- -
- 100%
- +
© Людмила Миловацкая, 2016
© Екатерина Бирюкова, дизайн обложки, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Бескрайнее море, переливаясь сотнями оттенков ультрамарина, несет свои широкие волны. Ряд за рядом. Обессиленные долгим бегом, они тихо накатываются на берег и отступают, оставляя на песке крохотные бисеринки жемчуга. Все вокруг покойно и мирно – ни одной яркой краски, ни одного громкого звука. Ничто здесь не возмутит ни мысли, ни чувства. Лишь на линии горизонта, там, где густая синева неба сливается с аметистовой гладью воды, можно различить свечение. Там их дом – лучезарный мир радости, любви, свободы. Мир, который вдруг стал чужим для нее, а значит, и для него…
– Тебе не наскучил этот пейзаж? Хочешь, изменю его на любой другой?
– Не стоит…
– Как ты оказалась на границе запрещенной Реальности?
– Меня позвали.
– Это невозможно. Там уже давно нет созданий, способных воспринимать наши частоты…
– И все же, я ясно слышала зов.
– Может, это была ловушка? Ты растратила в мире людей слишком много энергии и могла не почувствовать опасность.
– Я очень провинилась.
– Никто не застрахован от ошибок.
– Но ведь это был не первый спуск в слой тяжелой материи.
– Самостоятельно – первый. Это я виноват, я должен был подстраховать тебя.
– Не говори так. Я – все еще – Я, только благодаря тебе. Почему они меня не уничтожили?
– Мы вовремя подоспели.
– Тем не менее эта зона отчуждения – максимум, который я еще способна выдержать. Надолго ли меня хватит? Что потом?
– Я не оставлю тебя, что бы с тобой ни случилось.
– Знаю. И от этого мне еще хуже. Никто и ничто не имеет права ограничивать свободу другого. Это я еще помню…
– Тогда ты должна помнить и главное – наша высшая свобода – несвобода от Него. Я здесь, потому что не могу служить Ему вполсилы. Ты исцелишься, и мы наверстаем упущенное.
– Вряд ли это возможно.
– Для Него нет ничего не возможного…
– Приветствую вас, – они и не заметили слабого всполоха света, предшествующего появлению гостя.
– Наставник!
– Я не один.
– Брат мой, сестра! – обняли новых посетителей отшельники. – Какая радость! Вы к нам надолго?
– До тех пор, пока ты полностью не излечишься.
– Вы не можете находиться здесь вечно, – горько усмехнулась девушка.
– Нам не понадобится так много времени, – возразил Наставник. – Картина происшествия восстановлена до мельчайших подробностей. Нападение было неожиданным, стремительным, жестким. Ты даже не пыталась дать отпор, позвать на помощь.
– Похоже, ты так и не поняла, что происходит, – голос юного вестника звенел от сострадания. – Мы оказались там через мгновение. Противники не успели ни воспользоваться твоей силой, ни уничтожить ее, но… Они развеяли ее по множеству миров – теперь частички твоей личности запрятаны в глубине сознания других существ.
– Этого я опасалась больше всего, – девушка прикрыла ладонями лицо.
Вестница провела крылом по ее плечу.
– Все не так страшно. По закону соответствия они попали к друзьям вашего сердца…
– Вместе с посылом противника? Не могла же энергия холода исчезнуть бесследно?
– Увы!
– Бедные, что они должны чувствовать, как ужасно страдать!
– Сердце человека всегда было полем битвы противоположных сил, – напомнил Наставник. – Так или иначе, но для твоего полного исцеления необходима их помощь – обратная связь. Как только ваши подопечные встретятся и исполнят предназначенное им, твои силы восстановятся. Тепло их бескорыстной любви, сотворчество, осознанное стремление к Свету – все это восполнит утраченную часть твоей сущности.
– Для того чтобы все это случилось, необходимо время. У меня его почти нет – ведь здесь я тоже его данница, и даже этот слой вскоре станет мне не под силу.
Все невольно посмотрели на нее – вместо широких серебристых крыльев прерывистый контурный силуэт, да едва заметное свечение за плечами.
– Мы не вправе менять ход событий, но можем ускорить их. Ты, – обратился Наставник к своему любимому ученику, – должен сочинить мелодию, лучшую из всех, что сочинял до сих пор. Преодолев пространство и время, она достигнет сердец ваших друзей и многократно усилит в них желание мечтать, творить, любить!
– Услышат ли они ее, захотят ли принять, понять? Они еще так слабы и так мало верят себе.
– Будем надеяться. Они – наши младшие братья и сестры.
– Не так много у нас общего.
– Но оно есть: с самого своего рождения они получили в дар способность любить.
– Не каждый готов принять этот Дар! Не всякий способен удержать его. Кому-то он представляется непомерно большим, чтобы уместить в своем усталом сердце, кому-то кажется и вовсе не пригодным для повседневной жизни.
– Кому-то, но не им! Ведь не случайно они стали вашими подопечными. Оставь свои сомнения! – твердо сказал Наставник. – Примемся за дело, ибо коротки сроки человеческой жизни. Каждый из нас отдаст песне частичку своего тепла, и друзья ваших друзей придут к ним на помощь!
– Я озарю мелодию Светом нашего дома, и они вспомнят свое будущее! – засиял янтарными глазами юный вестник.
– Я согрею ее нашей радостью, и она растопит лед отчужденности! – расправила крылья ясноликая посланница.
– Я расцвечу музыку красками родного Мира, и они разгонят мглу страхов! – робко подхватила отшельница.
– Пусть эта песня будет гимном – гимном нашей любви к Творцу и друг к другу, – подытожил Наставник.
Юноша взмахнул белоснежным крылом и, глядя в лицо возлюбленной, начал песню. Была она тиха и кротка, как улыбка просыпающегося ребенка. Один за другим присоединялись к нему голоса друзей. По мере того как мелодия набирала силу, разрастался повсюду свет, отступали, исчезая навек, мрачные краски. Сотрясаясь, прогибалось и расширялось пространство.
Струны Вселенной, настраиваясь на новый мотив, причудливо переплетали свои серебряные нити и складывались в неповторимый по красоте орнамент. Еще мгновение – и первые звуки запечатленного в Вечности узора рассыпались по мириадам миров.
Глава 1
Полет продолжался уже больше часа. Обычное после взлета возбуждение улеглось, затихли шутки, смех. Кто дремлет, кто читает… Между рядами кресел неспешно проходят стюардессы, предлагают напитки. Даниил с удовольствием поглядывал на одинаково длинноногих, улыбчивых девушек и наслаждался покоем. Рядом, с раскрытым журналом в руках, сладко спит Елена Петровна. Мерный, едва слышный в салоне гул моторов, однообразная картина в иллюминаторе навевали сон на Даниила, но напряжение сегодняшнего дня не отпускало.
Нынешний сезон был на редкость удачным. Позади волнения, страсти, невероятное напряжение воли, психических и физических сил, успех, награды, интервью, новые знакомства и предложения. Теперь – только отдых! – Даниил даже зажмурился – так приятна была мысль о длительном безделье.
«Вот скину экзамены…» Перед глазами замелькали милые сердцу картинки дачной жизни: поросший кустами смородины и шиповника сад, лужайка у дома, сплошь усыпанная разноцветной кашкой, извилистая речка с прозрачной холодной водой, лесная просека, косые лучи солнца, пробивающиеся через высокие кроны сосен. Один луч уперся прямо в него – ох, до чего яркий! Он разрастается, становится плотным, подхватывает его…
Да нет же, не солнечный луч, а мощный свет прожектора лезет в глаза, слепит, не дает возможности увидеть лицо той, что стоит рядом и чьи пальцы он сжимает в своей руке. Ослепительно белый свет сцены и непроглядная темень простирающегося внизу зала – больше ничего вокруг! Вспыхнувший огонек настольной лампы выхватил из темноты небольшой участок партера и осветил сидящих за режиссерским пультом людей – троих мужчин и женщину.
«Какие лица чудесные! Будто светятся изнутри!» – с удивлением рассматривал их Данила. Они казались ему существами высшего порядка, и ощущение это не раздражало, не тяготило. Напротив, сердце наполнилось такой радостью, как будто он был одним из них или когда-нибудь станет таким.
– Ваш союз предопределен, – начал сидящий в центре мужчина, с виду старший по возрасту и по положению. От его крепкой фигуры и твердо очерченного лица с очень яркими голубыми глазами веет необыкновенной, притягательной силой. – Но мы просим вас…
Даня, вздрогнув, открыл глаза. Перед ним стоял рыжий веснушчатый мальчик и дергал его за рукав свитера.
– А я тебя видел по телевизору, ты классно катаешься на коньках, – сказал он по-английски, глядя Дане прямо в лицо.
– Микки, не мешай человеку отдыхать, – громким шепотом урезонила немолодая дама, наверное бабушка. Узнав в попутчике известного спортсмена, широко улыбнулась и подняла вверх большой палец. Кивнув в ответ, Даня усмехнулся про себя.
«Вот настырный пацан, разбудил на самом интересном месте! Сколько ему – лет шесть? Подумать только – мне было столько же, когда впервые пришел на стадион, я тоже себя держал за взрослого!» – Данила откинулся на высокую спинку кресла, прикрыл глаза, и воспоминания поплыли одно за другим.
…Родители долго не могли определиться с видом спорта – то стадион очень далеко, то возраст не подходит, то тренер равнодушный. Но фигурное катание выпало, как часто бывает, совершенно случайно. Соседи возили свою шестилетнюю дочку на каток в Лужники.
– Запишите Даньку в нашу группу. По крайней мере, научится кататься на коньках, – предложили они отцу. – Вместе и детям веселее, и нам удобнее – будем возить их на стадион по очереди.
У соседа был старенький «москвич», и они добирались до Лужников по набережной за каких-нибудь двадцать минут.
Очень скоро тренер выделил его среди детей и начал заниматься индивидуально.
– У парня неплохие способности, а главное, налицо характер – без него в спорте делать нечего, – порадовал он родителей. – Кроме того, у него отличные хореографические данные, может, его стоит показать специалистам?
Так, с легкой руки Владимира Ивановича, он попал в хореографическую школу и проучился там почти пять лет…
Даня посмотрел на сидящего в соседнем ряду Никиту Андреевича. Читая какую-то статью, тот недовольно крутил головой и что-то бурчал себе под нос. Словно почувствовав взгляд, обернулся.
– Не спится? Почитай журналы, есть кое-что интересное.
– Потом просмотрю. Хочется от всего отдохнуть.
– Ну-ну, – Никита Андреевич снова зашелестел страницами растрепанной объемистой газеты.
«А ведь тот дядька, что говорил, вылитый Никита, только немного помоложе и покрасивей, – вспомнил свое короткое сновидение Данила. – О как! Мы теперь и во сне не расстаемся. И то сказать, сколько он для меня сделал – верный друг, Учитель, лучший в мире хореограф».
С колен Елены Петровны соскользнул журнал. Даня поднял его, поправил платок на плечах женщины. Та, на минуту приоткрыв глаза, благодарно улыбнулась.
– Долго еще лететь?
– Часа полтора.
– Вот и хорошо, подремлю еще немного, – пробормотала уютно устроившаяся в кресле Елена Петровна – Елена прекрасная, Великая Елена, как за глаза ее все называли. Она предложила перейти в свою группу, когда ему было двенадцать лет. Стать учеником Елены Ольшанской – заветная мечта многих фигуристов. Это означало выход на финишную прямую, реальную возможность осуществить самые честолюбивые устремления. Быть лучшим, стать первым в мире – вот цель, которую она ставила перед своими учениками и, как правило, добивалась этого. Года через два у них появились впечатляющие результаты, его заметили в Федерации. Наступил новый этап в его жизни – жизни в Большом спорте.
Воспоминания прервала хорошенькая стюардесса. Лучезарно улыбаясь, громким голосом на трех языках она объявила о скорой посадке. Пассажиры оживились, засуетились, заговорили радостно и громко.
В Москве было пасмурно и нестерпимо душно. Приехавшие за Никитой Андреевичем дочь и зять заявили:
– Так и знайте, раньше, чем через неделю, мы отца не отпустим. Внуки почти год видят деда только по телевизору. И вы приезжайте к нам на выходные. В лесу грибов!..
И они прямо из аэропорта поехали на дачу.
Елену Петровну встречал муж, как всегда, с огромным букетом цветов.
Даня отказался от предложения подвезти его домой.
– Зачем вам делать такой крюк? Возьму такси и через полчаса буду дома.
Договорившись о планах на завтрашний день, они распрощались.
Как часто Даня возвращался домой из разных стран – и не пересчитать! Казалось бы, это должно стать обыденным делом, но каждый раз его неизменно охватывало волнение и радостное возбуждение. Удобно устроившись в машине, Даниил сразу прильнул к окну. Не отрываясь, с жадным вниманием глядел он на широкие московские улицы, находил перемены, радовался до боли знакомым и любимым местам.
На полдороге к дому их нагнала гроза.
– Повезло вам, успели приземлиться до дождя, – обратился к Даниле водитель такси. Всю дорогу он пытался разговорить прилетевшего из Америки пассажира, но тот отвечал так неохотно и так невпопад, что пришлось оставить эти попытки. Включив дворники и сделав погромче музыку, водитель обиженно замолчал.
Машина мчалась уже по набережной Москвы-реки. Даню почему-то всегда привлекал и тревожил вид Москвы во время грозы. Широкие тротуары по обоим берегам реки были совершенно пусты, посвежевший воздух наполнялся запахом травы и цветущей вдоль дороги сирени. Потемневшее небо с лиловыми облаками опустилось совсем низко. Сонная, ленивая река налилась силой, преобразилась. Сердце Дани сжалось от щемящей боли: ему казалось, что весь этот необъятный, омытый дождем мегаполис принадлежит только ему и лишь одному ему известны самые сокровенные тайны города.
Впереди показалось здание высотки на Котельнической – считай, приехали.
Глава 2
– Данька! – с визгом бросилась на шею брату Ольга. – Какой же ты молодчина! Сдержал обещание, приехал вовремя. Для мамы это лучший подарок.
– Дэничка! – выбежала на шум Светлана Александровна. – Я уже и надеяться перестала. Пойдем скорее, все уже давно собрались, – со счастливыми слезами на глазах целовала она сына.
За празднично накрытым столом сидели друзья семьи – сегодня была годовщина родительской свадьбы. Его появление встретили громкими возгласами:
– О! Сокольничек прилетел! Дэнька, давай сюда!
– Молодец, внучек, уважил родителей, – пытался встать из-за стола дед, запутался в длинных фалдах скатерти и плюхнулся назад. – Эх, чтоб тебя! – от нетерпения и досады на свою немощь у него затряслись руки. – Да что у вас за мебель такая, нормальному человеку ни стать ни сесть! – его голос тонул в общем возбужденном гуле голосов.
– Мы ведь тебя еще не успели поздравить с победой! Так держать! Садись сюда, рассказывай! – тянулись с объятиями гости. На разгоряченных лицах широкие улыбки, блестящие глаза, по всему видно – гуляли давно и с размахом. «Умеет матушка устраивать праздники!»
Данила помог деду выбраться из-за стола, крепко обнял его. Похлопывая по худенькой спине, приговаривал:
– Дед, ты полегче, ручищи-то как железо!
– Есть, есть еще силушка в жилушках, – от радости и волнения Александр Иванович покраснел так, что у него выступили слезы.
Зная о его нежной привязанности к внуку, гости привычно подтрунивали:
– Ну вот! Встретились друзья-товарищи! Дождался дед своего Данилушку! Ишь, какое знатное имя придумал для своего любимчика!
– Имя – что надо! – радостно отшучивался дед. – Сами посудите: он у нас Дэниел и Даниил, и Даниель, и Даня, а друзья еще называют его Соколом, Данилой-мастером и просто мастером. Не всякий таким богатым имечком может похвастаться!
– Да отлепитесь вы друг от друга, наговоритесь еще, – суетилась вокруг отца Светлана Александровна. – Садись, пап, покушай. Ты ведь толком ничего не ел.
– Не хотел и не ел. А вот сейчас выпью рюмочку и поем в свое удовольствие. Так-то, – довольный дед с достоинством уселся на свое место и придирчиво оглядел стол: – Ты мне салатов не накладывай, давай картошечки, и что там у тебя из горячего. – Александр Иванович хорошо знал: дочь любит его, жалеет. Вредничал больше для порядка, чтобы чувствовалась в доме мужская рука.
«Зять человек хороший, да больно мягкотелый», – привычно обратился он мыслями к своей жене. Покинула она его уже больше двадцати лет назад еще молодой. Умерла, так и не родив ему желанного сына.
«Дочке с ним хорошо», – возразила Маруся. Александр Иванович даже удивился – жена и в земной жизни спорила с ним редко.
«Может, рядом с таким женщине и удобно, но все равно – неправильно, – не согласился он. – В доме должен быть настоящий мужчина. А с этого, интеллигента бородатого, нечего и взять, да и родители у него такие же чудаки, хотя, конечно, люди неплохие – образованные, смирные. Откуда у них только фамилия такая знаменитая – Соколовы? Или предки были боевыми, а уж потом род поизмельчал? Хорошо, что Дэнька не в их породу! Нет! Мужик и по стати, и по характеру. С ним Светлане повезло».
Жена молча согласилась.
Александр Иванович незаметно для всех погладил жесткими пальцами руку дочери, сказал мягко:
– Не сыпь много картошки! И сама посиди, поешь – вся избегалась! Пусть Ольга похозяйничает.
Светлана Александровна села так, чтобы сын всегда был в поле ее зрения. Она ловила каждое его слово, каждый взгляд, каждый жест. Ей нравилось, когда в доме много людей, но сегодня, как никогда, хотелось, чтобы все поскорее ушли, и она осталась бы с сыном наедине.
Даниил, хорошо понимая состояние матери, несколько раз подходил к ней, целовал руки, пытался поговорить. Но куда там! Тотчас же к ним кто-нибудь подсаживался, начинал его тормошить, расспрашивать, рассказывать о своем. Светлана Александровна только вздыхала.
– Дэнь, иди сюда, у нас здесь мальчишник, – позвал сына Сергей Николаевич. В маленькой комнате собрались его товарищи по бывшей сборной – все они в свое время занимались легкой атлетикой. Пятеро верных друзей уютно расположились на небольшом диване. В центре, как всегда, с гитарой в руках, Вячеслав.
– Эх, Данька, счастливый ты! Стать чемпионом мира – с ума сойти! Рады за тебя, будто сами завоевали золото.
– Молодцом, Сокольничек! Мы столько лет пахали на королеву спорта, а не сподобились такой чести. И все равно считаем, нам повезло – узнали, что такое большой спорт, вдоволь напились этой сладкой отравушки, – продолжил Константин. – Вот, вроде бы, и труд каторжный, и дикое напряжение перед соревнованиями, и травмы, и обиды… А сейчас вспоминается только хорошее – гимн, поднимающийся на флагштоке флаг, комок в горле. Кажется, это были лучшие годы в нашей жизни.
– Радость, столько радости… кажется, конца ей не будет, – добавляет отец.
– Ну да, девчонки, и все такое… – мечтательно произнес Олег, потирая лысину. – Помните, как тогда говорили: кто оденет «Адидас», тому любая… в общем, на все сил хватало, – остановил он себя, взглянув на Даню. Все невесело рассмеялись.
– Да если бы твоему отцу Валька Игнатьев на соревновании не порвал ахиллу, быть бы ему чемпионом!
– Ну, не нарочно же он наступил шиповкой на ногу! Что теперь вспоминать! – вздохнул Сергей Николаевич. – Слав, давай нашу.
Вячеслав взял несколько энергичных аккордов – все встали, обнялись и негромко начали:
– Спорт – это жизнь, целая жизнь!..
Исполнение этой песни в доме стало уже ритуалом. Сколько бы раз друзья ни собирались вместе, всегда пели ее вот так: сдавленными голосами, со слезами на глазах. В такие моменты отец и его товарищами казались Даниле мальчишками, он чувствовал себя едва ли не старше их. Как и в прежние времена, жизнь в большом спорте требовала самоотречения, подчинения всех своих интересов только одному – стать лучшим из лучших. Жестокая и прекрасная, часто несправедливая, заполненная тяжелым трудом, победами, поражениями, она постоянно требовала огромного выброса адреналина, захватывала почище любого наркотика.
За двадцать лет многое что изменилось, для романтики осталось не так уж много места. Большой спорт сейчас – это прежде всего большие деньги.
И все же: «Спорт – это жизнь, целая жизнь! – подхватил Даниил. – И даже немного больше!»
Друзья на минуту разомкнули руки и, обхватив плечи Дэна, включили его в свой круг.
Услышав знакомые слова песни, Светлана Александровна переглянулась с дочерью: как правило, ее пели уже «под занавес». Действительно, очень скоро мужчины с тихими, размягченными лицами вышли к столу. Поговорив еще о том о сем, выпили на посошок, засобирались и стали потихоньку расходиться.
Проводив гостей, Даня с матерью вышли на балкон. Над городом снова нависли тяжелые тучи, но было почти светло – что значит июнь.
– Помнишь, ты в детстве любил смотреть, как здесь в дни парадов шла военная техника? – улыбнулась Светлана Александровна. Вгляделась в его лицо и забеспокоилась: – Сынок, очень устал? Мне кажется, ты похудел, вон тени какие под глазами!
– Да что ты, мамуль! Набрал полтора килограмма, придется сбрасывать. Подустал конечно, но ничего. Скину экзамены и буду отсыпаться.
– На даче? – вопрос прозвучал как утверждение.
– Конечно, на даче, – успокоил ее Данила. Не стоило сейчас маме говорить о своих планах.
– Душно-то как! Ночью, наверное, опять будет гроза. Ну, ступай спать, – попыталась твердо сказать Светлана Александровна. Но было ясно, как ей не хочется отпускать от себя сына. Как хорошо они знали друг друга!
– Давай еще немного постоим.
Даниил привычно поцеловал ее волосы у виска. Облокотившись на балконные перила, они молча смотрели на ночной город. То тут, то там вспыхивали зарницы, и тогда на фоне оранжеватого неба отчетливо виднелся силуэт кремлевских башен. Спать улеглись далеко за полночь.
Глава 3
У Маргарет сегодня было как никогда много пациентов. И хотя детей на прием записывали заранее, в небольшом холле собралась очередь. Мэген работала в этой небольшой клинике больше десяти лет. Она обожала свою работу. Мечтала стать детским врачом еще в школе, последовательно прошла все ступени подготовки к профессии – колледж, университет, ординатура.
Работа ее никогда не утомляла. Маргарет любила детей и с неизменным интересом принимала каждого ребенка.
Порой в маленьком, двух-пятилетнем мальчугане или девочке она ощущала силу духа взрослого человека. Чувствуя и уважая индивидуальность каждого ребенка, Мэг всегда считалась с характером и привычками своих пациентов.
Дети отвечали ей тем же. Даже если кто-то из них за дверями кабинета капризничал, увидев ее, переставал плакать. Их дальнейшее общение проходило в обстановке взаимопонимания и взаимоуважения.
Глядя на них, Мэген часто вспоминала строки из стихов своего любимого русского поэта Александра Блока: «…мудрые, как дети». Маргарет читала его в подлиннике, без перевода. Любовь к Блоку привил ей отец Грегори Уинксли, профессор филологии. Его коньком была русская поэзия конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Отец никогда не настаивал, чтобы Мэгги изучала этот язык, но ей нравилось толкаться среди студентов, изучающих русский. Вместе с ними она слушала привезенные из России записи песен и стихов, пыталась читать русские книжки.
За последнее время в Калифорнии появилось много выходцев из бывшего Союза. Они охотно приводили своих детей к хорошему педиатру, к тому же говорящему на их языке. Вот и сейчас на приеме русскоговорящая семья. Родители изъясняются больше жестами, зато дочка пытается говорить по-английски – дети всегда быстрее адаптируются к новой среде. Мама вопрошающе смотрит на врача.
– Ну вот, теперь все в полном порядке, – с улыбкой обращается к ней Мэген.
– А мороженое можно есть? – серьезно спрашивает девочка.
– Нужно, – также серьезно отвечает Маргарет.
Все облегченно рассмеялись, посетители покинули кабинет, но тотчас же в дверь просунулся смуглый с веселыми карими глазами мужчина.
– Мы очень признательны вам за помощь и внимание. В знак искренней благодарности позвольте преподнести этот скромный сувенир, – он достал из пакета большую бутылку в соломенном чехле.
– Нет-нет, – Мэг категорическим голосом и жестом попыталась отказаться от подарка. – Я почти не пью вина.
– Ай, дорогая, зачем так говоришь! Такого вина ты никогда не пробовала! Сейчас его могут делать только несколько человек в Сванетии. Умрут они – и все, одним чудом на земле будет меньше! Старикам некому передать свои секреты: молодые не хотят жить в горах. Все торопятся жить, все хотят иметь сразу много денег. А такое вино не терпит спешки. У него своя особенность, секрет, можно сказать. Выпьешь, красавица, сама все поймешь, вспомнишь меня – благодарить будешь!