Петля для Минотавра

Глава 4

Я сидела на холодном полу, вся перепачканная в пыли, и не могла оторвать глаз от этого маленького, мятого клочка бумаги. Дрожащими руками я разгладила его на колене, боясь повредить хрупкую, пожелтевшую от времени бумагу. Это был обрывок из блокнот моего мужа, я узнала его аккуратный, точный почерк с первого взгляда. Сердце защемило от боли и тоски по нему, но сейчас было не время для слез.

На бумаге была нарисована схема. Простая, но гениальная в своей ясности. Две стрелки, образующие круг. Одна подписана «Поставка А» – дорогой товар. Другая – «Поставка Б» – дешевый аналог. Муж стрелками показал, как часть «Поставки А» незаметно заменяется на «Поставку Б», а разница в стоимости оседала в карманах мошенников. Это была классическая афера, как он написал сбоку. Простая, как все гениальное, и оттого еще более мерзкая.

Внизу, уже другим цветом чернил, словно это была более поздняя мысль, он сделал пометку: «Цикл замкнут, пока есть спрос. Разорвать можно, найдя точку утечки. Ту самую, где дорогое становится дешевым».

Точка утечки. Эти слова отозвались во мне гулким эхом. Я тут же вспомнила тот обрывок счета, который нашла в переплете дневника Агнии. Настойка опия. Десять флаконов поступило из аптеки, а в монастыре получили только пять. Пять флаконов куда-то испарились. Исчезли. Это и была та самая точка утечки! Та самая дыра в их налаженной, воровской системе, которую заметила Агния. Она нашла разрыв в их замкнутом, порочном круге обмана и воровства. И за это ее убили.

Я подняла голову и медленно, очень медленно оглядела свою мастерскую. Весь этот хаос, все эти перевернутые ящики, разбросанные лоскуты, оборванные нитки. Они пришли сюда, в мой дом, чтобы запугать меня. Чтобы отнять у меня последнее, что связывало меня с мужем, его знания, его мудрость. Они думали, что, забрав блокнот, они обезоружат меня. Сделают снова той беспомощной, одинокой вдовой, которая не сможет им противостоять.

Но, глядя на этот разгром, я почувствовала не страх. Нет. Внутри меня поднялась новая, незнакомая мне до сих пор сила. Холодная, острая, как лезвие. Ярость. Чистая, без примеси страха, ярость. Они тронули не просто вещь. Они тронули память о нем. Они попытались стереть его, как стирают пыль с мебели.

Я крепче сжала в руке драгоценный обрывок. Мои пальцы уже не дрожали. Они были твердыми и уверенными.

«Хорошо, – прошептала я так тихо, что это было похоже на шелест бумаги. – Вы забрали мою шпаргалку. Вы думаете, что победили».

Я встала с пола, отряхивая с колен пыль. Я выпрямила спину и глубоко вдохнула. Воздух пах пылью и бедой, но сейчас этот запах казался мне запахом боя.

«Но вы не забрали то, что у меня в голове, – продолжила я свой беззвучный разговор с теми, кто устроил этот погром. – Вы не забрали его уроки, которые я уже успела выучить. И вы не забрали мою злость».

Я подошла к разбитому зеркалу на стене и посмотрела на свое отражение. Лицо было бледным, волосы в беспорядке, в углу глаз засохли следы слез. Но в глазах горел новый огонь. Тот самый холодный огонь ярости и решимости.

Они показали свои карты. Их обыск был отчаянной попыткой остановить меня. Значит, я на верном пути. И теперь, когда страх ушел, а его место заняла злость, я стала для них еще опаснее.

У меня не было блокнота, но у меня была эта схема. И у меня была моя голова. И этого было достаточно. Более чем достаточно.

Я аккуратно сложила бесценный обрывок и спрятала его в самый потайной карман своего платья. Теперь я знала, что ищу. Я искала их «точку утечки». И я знала, что найду ее. Ради Агнии. Ради мужа. И ради себя самой.

Я сидела на полу среди разгрома и думала. Думала тяжело и медленно, как никогда раньше. Они обыскали мой дом. Они украли блокнот. Значит, они знали, что я его использую. Значит, они следили за мной очень близко. И скорее всего, следили прямо сейчас.

Страх еще шевелился где-то глубоко внутри, но его уже затмевала злость. Холодная и расчетливая. Если они следят, значит, я могу это использовать. Я могу контролировать то, что они видят. Устроить для них спектакль.

Мне нужна была новая записная книжка. Большая, толстая, солидная. Чтобы они подумали, что я просто переписала все важное из блокнота мужа в новую. Чтобы они поверили, что это теперь мое главное оружие.

Я встала, отряхнулась и вышла на улицу. Шла медленно, будто подавленная, но краем глаза внимательно смотрела по сторонам. Ничего подозрительного. Но я чувствовала взгляд на своей спине. Ощущение было противное, мурашками бежало по коже.

Рынок был полон людей. Я пробиралась через толпу, выбирая самого видного продавца канцтоваров. Подошла к его лавке и громко, четко, чтобы окружающие слышали, сказала:

– Мне нужна самая толстая записная книжка. У меня столько мыслей, все не удержать в голове.

Продавец, ухмыльнувшись, протянул мне здоровенный том в кожаном переплете. Я сделала вид, что очень довольна, торжественно отсчитала деньги и положила книжку в свою сумку так, чтобы все видели.

Обратная дорога показалась мне втрое длиннее. Каждый шаг отзывался напряжением в спине. Но я не оборачивалась. Не давала им понять, что знаю.

Вернувшись в мастерскую, я первым делом зажгла лампу, хотя на улице было еще светло. Свет в окне был важен. Он показывал, что я здесь. Что я что-то делаю. Я села за стол, спиной к окну, положила перед собой новую книжку и открыла ее.

И начался спектакль.

Я взяла перо, обмакнула его в чернила и с видом величайшей сосредоточенности начала что-то писать. Я выводила на бумаге не слова, а просто волнистые линии, круги, какие-то закорючки. Но со стороны это должно было выглядеть так, будто я заносила туда все свои секреты и догадки.

Я писала долго. Иногда специально задумывалась, подносила перо к губам и смотрела в окно, будто размышляя над сложной мыслью. Потом снова принималась за работу, энергично строча что-то на страницах. Я изображала человека, который полон решимости и у которого есть план.

Время от времени я вставала, подходила к окну и делала вид, что смотрю на улицу, а на самом деле пыталась мельком увидеть хоть что-то в сумеречных тенях напротив. Ничего. Только обычные прохожие. Но я знала, что он там.

Когда стемнело окончательно, я снова села за стол и еще немного «пописала». Потом громко зевнула, потянулась и, наконец, погасила лампу. Комната погрузилась во тьму.

Но я не пошла спать. Я притаилась в темноте, затаив дыхание. Сердце стучало где-то в висках. Я ждала. Минуту. Две. Пять.

Потом, крадучись, как кошка, я пролезла в заднюю комнатку, где хранились ткани. Там было одно маленькое окошко со старыми деревянными ставнями. В одной из них была узкая щель. Я прильнула к ней глазом.

Сначала я видела только смутные очертания домов напротив и фонарь вдалеке. А потом… потом я разглядела его. Высокую, темную фигуру, стоявшую в глубокой тени между двумя домами прямо напротив моей мастерской. Он не двигался. Он просто смотрел. Смотрел на мое темное окно. Это была та же тень, что я видела в монастырском коридоре.

Мой план сработал. Я выманила его. Я заставила его показаться. И теперь я знала своего врага в лицо. Вернее, в силуэт. Но этого было достаточно. Теперь я знала, что он настоящий. И игра началась по-настоящему.

***

На следующий день я отправилась на самую окраину города. Мне нужно было поговорить с кем-то, кто не был связан с монастырем, но разбирался в травах лучше любого лекаря. Таким человеком была старая знахарка Марфа. О ней ходили легенды – одни говорили, что она колдунья, другие – что святая. Мне было все равно. Мне нужны были ее знания.

Ее избушка стояла на отшибе, покосившаяся, заросшая бурьяном. Пахло дымом, сушеными травами и чем-то горьковатым. Я постучала в скрипучую дверь.

– Входи, не задерживайся, – раздался изнутри хриплый голос.

Марфа оказалась совсем древней, с лицом, испещренным морщинами, как старые карты. Но глаза у нее были яркие, живые, всевидящие.

– Чего пришла, девица? – спросила она, не поднимаясь с лавки.

– Для тетушки, – соврала я, заранее придумав легенду. – Она у меня очень болезненная. Врачи помочь не могут, лекарства не помогают. Может, у вас есть какие-нибудь травки?

– Какие симптомы? – коротко спросила Марфа, пристально глядя на меня. Мне показалось, что она видит меня насквозь.

Я начала описывать то, что, как я подозревала, могло происходить с пациентами в монастырской больнице, которые получали разбавленные лекарства.

– Слабость, тетушка моя все время жалуется на слабость, – начала я. – Голова кружится. То в жар бросит, то в холод. Кашель не проходит, хотя пьет дорогие микстуры. Боли в животе. Врачи разводят руками, говорят, нервы.

Я говорила, а Марфа слушала, кивая своим древним черепом. Потом она поднялась и начала копаться в своих бесчисленных мешочках и склянках, что висели по стенам и лежали на полках. Она что-то бормотала себе под нос, перебирая сушеные корешки и листья.

Пока она возилась, мой взгляд упал на ее стол. Он был завален всякой всячиной – тряпками, перьями, камушками. И среди всего этого хаоса лежала смятая городская газета. Видимо, ее использовали для заворачивания чего-то.

Я машинально стала читать заголовки. Какие-то указы, светские сплетни. И вдруг мое внимание привлекла небольшая заметка в углу. В ней говорилось о городских поставках медикаментов в казенные учреждения. Мельком, в одном предложении, упоминалась аптека Губермана как один из поставщиков. А чуть ниже – фамилия чиновника, курирующего эти тендеры. Фамилия была мне знакома. Я ее где-то слышала.

И тут меня осенило. Эконом, брат Анастасий. Как-то раз, еще до всей этой истории, я слышала, как одна из монашек упоминала, что у него есть влиятельный родственник в городе. Дядя. И фамилия этого дяди была точно такой же, как в газете.

Все сложилось в единую, ужасающую картину. Аптека Губермана поставляла лекарства в монастырь. Эконом, брат Анастасий, покрывал махинации с этими поставками. А его родной дядя, городской чиновник, обеспечивал аптеке Губермана выгодные казенные контракты и, вероятно, закрывал глаза на любые несоответствия. Это была не просто парочка мошенников. Это была хорошо смазанная, коррумпированная сеть.

– На, – хрипло сказала Марфа, протягивая мне маленький холщовый мешочек. – Заваривай по щепотке. Поможет твоей тетке. Если, конечно, она у тебя есть.

Ее взгляд был таким пронзительным, что я покраснела. Она все поняла. Но ничего не сказала. Я сунула мешочек в карман, судорожно сунула ей несколько монет и почти выбежала из избушки.

У меня в голове гудело. Я шла обратно в город, не замечая ничего вокруг. Теперь я понимала, с чем имею дело. Это была не просто кража. Это была система. И чтобы ее сломать, нужно было найти доказательства не только против аптекаря и эконома, но и против этого чиновника. Задача казалась невыполнимой. Но отступать было уже некуда.

Глава 5

Мне нужны были доказательства. Не догадки, не обрывки разговоров, а что-то твердое, материальное. И я знала, где их искать. В доме того самого чиновника, дяди эконома. К счастью, его жена была моей клиенткой. Не самой частой, но пару раз я шила для нее платья. Этого было достаточно.

Я надела свое самое приличное платье, взяла с собой коробку с лоскутами и иголками и отправилась в их особняк. Меня провели в будуар. Жена чиновника, Анна Викторовна, оказалась полной, румяной дамой с вечно недовольным выражением лица. Но сегодня она была в духе.

– Ах, это вы, портниха! – сказала она, разглядывая меня с высоты своего положения. – Как раз кстати. Мне нужно перешить пару платьев. Старая мода, носить неудобно.

– С удовольствием, Анна Викторовна, – ответила я с самой сладкой улыбкой. – Вы всегда так изысканно одеваетесь. На вас любое платье сидит как влитое.

Она покраснела от комплимента и стала еще благосклоннее. Пока я снимала мерки, я без остановки болтала, льстя ей и ее вкусу.

– Вы просто образец для всех городских дам, – говорила я, проводя сантиметром по ее талии. – И дом у вас такой прекрасный. Чувствуется, что здесь живут люди с положением. С деньгами. С стилем.

– О, да, моя дорогая, – оживилась она, разгоряченная комплиментами. – Мы не можем себе позволить жить как-нибудь. У мужа столько связей, столько важных контрактов… Недавно, например, заключил очень выгодную сделку с монастырской аптекой.

Мое сердце екнуло, но я не подала вида.

– Правда? – сделала я большие глаза. – Это так престижно! Наверное, это приносит огромный доход.

– Еще бы! – она самодовольно улыбнулась. – Ах, если бы вы знали, какой сервиз я недавно приобрела! Дрезденский фарфор! Такой изящный, такой тонкий… Муж даже не заметил пропажи из его служебных фондов, такой у него доходный контракт!

Она так вошла в азарт, что схватила меня за руку и потащила в гостиную.

– Пойдемте, я вам покажу! Вы должны это оценить!

Я едва сдерживала волнение. Мы вошли в роскошную гостиную, и она с гордостью указала на сервиз, выставленный в горке. Действительно, прекрасный фарфор, белый с золотом.

– Потрогайте, какая глазурь! – восторгалась она, протягивая мне одну из чашек.

Я взяла ее с благоговейным видом, повертела в руках, поднесла к свету. И замерла. На дне чашки, рядом с фабричным клеймом, стояло еще одно, знакомое мне клеймо. Точно такое же я видела на ящике с дорогой настойкой опия в аптеке Губермана. Это была маркировка поставщика, которую он ставил на все свои особо ценные товары.

Вот оно. Окончательное доказательство. Деньги, украденные через недопоставку лекарств в монастырь, шли не только в карман Губерману и эконому. Они текли сюда, в этот особняк, и превращались в дрезденский фарфор. Лекарства для больных и умирающих становились безделушками для жены коррумпированного чиновника.

Я стояла с этой чашкой в руках и чувствовала, как во мне закипает ярость. Но на моем лице была лишь подобострастная улыбка.

– Восхитительно, – прошептала я, возвращая ей чашку. – Просто восхитительно. Вы достойны только самого лучшего.

Она была счастлива. А я держала в руках разгадку всей их грязной схемы. Осталось только найти способ это доказать.

Собрав все улики в голове, я поняла – пора переходить к решительным действиям. Мне нужны были официальные книги монастыря. Те самые, что хранились в конторе эконома. Только в них можно было найти неоспоримые доказательства махинаций. Ждать приглашения или искать законный повод было бессмысленно – брат Анастасий никогда бы не позволил мне их изучить. Оставался один путь – проникнуть туда тайно.

****

Ночь выдалась темной и безлунной. Я надела темное платье, волосы убрала под платок. Сердце бешено колотилось, но я заставила себя вспоминать рассказы покойного мужа о том, как проверить, простой ли замок. Он говорил, что большинство замков в казенных учреждениях – старые, простые механизмы, которые можно вскрыть с помощью пары прочных проволочек. Я захватила с собой пару закаленных стальных спиц – тех самых, что использую для работы с плотными тканями.

Монастырь в ночи был пугающим местом. Тени казались живыми, каждый шорох заставлял вздрагивать. Я кралась по знакомым коридорам, стараясь не производить ни звука. Дверь в канцелярию эконома была заперта, как я и предполагала.

Доставая свои импровизированные отмычки, я почувствовала, как дрожат руки. «Соберись, Лиза, – прошептала я сама себе. – Ты должна это сделать». Я вставила одну спицу в замочную скважину, другой нащупала штифты. Руки помнили движения, которым учил муж, пусть и на теории. Сначала ничего не выходило, пальцы скользили. Но потом, один за другим, штифты начали поддаваться. Раздался тихий, но такой желанный щелчок. Я замерла, прислушиваясь. Ничего. Только биение собственного сердца.

Я медленно толкнула дверь. Она бесшумно отворилась. Войдя внутрь, я закрыла ее за собой. Комната была погружена во мрак. Я зажгла маленькую потайную лампу-переноску, которую прихватила с собой, и направила узкий луч света на стол эконома.

Стол был завален бумагами. Я начала их быстро просматривать. Счета, накладные, расписки. Все аккуратно разложено. Слишком аккуратно. И тут мой взгляд упал на массивный нижний ящик стола. Он был заперт на маленький, но прочный замок. В отличие от дверного, этот казался новее и сложнее.

Я снова взялась за свои спицы. Этот замок сопротивлялся дольше. Казалось, прошла вечность, пока наконец не почувствовала знакомый щелчок. Я отодвинула ящик. Внутри, под стопкой обычных документов, лежала еще одна, меньшая по размеру, книга в темно-коричневом переплете. Я открыла ее. И ахнула.