броню. Он кивает, и меня плавно спускают вниз. Снег колет лицо, а ветер свистит в ушах. Машина лежит на крыше, и в ее окне – женское лицо, бледное, перепуганное, но, по крайней мере, она в сознании.

– Мэм, сохраняйте спокойствие! – я почти кричу, чтобы перекрыть завывание ветра. – Мы поможем вам. Как ваше имя?

– К… Кейтлин, – губы у нее дрожат, а голос срывается.

– Хорошо, Кейтлин, вы отлично справляетесь, – уверяю я, проверяя пульс.

Тот быстрый, но ритмичный. Еще и явное сотрясение – зрачки реагируют медленно, сознание спутанное. Плечо вывихнуто неестественно, а колено распухло, и по положению ноги я догадываюсь о возможном переломе. Она в ловушке – ее тело сковано металлом. Я фиксирую ее шею воротником, насколько позволяет пространство, поддерживаю руку, чтобы уменьшить боль.

– Брайар! – кричу я, когда вижу, как он вместе с Броуди поднимает водителя вверх на носилках. – Ты нужен мне!

– Приятно слышать, Элоди, – его голос звучит так легко, будто мы не стоим посреди ледяного ада.

Он перебирается к моей стороне, цепко двигается по корпусу машины, и в его руках появляется гидравлический резак. Искры летят, металл кричит, пока он спиливает дверь. Я чувствую, как Кейтлин начинает дрожать сильнее, дыхание сбивается, глаза бегают.

Кейтлин вжимается в кресло, ее глаза расширяются, дыхание срывается. Паника накрывает ее мгновенно.

– Нет, нет! Не трогайте! – она дергается, плечо хрустит от движения.

– Кейтлин, – мягко, но твердо говорит Хейз. – Смотрите на меня. Только на меня. Все в порядке. Это шумно, но не больно. Вы справитесь с этим.

– Я… я не могу… – ее голос срывается.

– Можете. Вы уже делаете это, Кейтлин, – он кивает, глядя ей прямо в глаза. – Дышите со мной. Раз. Два. Медленно. Вот так.

– Это… это страшно, – она всхлипывает.

– Я знаю. Но вы не одна, – отвечает он. – Видите? Элоди рядом. И я. Мы оба здесь.

Я успеваю сбить ее учащенный пульс, фиксирую дыхание, накладываю кислородную маску. Хейз все еще говорит с ней, его голос низкий и спокойный, будто скала посреди бури. И это работает – ее дыхание выравнивается, руки перестают судорожно сжимать ремень безопасности.

Дверь наконец поддается, и мы осторожно вытаскиваем Кейтлин. Ее поднимают на тросе вверх, к дороге, и я бегу следом, чтобы передать ее скорой.

В тот самый момент, когда мы передаем девушку медикам, из ее машины вырывается огонь. Горячее пламя поднимается вверх, ветер гонит его в сторону дороги. Райан оказывается ближе всех – он срывает огнетушитель и, не думая, бросается вперед. Его движения резкие, но точные: струя пены накрывает пламя прежде, чем оно успевает добраться до нас.

Кэп – металлическим тоном, без колебаний – отдает короткий приказ парням заняться машиной. Я слышу, как Райан и еще двое тут же кидаются закреплять тросы, вытаскивать инструменты, готовить гидравлику, но я остаюсь в стороне. Это не моя зона ответственности, не моя работа. Я не могу им помочь с техникой, поэтому поворачиваюсь к трассе – может, сто шестая бригада, та, что возится с машинами наверху, нуждается в паре лишних рук. Уже делаю шаг в их сторону, когда…

Резкий, почти режущий запах бензина бьет меня прямо в нос. Я замираю, и в тот же миг дальняя машина – та, что стояла последней в цепочке – вспыхивает, словно сухая спичка. Огонь поднимается жадным языком в ночное небо, освещая мокрый снег красным и оранжевым, превращая его в искры ада. Суета поднимается мгновенно, словно рой ос.

– Все назад! Отходим! – Кэп орет так, что перекрикивает ветер. – Возможен взрыв, всем отойти как можно дальше!

Люди пятятся, тянутся за шлангами, но пламя только разгорается сильнее. В воздухе стоит гул паники, и я уже готова бежать вместе со всеми, как вдруг слышу другой крик. Тот, который невозможно перепутать с чем-то еще.

– Алекс! Где Алекс?! – женский голос режет сердце.

Я поворачиваюсь, и в скорой, которая уже готова тронуться, чтобы увезти пострадавших, женщина вырывается из рук медсестры. Лицо ее искажено ужасом, пока глаза блуждают в поиске.

– Все в порядке, мэм, – медсестра старается удержать ее. – Мы отвезем вас в больницу.

– Мой сын! Где он?! Где мой сын?!

И прежде чем кто-то успевает среагировать, она пытается броситься к машинам. К тем самым, что уже объяты пламенем и вот-вот рванут. Две бригады пытаются сбить огонь, но безуспешно, и приказ Кэпа остается один: отступить.

Все выполняют его. Все, кроме чертова Хэйза Брайара.

Он стоит на границе огня – высокий, закопченный, с обугленной каской в руке. Плечи черные от копоти, на лице тени, в глазах – пламя. Он будто сам соткан из огня: безумный, упрямый, до дрожи живой. Его взгляд цепляется за крик женщины, и я вижу, как в нем что-то щелкает. В нем не страх – а решимость, грубая и слепая.

– Брайар! – рявкает Лин, подбегая ближе и хватая его за руку. – Отставить! Машина вот-вот рванет, я сказал отойти!

– Там кто-то есть! – выкрикивает Хэйз, вырываясь.

Его голос – как удар, надломленный, срывающийся от ярости.

– Черт тебя подери, парень, назад! Это приказ!

Он бросает короткий взгляд на кэпа, и я успеваю увидеть, как в его глазах – огонь против огня.

– Тогда увольте меня после этого, Кэп, – бросает он коротко.

И без секунды колебания – просто шагает вперед. В само пламя!

Огонь проглатывает его, как зверь, алчно и безжалостно. Мгновение – и его нет. Только искры, дым и треск горящего металла. Я замираю, не дыша. Все во мне сжимается – грудь, горло, пальцы, что дрожат так, что аптечка едва не выскальзывает. Сердце колотится в висках, как сирена, неумолимо, громко, почти болезненно.

Я хочу бежать за ним. Но жар такой, что кожа обжигается даже на расстоянии. Пламя растет, будто злится на всех нас, живых, что стоим здесь и просто смотрим. Оно ревет, как чудовище, требуя новых жертв.

Проходит секунда. Потом еще одна. Время растягивается, ломается, и я уже почти теряю надежду, когда сквозь дым начинает проступать силуэт. Сначала размытый, дрожащий, потом все отчетливее.

Хэйз весь в копоти, на руках обгоревшая форма, а в руках – сверток. Он держит его осторожно, почти благоговейно, будто боится выронить. Это… это младенец – маленький, кричащий, живой.

Мир будто делает вдох и я вместе с ним, но…

Слишком рано.

Рев пронзает все вокруг – оглушительный, низкий, как будто само небо рушится. Взрыв разрывает воздух. Ударная волна подхватывает меня, как тряпичную куклу, и швыряет на землю. Воздух становится сплошным жаром. Уши закладывает, в них звенит так, будто кто-то разбил внутри стекло. Земля буквально дрожит. Искры летят в лицо, и я чувствую запах горелой резины и железа.

Я пытаюсь подняться – руки скользят по гравию, колени содраны. Все плывет. Дым густой, черный, вязкий, будто туман из ада. Я щурюсь, ищу глазами хоть что-то.

Но Хэйза не видно.

– Брайар! – кричу я, не слыша даже собственного голоса. – Хэйз!

Паника взрывается во мне, как вторая волна. Она захлестывает до слез, до комка в горле, до тумана перед глазами. Он где-то там. Он был так близко. Черт, он был так близко.

Я делаю шаг к огню – бездумно, на инстинктах. Но из пелены дыма выходит он.

Хромает, пошатывается. Лицо его – обожженное, грязное, губы в трещинах, волосы прилипли к вискам. Дыхание сбивчивое, но живое. Ребенка уже перехватывает другая парамедик, заворачивая того в плед, унося скорее к матери.

И в следующую секунду он просто падает на меня. Не теряя сознания, но слабея так резко, что я едва удерживаю его вес. Он тяжелый, горячий, дрожащий всем телом. Я подхватываю его под руку, становлюсь опорой, чувствую, как сквозь промокшую форму бьется его сердце – быстро, отчаянно, будто доказывает, что он все еще здесь.

– Осторожно, – шепчу я, ведя его к машине, чувствуя, как колени подгибаются не только у него, но и у меня.

Он не сопротивляется. Только сильнее сжимает мое плечо, словно боится снова потерять землю под ногами.

Мы добираемся до борта нашей машины. Я усаживаю его на ступеньку, хватаю кислородный баллон, открываю вентиль. Мои руки все еще дрожат, движения резкие, нервные, злые от страха, который не отпускает. Надеваю на него маску – чуть сильнее, чем нужно, будто злость легче спрятать за механикой действий.

Он поднимает на меня глаза – усталые, красные, с обожженными ресницами. И даже сейчас, едва дыша, ухмыляется уголком губ.

А я понимаю, что хочу одновременно ударить его и прижать к себе.

– Ты странно выглядишь, – шипит он через маску, голос у него хриплый.

– Это как?

– Так, будто действительно переживаешь обо мне, Элоди.

Я достаю аптечку и начинаю обрабатывать его лицо – ожоги, царапины, кровь, пот и копоть смешались в черный хаос.

– Я просто делаю свою работу, – цежу я, слишком резко прикасаясь к его щеке.

– Да брось, Рид, – он хмыкает, стягивая с себя куртку, – я буквально вышел из взрыва и…

– Вот именно! – перебиваю я, толкая его в грудь. – Какого черта, Брайар?! Ты мог погибнуть. Из-за твоего геройства мне теперь зашивать тебя.

– Если честно, твои руки на мне – не худший исход.

– Замолчи, пока я не засунула тебе шприц глубже, чем это необходимо.

– Грубовато. – Хэйз растягивается в ленивой улыбке, – Но мне даже нравится твоя забота в стиле «я тебя убью, но сначала дай мне тебя подлатать».

– Еще одно слово – и я действительно сделаю это. И без анестезии, – прикрываю я свое волнение сарказмом.

– Ну вот опять – боль и удовольствие – идеально про нас, правда?

Все вокруг будто замедляется – шум сирен глохнет, запах гари и мокрого асфальта отходит на второй план. Я буквально замираю, пока руки соскальзывают с его груди – его дыхание выровнялось, кровь остановлена, и только теперь я понимаю: он уже не в опасности. Для него вызов закончился.