© Angeee Milli, 2025
ISBN 978-5-0065-7221-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Я видел его белесые руки, которые он часто переводил с груди на колени. Он говорил о том, как это сделал, рассказывал в мельчайших подробностях, доходя до расстояния между каплями крови на щеках своих жертв. Рассказывал о каждом сантиметре, отмеренном его быстрыми, юркими крысячими глазками. Вот что он делал в первые минуты после своего преступления. Еще долго опускался к остывшему телу, чтобы вдохнуть запах уходящей жизни, пытаясь запомнить то, что сотворил.
Да, наверное, я должен был немедленно позвонить в полицию, а как настоящий гражданин и мужчина, самостоятельно задержать и обезвредить преступника. Но нет. Во мне заиграло что-то иное. Вовсе не гражданский долг, вовсе не смелость и мальчишеская храбрость, вовсе не желание получить награду за поимку убийцы. Даже не отвращение и ненависть к негодяю. Нет. Я словно сделал хороший глоток не менее хорошего виски. В горле запершило, в глазах помутнело.
Когда он наконец замолчал, наконец прервал свою заученную речь, в комнате раздался мой голос. Мой голос, не дрожащий в страхе, не прерываемый волнением.
– Что вы чувствовали в этот момент?
Вполне обычный вопрос для этих стен, окружающих нас. Он звучал здесь часто, но в таком контексте впервые.
Решил поиграть в детектива?
Ты сам пришел на допрос.
– Когда я сделал это…
Он замолчал, будто подбирая подходящие слова, а может, прокручивая события того дня в своей голове по сотому кругу, и между нами повисла тишина. Нет, она не была томительной, и уж тем более не была неловкой. Я смотрел на него, не отводя глаз, как мне казалось, рассудительных и холодных, совсем не боясь, что спровоцирую человека передо мной на очередное злодеяние. Мне нужно было понять, что происходило у него в голове с хорошей черной шевелюрой. Мне нужно было понять, насколько он был нездоров и не здоров ли он вообще. Почему? Потому что убил?
– Облегчение?
Прозвучавшее слово мне показалось более вопросом, нежели ответом, утверждением. Я не стал его прерывать, пусть он замолк на пару секунд.
– Они были там вдвоем. Вдвоем, когда я вернулся.
Бытовая ситуация. Она изменила ему. Он застукал их. И не сдержался. Не смог вытерпеть этого. Такое бывало часто. Я бы сказал, стандартный случай. Только немного отягощенный.
Все совпало. Время, в которое пара предавалась горячим поцелуям, и время, в которое он распахнул дверь комнаты. Его потерянное состояние, перерастающее в разъяренное, и нахождение ножа поблизости. Он любил, но быть любимым ему было не суждено.
– Я просто сделал удар, потом второй. Они застыли на месте. Они ждали этого.
Ждали, пока в их тела войдет лезвие ножа, быть может, тупого, не наточенного. Растерянность? Может быть, он просто сам не помнит, как все было на самом деле. Боль и ярость имеют свойство затмевать рассудок и зрение. Но мне и не нужно было видеть всю ситуацию. Мне было интересно выслушать его, понять его эмоции и чувства.
Он опустил голову, изменив свое привычное положение, заставив меня насторожиться. У меня не было под рукой кнопки, вызывающей охрану и полицию. Был телефон, но я не мог воспользоваться им незаметно, ведь мой клиент мог разозлиться и упорхнуть от меня. А еще он мог меня убить.
– Воды? – учтиво предложил я, невольно заглядывая сверху на его затылок, показавшийся мне.
– Я тебя любил, – затрепетал вдруг он, а фраза, выпущенная из его искусанных до крови губ, донеслась до меня несколькими пульсирующими ударами.
Это же он говорил и над её телом, испещренным алой краской. Повторял несколько раз, быть может. Я не счел нужным прерывать его и теперь. Всё, что он делал, отзывалось во мне и направлялось вновь к нему.
– Я же тебя так любил, – голос его, до этой поры уверенный и стойкий, задрожал, как стекло на корабле, ударяющемся о волны шторма.
Слёзы накрыли его, но плакал он не взахлёб, а тихо и сдержанно, иногда издавая звуки, похожие на поскуливания полумёртвой собаки. Пусть плачет. Часть моей терапии. Это нужно. Я и сам не заметил, как начал помогать, как начал делать свою работу, несмотря на обстоятельства дела. Ему нужен был не психолог, а скорее психиатр. Хотя… нет. Он не был тяжело больным.
Спустя пару минут он пришёл в себя. Вытер слёзы и посмотрел на меня. Потом вновь вытер остатки влаги со своего лица. Вновь посмотрел на меня.
– Я вижу их. Как они вместе извиваются… вместе там…
Зрачки вдруг потускнели, и смотрел он уже сквозь меня. Чтобы в этом убедиться, я специально немного подвинулся корпусом в сторону. Глаза же его не шелохнулись. Пустота и немая боль.
– Я слышу, как она стонет с ним. Я стою за дверью. Я слышу их до сих пор. Они там, они…
Он теряет свою мысль, хотя смысл её мне понятен. Впервые я отвожу глаза в сторону, но не чтобы посмотреть на дверь, позвать секретаршу, попытаться выжить до того момента, пока она не приведет помощь. По-человечески я ему сочувствую, я ему соболезную. Я замечаю это, и мне уже не кажется его поступок гнусным, ужасным. Передо мной просто человек. Просто человек с не железными нервами.
– Как она могла? Почему она выбрала его? Почему позволила коснуться себя? Почему тоже касалась его?
Что мне сказать ему? Что мне ответить ему? Это её выбор? Прими и отпусти? Всё это нелепо и ужасно. Мне повезло, что он не ждал ответа на эти вопросы.
– Они смеялись. Они улыбались мне.
С каждым звучащим, как битое стекло, словом мое снисхождение к нему растет. Он поступил неправильно, поступил ужасно, но…
Не знаю сам почему, я вспоминаю о диктофоне, на который записываю каждый разговор в этой комнате. Делаю это уже очень давно, чтобы в свободное время переслушивать некие заинтересовавшие меня случаи. Вот она улика. Чистосердечное признание. Я хочу встать и разломать этот диктофон. Сжечь его. Уничтожить.
В комнате вновь повисла тишина. Он откинулся на своём стуле и посмотрел на потолок. Время еще есть, еще не истекло, и я радуюсь этому. Однако возникшую тишину заполнить не спешу. Все вопросы, которые я обычно задаю: про школьные годы, про отношения с родителями, про отношения к большим скоплениям людей. Всё это сейчас неважно и не нужно. По-моему, этот человек и вовсе не нуждается в помощи.
Он потерял всё. Сядет за решетку, выйдет на свободу, устроится на ужасную работу. Неважно, где он будет. Каждую ночь он будет слышать их. Каждый беспокойный сон он будет видеть их. Мысли о самоубийстве сами заглядывают в голову.
– Вы думали о самоубийстве? – спрашиваю я автоматически, как только думаю об этом.
Он смотрит на меня. На его лице проскальзывает ухмылка, теряющаяся из виду очень быстро. Это и служит мне ответом. И не один раз.
Мы сидим в тишине ещё немного, а после я тянусь к телефону, совсем не боясь, что в следующую секунду у меня под ребром окажется лезвие. Я снимаю трубку, набираю цифру и возвращаюсь глазами к моему клиенту. Он следит за мной, но вовсе не с агрессией. Зрачки его всё также походят на зрачки мертвой рыбы.
– Принесите стакан воды, пожалуйста.
Я кладу трубку и вздыхаю. Через минуту в комнату после стука заходит Кейт. В руках у неё стакан прохладной воды. Она встречается со мной глазами лишь на секунду, чтобы без слов выяснить, кому адресован стакан. После уже знакомого жеста, она подаёт его моему клиенту. Тот смотрит на неё, улыбающуюся и приветливую девушку, а после берет стакан воды и делает глоток.
Я киваю Кейт, она уходит.
У меня ещё есть время. Я словно опьяненный вновь возвращаюсь глазами к нему.
В моей голове уже собрался приличный клубок мыслей. Но я не знаю, что делать. Я не хочу разматывать его, распускать. В моих руках судьба, и судьба не одного человека. Он может быть опасен для окружающих.
Проходит время. Минуты, секунды. Вскоре я слышу вибрации таймера. Встреча окончена. Моя самая необычная встреча.
Я выключаю таймер, гляжу на него, без слов намекая, что пора уходить. Он сидит ещё мгновение, глядит на меня, а после встаёт. На лице никаких эмоций. Я провожаю его за дверь кабинета, но и после не закрываю её сразу. Жду, пока он выйдет за дверь всего офиса, пройдёт мимо Кейт и не тронет её. Подсознательно я боюсь за неё, а значит, боюсь за каждого человека, рядом с которым он будет проходить, жить.
Знакомый звук открывающейся двери, а после и закрывающейся. Он ушел. Я жив, на мне ни царапины. Это закончилось, но не совсем. Я всё ещё стою с открытой дверью своего кабинета. Обеденный перерыв, клиентов нет. Я могу подумать, но не в силах даже сдвинуться с места.
Через пару секунд замечаю на себе обеспокоенный взгляд Кейт. Она вновь без единого слова спрашивает у меня: «Всё ли в порядке?» Я без единого слова отвечаю: «Всё в порядке». На самом деле это не так.
Я остаюсь стоять. Просто хочу постоять. Почему-то мне хочется сейчас видеть лицо Кейт, а не запираться у себя в кабинете, в миг ставшем душным и тесным. Спустя минуту я прохожу на диван напротив стойки ресепшн. Сажусь. Он прохладный и спокойный.
Я потерял счет времени, потому что и не заметил, как ко мне подошла Кейт. Она протянула стакан воды, точно такой же, какой был и у него в руках.
Я улыбнулся, поблагодарил и принял воду. Хотя не сделал и глотка. Я буквально сразу же отложил его на кофейный столик со стеклянной столешницей.
– Кейт!
Она уже отошла на пару шагов к своему рабочему месту, как обернулась и вопросительно поглядела на меня. Ее тонкие брови мило вздернулись вверх, и над ними появились несколько маленьких складок.
– Можешь, – я поглядел на диван рядом с собой, приглашая ее присесть.
Она кивнула и моментально выполнила мою просьбу.
Говорить ей об этом или нет? Я поглядел на нее. Её внимательные глаза, чуткие к каждому моему слову. Её красивые губы, макияж. Я понял, что ни в коем случае не хочу видеть испуг на ее красивом, чудесном личике. Нет, не могу.
– Следующий клиент, – начал я неуверенно, чтобы увильнуть от первоначальной темы, которую хотел с ней обсудить. – Я думаю, ты можешь попробовать. Я буду сидеть рядом и помогу, если что, но в основном приём проведёшь ты.
Она невероятно обрадовалась. Уже через миг я заметил виноватую улыбку на лице, удерживаемую невероятной силой. Она готова была броситься обнимать меня от счастья, ведь уже давно просила помочь ей в этом.
Дело в том, что Кейт не была просто секретаршей, девочкой, приносящей моим клиентам воду и занимающейся документальной волокитой. Выпускница факультета психологии, она устроилась ко мне в такой должности, чтобы изначально понаблюдать за работой психолога со стажем, ведь сама думала, что ещё не готова к такой ответственности. Я согласился, но не допускал её пока. Сейчас же это казалось выходом из ситуации, ведь сам я не мог проводить встречи. Я был всецело поглощен моим прошлым клиентом. Мне нужно было всё тщательно обдумать и принять важное решение. Нет. Я не мог делать вид, что ничего не произошло, что это бытовой случай.
– Конечно, я… я с радостью!
Частенько записи на моём диктофоне я давал послушать ей. Наверняка она уже вызубрила каждую мою фразу. За это я не беспокоился.
И всё же, как только наплыв радости прошёл, Кейт вновь заметила на моём лице застывшую задумчивость.
– Этот человек, – она поглядела на дверь офиса. – Что там было?
– Я не могу сказать. Пока не могу.
Ответ её удивил, ведь я никогда ранее такого не говорил. Всегда отвечал на её вопросы, всегда до подробностей рассказывал о каждом человеке, показывал связи и следствия. Разбирал перед ней каждого клиента, как математическую задачку. Нет. Теперь казалось, это сделать невозможно. Это не депрессия, это не кризис средних лет.
– Почему? – вполне понятный и закономерный вопрос. Она состроила гримасу лёгкого недоверия.
– Я не знаю, – слегка улыбнулся я.
– Так у вас всё же бывают случаи, ставящие вас в тупик! – воскликнула она с нескрываемым счастьем.
Я вновь лишь улыбнулся и тихонько закивал. Украдкой мои глаза сами обратились к стойке ресепшн. Там его адрес. Почти заброшенный дом, на заднем дворе которого захоронены несколько тел. Логово убийцы, чудовища. Усыпальница того, кто не знает милости и жалости. Нора самого настоящего ублюдка, отброса общества, который не должен жить, ведь сам прервал жизнь, не сотворённую им.
В моих мыслях лишь одинокий дом, окутанный тревогой и одиночеством. Постоянные мысли о суициде. Тот, кто нуждается в помощи. Нет, я совсем не вижу там животного, не вижу преступника. В какой-то момент ловлю себя на мысли, что пытаюсь себя убедить в этом. Но всё же не он был в моём кабинете недавно, всё же не он держал в руках стакан с водой.
Кейт сидит рядом. Она уже принялась вовсю анализировать мой задумчивый образ. Хотя я сам даю ей поводы. Таким она меня ещё не заставала. Переполненный сплошной неопределенностью. Кажется, мне и самому не помешала бы чья—нибудь помощь. Да хоть её.
Перевожу глаза на неё, мы сталкиваемся взглядами. Тишина. Она читает теперь прямо с открытого листа и даже не стесняется, не торопится оторваться от зрачков, которыми я транслирую всё. Абсолютно всё.
– И что ты узнала? – мне удаётся всего на мгновение оторваться от собственных мыслей.
– Беспокойство, но… я не могу, – она немного раздражительно сморщила нос, понимая, что не может до конца разгадать мой случай. – Но это точно связано с ним.
Она мельком глядит на дверь офиса.
В этот момент, она отворяется, и в дверном проеме появляется женщина. Кейт поднялась намного быстрее меня. Я даже подумал, что она и не сидела вовсе. Пока звучали доброжелательные приветствия и предложения, заученные наизусть, встал с дивана и я. Тяжесть в руках, перешедшая из нагретой головы. Мельком поглядев на клиента и кивнув головой, я проследовал в свой кабинет. Следом зашла незнакомка, а за ней через пару минут Кейт, успевшая запереть дверь офиса на всякий случай, чтобы не оставлять ресепшн без присмотра.
Усевшись на диван, я приготовился наблюдать. Да, мне нужно следить за диалогом и помочь Кейт. Но уже через минуту замечаю, что слышу лишь отрывки, несвязные слова, что-то, что звучит где-то на задворках моих мыслей.
– Я просто сделал удар, потом второй, – жалобно протягивается вдоль длинных вен.
Взмах головы. Вновь разговор двух девушек передо мной.
– Не знаю, в чем проблема. Но… я все чаще замечаю за собой странное поведение. Везде, где бы я ни находилась, я чувствую, точнее, у меня такое ощущение, будто за мной кто-то наблюдает.
Да, это совсем не то, что я слышал совсем недавно. Настоящая проблема – истинная работа психолога, а не чертового детектива. Я усмехаюсь у себя в мыслях, дабы не показать улыбки на лице. И что я намерен делать? О чем вообще я думаю? Он просто убил их.
Секунды. Кейт справляется довольно хорошо. Ее взгляд остер и сосредоточен. Она всецело поглощена работой. Толковый выйдет специалист. Я смотрю на нее, словно гордый отец, но и сам не замечаю, как вновь мои уши ловят то, что не может звучать в этой комнате в этот момент.
Стоны. Напряженные. Разгоряченные. Томные. Растянутые. Ужасные. Чудесные. Два раскаленных тела, извивающиеся в потоке взаимной, извращенной, неистовой любви. Желание отдаться без остатка, прекратить бессмысленное существование поодиночке. Мечта слиться в единое целое. Она с ним. Он с ней. Но… это ужасно, ведь за дверью стоит Он. Он все слышит. Слышит прерывистое дыхание, чувствует его практически на своей шее, причем изнутри. Его дрожащие зрачки, боль, сковавшая его сердце, холод, застывший на кончиках его пальцев. Все это в одночасье передается мне. И что я намерен делать? Он сделал то, что обязан был сделать.
Хлопок.
Я поднимаю глаза и замечаю на себе два заинтересованных взгляда. Кейт явно ждет чего-то от меня. Она чуть видно кивает, и я киваю в ответ, даже не зная, о чем идет речь. Сколько прошло времени? Сколько я летал в облаках… в Его мыслях?
Кейт возвращается к своей собеседнице, и они продолжают сеанс. Вот только они молча раскрывают рты. Ни единого звука из них не выходит. Я вновь не здесь. Не полностью. Всего лишь глазами.
– Облегчение?
О да, он почувствовал облегчение. Облегчение, когда убил. В голове всплывают знакомые мне случаи, с коими я сталкивался лишь в интернете или фильмах. Маньяк, чьи жертвы – проститутки или в том роде. Он вполне может стать теперь таким. Вполне может наградить себя статусом очистителя этого мира. Тогда мне ничего не остается, как…
Я останавливаюсь. Не могу даже думать об этом. Но почему? Это правильно. Убийца должен быть за решеткой. Человек, совершивший преступление. Я гляжу в окно. Вечереет. Это последний клиент, а после я могу…
Кейт занята. Ее пациент тоже. У меня вновь тяжелеет в сознании от понимания, что я намереваюсь сделать. Я должен увидеть Его. Должен узнать, что Он делает. Интерес? Любопытство? Исключительный случай?
Не знаю. В общем-то и неважно. Ноги тяжелеют. Мне кажется, что вот-вот и они сами пойдут к двери, потом к машине. Я должен досидеть, и все это время провожу, судорожно поглядывая на часы то на моей руке, то на стене. Время тянется ужасно медленно, но я не трачу его впустую. Я больше не слышал стонов или его фраз. Я просто представлял его дом. Просто представлял, коим его застану. Склоненным над очередным свежим трупом. Застреленным в собственной спальне. Вскрывшим себе вены в ванной. Быть может, он и сам сдастся. А, может быть, он пришел ко мне лишь для того, чтобы я его сдал. Просьба о помощи.
Не спрашивая у Кейт, я сам ищу заветный адрес. Она глядит на меня, но уже и не спрашивает. Понимает – все безрезультатно.
Ключи. Машина. Улица. Садящееся за горизонт солнце.
Его дом и правда одинок. Будто бы заброшен, хотя не выглядит захламленным. Из него ушла жизнь, но совсем недавно. Остановившись напротив, я покрепче натянул на лоб бейсболку. Такие люди по обыкновению становятся бдительными и осмотрительными. Тем более он мог запомнить мою машину ещё у офиса. Тогда и нет смысла прятаться, но всё же я не отказываюсь добровольно от своего укрытия.
Машина обыкновенна, стоит у закрытого гаража. Лужайка, отсутствие заборов. Мне в мысли приходят тысячи вопросов, но все они растворяются в своей беспомощности и ненадобности. Я просто наблюдаю. Просто слежу. Просто рискую своей жизнью. Обычной жизнью. Точно такой же, какая была и у него до того самого дня. Наверное, он и подумать не мог.
Улица безлюдна, будто все понимают, рядом с кем живут, а потому не выходят лишний раз из своих одноэтажных крепостей.
Проходит время. Свет в окнах горит, поэтому я ничего не предпринимаю.
Спина напоминает о себе спустя полчаса. После тяжелого рабочего дня, проведенного в сидячем положении, она более не могла выдерживать подобных испытаний. Распахнув дверь, я шагнул на асфальт, выпрямился и пару раз хрустнул спиной. Тишина. Прохлада. Мне на миг показалось, что всё, произошедшее со мной за последние несколько часов, – всего лишь сон.
Собачий лай прервал меня. Я моментально обратился в сторону разрывающихся звуков. Это точно доносилось из-за дома, за которым я следил. Собака. По отчаянному тявканью я понял, что она небольших размеров.
Шаг. Шаг. Шаг. Нет, кажется, я совсем дурак. Но мысли меня больше не интересовали. Я не мог более выжидать, не мог более сидеть на месте. Я желал его увидеть. Желал поговорить с ним. Хотя до конца не понимал, о чем именно.
Обойдя домик, я невольно отшатнулся на пару шагов назад. Собачка, до этого мига скребшаяся в закрытую заднюю дверь, бросилась ко мне, пометалась между ног, нарезая быстрые круги, а после возвратилась на прежнюю позицию.
Подойдя ближе, я надавил на ручку. Дверь не заперта. Собачка моментально скрылась в приоткрывшейся щели, размером с ладонь, а я последовал следом, ускорив темп. Коридор, стены, картины. Меня не интересовало, что изображено на них, не интересовало, какой краски были стены. Я только пытался поспеть за юркой собачонкой, метнувшейся за очередной поворот.
Заглушенные звуки доносились до меня, и я понимал, что это не игра воображения. Теперь я действительно слышал это впереди. Через несколько шагов я должен увидеть что-то очень холодное, отвратительное, плохо пахнущее. Предчувствие, а оно меня редко подводило.
Тем не менее, я делал шаг за шагом, но всё замедлялся, будто мои ноги по щиколотку утопали в трясине… или в литрах крови, поглотившей весь пол.
Нет. Ничего. Только смог я проморгаться, как не увидел ни хладного трупа, ни капель крови, разбросанной, словно роса, по кухонным принадлежностям, ни кишков в раковине. Ничего. Даже уютно, за исключением человека прямо передо мной. Он выше, нежели пару часов назад. Я не сразу заметил под его ногами табуретку, а на шее – верёвку.
– Стойте! – вырвалось у меня само собой, однако я не сдвинулся с места, не поспешил спасать человека, успевшего залезть в самодельную петлю.
Он обратил на меня внимание. Мокрые от слёз щеки, красные, словно залитые кровью, глаза, дрожащий нос. Заглушенные звуки – это его сопение. Он плакал, когда собирался совершить очередное убийство, действо, принесшее ему в прошлый раз, стало быть, немало удовольствия. Теперь оно, видимо, не было таким же сладким. Теперь оно уже натерло кожу шеи до боли.
– Не обязательно так поступать!
И зачем я это говорю? До сих пор пытаюсь убедить самого себя? Сомнения, однако только в душе – фраза звучит чертовски уверенно.
– Я не могу иначе, – его голос практически срывается, когда он говорит это через пару секунд, а после продолжает смотреть на меня, продолжает оттягивать момент, не решаясь выпустить из-под ног табуретку – последнее, что удерживало его в этом мире.
– Ты же молод… ну… послушай, – я просто лепетал, даже не осознавая, насколько тихо это делал.
Зачем я его спасаю? Я не знал и не знаю сам.
– Она… они были в соседней комнате. А теперь…
На последнем слове я вспоминаю лопату и свежевскопанную землю на заднем дворе, мимо которых проходил пару минут назад, совсем не обратив внимания. Теперь они там. Лежат вместе и разлагаются тоже вместе. Уже было поздно говорить, поздно спрашивать, зачем он это сделал. Было поздно пытаться вправить ему мозги. Нет. Я не имею права вмешиваться в это. Я должен отступить.
Постояв ещё пару мгновений в молчании, он вдруг освобождает голову, сходит с табуретки, садится на стул и откупоривает очередную бутылку виски. Несколько пустых валяются рядом.
– Я вижу их постоянно. Куда бы ни пошёл, что бы ни делал. Я пытался напиться, чтобы не видеть, пытался забыться. Потом я понял, что всё это меня не отпустит. Я не имею права отворачиваться от неё, ведь… я люблю её. Я люблю её, и мы будем вместе.
Такое не проходит бесследно. Измена, потеря близкого человека, убийство двоих. Его психика растоптана в пух и прах. Тут даже собирать нечего. Он мёртв внутри. Практически мёртв.
– Понимаю, это слишком. Я пробовал уйти так, – он слегка кивает на горсть таблеток, рассыпанных по всей столешнице. – Или так, – обращается к ножу. – Но я не смог.
Потому что ты трус. Жалкий и ничтожный трус.
– Это кажется мне последним выходом… а если нет. Вы должны помочь мне, – он лихорадочно поднимает на меня безумные глаза.
Да, теперь они показались мне безумными, впрочем ненадолго. Я был настолько обескуражен этим предложением, обязательством, что не смог даже отвести от него взгляда. Помочь?
– А зачем вы вообще здесь? Почему?
Знать бы самому.
– Я… я хотел увидеть вас, хотел… – я нервно сглатываю огромный ком. – помочь.
Он кивает, на лице проскальзывает ухмылка.
Рядом ерзает собачонка.
– Заберите её с собой. Это мой вам подарок.
Я гляжу на собаку, а после – вновь на него. О чём мы говорим в такой момент? Это настолько нелепо, настолько безрассудно, что меня берёт злость. Я хочу встать, ударить его, привести в чувства, а после позвонить в полицию. Наверное, так и следовало поступить. Так было бы правильно. Так бы я не брал всю эту ответственность на свои плечи. С этим бы разбирались другие люди. Другие, а не я.
Я этого не сделал. Я просто не в силах был даже подняться, даже сказать хоть слово. Меня самого били, топтали сомнения. Правильно ли я поступаю?
Как только я хотел возразить ему, меня настигал вопрос: «Стоит ли такому безнадежному человеку продолжать жить?». Ведь это и жизнью не назовёшь.
Как только я хотел «помочь» ему в совершении его замысла, я думал о том, что почти убиваю сам. Стою и смотрю на это, любуюсь, восторгаюсь.
Зачем я вообще сюда приехал?
– Спасибо, – произносит он, как только доцеживает свою рюмку.
После он тянется ко мне и дотрагивается до руки. Я даже не отстраняюсь.
– Должно быть, вы меня боитесь, – он кивает, на лице появляется виноватая улыбка. Наверное, она показалась виноватой только мне.
– Нет. Совсем нет.
Он оценивающе глядит на меня. Улыбка исчезла, сравнялась с землей. Землей, которая совсем скоро окутает его всего.
– Вы можете обратиться за помощью. Сейчас есть такие технологии, при которых вполне реально жить. Реально. Однако, вам следует рассказать обо всём.
Он вновь отдаляется и наполняет новый бокал.
– Они признают, что вы были в состоянии аффекта. Не посадят, а будут лечить. Потом пропишут лекарства. Принимая их… можно жить.
Я уговариваю его и теперь, когда он тихонько посасывает виски, глядя сквозь меня, куда-то прочь. Будто в ту дыру от ножа, которая должна появиться в моей груди с минуты на минуту, если я не захлопнусь.
– Почему… – он глядит на меня, – почему вы сами не рассказали им всё?
Я моргаю. Не быстро, не медленно. Моргаю по обыкновению, собираясь с мыслями, хотя внешне никак не проявляю, не показываю своей бурной умственной деятельности.
– Это не моё дело.
– Что же вы тогда делаете здесь?
– Пытаюсь не дать вам умереть. Наверное, делаю свою работу.
Он морщит губы, отводит взгляд. Смотрит на нож, я это замечаю и молюсь ногам, чтобы те были наготове, в случае чего, отскочить на несколько метров назад. Пёс сидит рядом с ногой хозяина и поглядывает то на меня, то на него, изредка наклоняя маленькую шерстяную голову в бок.
Он делает глубокий вздох. Грудь приведена в порядок, стакан опустошен, как и бутылка.
– Ладно.
Я чуть видно поднимаю брови, не сводя с него глаз.
– Ладно, я… – он поднял голову и поглядел на верёвку, в которой, если бы не я, должен был болтаться его остывающий труп. – я отложу это.
– Лезть в петлю? – уточняю я, хотя сам уже спешу будто убраться поскорее с этого дома.
– Вы хорошо делаете свою работу, – кивает он, устало улыбаясь.
Мы просидели еще пару минут в молчании. Я в основном глядел на собаку, а та – на меня. В голове моей один вопрос. Тот же вопрос, что на месте уже полдня. Именно с времени того приёма, оказавшегося уникальным в моей карьере.
Наконец, он поднялся и почесал свою голову.
– Устал я что-то, думаю, вам пора.
Я машинально встал. Ноги не подвели и чувствовали себя довольно бодро, намного бодрее меня самого.
Коридор, стены, картины. Пока он провожал меня к выходу, я разглядывал то, что на них нарисовано. Обычные, незапоминающиеся изображения. Где-то обычные пейзажи, где-то интересные картинки. Стены однотонные, но в полумраке не разобрать, какого именно цвета.
– Я могу проведать вас, – я оглядываюсь на своего клиента, как только оказываюсь на пороге главной двери, не той, через которую заходил в дом. – Допустим, завтра.
– Это очень любезно.
Ещё бы. На самом деле, именно в эту секунду, я будто забыл, кто передо мной стоит. Если не вникать в контекст, не проживать вторую часть сегодняшнего рабочего дня, я бы мог подумать, что это обычный человек, столкнувшийся с депрессией, потерей близких, обычной бедой, что называют повседневной тяготой.
Над входной дверью не работает фонарь, поэтому я практически не могу разглядеть его лица, а темнота рисует мне страшные образы. Хотя это всего лишь плод фантазии уставшей головы.
Лицо впереди просто устало, тихо улыбается в знак дружелюбия. Ведь не меня он застал совсем недавно с своей девушкой. А значит, я волен был идти куда вздумается.
Сев в машину по дороге домой, я долго ещё не мог забыть его мокрых глаз, разбросанных по кухне бутылок алкоголя, крепкой верёвки. Может быть, он меня лишь спровадил, а после вновь полез в петлю. Нога моя приподнялась с педали газа, машина стала замедляться. Впрочем, если это и так, то… я сделал всё, что мог, – решительно киваю я, и машина продолжает свой путь.