© Миненкова Т., 2025
© ООО «Империя Илин», 2025
* * *
Глава 1. «Страх»
– Ева Сергеевна, вам на рабочем месте больше заняться нечем? – бархатный голос угрожающе прозвучал прямо над моим ухом, вынуждая подпрыгнуть на месте от неожиданности.
Ёшкин кодекс! Будучи пойманной с поличным, я всё же попыталась сделать хорошую мину при плохой игре, дрожащей рукой кликнув указателем мышки на символ, позволяющий свернуть окно браузера, но не тут-то было. Или я со страху нажала не туда, или мой допотопный рабочий компьютер испугался и завис вместе со мной – провокационное окно популярного сайта для знакомств «Фотострана» с монитора исчезать не пожелало.
– Есть чем, – пробормотала я, виновато опустив взгляд на загромождённый документами стол, потому что мне в этот момент хотелось смотреть куда угодно, только не на Дениса Станиславовича, что так некстати оказался за моей спиной.
Честно говоря, я долгое время считала, что из-за этих нагромождений разноцветных папок, сшивов и книг меня было совсем незаметно. Они охраняли меня, словно каменные стены средневекового форта. Но кто же знал, что новый руководитель умеет подкрадываться настолько бесшумно. Хоть бы набойки металлические на туфли сделал или колокольчик на шею вешал, что ли. А ещё – поскорее бы отошёл подальше и перестал суровым взглядом своих серых глаз вгонять меня в краску.
Вот только уходить Лазарев не хотел. Вместо этого он сделал шаг ещё ближе, отчего в нос ударил сногсшибательный аромат его парфюма. Что-то травянисто-древесное, приятное, напоминающее о скорой весне заставило мои мысли устремиться ещё дальше от работы, хотя дальше, казалось бы, некуда.
– «Женщина – не слабый пол, слабый пол – это доски»? – язвительно процитировал он фразу из моего статуса на сайте, которая в его исполнении выглядела ещё более дурацкой и несуразной, чем раньше, когда Аллочка убеждала меня её туда добавить. – Серьёзно? Ясенева, вы меня поражаете и заставляете сомневаться в вашей профпригодности!
И я поняла, что поразила Дениса Станиславовича далеко не в лучшем смысле этого слова. Оправданий в голове никак не находилось, и я молчала, разглядывая его, пока он изучал так не вовремя зависшее на мониторе бело-оранжевое окно с моей фотографией в левой его части.
– Вы правда считаете, что кто-то клюнет на такое? – полюбопытствовал он ехидно, отвлекая меня от совсем неприличного любования рельефными мышцами его скрещённых на груди рук.
Нужно на законодательном уровне запретить красивых и головокружительно пахнущих начальников. Или хотя бы для начала штрафовать за то, что закатывают рукава брендовых рубашек на рабочем месте. Ну ни в какие ворота не лезет, правда!
– Что бы вы ни имели в виду под словом «такое», это звучит оскорбительно и не имеет отношения к моей профпригодности и вообще к работе! – нашлась наконец я, потому что злость на его язвительные комментарии неожиданно придала сил.
– Разве? Не реши вы заниматься этим в рабочее время – слова бы против не сказал, но теперь уж извольте, – лениво усмехнулся шеф уголками губ. – Подобные фото и избитые фразы привлекут разве что извращенцев.
А вот Аллочка с пеной у рта убеждала, что я выгляжу на снимках очень целомудренно и строго и не вызову у потенциальных женихов никаких противоречивых мыслей. Она когда-то была завсегдатаем сайтов знакомств и чувствовала себя на них как рыба в воде, в отличие от меня. Подруга рассказывала, что там нередки альфонсы, мошенники и просто ненормальные, поэтому я предпочла положиться на её жизненный опыт. Но Лазарев, вероятно, считал иначе.
– Сами вы извращенец! – вспылила я обиженно, поскольку слышать такое, да ещё и именно от него, почему-то было слишком неприятно. – Компьютер у меня виснет! Я и хотела бы работать, но он сначала вырубился, потом загрузил старые вкладки вместо новых, а тут ещё вы подкрались!
Начальник недоверчиво приподнял одну бровь. Естественно, я бессовестно врала насчёт собственных планов, но компьютер и правда был раритетным – то, что он вообще включался, можно было смело считать одним из чудес света.
– Я Станиславу Викторовичу давно говорила, и он пообещал выделить новый, но постоянно было не до того, а потом… – я замялась на секунду, но всё же с уверенностью продолжила: – А потом появились вы.
Станислав Викторович руководил адвокатским бюро[1] S&L, расшифровывающимся как «Сушков и Лазарев», много лет, и работалось с ним легко и комфортно. Ни ругани, ни споров, ни нравоучений. Я выполняла то, что от меня требовалось, и вовремя получала оплату за свой необременительный труд. Но так продолжалось ровно до того момента, пока Лазарев-старший неожиданно не заболел, а его место не занял привлекательный до умопомрачения, но столь же вредный Лазарев-младший.
И теперь он смотрел на меня странным, не поддающимся определению, взглядом. Не то оценивающим, не то презрительным. Под ним я почувствовала себя крайне неуютно и невольно поёжилась.
Я вообще не привыкла быть предметом разглядываний: всю жизнь старалась казаться как можно незаметнее. Носила неброские, невызывающие наряды, почти не красилась и считала, что красота должна быть в первую очередь внутри.
Тем не менее с тех пор, как в бюро появился Денис Станиславович, я, то и дело задерживая на нём заинтересованный взгляд, – разумеется, из исключительно эстетических соображений, – задумывалась над тем, что моё правило имеет исключения. Видимо, это приближающаяся весна так действовала на меня, мутя и без того неуправляемые гормоны.
И вот именно это исключение возвышалось надо мной со скрещёнными на груди руками, ухмылялось очень уж саркастичной ухмылкой и сверкало глазами цвета грозового неба.
Я же надеялась, что мысли не написаны на моём лице, словно в открытой книге. Смущение и без того успело расцвести внутри пунцовыми цветами.
А Лазарев строго произнёс:
– Подготовьте все свои дела и адвокатские производства к передаче, подшейте и оставьте на столе. А через полчаса я жду вас в моём кабинете.
После этих слов, каждое из которых оказалось для меня равносильным удару под дых, он как ни в чём не бывало развернулся и ушёл в этот самый кабинет, не дав больше никаких объяснений. У меня же внутри на цветах смущения выросли огромные шипы. Они кололи острыми иглами кожу до красноты, лозами оплели руки и ноги, не давая пошевелиться, заставили виновато опустить плечи и голову перед осознанием неизбежности катастрофы.
«Всё, Ясенева, приплыли, ты уволена. Вот и кончились беззаботные деньки в S&L, а скоро кончатся и деньги. А у тебя квартира в ипотеке и кошка на полном иждивении».
Он ведь выразился недвусмысленно: собрать вещи. Это значит увольнение? Или нет?
Я застыла, пытаясь понять, что же теперь делать. Выполнять прямое указание Лазарева и готовить к сдаче дела? Расплакаться от отчаяния? Попробовать его уговорить? Извиниться? Что?
– Уволит, как пить дать, – заговорщически шепнула Кристи, подкатившись поближе на своём офисном кресле, чем отвлекла меня от раздумий. И добавила патетично: – Положит конец эпохе совместной работы Кристины Зелёной и Евы Ясеневой.
Коллега картинно вздохнула, но не было похоже, что новость о моём увольнении сильно её расстроила.
– И тебя не смущает перспектива в одиночку изучать дела, готовить заявления и ходатайства, отправлять корреспонденцию и вести деловую переписку? – напомнила я ей об обязанностях, которые мы обычно делили между собой.
Это сделало разочарование Кристины более искренним, но, погрустив пару секунд, она предположила:
– Но ведь он наймёт кого-нибудь другого? Разве нет? Свято место пусто не бывает.
Мы никогда не были с ней близкими подругами и не общались за пределами бюро, что объясняло отсутствие сострадания к моим проблемам. Но после стольких лет работы бок о бок помощницами Лазарева-старшего Кристи могла бы проявить хоть немного сочувствия.
Хотя, сказать по правде, меня тоже не слишком волновало то, как сложится её жизнь после моего ухода из бюро.
– Интересно, как отреагирует на такое самоуправство его отец, когда вернётся, – с сомнением в голосе пробормотала я, цепляясь за возвращение Станислава Викторовича как за последнюю надежду.
Такого хорошего начальника, как он, ещё поискать. Внимательный, заботливый, справедливый и честный. Однако Денису Станиславовичу, кажется, не передалось ни одно из отцовских замечательных качеств. Он был его полной противоположностью – требовательный, властный, педантичный, ещё и будто бы предвзятый именно ко мне. Слишком уж часто он придирался к результатам моей работы, и я то и дело с недоумением ловила на себе его пристальный недовольный взгляд.
Неудивительно, что возвращения Станислава Викторовича я ждала с таким нетерпением. Но, как выяснилось сегодня, вполне могла и не дождаться.
Кристина усмехнулась:
– Если вернётся, Ева. Если. А вообще это далеко не факт.
Мысленно я прошла стадии отрицания, торга, депрессии и, дойдя до смирения, принялась нехотя выполнять поручение Дениса Станиславовича, или Деспота, как мы с коллегами успели его окрестить за те пару недель, что он безраздельно царствовал в S&L, пока второй партнёр – Михаил Сушков – был в отъезде.
– Почему это не факт? С его доходом он может позволить себе лечение в любой клинике – как в местной, так и в зарубежной. Рано или поздно он всё равно вернётся и снова займёт своё место. И всё станет как прежде.
Зелёная снисходительно покачала головой и издала демонстративно-печальный вздох, далёкий от искренней грусти, как я от идеала женской красоты.
– К сожалению, не всё можно купить за деньги, Ясенева, а здоровье – первое в этом непокупаемом списке.
Тут я, конечно, была с ней согласна и всё же не могла поверить в то, что состояние здоровья начальника под сильной угрозой. При нашей последней встрече, когда Станислав Викторович приезжал в бюро для расторжения партнёрского договора, он выглядел разве что усталым, но как обычно шутил, улыбался и обещал вернуться в S&L, как только пройдёт необходимое лечение.
– Неужели всё настолько плохо? – изумилась я, прижав к груди огромную папку с подшитыми в неё файлами адвокатского производства.
– Раз Деспот появился здесь, думаю – хуже некуда, – изрекла собеседница, многозначительно поджимая тонкие губы.
– Почему?
В отличие от Кристи я мало интересовалась офисными сплетнями, предпочитая вместо этого работать, а в свободное время читать что-нибудь интересное. Зато Зелёная, будучи завсегдатаем курилки, была в курсе свежих и не очень новостей о начальстве и коллегах. Кто с кем спит, сколько получает, от кого ушла жена, а кто копит на новую шубу.
Вне зависимости от того, просила я или нет, она считала своим святым долгом регулярно делиться сплетнями со мной. Но если обычно я слушала подобные «доклады» в пол-уха, теперь информация напрямую касалась того, как скоро я вернусь к работе. И вернусь ли вообще. И по этой причине была важна как никогда.
– Потому что Деспот не ладит с отцом после того, как тот второй раз женился. Лазарев-младший из принципа не пошёл в адвокатуру после окончания института и работал в следственном комитете. Но потом и там с кем-то не поладил и всё же сдал адвокатский экзамен. Назло отцу год числился в конторе конкурентов S&L, а потом открыл собственный кабинет, – шёпотом поведала Зелёная, пока я продолжала готовить к сдаче свои документы. – Павлова из бухгалтерии сказала, что именно из-за конфликта Лазаревых S&L перестало работать по уголовным делам, оставив только гражданские, семейные и арбитражи.
А я думала, что гражданские дела просто более прибыльные, спокойные и безопасные, в конце концов. В отличие от большинства сокурсниц, что смотрели детективные сериалы об убийствах и громких расследованиях, я предпочитала работу с бумажками и цифрами, а потому никогда не любила уголовное право.
Я расстроенно вздохнула. К чему мне сейчас биография Деспота, если она никак не поможет в сложившейся ситуации?
Папки с документами кончились, и я принялась складывать личные вещи из ящиков стола в любезно предоставленную Кристи картонную коробку. Компьютер наконец-то соизволил заработать. Закрыв компрометирующее окошко, сослужившее столь дурную службу, я перенесла нужную информацию на рабочий стол. Пусть тому, кто получит мои дела, будет проще и не придётся беспокоить меня попусту.
Впереди маячили неприятные перспективы поиска новой работы, которая вряд ли окажется такой замечательной, как эта. Я всегда считала стабильность одним из важнейших столпов собственной жизни, а теперь придётся погрузиться в коварную и пугающую неопределённость, что уже тянула ко мне свои скользкие и противные лапки.
Обозначенные Лазаревым полчаса истекли, и я, оглядев наш просторный и уютный кабинет напоследок, сжала кулаки и зажмурилась, чтобы собраться с силами перед предстоящим тяжёлым разговором. Хоть бы не расплакаться в его присутствии и не выглядеть ещё более жалко, чем я чувствовала себя в этот момент!
В кабинет Деспота плелась, как на каторгу, оттягивая мгновение неизбежного увольнения. Я поправила очки на переносице и убрала за уши выбившиеся из строгой причёски каштановые пряди. Эх, была не была. Нужно решиться, пересилить собственный страх и пережить напоследок ещё пять минут позора.
– Входите, Ева Сергеевна, – пробормотал Деспот, когда я неуверенно постучала в дверь его кабинета и принялась в нерешительности топтаться на пороге.
Он поднял взгляд от лежащих на рабочем столе документов и устало потёр пальцами переносицу. Хорошо, хоть ругаться с ходу не стал. Значит, всё-таки есть в нём какие-то управленческие знания о том, что нельзя отчитывать сотрудников при посторонних. Уверена, Зелёная уже настроила все свои локаторы, чтобы передать историю о моём увольнении из уст в уста, как мифы и легенды о героях Древней Греции.
– Не стойте, присаживайтесь, – снисходительно кивнул Лазарев на кресло перед собой.
Глянув на него, сидящего за огромным столом, со сведёнными перед собой кончиками пальцев, я растеряла всю заранее заготовленную уверенность и смелость, которых и так было маловато для противостояния столь серьёзному противнику. Вместо рациональных идей о каких-то словах, которые я могла бы сказать, чтобы в последний момент изменить ситуацию в свою пользу, в голове крутился отвлечённый вопрос: «Почему рукава его рубашки, будучи теперь раскатанными, не помялись? Это ткань такая? Или он рубашку успел переодеть?»
– Когда отец просил меня поработать какое-то время в бюро, он рекомендовал присмотреться к вашей скромной персоне, – начал Денис Станиславович, пока я, поправив полы длинной юбки, усаживалась на краешек кресла напротив него. – Он охарактеризовал вас как одну из самых компетентных сотрудниц S&L, говорил, что в вас есть большой потенциал.
Да уж. Всё ясно. Сейчас начнёт разговор о неоправданном доверии и несоответствии его мнения отцовскому. Видимо, для того чтобы я почувствовала себя ещё подавленней и никчёмней, чем сейчас, если это вообще возможно.
Ладони вспотели, и я старалась поменьше ёрзать в кресле, чтобы ненароком не выдать своего волнения, от которого сердце в груди непрерывно совершало кульбиты, как затянутый в сверкающий комбинезон эквилибрист цирка Гии Эрадзе.
Я опустила глаза на собственные руки и принялась из-за разыгравшихся нервов царапать заусенец на большом пальце. В горле встал ком, и я вряд ли смогла бы произнести что-то вразумительное в ответ. Хотелось просто закончить с этим неприятным разговором поскорее и уйти. Но вместо этого я, всеми силами стараясь не выдать досады, грусти и собственного страха перед ним, продолжала слушать негромкий монолог:
– Я, конечно, предпочёл бы перевести в бюро собственного личного помощника из адвокатского кабинета, но она совершенно некстати собралась уйти в декретный отпуск, – в голосе Деспота проскользнула нотка едва ощутимого недовольства этим фактом. – А весьма небольшой срок моей работы в S&L не позволяет сформировать мнение о его сотрудниках, поэтому, несмотря на мои личные предпочтения и сегодняшнюю ситуацию, вызвавшую некоторые сомнения в вашем профессионализме, я впервые предпочту прислушаться к отцовскому совету.
Не сразу мне удалось осознать, что диалог с Лазаревым, который я мысленно успела представить в своей голове, пошёл совсем не по намеченному плану. Я подняла глаза на собеседника, склонила голову к правому плечу, пытаясь вникнуть в то, что он сказал, и недоверчиво переспросила:
– Вы хотите, чтобы я стала вашим личным помощником?
– Именно так, – подтвердил Денис Станиславович, лениво следя за моей реакцией. – Хотя слово «вынужден» подходит к этой ситуации куда больше, нежели «хочу», суть вы уловили верно.
– Но вы же работаете по уголовным делам, а я…
– А вы собирались всю свою жизнь просидеть в этом офисе на месте помощника одного из адвокатов, не стремясь к тому, чтобы сдать адвокатский экзамен и начать собственную карьеру? – резко оборвал он, подняв светлые брови. – Если так, то все дифирамбы, что пел вам отец, явно не соответствуют действительности.
– Не собиралась, – отозвалась я, убрав из голоса неуверенность и поборов внутреннее неприятие. – И всё же моя специализация – гражданское, семейное и трудовое законодательство.
Мозг лихорадочно соображал. В институте я изучала все отрасли права, поскольку это предполагает любое высшее юридическое образование, но практического опыта работы по уголовным делам у меня не было никакого. Как и желания этот опыт получать. С другой стороны, должность помощника не предусматривает столь же большой ответственности, как статус адвоката. И такая работа откроет передо мной куда больше перспектив, и уж точно она куда предпочтительнее увольнения, в фатальной неизбежности которого я была уверена только что.
– Значит, вы отказываетесь? – переспросил Лазарев, но в тот момент я уже точно знала, что соглашусь.
– Не отказываюсь.
– В таком случае приступаете немедленно. Кабинет смените на смежный. Помимо работы с документами, к которой вы привыкли, будете сопровождать меня на следственных действиях и судебных процессах, на один из которых я выезжаю сейчас. Машина нас уже ждёт, – произнёс он так, словно был заранее уверен в моём ответе. – Стационарный компьютер, на который вы всё равно жаловались, не подойдёт. Будете работать на этом.
И Деспот придвинул ближе ко мне серебристый «Макбук» с зарядным устройством. Он и раньше лежал на лакированной столешнице, но, будучи увлечённой собственными переживаниями, я совсем не обратила на него внимания.
Успев понять, что новый руководитель не терпит лишних пререканий, обсуждений и промедления, я без разговоров взяла ноутбук, тонкий и лёгкий, совершенно не чета тому доисторическому монстру, на котором я работала до этого.
– Всё потом, – шепнула я Кристи, которая терпеливо караулила меня на выходе из кабинета в ожидании душещипательных подробностей.
И, схватив сумку, я поспешила догонять Лазарева, который уже успел надеть пиджак и в десяток широких шагов, каждый из которых был равен трём моим, дойти до дверей лифта.
Глава 2. «Обида»
Угрюмый молчаливый водитель услужливо открыл перед нами дверцу начищенного до блеска чёрного седана, а начальник галантно пропустил меня первой усесться на заднем сиденье широкого, пахнущего кожей и дорогим ароматизатором салона.
Машина плавно тронулась с места. Пока я с интересом разглядывала пролетающие за тонированными стёклами городские улицы, Деспот внимательно просматривал какие-то документы и пил кофе из крафтового стаканчика, дожидавшегося его в подстаканнике между сиденьями.
– Кофе, – произнёс он, когда многоэтажное здание городского суда уже показалось вдалеке. – Приносить его трижды в день тоже станет вашей обязанностью. Американо, двойного объёма и крепости, без сахара и сливок.
«Очевидно же, что тот, кто пьёт подобную горькую гадость, начисто лишён нормальных человеческих качеств», – мрачно подумала я, подавив в себе желание возмутиться и просветить босса о том, что не нанималась в обслуживающий персонал и высшее юридическое образование предполагает несколько иные обязанности. Но слишком свежи были в памяти ощущения от маячащей на горизонте перспективы увольнения. Поэтому я кивнула, мысленно добавив этот пункт в расплывчатый список новых обязательств.
Я ожидала, что новоявленный руководитель даст ещё какие-то указания относительно действий в суде, однако больше за время пути Деспот не проронил ни слова.
Собственной машины, тем более такой комфортной и красивой, у меня не было, и я предпочитала добираться на работу на автобусе, поэтому молчание спутника не напрягало. Я просто наслаждалась поездкой, получала эстетическое удовольствие от созерцания улиц и, чего греха таить, иногда осторожно, из-под ресниц разглядывала попутчика, пока он, увлечённый чтением, задумчиво кусал нижнюю губу и хмурил широкие светлые брови.
Я ещё не успела понять собственное отношение к тому, что Деспот ни с того ни с сего сделал меня своим помощником. Причём теоретически я была им и так, поскольку до этого числилась в штате его отца, но что-то подсказывало, что с этого дня мой статус и обязанности кардинально изменились. И к лучшему это или нет, покажет время. Сейчас понятно лишь то, что так просто и легко, как раньше, мне уже не будет. С кем-то вроде Деспота слова «просто» и «легко» в одном предложении не применяются.
Водитель остановил автомобиль у входа в суд – монументальное, многоэтажное здание. Мрачно оглядев собравшуюся у дверей толпу, Деспот сунул документы в чёрную папку и уверенно вышел, а я последовала за ним. Промозглый уличный холод не успел пробраться под мой слишком лёгкий для последних зимних дней жакет, потому что я торопливо проскользнула в автоматические двери вслед за шефом.
Внутри огромного холла дул горячим воздухом кондиционер, тут же растрепавший мою и без того неаккуратную причёску. И пока Лазарев предъявлял своё адвокатское удостоверение и сообщал судебным приставам о цели своего визита, я торопливо поправила волосы и очки, одёрнула длинную тёмно-серую юбку и следом за Деспотом протянула своё удостоверение помощника. Но пристав с улыбкой отмахнулся, словно не счёл меня персоной, представляющей угрозу. В отличие от Лазарева. Хотя тут я не могла с ним не согласиться: Деспот производил впечатление человека, с которым лучше не связываться.
Пока сверкающая кабина стеклянного лифта поднималась на нужный этаж, я внезапно ощутила волнение. Мне уже доводилось бывать в этой части здания суда во время институтской практики, но тот визит не оставил в памяти яркого следа. Зато сейчас я с интересом разглядывала двери кабинетов судей и залов заседаний, на первый взгляд почти не отличающиеся от тех, где рассматривали гражданско-правовые споры.
И всё же было в них нечто неуловимо-притягательное. То, что делало эти двери особенными. Изо дня в день за ними принимались судьбоносные решения, рушились чьи-то планы, восстанавливалась социальная справедливость. Было в этом что-то, что вызывало неподдельное любопытство и желание погрузиться в опасный, но увлекательный мир.
Я только сейчас осознала, насколько разными были «ставки» в гражданских и уголовных делах. Рискуя получить негативные решения по первым, участники могли в худшем случае потерять деньги, пусть даже иногда немалые. Но, получив обвинительный приговор по вторым, можно было лишиться свободы, а это, пожалуй, гораздо страшней.
– Здравствуйте, Денис Станиславович, – обратился к Лазареву один из стоящих в коридоре мужчин, одетый в синюю форму сотрудника прокуратуры. – Могу я с вами кое-что обсудить?
– Можете, – бесстрастно отозвался Лазарев и глянул на меня. – Ева Сергеевна, отметьте наше прибытие у помощника судьи и передайте моё удостоверение и ордер.
Станислав Викторович раньше никогда не просил ни меня, ни Зелёную сопровождать его в судебных заседаниях – считал, что у нас и без того достаточно работы. И хотя теоретически я представляла, что именно должна делать, мне хотелось получить от Деспота чуть больше конкретики. Однако тот, вероятно, счёл бы лишние вопросы очередным проявлением некомпетентности, поэтому я молча взяла протянутые документы и отправилась в нужный кабинет, определив его по табличке с фамилией судьи.
Там меня встретили неодобрительными взглядами две девушки примерно моего возраста, сидящие за соединёнными столами. При моём появлении обе с недовольством переглянулись, словно обменялись безмолвными репликами.
– Вообще-то, нужно стучать, – сходу категорично заявила помощник судьи, делая вид, что чем-то крайне занята, хотя чашки с горячим чаем на столе и надломленная шоколадная плитка утверждали обратное.
Девушки тоже не вызывали у меня симпатии, но воспитание и нежелание ругаться сыграли свою роль в том, что я решила не выставлять это напоказ.
– Прошу прощения, – не стала углублять конфликт я. – Хотела сообщить, что для участия в судебном заседании, назначенном на четырнадцать часов, прибыла сторона защиты, и передать вам ордер и удостоверение защитника.
– А вы кто? – полюбопытствовала вторая, оказавшаяся секретарём, ломая шоколадку ещё на несколько кусочков. Кажется, моё присутствие нисколечко её не стесняло.
– Помощник адвоката.
Когда удостоверение и ордер оказались на столе, прозвучало недоверчивое:
– Вы – помощник Лазарева?
Я кивнула и подверглась на этот раз ещё более пристальному осмотру, после чего помощник и секретарь снова многозначительно переглянулись.
– Своё удостоверение тоже оставьте, если планируете присутствовать в судебном заседании. И можете идти.
Обе работницы аппарата судьи были словно единый – судя по всему, одноклеточный – организм, понимающий друг друга без лишних слов и одинаково реагирующий на любые внешние раздражители. И я интуитивно чувствовала, что этому организму не нравлюсь, но никогда и не считала нужным нравиться всем вокруг поголовно.
Я вытащила из сумки собственное удостоверение и, положив его на стол, с радостью покинула негостеприимный кабинет, поспешив закрыть за собой дверь. Однако облегчение, которое я при этом испытала, было преждевременным, потому что дверь оказалась слишком тонкой, чтобы я не услышала вслед язвительное:
– Да уж, Эльвира была в разы эффектнее, но, говорят, она от Лазарева и залетела, так что вернётся не скоро.
– Вполне вероятно, раз уж он взял на её место такую замухрышку. Видела, во что она одета?
– Ага, а эта гулька на голове и бабушкины очки чего стоят!
Дальше я постаралась не вслушиваться, хоть это и было непросто, и сдержала желание провалиться сквозь землю. И вдвойне неприятно стало оттого, что Лазарев, который к этому моменту уже закончил разговор с прокурорским работником, тоже всё прекрасно слышал. При этом он не выглядел недовольным или даже удивлённым. Его лицо выражало скорее лёгкую степень любопытства.
Ёшкин кодекс! Да две эти барышни всего лишь аппарат судьи! Их должности ничем не лучше, если не хуже, моей. Откуда, спрашивается, столько высокомерия?
– Тоже считаете, что внешность – главное в человеке? – не сдержалась я, подойдя к Лазареву и старательно игнорируя мысли о причинах ухода его предыдущей помощницы в декретный отпуск.
– Если бы я так считал, вас бы сейчас здесь не было. Но выражение о том, что встречают по одёжке, никто не отменял, к тому же, если вы будете выглядеть как оборванка, общение с вами не дойдёт до того этапа, когда кому-то захочется слушать ваши умные мысли.
Его слова заставили гнев внутри меня закипеть, словно вода в блестящем чайнике со свистком. И точно так же, как с этого самого чайника, от кипения у меня рисковала сорваться крышечка.
– Значит, я выгляжу как оборванка?
Перед глазами встала пелена злости от его вопиющей грубости и бестактности, подводя меня к той грани, когда можно наговорить такого, о чём потом придётся жалеть.
Собеседник лениво усмехнулся:
– Вообще-то, я сказал «если». Но маникюр вам явно не помешал бы, и одеваться можно было бы поженственнее.
Ёшкин кодекс! Вот же гад, то есть юрист с опытом – вроде обидел, а не подкопаешься. Я подавила в себе порыв назло ему одеться в следующий раз в самое бесформенное из своих платьев. Раздражал тот факт, что Деспот говорил так равнодушно, словно мой гнев его не только не трогал, но и даже немного забавлял.
– Простые смертные так и выглядят, Денис Станиславович. Не всех, знаете ли, с детства кормили чёрной икрой с золотой ложечки, – фыркнула я, вложив в эти слова всю язвительность, что сумела в себе собрать.
И, кажется, это всё-таки возымело нужный эффект и пошатнуло его невозмутимость.
– Для человека, который любит считать чужие деньги, вы поразительно мало обо мне осведомлены, Ева Сергеевна, – выдохнул он недовольно, но тут же сумел взять эмоции под контроль: – К тому же с зарплатой моего помощника вы сможете позволить себе гораздо больше, чем раньше. Если пожелаете.
– То есть вы не любите, когда кто-то считает ваши деньги, но при этом не видите ничего предосудительного в том, чтобы считать мои?
Мне очень хотелось продолжить перепалку с Лазаревым, но уже знакомая грымза-секретарь объявила о начале судебного заседания, приглашая участников занять места в зале.
– Ваша задача – фиксировать ход судебного заседания наравне с секретарём. Мои реплики не столь важны, как реплики остальных участников, – коротко бросил адвокат, не удостоив меня даже взглядом, словно все его мысли тут же переключились на работу, а наш спор исчез из памяти без следа.
Я кивнула, понимая, что мне вряд ли удастся так же легко переключиться с клокочущей внутри ярости на ход судебного процесса, но фраза о повышении оклада немного успокоила. А потом я неожиданно увлеклась происходящим вокруг.
Зал, в котором рассматривают уголовные дела, отличался от тех, в которых я бывала раньше, во-первых, куда более впечатляющим размером, а во-вторых, клеткой с толстыми железными прутьями, в которую судебные приставы вскоре ввели подсудимого с заведёнными за спину руками.
Новый, лёгкий и красивый «Макбук» позволил быстро фиксировать все реплики участников в «вордовском» документе. Пальцы порхали над клавиатурой, едва поспевая за чужими словами, но я была довольна результатом собственного труда и неожиданно восхищена работой Лазарева – с того самого момента, как он впервые оказался за трибуной для выступающих.
Несмотря на то что главным в процессе должен был быть степенный, одетый в чёрную мантию судья, а фокус внимания предполагался на подсудимом, основным и, безусловно, самым эффектным действующим лицом являлся именно Деспот. Каждое из его выступлений было красивым театром одного актёра. С привычным сарказмом он умудрялся переворачивать чужие фразы и без запинки цитировать длиннющие положения уголовного и уголовно-процессуального кодексов, ссылаться на судебную практику и листы дела.